— Наверное, просто снял крышку, переступил через стену и накрылся снова, — предположил Косто. — Надо полагать, подыскивал себе сухое место, чтобы поспать.
      — Как и мы, — отозвался Трент. — Похоже на правду. Если бы он еще оказался дружелюбно настроенным.
      — Чем гадать да опасаться, — сказала Глоха, — лучше это проверить. Разбудим его, а если ему придет в голову нас съесть, превратишь его во что-нибудь безобидное.
      — Годится.
      Они двинулись вперед, морщась от усиливавшегося с каждым шагом смрада. Глоха уже знала, что это просто-напросто великанское дыхание. Подобравшись к самому уху, она поднялась на цыпочки и прокричала:
      — Эй! Проснись и скажи, как ты относишься к окружающим.
      Спящий исполин всхрапнул, выдав мощный шквал вони, повернул голову и открыл глаза.
      — Привет, — прогудел он, едва не посшибав всех с ног силой звука и смрада. — Я отношусь к великанам, а не к каким-то там «окружающим». А звать меня Велко.
      — О, Велко! — крикнула Глоха. — Мы знаем твоего брата.
      — У меня нет брата, — возразил великан.
      — Ну как же, а великан Велик? Он сказал, что ты хвораешь, — выдавила из себя Глоха, изо всех сил стараясь не задохнуться.
      — А, Велик. Он мой кузен. Да, я и вправду болен до такой степени, что аж невидимости лишился. Но я не знал, что этот шалаш занят, иначе ни за что не стал бы вторгаться в чужое жилище: это не в моих правилах. Сейчас я уйду, мне ведь известно, что мое присутствие причиняет беспокойство существам меньшего размера.
      — Нет, — возразила Глоха. — Ты пришел первый, и имеешь полное право здесь расположиться. Извини, что мы тебя потревожили. Это нам следует уйти.
      — Как хотите, — сказал великан. — Но сейчас в любом случае отступите подальше. Я подниму голову.
      Они подались назад, а великан поднял голову и подпер щеку кулаком. Сесть он не мог, ибо был слишком велик даже для этого огромного зала. Было совершенно очевидно, что Велко не злобен и вредить никому не собирается, но вот его дыхание… Увы, следовало уходить.
      В коридоре Глоху и Трента встретил Косто.
      — Я тут выглянул наружу, — сообщил скелет. — Так там дождь льет как из корыта, а молния лупит по всему, что движется. Лучше не высовываться.
      — Но внутри великан, от которого нестерпимо воняет, — возразила Глоха. — Лучше не соваться.
      — А что, если мы предпримем кое-какие меры, — промолвил Трент. — Эй, Метрия!
      — С какой стати я буду помогать вам справляться с этой вонью? — заявила, появившись из воздуха, демонесса. — Меня очень смешит, когда вы, смертные, морщитесь, чихаете и затыкаете носы.
      — Да с той, — спокойно ответил Трент, — что если мы не сможем дышать, то не станем ни морщиться, ни чихать, а просто уйдем в другое место. И ты лишишься удовольствия подслушать наш, вне всякого сомнения, интересный разговор с великаном.
      — Никуда вы не уйдете. Дождь льет как из лохани.
      — Как из ведра, — поправила Глоха.
      — Неважно. Все равно вам деваться некуда.
      — А что, если я превращу Глоху в существо, которому вода нипочем? — спросил Трент. — Например в горгулью.
      Метрия задумалась.
      — Хм, с тебя станется, — пробормотала она спустя несколько мгновений. — Ладно, чего ты хочешь?
      — Веточку петрушки.
      Метрия исчезла, а появившись снова уже с петрушкой в руках, сказала:
      — Если б ты меня не поцеловал, я ни за что не позволила бы тебе гонять меня за зеленью.
      — Верно сказано, — отозвался он, забирая у нее петрушку. — А я ни за что не стал бы просить тебя ни о чем подобном, не случись мне тебя поцеловать.
