Пока присяжные совещались, зрители занялись кто чем хотел. Нада с Мелой снова, на радость мужской части аудитории, принялись радостно плескаться в прудах, брызгая друг на дружку и взвизгивая, когда на одну попадали капли соленой, а на другую соответственно пресной воды. Глядя на них, трудно было поверить, что обе они зрелые женщины, принцессы, а одна даже имеет дочь, почти столь же щедро одаренную, как и она сама. Паровичок Стивен, вызывавший всеобщее восхищение, рассмешил собравшихся тем, что, когда Яне взяла его на руки, попытался цапнуть луну, которой, чтобы не оказаться укушенной, пришлось устроить затмение. Маленькие скелетики играли между стульев в салочки, хотя никаких признаков сала на их белых косточках, конечно же, не наблюдалось. Остальные угощались, благо вокруг бассейна с глинтвейном кольями торчали разнообразные колбасы. При этом и колбасы, и сам бассейн издавали басовитое гудение.
      Метрия подошла к Роксане, которая так и оставалась на своем каменном гнезде.
      — Они не могут признать тебя виновной, — заявила она. — Иначе это будет не суд, а страшилище.
      — Кар-р?
      — Хранилище… кормилище… узилище… удилище…
      — Кар-р?
      — Да, судилище. Но это не важно: было бы полнейшей нелепостью осудить тебя после стольких веков беспорочной службы.
      Птица, однако, не выглядела успокоенной.
      — Метрия, — окликнул демонессу волшебник Трент, — судья хочет поговорить с тобой в своем кабинете.
      — О, спасибо! — Она унеслась, оставив Трента с Роксаной.
      — Метрия, — заявил Балломут с обычной суровостью, едва она предстала перед ним, — доставь-ка сюда принцессу Айви.
      — Мне ее не поднять!
      — Тогда попроси Дольфа, пусть он это сделает. Кстати, здесь не помешает присутствие его самого и Электры с близнецами. Да, раз уж на то пошло, и короля Дора с королевой Айрин.
      Демонессе показалось, что она начинает понимать.
      — О проф, неужели это то, о чем я…
      — Будешь называть меня проф, я тебя профессионально дисквалифицирую, — пригрозил Балломут, но когда она, даже не поняв о чем, собственно, речь, испугалась, смягчился.
      — Держи свои догадки, какими бы они ни были, при себе. А им всем просто скажи, что я прошу их присутствовать на завершении процесса.
      — Слушаюсь, Ваша Честь, — сказала она и отбыла в замок Ругна.
      Очень скоро все королевское семейство прибыло на облако в корзине, которую держал в когтях превратившийся в птицу рок принц Дольф. Метрия отправилась с докладом к Балломуту, который, скупо похвалив ее, обронил:
      — Тут по твою душу кот заявился.
      — Кто? — не поняла она сначала, но в следующий миг увидела рыжего Сэмми.
      — Ой, он, наверное, потерялся. Можно, я отнесу его к Дженни?
      Балломут сердито кивнул, и она поспешила в совещательную, где сидели присяжные.
      — О, вот и ты, — кивнула, увидев ее, Дженни. — Спасибо. Садись и посмотри, что мы тут будем делать.
      — Но я только кота принесла. Мне не положено…
      — Положено, положено. Я попросила Сэмми найти кого-то подходящего для нашей цели, и он явился по твою душу. Пусть она у тебя и не целая, но вполне качественная. Сэмми не ошибается, так что ты сойдешь. Судья в курсе, можешь не волноваться.
      — Но что?..
      — У нас тут наметились разногласия, а поскольку желания оказаться подвешенным жюри ни у кого не имеется, мы договорились опробовать один интересный способ и подготовили для тебя шоу.
      — Что?
      — Спектакль, постановку, действо, сцену, мистерию, показ…
      — Да знаю я, что такое шоу. Просто не понимаю, почему вы, вместо того чтобы совещаться…
      — А вот этого тебе пока понимать и не надо. Мы все объясним со временем.
      — Но я понятия не имею…
      — Вот и чудненько. Ты просто смотри, а я по ходу пьесы буду давать необходимые пояснения.
