— Смерть не потерпит отказа!
      Он вскинул косу и шагнул в сторону жавшихся к стенке громил.
      — Смерть здесь не властна, — ответил незнакомец. Он указал пальцем в пол перед Зейном, и из этого места встал столб пламени.
      Да, это, очевидно, был противник посерьезнее.
      — Я спасу свою возлюбленную, пусть даже весь Ад заступит мне дорогу!
      Зейн взмахнул косой, и пламя опало, словно куст бурьяна, и вскоре погасло совсем.
      Незнакомец описал в воздухе круг рукой. Кусок пространства в круге выпал, словно вырезанная бумага, и оттуда дохнуло пламенем, будто из огромной печи.
      — Ад заступил тебе дорогу! Не суйся в то, чего не понимаешь.
      Зейн тоже описал круг левой рукой, закрыв проем своим плащом. Проем исчез.
      — Какого дьявола! Кто ты, что смеешь соваться мне под ноги со своими дурацкими трюками? — Он угрожающе вскинул косу. — Тебе не стоит вставать на пути у Смерти, будь ты даже сам Дьявол!
      Лицо человека внезапно оплавилось, и из-под тающей плоти проступили огненные черты Князя Тьмы.
      — Я и есть сам Дьявол, Смерть!
      На миг Зейн устрашился и шагнул назад:
      — Разве ты можешь покидать Ад?
      — Я могу появляться везде, где захочу! — воскликнул Сатана, и по чертам его как бы пробежала волна пламени. — Ибо Зло изначально присутствует в любой человеческой деятельности. Склонись же предо мною, не смей противиться мне, ибо это бесполезно. Ты проиграл.
      Зейна охватила неуверенность. Ему без труда удалось справиться с земными и адскими приспешниками Сатаны, но удастся ли выстоять перед самим Сатаной?.. Он оглянулся и увидел Луну, по-прежнему привязанную к стулу. Подле нее стояли трое громил. Один из них держал ящик с электродами, которыми ее пытали.
      Зейна захлестнул новый прилив ярости.
      — Тогда я расправлюсь с тобой тоже! — воскликнул Зейн, снова оборачиваясь к Сатане.
      Князь Тьмы насмешливо ухмыльнулся:
      — Со Мною? И как же ты собираешься это сделать? Твоя магия оставила тебя. Ты всего лишь человек.
      — Оставила? Ты говорил так и раньше, но это было и осталось ложью. Я не получил подтверждения из Чистилища. Конь бледный при мне, мои волшебные камни и плащ — тоже. У тебя нет ничего, кроме лжи, о Отец Лжи! Ты хочешь сказать, что способен по своей прихоти лишить меня силы? — Зейн шагнул к Дьяволу. — Это не в твоей власти. Сатана! Смерть неприкосновенна, как и должно быть, чтобы ты и подобные тебе не могли ей помешать. Там, где правит Смерть, Повелителю Мух места нет.
      Зейн снова шагнул вперед:
      — Так что прочь с дороги, Сатана, и уведи своих подонков. Не препятствуй мне более в выполнении моей миссии, не то я обрушу на тебя всю свою мощь!
      Сатана хмыкнул, и его рога засветились.
      — Всего лишь месяц назад ты был одним из жалких людишек, живущих от получки до получки. Плащ и коса еще не делают ничтожество значительной фигурой. Ты много возомнил о себе — но я в два счета поставлю тебя на место! Ты блефуешь, смертный!
      Вместо ответа Зейн взмахнул косой, целясь в ноги и хвост Сатане.
      Князь Зла поспешно отскочил назад. Он щелкнул пальцами, и в лицо Зейну полетел шар, брызжущий искрами.
      — Глупец! Познай же силу гнева Сатаны!
      Зейн стоял неподвижно, даже не пытаясь увернуться от шара. Шар завис перед ним, ярко полыхая. Зейну показалось, будто он заглянул в самое сердце Ада, но жара он не ощутил.
      Вскоре шар поблек и исчез, не причинив ему вреда. Маска Смерти защищала надежно.
      — Это ты блефуешь. Лукавый!
      Сатана усмехнулся:
      — Как отважно ты держишься, смертный! Размахиваешь волшебной косой, кутаешься в волшебный плащ и ездишь на волшебном коне!.. Но ведь это всего лишь орудия твоей должности! Без них ты ничто!
      — И снова ты лжешь, — ответил Зейн. — Нет у тебя надо мной власти!
      Он положил косу и снял свой плащ.
      — Нет! — крикнула Луна из кресла. — Сатана обманывает тебя! Не позволяй ему лишить тебя магической силы, Зейн!