      Метрия выглядела совершенно ошеломленной. Глохе начинало казаться, что у Трента тоже не один магический талант. Мало того, что он был волшебником трансформации, одно его присутствие оказывало на особ женского пола совершенно магическое воздействие. Причем эти чары распространялись, как оказалось, и на демонесс.
      Вернувшись в центральный зал, Трент вручил пучок зелени Велко.
      — Это петрушка, — сказал он. — Волшебная трава, очищающая дыхание. Возможно, она тебе поможет.
      Обрадованный великан попытался взять пучок своей огромной ручищей, но из этого ничего не получилось. Тогда догадливый Трент засунул петрушку гиганту под ноготь. Тот обсосал палец, и воздух тут же очистился.
      — Спасибо, — прочувствованно промолвил Велко. — Даже я сразу почувствовал разницу.
      — Ну, ты-то ни в чем не виноват, — сказала Глоха, — Никого нельзя винить за болезнь.
      — Ты очень любезна, — ответил великан, чье дыхание стало теперь похоже на запах свежескошенного сена. — Возможно, ты и права, но я все равно не люблю доставлять кому бы то ни было неприятности, а потому стараюсь держаться от всех в стороне.
      — А в чем состоит твой недуг?
      — Трудно сказать, — ответил Велко. — Болезнь подбиралась постепенно. Когда стало совсем невмоготу, я отправился к Доброму Волшебнику. Говорить со мной он, понятное дело, отказался и только передал, что помощь придет ко мне, если я достаточно долго пробуду в этих краях.
      Глоха взяла эти слова на заметку: похожий ответ получил и Косто.
      — А в чем проявляется хворь, если не считать зловонного дыхания? — продолжал расспрашивать Трент.
      — В общей слабости и подверженности самым обычным недугам. Я сплю чуть ли не круглые сутки и все равно постоянно чувствую себя усталым. Боюсь, долго мне в Ксанфе не протянуть.
      — Куда ж ты отправишься? — не подумав, спросила Глоха. Великан печально улыбнулся.
      — Наверное, удобрять почву, милая девочка. По крайней мере смогу принести хоть какую-то пользу, а то от меня давно уже никакого проку.
      Он умолк, огляделся и прислушался.
      — О, никак гром. Похоже, этот купол притягивает грозу. Но так или иначе, в такую погоду вы едва ли захотите продолжить путь. У меня есть еда: не хотите ли разделить со мной трапезу?
      — С удовольствием, — согласилась Глоха. Великан ей нравился, тем более что дышалось с ним рядом теперь легко.
      Велко выудил из своей сумы двенадцать дюжин пирогов, бочонок соленых огурцов и бочку зеленого вина. Спутники угостились, съев по его меркам по крошке и выпив по капле. Потом в зале воцарилось неловкое молчание.
      — Что так сидеть? — сказала Глоха. — Можно ведь провести время поинтереснее. Давайте сыграем в какую-нибудь игру.
      — А ты умеешь играть в «сердитые слова»? — спросила Велко.
      — Очень люблю, — заверила его Глоха.
      Начертив на пыльном полу сетку, они принялись заполнять клеточки словами. Игра получилась увлекательной и веселой. Великан был болен и слаб, но на его словарном запасе и чувстве юмора это никак не сказывалось. Играя с ним, Глоха еще лучше поняла, что если кто-то непохож, даже очень непохож на тебя, это не значит, что с ним не стоит иметь дело. Вдоволь наигравшись, все устроились спать, в надежде, что к утру гроза стихнет. Углядев в углу блоху, Трент превратил ее в подушечницу, причем такую развесистую, что сорванных с нее подушек хватило не только для спутников (много ли им надо). Целую гору навалили под щеку Велко, чтобы и он в кои-то веки выспался как следует.
      Разбудил Глоху приглушенный гул, такой, словно множество народу переговаривается в предвкушении какого-то интересного события. Она открыла глаза и поняла, что не ошиблась. Опоясывавшие огромную чашу зала скамьи заполнялись народом.