      — Какой пьесы?
      — Пьесы о душевных грезах.
      — О душных розах!
      — Не важно. Так вот, жила-была девушка по имени Дона… впрочем, ты можешь вообразить на ее месте кого угодно.
      В этот момент обыкновенка Ким встала и вышла в центр совещательной комнаты.
      — За ней ухаживал очень красивый, воспитанный, умный и во всех отношения приятный молодой человек.
      Обыкновен Даг поднялся и, подойдя к Ким, поцеловал ей руку. Ким была в восторге.
      — Они дружили с парой чудесных крылатых кентавров, всегда готовых доставить их куда потребуется, — продолжила нараспев Дженни, и к действию присоединились Синтия с Че.
      — Они прекрасно проводили время. Он показывал ей живописные окрестности, знакомил с достопримечательностями, и Дона проникалась к нему все большей любовью. Он казался ей более душевным, чем большинство обычных людей.
      Метрия созерцала все это действо, пребывая в полнейшем недоумении. Чего ради присяжные в совещательной комнате вздумали разыгрывать сценку, решительно никак не связанную с процессом?
      Между тем место действия изменилось. Люди и крылатые кентавры находились уже не в одном из помещений замка, а в Луна-парке, развлекательном комплексе, видимо находившемся на медовой стороне луны.
      Найдя полянку с лотосами, они поиграли в лото и основательно повозились в песочнице, так что обитавший там пес в шутку пригрозил, что покинет ее и будет наведываться лишь время от времени, превратив это место в пес-заочницу. Потом юноша предложил девушке присесть на краешек кровати, и стоило ей это сделать, как она оказалась разложенной на постели.
      — О! — вскликнула Дона. — Это же раскладушка.
      — Она самая, — со смехом подтвердил юноша, усаживаясь с краю. Само собой, он мигом оказался разложенным рядом с ней. И вот тут-то Метрия впервые отметила нечто странное. В процессе разложения юбка у девушки задралась, но на молодого человека это, похоже, особого впечатления не произвело. Да и рукам он воли не давал, что никак не вязалось с образом увлеченного красавицей юноши. Создавалось впечатление, будто он преследовал некую иную, лишь ему известную цель.
      Повалявшись на раскладушке, парочка встала, и сцена снова изменилась: они оказались в замковой трапезной. Стол ломился от фруктов и ягод, однако юноша предостерег свою спутницу:
      — Лучше их не есть, это может плохо кончиться.
      — Но почему?
      — Смотри. Вот арбуз. Он полон бузы, и, отведав его, ты можешь начать бузить, и тогда тебя арестуют. Сморозит, что черная, что красная, прямо с мороза, так что недолго и простудиться. Груши навевают грусть, да и вообще оказывают странное воздействие. Муж одной моей знакомой объелся их, и с тех пор его никто не видел. Киви только с виду сидит смирно, а попробуешь съесть — клюнет. Этот фрукт сродни птице. Ежевика колючая, костяника вызывает окостенение, а кто поест клюквы, рискует наклюкаться.
      Разумеется, девушке вовсе не хотелось испытать перечисленные напасти, и она прониклась к уберегшему от них сердечном другу еще большим доверием и любовью.
      Потом они вышли в сад, где ржали, потряхивая каштановыми гривами, конские каштаны, рычал и позевывал львиный зев, шипел шиповник. Девушка веселилась от души, а вот ее спутник, похоже, только прикидывался беспечным и беззаботным. Метрия приметила, что и кентавры пребывали в подавленном настроении. Видимо, они, как и демонесса, чуяли неладное, но не понимали, в чем дело.
      Походя, они сорвали по сладкой сосульке, и Даг предложил состязание: кто первый рассосет свою, тот и выиграл. Ким радостно согласилась, и они двинулись дальше. Стоило им ступить под сводчатую арку, как их слух заполнился величественными звуками музыки: арка оказалась арк-естром. Особенно выделялись гогочущие звуки гус-лей и исключительно теплые, долгие ноты, издаваемые инструментом под названием дом-бра, похожим на утыканное настенными лампочками строение. За аркой открылся луг, поросший травой, из которой торчали кочки. Взобравшись на одну из них, девушка, впервые за этот день, сказала, что пейзаж выглядит как-то уныло, но спутник заверил ее, что это зависит от кочки зрения. Она снова повеселела, не замечая того, что ни юноша, ни кентавры не смеются. Девушка даже не заметила, как кончилась ее сосулька: она обратила на это внимание, лишь когда молодой человек поздравил ее с выигрышем.