      Теперь уже не ему, а ей недоставало веры. Зейн улыбнулся и швырнул плащ наземь, потом снял башмаки и сорвал с себя перчатки и камни.
      — Ты воистину глупец! — насмешливо воскликнул Сатана.
      — Что ж, проверить нетрудно! — ответил Зейн. — Подожди минутку, и ты убедишься в силе Смерти.
      Он медленно поднял руку и указал пальцем на Дьявола.
      Сатана отшатнулся:
      — Что за глупости! Я могу уничтожить тебя, только глазом моргнув!
      — Так сделай же это! — сказал Зейн. — Ибо я намерен вырвать твою душу одним движением своего пальца!
      Он вскинул руку повыше.
      Сатана отступил еще на шаг:
      — Глупец! Я просто не хочу унижать твоего достоинства!
      — Как любезно с твоей стороны. Лукавый!
      И Зейн чуть наклонился вперед, указывая пальцем на живот Сатаны.
      Дьявол исчез.
      Зейн обернулся и увидел, как Князь Тьмы возник у него за спиной.
      — Хочешь зайти сзади, Сатана? Думаешь, это улучшит твое положение? Что ж, Люцифер, бей! Не надо больше щадить мои чувства. Унизь меня. Убей Смерть, пока она уязвима. Я даже повернусь к тебе спиной, дабы облегчить твою задачу.
      И он снова отвернулся.
      Сатана вздохнул:
      — Ты победил. Смерть. Ты догадался, что я обманываю тебя, и заставил меня сдаться. Ты наконец вполне осознал свою силу.
      — Да? Надо же, какая новость, — сказал Зейн, поднимая плащ и вновь облачаясь.
      — А нельзя ли спросить, — осведомился Сатана без малейшего сарказма, — как воплощению у воплощения — что именно подсказало тебе догадку?
      — Пятый рисунок линий, — ответил Зейн.
      — А, интуитивное мышление! — тут же сообразил Сатана. — Да, оно могло тебе помочь.
      — Я осознал, что, если бы ты мог вмешаться в дела Смерти или помешать Смерти выполнять свои обязанности, ты давно бы это сделал. И никакой магический плащ не остановил бы тебя, воплощение Зла, олицетворение черной магии, чья колдовская сила превосходит силу всех прочих жителей Земли. Значит, это свойство самой моей должности, а не ее атрибутов. Смерть должна быть неуязвима, это же очевидно! Даже Бог, воплощение Добра, не мог ничего со мной поделать, когда я отказался выполнять свои обязанности. Делами Смерти правит лишь сама Смерть. А значит, ты не в силах справиться со мной. Я не могу обосновать это логически; я просто знаю, что это так. Я верю в свою должность.
      Сатана кивнул:
      — Это действительно так. И с этой верой ничего не мог поделать даже я. Но если бы ты избрал другой путь, ты оказался бы бессилен предо Мной. Твоя сила уступает моей, ибо зло переживает смерть.
      — Признаю, — кивнул Зейн. — Однако мы сошлись на моей территории — я имею в виду не материальное месторасположение. Так что тебе меня больше не обмануть.
      — Ты был человеком, выполняющим должность, — сказал Сатана. — Теперь же ты сам стал этой должностью.
      — Да.
      — А кто поведал тебе о различных способах мышления?
      — Природа, — ответил Зейн, лишь теперь осознав всю глубину ее двусмысленных советов.
      — Ох уж эта Зеленая Мать! — с отвращением проворчал Сатана. И испарился.
      Зейн подошел к Луне.
      — Убирайтесь, вы, ублюдки! — сказал он громилам. Те поспешно повиновались.
      — Но как тебе это удалось? — спросила Луна, когда Зейн отвязал девушку и набросил ей на плечи свой плащ, чтобы скрыть ее наготу. — Ведь сильнее Сатаны нет никого, кроме разве что самого Бога.
      Зейн понял, что Луна не уловила всех подробностей его спора с Князем Тьмы. Она все еще считала его, Зейна, обычным человеком… Да он и был человеком, любящим женщину.
      — Быть сильным не значит быть всемогущим, — объяснил Зейн. — Воплощений семь, а не пять, если включить в их число Добро и Зло — Бога и Дьявола. И нельзя сказать наверняка, что одно воплощение превосходит другое в целом, зато каждое из воплощений превосходит все прочие в своей епархии. Смерть не в силах влиять на то, как Сатана правит Адом, сколь бы порочно ни было это правление, но и Сатана не может влиять на деятельность Смерти. И ни одно из воплощений не способно напрямую причинить вред другому воплощению, разве что то само предоставит ему такую возможность — преднамеренно, по невежеству либо по небрежности. Стоило мне это осознать, по-настоящему в это поверить и понять, что из этого следует, — и Сатана утратил власть надо мной.