      Девушка в изумлении воззрилась на спутников. Трент и Велко еще спали, но не нуждавшийся во сне Косто был настороже.
      — Что происходит? — шепотом спросила она.
      — Прокляторы собираются, — так тихо ответил он.
      — О, должно быть, они собираются ставить пьесу. Мы должны убраться прежде, чем попадемся им на глаза.
      — Держи стакан шире! — хмыкнула из дымного облака Метрия.
      — Что?
      — Канкан, капкан, шалман, дурман…
      — Может, карман?
      — Неважно, — буркнула, полностью материализовавшись, демонесса. — Важно то, что они закрыли купол на запоры и запечатали выход магическими печатями. Нам отсюда не выбраться.
      — Нам? — удивилась Глоха. — Они что, могу поймать в ловушку демонессу?
      — Могут, не могут… — раздраженно проворчала Метрия. — С тех пор как я связалась с вами, со мной творится что-то странное. Особенно… — она покосилась на Трента, — после всего этого безумия.
      Глоха вспомнила, как чувствовала себя в присутствии привлекательного волшебника Синтия, да и сама она, если признаться, испытала на себе то же воздействие. Конечно, демонесса не настоящая женщина, но приняв образ любимой женщины Трента, она так вошла в роль, что стала испытывать чуть ли не самые настоящие чувства. Возможно, что магические ограничения распространялись на нее постольку, поскольку в ней появилось нечто человеческое. А не исключено, что на самом деле она могла покинуть «ГРОМОДРОМ» в любую минуту и просто не хотела расставаться с Трентом. Впрочем, главным сейчас было не это.
      — Чего им от нас надо? — спросила Глоха.
      — Сдается мне, мы выясним это спустя полтора мгновения, — промолвил Косто. — Один из них направляется прямо к нам.
      И точно, ровно через полтора мгновения к ним приблизился мужчина. Его шаги разбудили Трента и Велко, но оба не вымолвили ни слова, ибо понимали: не стоит предпринимать какие-либо действия, не выяснив обстановки.
      — Кто несет ответственность за ваше незаконное проникновение в помещение? — строго спросил человек.
      — Слушай ты, рожа противная… — скрипучим голосом начала Метрия, превратившись в старую каргу. Поняв, что сейчас демонесса по своей привычке ляпнет что-нибудь демоническое, Глоха срочно вмешалась.
      — Во всем виновата Тучная Королева, — торопливо заявила девушка. — Прошлым вечером она устроила грозу, и нам пришлось искать укрытие. Здание не было заперто и казалось незанятым, поэтому мы решили остановиться здесь на ночь. Но мы не собирались здесь задерживаться и немедленно отправимся в путь.
      — Немедленно не получится, — хмуро возразил мужчина. — Вы вторглись в чужие владения и должны будете заплатить штраф.
      Глохе и самой захотелось обернуться злобной каргой.
      — Штраф? Это за что? Только за то, что мы укрылись здесь от дождя?
      — Может быть, мы все-таки сначала познакомимся? — дипломатично предложил Косто.
      — Да, разумеется. Я проклятор Прокл, продюсер «Громодрома».
      — Я Глоха, крылатая гоблинша. Это ходячий скелет Косто, демонесса Метрия, великан Велко и волшебник Трент.
      Девушка надеялась, что имя бывшего короля заставить Прокла сбавить тон, но этого не произошло. Прокляторы жили особняком и, по всей видимости, не слишком хорошо знали историю Ксанфа.
      — Итак, — молвил продюсер, — вы незаконно проникли на территорию «Громодрома», расположились на сцене и сорвали задуманное нами представление. Мы позволим вам уйти лишь после того, как получим должное возмещение.
      Глоха взглянула на своих спутников, но все молчали. По всей видимости, Косто был слишком вежлив, чтобы с кем-то спорить, а Трент выжидал, думая, кого тут во что превратить. Так или иначе, разговор от имени всей компании пришлось продолжить ей.
      — Какое возмещение вы имеете в виду?