      Наконец их взорам предстал дивный закат, и она едва не разрыдалась от восторга.
      — Я счастлива так, как не была за всю свою недолгую жизнь! Моя душа так и рвется тебе навстречу!
      — Вот и замечательно, — откликнулся он и с этими словами припал к ее губам долгим поцелуем.
      Кентавры вздрогнули: творилось что-то непонятное. Ким, похоже, съежилась и осела.
      — Что со мною?! — в ужасе воскликнула она. — Мне так безнадежно душно.
      — Ясное дело, — рассмеялся Даг. — Ты ведь теперь без души. Я ее высосал, как сосульку.
      Останься у бедняжки сосулька, она, наверное, подала бы сигнал СОС и даже попробовала предъявить ее как улику, но, увы, было уже поздно. Вампир-душегуб, похищавший души посредством губ, иначе именуемый целовальником, в силу специфической методики совершаемых злодеяний, посмеиваясь, удалился. Кентавры уныло побрели за ним.
      Метрия с состраданием и ужасом следила за тем, как опустошенная Ким брела не разбирая дороги куда глаза глядят. Однако, как пояснил звучавший за кадром голос Дженни, частички души девушки остались с теми, к кому она прилепилась душой еще до встречи с коварным целовальником. Например, с ее любимцем, зеленым дракончиком-паровичком, который вышел на ее поиски, не дал ей пропасть и отвел домой. Друзья собрали кусочки вместе, и это помогло ей выжить, но теперь она была лишь тенью прежней себя.
      Ранее жизнь радовала ее, теперь же угнетала; место любви заняла жгучая ненависть. Движимая жаждой мести, она обзавелась острым ножом и изготовила потайные ножны, чтобы всегда держать орудие мщения при себе.
      Однако обрывки души противились планам кровавого возмездия, а поскольку они были ей дороги, несчастная попыталась к ним прислушаться. Это было непросто, ибо в ней говорила горькая обида, и, чтобы разрешить внутреннее противоречие, девушка решила спросить совета у местного гуру по имени Кен. Роль его исполнил севший в позу лотоса с лотком на коленях и сумкой на животе бывший великан Велко.
      — О мудрый Кен-гуру, как мне быть? — спросила она, изложив свою проблему.
      Кен-гуру, прочитавши с утра, сидя на камне, камень-сутру, посоветовал ей забыть о мести, утешив тем, что душа может восстановиться даже из самой малой частицы.
      Совет был очень хорош, но, по правде сказать, чтобы последовать ему, требовалось великодушие, какого у девушки не наблюдалось. А человеку, душа которого мала, идея мщения доступнее идеи прощения. Девушка помнила одно: она верила коварному целовальнику, а тот равнодушно отнял у нее самое драгоценное. И должен за это поплатиться.
      Ей действительно хотелось убить его, но вместе с тем она отчаянно боялась, что он может прознать об оставшихся у нее кусочках души и вернуться за ними. Наедине с собой бедняжка сознавала, что она не была уверена в том, как поведет себя в такой ситуации. В конце концов, внушив любовь к себе, он овладел большей частью ее души, и смогут ли жалкие обрывки противиться зову своей основы? Не выйдет ли так, что при встрече она не только не отомстит, но покорно отдаст последние крохи и останется совершенно опустошенной? Иными словами, у нее отсутствовала уверенность не только в том, что его следует убить, но и в том, что она сможет это сделать. Сознание ее терзали чудовища, борясь с которыми она силилась обрести твердость и принять окончательное решение.
      Роли чудовищ исполняли горгулий с горгульей и скелет Косто. Ким бросалась на них с ножом, однако не могла причинить вреда камню и кости.