      — Разумеется, представление. Люди предприняли нелегкое путешествие по озеру, чтобы попасть в наш новый театр на премьеру. Вы заняли сцену, не дав нашей труппе установить декорации.
      — С каких это пор трупамтребуются декорации? — встряла рассерженная Метрия, раздуваясь в нечто ужасное. Глоха понимала, что вмешательство демонессы может лишь ухудшить их положение, но ту уже было не остановить: — А ну отвечай, дурак несытый!
      — Какой? — удивился проклятор.
      — Подшитый, небритый, немытый…
      — Может, набитый?
      — Неважно! — недовольно буркнула так и не успевшая принять определенного облика демонесса. — И вообще, нечего говорить под руку! Я из-за тебя забыла, в кого хотела надуться.
      — Может быть, в лягушку? — предположил Прокл, чуть ли не с улыбкой.
      — Спасибо.
      На месте надутого облака появилась огромная зеленая лягушка.
      — Нет, это не то, — тут же проворчала она. — Если пораскинуть мозгами, то я…
      — Лягушачьими? — встрял прокляторский продюсер. — Пораскинь, это будет забавно.
      Лягушка раздулась еще пуще, и Глоха, чувствуя, что сейчас она непременно выдаст что-нибудь и вовсе неприличное, торопливо спросила:
      — А какого рода представление вы хотите увидеть?
      — Любую драматическую пьесу, пригодную для постановки на нашей сцене. Конечно, ваше актерское мастерство оставляет желать лучшего, но после того как вы помучаетесь часок на виду, о вас больше никто не услышит. Ваша бездарность станет прекрасным фоном, на котором гениальность истинных артистов воссияет еще ярче. Кроме того, настоящим художникам порой приходится черпать вдохновение из самых неподходящих источников.
      Говорил продюсер спокойно и вроде бы серьезно, хотя Глохе и казалось, что за этим кроется насмешка.
      И, похоже, не ей одной. Даже Косто, что заслуживало внимания в силу крайней невыразительности голого черепа и отсутствия у него каких-либо мимических возможностей, выглядел раздосадованным. Добродушный великан Велко начал хмуриться, и лишь Трент внешне оставался совершенно невозмутимым. Что являлось самым опасным признаком.
      — Значит, если мы поставим для вас пьесу и насмешим вас, то вы нас отпустите? — спросила Глоха, стараясь не допустить скандала.
      — Мы все покатимся со смеху, как только вы вылезете на сцену, — сказал проклятор. — Но вы все равно должны играть по-настоящему. Извольте сделать вашу пьесу истинно художественным произведением.
      — Может быть, сделаем, как они просят? — обратилась Глоха к своим спутникам. — Лучше быстренько отыграть свои роли и уйти, чем спорить да пререкаться.
      — Но нам потребуется реквизит, — сказал Трент.
      — А когда ты лез сюда без спросу, чурбан неотесанный, ты подумал о реквизите? — любезно осведомился проклятор.
      Волшебник уже совсем было собрался щелкнуть в направлении Прокла пальцами, но тут вмешался Велко.
      — Мне кажется, некоторые люди просто не понимают, какое дурное впечатление производят на окружающих. Я и сам, когда заболел, долго не мог уразуметь, почему это все меня сторонятся.
      Трент кивнул и опустил руку. Глоха вздохнула с облегчением: преврати волшебник продюсера во что-нибудь еще более противное, это, надо полагать, не понравилось бы всем прочим прокляторам, а их в театре собралось очень много. Конечно, у нее не было полной уверенности в том, что все донные прокляторы как один исполнены любви к продюсерам как таковым и лично к Проклу, однако это был не тот случай, когда стоило устраивать проверку.
      — Ладно, с реквизитом попробуем обойтись своими силами, — сказал Трент.
      — Да уж попробуйте, — фыркнул проклятор. — На подготовку вам отводится полчаса. И вот еще что — все пятеро должны исполнять роли первого плана. В нашем театре не принято, чтобы актеры отсиживались за кулисами. Кстати, и кулис тут не предусмотрено.
      Он повернулся на каблуках и ушел.
      — Полчаса! — раздраженно фыркнула Глоха, совершенно не понимая, к чему этот самонадеянный тип приплел какие-то загадочные кулисы.По ее представлениям они должны были находиться где-то далеко, у самого черта.Кому придет в голову отсиживаться у черта на кулисах.Или у черта все-таки не кулисы,а что-то иное? Куличи! Кулички!
      «Неважно!» — сказала она себе на манер Метрии. Сейчас следовало думать о другом.
      — Как можно сделать декорации, сочинить пьесу, отрепетировать ее и подготовить к постановке всего за полчаса? Это будет посмешище!
      — На что они и рассчитывают, — сказал Косто.
      — Точно! — воскликнула Метрия. — Теперь я вспомнила: они наняли строителей из Черной Волны, чтобы те довели до ума это здание, а потом стали заманивать сюда путников и под предлогом возмещения за вторжение заставляют играть на их сцене. А потом еще и наказывают за плохую игру. Для них это стало излюбленным развлечением.
      — И Тучная Королева в этом участвует, — сообразила Глоха.
      — Как же! Чтоб такая крупная пакость, и обошлась без нее!
      — А как они обходятся с теми, чья постановка проваливается? — спросил Косто.
      — Обрушивают на них свое совокупное проклятие. Оно обездвиживает жертвы, и способность шевелиться возвращается к несчастным очень не скоро.
      Трент нахмурился.
      — Мне кажется, что за такое поведение многие вправе потребовать возмещение с них самих.
      — Но ведь, по правде сказать, они обходятся с угодившими к ним в руки несколько мягче, чем драконы или гоблины, — возразил Велко и тут же, покосившись на Глоху, смущенно добавил: — О присутствующих речи не идет.
      — Терпимость украшает великана, — одобрительно промолвил Трент. — Однако если наша постановка по каким-либо причинам их не устроит, я, принимая во внимание, что они заманили нас сюда хитростью по предварительному сговору с Тучной Королевой и ни о чем не предупредив, отнюдь не намерен дожидаться сложа руки, когда им будет угодно обрушить на меня проклятие.
      — Можно, например, превратить одного их них в сфинкса, который передавит всех остальных, — с воодушевлением предложила Метрия.
      — Мне кажется, это было бы не совсем гуманно, — возразил Велко. — Не лучше ли избежать подобного исхода, поставив приемлемую для них пьесу?
      — В жизни не видела такого миролюбивого великана, как ты, — искренне заявила демонесса, вовсе не считая сказанное комплиментом.
      — Это потому, — объяснил Велко, — что все прочие великаны невидимы, и видеть ни одного из них ты попросту не могла. В действительности наши стараются не причинять вреда мелкому народу и держаться в стороне. Редко случается, чтобы великан стал прогуливаться в густонаселенных местах. Все, что нам нужно — это гармония и спокойствие.
      Глоха отметила для себя, что чем больше она узнает о великанах, тем большее уважение испытывает к этому племени. Но для разговоров на отвлеченные темы сейчас времени не было.
      — Какую пьесу можно поставить в такой спешке, да еще чтобы у всех пятерых были роли первого плана? Ума не приложу!
      — Сюжет должен быть незамысловатым и в то же время беспроигрышным, — сказал Трент. — По-моему, лучше не выдумывать что-то свое, а приспособить для постановки какую-нибудь хорошо известную сказку, басню или притчу. Наверняка есть такая, в которой найдутся роли для всех нас.
      — И для великана? — заинтересовался Велко.
      — «Джек и Бобовое Зернышко»! — воскликнула Глоха. — Правда, великан там злой.
      — Ничего. Раз это только пьеса, я могу и потерпеть.
      — Но в этой истории нет демонессы, — сказала Метрия.
      — А если поставить «Волшебную лампу Аладдина»? — предложила Глоха. — Роль джинна в самый раз для тебя, а самого Аладдина мог бы сыграть Трент.