      Одинокими вечерами она размышляла о том, что душегуб наверняка обошелся так же и со многими другими девушками. Ярость разгоралась в ней все сильнее и сильнее, и, когда Даг появился снова, у нее не было сомнений в том, что он пришел за остатками ее немного подросшей души. Конечно же, ей следовало немедленно заколоть его ножом, но юноша был так красив, так любезен, его сопровождали такие милые, печальные кентавры, и рядом с ним ей было так хорошо. Он принес цитрус, не только вкусный, но и издававший прелестную мелодию цитры, сводил ее на бал лет, где годы танцевали каждый свой танец, и обещал взять в путешествие по дальним экзотическим городам, таким как Матрас, где спится как ни в каком другом месте, или Пнем-в-Пень. Слова его завораживали, губы так и манили поцелуем. Понимая умом, что все это лишь коварная игра, бедная девушка не имела сил противиться зову сердца. Она знала, что перед ней опасный враг, но предпочитала видеть в нем верного друга. Ей хотелось любить его, хотя мысль о том, что на самом деле этого человека надо убить, не покидала ее сознание.
      И вот настал решающий миг: Даг заключил ее в объятия и вознамерился припасть к губам. Еще миг, и она лишится всего, оставшись совершенно опустошенной.
      В последний момент у нее хватило сил вытащить нож и даже занести его над спиной целовальника, однако на удар их уже не осталось. Ее обессиленная рука упала, и кончик клинка лишь слегка кольнул его сквозь одежду.
      В тот же миг душегуб лопнул, как проткнутая воздушная подушка, и множество плененных душ вырвалось на свободу. Их были сотни, может быть тысячи, некоторые уже усохли и скукожились, некоторые же были свежими, видимо поглощенными лишь недавно. Алчность заставляла его поглощать новые и новые души, которые, томясь в душном заточении, распирали его так, что оказалось достаточно легкого укола, и он лопнул.
      Девушке хватило сообразительности схватить собственную душу прежде, чем та успела упорхнуть в какую-нибудь отдушину и скрыться с глаз. Ее душа еще не успела деградировать и теперь, восстановив целостность, чувствовала себя превосходно.
      Вернули свои души и кентавры, которые тут же повеселели и, поблагодарив Ким за спасение, улетели домой.
      Отправилась домой и Ким. Она тоже радовалась, хотя где-то в самой глубине возвращенной души сожалела о том, что лишилась такого симпатичного кавалера.
      Увы, как оказалось, ее несчастья на этом не закончились. Живший поблизости дятел случайно увидел, как она кольнула Дага, а поскольку дятлы отличаются от нормальных существ повышенной сознательностью и чувством гражданской ответственности, отправился в учреждение, на дверях которого висел молоток, а выше красовалась табличка «СТУЧИТЕ ГРОМЧЕ». Он настучал на Ким, и скоро за ней пришли.
      Правда, когда девушку доставили в суд и секретарь уже достал иголку, чтобы начать шить ей дело, выяснилось, что в связи с отсутствием трупа пришить ей убийство затруднительно. Однако, исходя из принципа, «был бы человек, а статья найдется», ей быстренько подобрали другое обвинение.
      Судьей по ее делу стала машина, очень похожая на Конпутер, а обвинителем — свирепого обличья черный человек, вылитый Шерлок.
      — Обвинение намерено привести доказательства нарушения подсудимой Заговора Взрослых, — объявил прокурор.
      — Но она не имела злого умысла, — последовало возражение со стороны защиты. Защиту представляла помесь гоблинши с гарпией, ни дать ни взять Глоха.
      — Кто вообще выдвинул это обвинение? — воскликнула Ким.
      — Я, Симург! — прозвучал голос крылатого чудовища. — Будучи всеведущей, я узнала, что, когда ты предавалась с целовальником разложению на раскладушке, юбка твоя задралась и случайно выглянувший из норки мышонок увидел твои трусики.
      — Но это чушь какая-то! — возмутилась Ким. — Я понятия не имела ни о каком мышонке!