      — Или «Джинна в бутылке», — с удовольствием подхватила демонесса. — Я могла бы сыграть джинна женского рода. Всякий раз, когда он откроет эту бутылку, оттуда будет в облаке дыма появляться его джинна, то есть я, и целовать его.
      Она превратилась в дымные, но весьма аппетитные губки.
      — Но в этих историях не участвуют великаны, — заметил Велко.
      — Так же как гоблины, — указала Глоха.
      — И скелеты, — добавил Косто. Трент почесал голову.
      — Да, дела… А может кто-нибудь из вас вспомнить или придумать историю, действующими лицами которой являются великан, демонесса, человек, скелет и крылатая гоблинша?
      Никто не отозвался.
      — Может быть, мне не обязательно играть крылатую гоблиншу, — робко предположила Глоха. — Я могла бы сойти за фею или даже за девушку из людского племени. В конце концов, крылья могут сойти за накидку.
      — Сыграй принцессу, — предложил Велко. — Сказки, они почти все про принцесс. А демонессе и того проще, она ведь может принять любой облик. Скажем, лягушки.
      — Царевны-лягушки, — подхватила Метрия. — Царевны-лягушки, которая в конце истории выходит замуж за принца.
      — А кого буду играть я? — нерешительно поинтересовался Косто.
      — Конечно, Смерть, — отозвался Велко.
      — И то сказать, с этой ролью ты должен справиться, — поддержала его Глоха. — В кошмарных снах ее исполняют как раз твои сородичи.
      — Но разве в сказке о Царевне-лягушке есть такая роль?
      — Мы все время наталкиваемся на одну и ту же проблему, — вздохнула Глоха. — Готовые сюжеты не подходят: ни в одном нет ролей для всех пятерых.
      — А если слепить пьесу из нескольких историй? — предложил великан.
      — Это как?
      — Взять несколько историй и объединить их в одну, чтобы ролей хватило на всех, — пояснил Трент.
      — А как насчет реквизита? — спросила Глоха. — Костюмов и прочего?
      — Нам придется играть с тем, что у нас есть, — ответил Велко. — Я одет великаном, ты девушкой, Трент человеком. Косто вовсе не одет, но чтобы играть скелет, костюма не требуется. Метрия может принять любой облик, так что для нее такой вопрос не стоит. Нам лучше сосредоточиться на сюжете.
      — И на декорациях, — сказал Косто. — Не представляю как можно изготовить их за оставшееся время.
      — Могу превратить здешних жуков в соответствующие деревья. Кое-какой реквизит мы с них нарвем.
      — Эй, труппа! — окликнул их Прокл. — Хочу напомнить, что до подъема занавеса осталось пять минут.
      Вид у него был до крайности ехидный.
      — Разобьемся на творческие группы, — предложил Трент. — Мы с Метрией займемся декорациями, а Глоха с Велко сюжетом.
      — А я? — спросил Косто.
      — Ты будешь координатором. А заодно станешь делать объявления.
      — Я? Но кто обратит внимание на объявления, сделанные скелетом?
      — Обратят, если тебя соответственно одеть. Люди — а прокляторы все-таки не кто иные, как люди, — встречают всех по одежке.
      Оглядевшись, Трент превратил пробегавшую мимо букашку в шляпное дерево.
      — Сорви подходящую шляпу и не забывай надевать ее, когда станешь делать объявления.
      Косто нахлобучил на череп высокий шелковый цилиндр и тут же приобрел весьма внушительный и официальный вид.
      Глоха взлетела и примостилась на поднятой руке Велко так, чтобы было легче с ним разговаривать.
      — Нам надо быстро собрать из нескольких историй одну, — сказала она. — Надеюсь, твое воображение соответствует твоему росту и богаче моего.
      — Голова у меня, во всяком случае, точно больше.
      Он задумался, потом нерешительно заговорил:
      — Может быть, начнем с Джека и Бобового Зернышка. Это даст нам роли человека, великана, а потом и пленной принцессы…
      — Да. Великан хочет ее съесть…
      Велко сморщился.
      — Как это, однако, нехорошо.
      — Но это всего лишь пьеса. Великан должен быть злым, иначе постановка не будет держать зрителей в напряжении.
      — Но в реальности великаны не питаются принцессами, а любят они магические безделушки вроде курочки, которая несет золотые яйца, или волшебной гар…
      Он, вероятно, хотел сказать «гармоники» или что-то в этом роде, но Глоха со смехом перебила его:
      — Надо вставить в пьесу волшебную гарпию. Великан раздумает есть ее и захочет на ней жениться, но она, конечно, предпочтет быть съеденной, так что…
      — Какие пожелания по декорациям и реквизиту? — спросил подошедший Косто.
      — Нужен волшебный боб, из которого вырастет стебель до неба, может быть, даже баобоб, — сказала Глоха. — Облако с площадкой, чтобы можно было расположиться, замок великана и…
      — Для начала хватит, — молвил скелет и отправился к другой творческой группе, но очень скоро вернулся.
      — Если бы я знал содержание пьесы, — сказал он, — то мог бы в промежутках дополнять сценическое действие своим повествованием.
      — Прекрасно, — откликнулась Глоха и наскоро изложила ему их замысел.
      Еще три минуты он метался от одной группы к другой, координируя их работу. Ко времени поднятия занавеса Трент успел превратить обитавших в театре жучков и тараканов в самые разнообразные растения: подушечницы, одеялии, постелию, увешанный граблями граб,развесистую клюквус клюками, огромный мак с ушкамина макушкеи разноцветными коробочками. Также он создал великанского постельного клопа и многое другое. Все деревья и кусты торчали вокруг свернувшегося клубочком Велко, занимая большую часть сцены. Головка бедной Глохи пошла кругом: она не представляла себе, как можно во всем этом сориентироваться.
      — Вы готовы? — осведомился проклятор с мрачным удовлетворением на физиономии.
      — Разумеется, — отозвался Косто, выступая вперед с цилиндром на голове. — Сойди с подмостков, несчастный, и не мешай служителям Мельпомены.
      Глядя на озадаченное лицо прокляторского продюсера, Глоха едва не расхохоталось — своим важным видом скелет сумел-таки сбить с него спесь. Но ей было не до смеха: им предстояло играть без репетиции, и успех представления вызывал у нее серьезные сомнения. Все же она поспешила укрыться в маковой коробочке, чтобы дождаться своего выхода. — Кулис, как верно заметил Прокл, в круглом театре не имелось, но разноцветные коробочки прекрасно их заменяли.
      Говор среди зрителей постепенно стихал. Публика уже заполнила зал, и Глоха не могла не подивиться тому, как много прокляторов собралось на представление. Потом она заметила что лица некоторых из собравшихся — как правило, менее ехидных — черны как ночь. Прокляторы пригласили поразвлечься и поселенцев из Черной Волны.
      Косто вышел на середину сцены и провозгласил:
      — Почтеннейшая публика! Чернейшие из Черной Волны и проклятущие прокляторы! — он приподнял цилиндр, и по рядам прокатился гул — осуждения или одобрения, Глоха не поняла.
      — Странствующая труппа… —скелет поклонился и в зале послышались смешки, — рада представить вашему суду душераздирающую и захватывающую историю о Принцессе и Великане.
      Смешки стихли.
      — Некоторое времятому назад, — продолжил Косто, сделав размашистый жест, и в указанном им направлении из ничего возник куст времяники.
      Глоха была потрясена такой живой образностью: ей далеко не сразу удалось сообразить, что времяникойобернулась Метрия. Режиссерский ход оказался более чем удачным: прокляторы удивились не меньше, чем девушка.
      Когда зал успокоился, времяникарастворилась в воздухе, а ведущий как ни в чем не бывало продолжил:
      — В некотором царстве, некотором государстве жил да был прекрасный юноша по имени Джек.
      Трент вылез из коробочки и появился в центре сцены. Выглядел он, как и было сказано, — юношей. Очень даже прекрасным.