      — ПРЕДУПРЕЖДАЮ, — отпечаталось на мониторе судьи, — ВПРЕДЬ ПОДОБНЫЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ БУДУТ РАСЦЕНИВАТЬСЯ КАК НЕУВАЖЕНИЕ К СУДУ СО ВСЕМИ ВЫТЕКАЮЩИМИ ПОСЛЕДСТВИЯМИ.
      — Все равно чушь! — упорствовала Ким. — Сначала меня лишили души, потом я едва спаслась и вернула ее, но лишилась возлюбленного, а вы цепляетесь ко мне с какой-то…
      — ВОЗРАЖЕНИЯ ОБВИНЯЕМОЙ ВЫЧЕРКИВАЮТСЯ КАК НЕ ИМЕЮЩИЕ ОТНОШЕНИЯ К ДЕЛУ, — высветил на экране судья, и о только что прозвучавших словах тут же забыли, ибо он изменил реальность.
      — Обвинение оперирует фактами, — сурово заявил Шерлок. — Что знала и чего не знала обвиняемая, значения не имеет, ибо факт противоправного деяния налицо. Если потребуется, обвинение готово доставить в суд мышонка, который подтвердит свои показания под присягой.
      — Но обвиняемая совершила свой проступок невольно, в неведении и имеет незапятнанную репутацию.
      — Неведение не есть оправдание, — указал обвинитель.
      — Но она вернула многим утраченные ими души, — не унималась Глоха. — Двое крылатых кентавров готовы подтвердить это под присягой. Безусловно, сделанное ею добро перевешивает любое неумышленное зло.
      — Но преступление имело место! — сказал Шерлок.
      — Но она хороший человек! — парировала Глоха.
      — ПРЕНИЯ СТОРОН ЗАВЕРШЕНЫ, — высветилось на судейском экране. — ПУСТЬ ПРИСЯЖНЫЕ ВЫНЕСУТ ВЕРДИКТ.
      Неожиданно все взоры обратились к Метрии. Она растерялась.
      — Кто, я?
      — ТЫ! — появилось на мониторе.
      — Это всего лишь глупый сон, — воскликнула демонесса. — Нечего меня разыгрывать, я ухожу.
      Она вырвалась из сна Дженни и обнаружила себя в совещательной комнате, в кольце присяжных, под пристальными взглядами как минимум дюжины пар глаз.
      — ТЫ ДОЛЖНА РЕШИТЬ, ИБО МЫ НЕ ЖЕЛАЕМ ОКАЗАТЬСЯ ПОДВЕШЕННЫМ ЖЮРИ, — напечатал Конпутер и для убедительности изобразил на экране виселицу с петлей. — ВИНОВНА ЛИ ОБВИНЯЕМАЯ?
      — Да не буду я ничего решать! — возмутилась Метрия. — На вас возложена обязанность, вы и выносите вердикт, я даже не включена в жюри!
      — ДЕМОНЕССА ПЕРЕДУМЫВАЕТ, — высветил Конпутер, и Метрия поймала себя на мысли, что, наверное, была не права.
      — Да, пожалуй, я помогу вам, — сказал она, — но мне необходимо подумать.
      — ПОКА ДЕМОНЕССА РАЗМЫШЛЯЕТ, ОСТАЛЬНЫЕ ОТДЫХАЮТ, — отпечаталось на экране, после чего по нему побежали музыкальные ноты.
      Изображения превращались в звуки, Дженни принялась тихонько подпевать, и вскоре вместо совещательной все присяжные оказались в бальной зале замка. Паровик Стэнли отбивал ритм, клацая челюстями, Косто стучал костоньетами, Глоха с Велко дуэтом, выделывали пируэты, а все прочие хором скакали по кругу, поливая друг дуга водой. Это называлось хороводом. Все веселились от души.
      Кроме Метрии, на которую навесили этот несчастный вердикт. Здорово получается, выбрали жюри, которое устраивало и защиту, и обвинение, а решение перекладывают на демонессу, не имеющую к этому жюри никакого отношения. Ну решит она вопрос в пользу или не в пользу Ким, невольно показавшей трусики какому-то мышонку, что с того? Как можно ставить исход такого серьезного дела, как судьба Роксаны, в зависимость от суждения постороннего лица по поводу вымышленной истории? Разве могут присяжные, забыв о своей ответственности, переложить ее на известную своим легкомыслием демонессу?
      Потом она подумала, что это несколько похоже на ею же устроенный «конкурс красоты» демонического образца, когда проблема решается не самими спорщиками, а совершенно посторонней личностью, не представляющей себе сути происходящего.
      — Сама себе яму вырыла! — буркнула она.
      — У тебя вечно то яма, то канава! — подала голос Менция. — Что на сей раз стряслось?
      — Да вот, угодила в собственные сети. Помогла устроить брак с помощью демонического «конкурса красоты», а теперь присяжные надумали заставить меня тем же манером решить их проблему.
      — Сами надумали?
      Метрия охнула. Ее осенило: ну конечно же, это были происки злокозненной соискательницы власти над Ксанфом, в самой идее ощущалось нечто извращенное. Высшая демонесса пыталась сорвать суд, побудив законно назначенное жюри заставить выносить вердикт существо, не имеющее на то законного права. Теперь Метрия осознавала это со всей ужасающей ясностью, но, увы, не могла не обдумывать вердикт в силу строгого предписания Конпутера. Неужели ей придется огласить свое решение, хотя она и понимает, что делать этого нельзя?
      Впрочем, выход есть. Немедленно, пока Конпутер за ней не следит, броситься к Балломуту и рассказать ему о случившемся.
      Но выход ли это? Судье не останется ничего другого, как объявить процесс сорванным, а ведь противница Иксанаэнного только того и добивается. Вердикт должен быть вынесен, иначе это кончится бедой для всего Ксанфа.
      Метрия пришла к выводу, что ей от решения не отвертеться. Но почему она должна принимать его одна?
      — Менция! Сиротинушка! Займемся этим вместе. Решайте.
      — Что тут решать? — хмыкнула бездушная Менция. — Закон может быть глуп, я и сама не больно умна, но, пока закон действует, судить надо в соответствии с ним. Она показала трусики, следовательно, виновна.
      — А вот и нет! — возразила малютка. — Она хорошая девушка, а ее сбил с толку нехороший молодой человек. Он довел ее до раскладушки, разложил, стало быть, он и виноват.
      — Он виноват, кто бы спорил, — отозвалась Менция, — но судят-то не его. Мы должны решить вопрос только о ее виновности. А она, как ни крути, Заговор нарушила.
      — Но там были смягчающие остб…тсб…— сиротинушка никак не могла выговорить трудное слово.
      — Смягчающие обстоятельства, — подсказала Метрия.
      — Вот-вот, остбоятельства. Значит, она невиновна.
      Ситуация с подвешенным жюри повторялась. Элементы личности Метрии заняли противоположные позиции, и по всему выходило, что решение придется принимать ей самой.
      По ее мнению, дело против обыкновенки Ким, обманутой, сбитой с пути, лишенной души и отданной под суд после того, как ей удалось восстановить справедливость, имело скверный привкус. Вместо того чтобы инкриминировать ей убийство злобного хищника, на нее навесили нелепое побочное обвинение, которое, однако, было легче доказать. А поскольку подсудимая, избавившая общество от злодея, освободила многие души и явно заслуживала не наказания, а похвалы, на ум невольно приходила мысль, что обвинение инициировано кем-то желающим по неизвестной причине добиться осуждения.
      Вот и Роксана прослужила почти шесть веков, причем так, что ее самоотверженность можно было поставить в пример любом обитателю Ксанфа, но вместо заслуженной награды дождалась лишь вздорного обвинения. Зачем кому-то потребовалось цепляться к пустяковому проступку? Чтобы избежать необходимости вознаграждать ее? Коварство замысла, разделившее и жюри присяжных, и внутреннее жюри Метрии, заключалось в том, что несправедливость обвинения осознавали все, но все понимали и его обоснованность с точки зрения закона. Как и в разыгранной, так и в реальной ситуации закон и справедливость вступили в противоречие, казавшееся неразрешимым. И поиск выхода из этого сложнейшего положения возложили на нее, ни к чему не причастную, никогда не славившуюся ни мудростью, ни глубокомыслием, ничем не примечательную демонессу.