      — Джек был честным малым, но увы, бедным, — промолвил скелет. — Для всей его семьи и него самого то были не легкие времена.
       Времяника,появившись из ниоткуда, оказалась взваленной на спину Трента, согнувшегося, словно под непосильным временем.То есть, конечно, бременем.
      Из зала донесся сдавленный писк: видно, кому-то эта реплика показалась удачной шуткой, но он подавил смешок.
      — Вот и пришлось Джеку взять принадлежавшего его семье быка за рога и отвести в город на продажу.
      В тот же миг вместо времяникина сцене появилась дырявая корова — Метрия снова сменила обличье. Конечно, корова не бык, но похоже, в зале никто не обратил на это внимания. Рога у нее имелись, а молока от Метрии было уж точно как от быка. Даже как от козла.
      Взяв корову за рог, Трент — то есть Джек, повел ее якобы в город, то есть за пределы центра сцены, по ободу которой свернулся калачиком великан.
      — Муу! — громко пожаловалась Метрия.
      — Но по дороге Джеку повстречался подозрительный бродяга, — объявил Косто.
      Сняв цилиндр, он нахлобучил мятый картуз и, действительно обретя более чем подозрительный вид, выступил навстречу Джеку. На сей раз рассмеялся сам Прокл — кажется, ему Косто с самого начала казался личностью весьма подозрительной.
      — Куда путь держишь, о прекрасный, но наивный и простодушный юноша? — вкрадчиво поинтересовался бродяга.
      — Я веду нашего быка в город на рынок, чтобы продать его и на вырученные деньги купить еды для своих родных, — не чуя дурного, честно ответил Джек.
      — Что деньги! — воскликнул бродяга. — У меня есть кое-что получше. Совершенно бесценный, абсолютно волшебный, невероятно магический баобоб. Я согласен обменять его на твою дырявую корову. Конечно, для меня это будет большой потерей, но я готов пойти на такую жертву исключительно из соображений гуманности.
      — Ты весьма великодушен, — ответил наивный Джек.
      По ходу пьесы они совершили обмен, и Джек вошел в изображавшую его дом маковую коробочку с бобом в руке. Косто увел дырявую корову, и та, постепенно целиком превратившись в дырки, исчезла.
      — Матушка, смотри что я выручил за нашего быка! — послышался изнутри голос Джека. — Это замечательный, удивительный, поразительный волшебный боб.
      — Что ты принес, идиот? — вскричала Глоха от лица невидимой матери, изображая сварливую каргу. — Это же %#s*!!!
      Боб полетел из коробочки наружу.
      Ругательство, хотя и отнюдь не самое крепкое по меркам гарпий, равно как и визгливый голос она позаимствовала у своих многочисленных тетушек, и очень гордилась тем, что ей удалось удачно сымитировать их манеру ведения разговора.
      — Матушка Джека была не слишком довольна произведенным обменом, — с подразумевающей подтекст многозначительностью промолвил ведущий. — Она даже вышвырнула боб в окошко, а Джеку пришлось лечь спать без ужина. Однако боб и впрямь оказался волшебным и за ночь не только укоренился, но и заметно подрос.
      Боб на сцене пустил корни и выпустил стебель, разраставшийся очень быстро и вскоре превратившийся в толстенное, развесистое дерево. Настоящий баобоб. Само собой, все эти фокусы тоже выполняла Метрия.
      — По правде сказать, — добавил Косто, — он вырос настолько, что достал до самых облаков.
      Крона дерева затуманилась, превратившись в облако, скрывшее из виду великана, сцену и все, что на ней находилось.
      — А поутру, — прозвучал из тумана голос ведущего, — проснувшийся голодным Джек решил посмотреть, не найдется ли на облаке чем подкрепиться. Он вскарабкался по стволу баобобаи оказался на облаке.
      Туман в центре сцены расчистился: Джек стоял там с таким видом, будто только что поднялся снизу и из-под ладони озирался по сторонам.