      Почему Симург так поступила? Почему Балломут, да и все прочие с ней согласились? Если даже она, Метрия, обладательница всего лишь половинки души, понимает, что здесь имеет место не правосудие, а не то левосудие, не то кривосудие, то как может не видеть этого мудрейшее существо Ксанфа?
      Или та, кого в Ксанфе испокон веку почитали как образец прозорливости и справедливости, на самом деле коварное создание, стремящееся уклониться от уплаты долга? Впрочем, какой резон гадать о Симург, судят-то не ее, а Роксану, и Метрии следует заняться тем, что от нее требуется. Не исключено, что извращенный замысел как раз и сводится к намерению заставить присяжных отказаться от вынесения вердикта, и она, проявив нерешительность, окажет Ксанфу скверную услугу.
      Она мучалась, терзалась, прокручивала все в голове снова и снова, но в конце концов неохотно, со стыдом и болью пришла к заключению:
      — Это глупость, нелепость, безумие, позор для Ксанфа, где существуют такие вздорные законы, и для всех нас, но с чисто юридической точки зрения не могу не признать, что Ким виновна в инкриминируемом ей деянии.
      Танец резко оборвался. Присяжные, похоже, выглядели потрясенными, но было ясно, что они намеревались соблюдать уговор.
      — БЫТЬ ПОСЕМУ, — напечатал Конпутер. — ДЕМОНЕССА, СООБЩИ СУДЬЕ, ЧТО ПРИСЯЖНЫЕ ВЫНЕСЛИ ВЕРДИКТ. ТОЛЬКО НЕ ГОВОРИ, КАК ИМ ЭТО УДАЛОСЬ.
      Остальные хмуро кивнули. Способ достижения согласия должен был остаться их и ее тайной.
      Спасла ли она Ксанф, погубив невинную и благородную птицу? И оправдывает ли любая благая цель столь вопиющую несправедливость? Метрия огласила свое решение, но внутренней уверенности в своей правоте у нее не было.
      — Присяжные готовы, — угрюмо промолвила она, появившись в зале заседаний. Ей хотелось провалиться сквозь землю.
      Судья объявил об окончании перерыва, после чего участники процесса и публика стали возвращаться на свои места. Зрителей добавилось, ибо Дольф доставил в Безымянный замок короля Дора с королевой Айрин и прочих обитателей замка Ругна. Более того, к немалому удивлению Метрии, сюда прибыл даже почти никогда не покидавший свой мрачный кабинета Добрый Волшебник Хамфри.
      Присяжные вышли из совещательной и заняли свои места. Выглядели они удрученно, и только экран Конпутера удовлетворенно поблескивал. «Должно быть, — с неприязнью подумала Метрия, — он специально рисовал виселицы и запугивал коллег по жюри, чтобы добиться такого решения. И она оказалась на его стороне».
      — Вынесен ли присяжными вердикт? — спросила Балломут.
      — Да, Ваша Честь, — ответил Шерлок, видимо избранный старшиной жюри. — Мы признали Роксану, птицу рок, виновной в нарушении Заговора Взрослых.
      В зале заохали. Принцесса Яне в отчаянии уронила голову, луна ее затуманилась. Но Метрия ощутила мощный всплеск досады, после чего почувствовала, как окрестное магическое пространство освобождается от враждебного постороннего присутствия. Ей показалось, что она знает, кто покидает Ксанф и почему.
      — ТЫ ПРАВА, ДЕМОНЕССА, — прозвучало в ее голове. — ТВОЕ РЕШЕНИЕ СПАСЛО КСАНФ. СОПЕРНИЦА СДЕЛАЛА СТАВКУ НА ТО, ЧТО РОКСАНУ ОПРАВДАЮТ, ИБО НЕ ВЕРИЛА В СПОСОБНОСТЬ ЖИТЕЛЕЙ КСАНФА СЛЕДОВАТЬ НЕ ЭМОЦИЯМ, А ЗАКОНУ.
      Получалось, что она и вправду спасла Ксанф, но это известие не доставило Метрии радости. Ее половинка души не находила покоя.