      Зейн улыбнулся:
      — И над тобой тоже. Теперь мы отправимся в Чистилище: надо удостовериться, что Сатана больше на тебя не претендует. А потом я снова возьмусь за работу.
      — Ты гений, Зейн! — воскликнула Луна. — Стоило тебе уяснить ситуацию — и даже сам Сатана не смог противостоять тебе! Теперь я вижу, как мудро поступил мой отец, поручив меня тебе. Прости, что не верила в тебя так, как ты верил в меня!
      Она и не знала, как слаба была его вера до того, как на него снизошло озарение!
      — Да, я надеялся, что Сатана не сможет противостоять мне, — признался Зейн.
      Луна уставилась на него:
      — Надеялся? Ты хочешь сказать, что ты не был уверен?
      — Разве можно быть уверенным в наитии? Ведь здесь нет прямой связи между вопросом и ответом. Удостовериться в верности ответа нельзя, не проверив его.
      — Значит, ты добровольно отказался от всей своей магии и бросил вызов Сатане, не будучи уверен в победе?
      — Да, так, — смущенно признался Зейн.
      — Зейн! Но ведь это самый отважный поступок, о каком мне доводилось слышать!
      — Я решился на это в отчаянии, когда понял, что в игру вступил Сатана собственной персоной. Если бы был другой выход…
      — Я и раньше думала, что могу влюбиться в тебя, — промолвила Луна. — Теперь я ни капли не сомневаюсь.
      — На самом деле в конечном счете я это сделал не из любви, — сказал Зейн. — Любовь советовала дать тебе умереть и отправиться на Небеса, чтобы ты больше не испытывала страданий. Но мне нужно было, чтобы ты осталась в живых — ради той роли, которую тебе суждено сыграть в спасении человечества от Сатаны двадцать лет спустя.
      — Да, — согласилась Луна. — Теперь я уверена, что никогда не поддамся Сатане. Я слишком хорошо его знаю.
      Она помолчала, глядя в лицо Зейну.
      — И еще одно…
      Зейн смотрел на девушку. Пытки не сломили ее духа. Тело ее, несомненно, еще не оправилось, и все же Луна была ослепительно прекрасна.
      — Да?
      Луна обвила его шею руками и поцеловала его с неожиданной страстностью.
      — Эти двадцать лет, пока не наступит мой черед… — сказала она. — Мы с тобой…
      — Жизнь и Смерть, — согласился Зейн.
      И они вместе сели на Морта и очутились в Чистилище.
      Они прибыли к Дому Смерти, и Зейн провел Луну внутрь. Она была смертной, но Зейн откуда-то знал, что теперь имеет право ввести ее к себе. Он может взять ее с собой куда угодно — живой. Теперь она — официально признанная Дева Смерти.
      Они устроились на диване в гостиной и включили телевизор.
      — Судебное разбирательство, начатое по ходатайству Смерти, отменено, — сообщил диктор с экрана. — Спорный вопрос был разрешен честным образом, — диктор усмехнулся. — Ходят слухи, что рога у Князя Тьмы до сих пор дымятся.
      — Вот это я и хотел проверить, — сказал Зейн. — Да, Луна, ты действительно не умрешь раньше назначенного тебе срока. Теперь я могу вернуться к своей работе.
      — Да, так будет лучше, — пробормотала Луна. — Ведь сейчас страдают тысячи людей. Им действительно нужна твоя помощь.
      — Ничего, я попрошу Хроноса перенести меня в прошлое, чтобы вовремя избавить их от страданий. Смертные даже не заметят моего отсутствия.
      — Сейчас многие строят предположения по поводу будущего статуса новой Смерти, — продолжал тем временем диктор. — Он буквально поставил свою должность с ног на голову, что вызвало серьезные отголоски как на Небесах, так и в Аду. Мы спрашивали мнения Бога и Сатаны, но ни тот ни другой не соизволили ответить.
      Зейн покачал головой со смешанным сожалением и восхищением:
      — Однако же, проворные репортеры у нас в Чистилище! — По-моему, порой даже слишком проворные.
      — Как интересно! — воскликнула Луна. — А я и не подозревала, что ты такая важная фигура в глазах Вечности.
      — Вовсе не такая важная. Просто программа новостей индивидуальна. Я уверен, что всем прочим воплощениям тоже сообщают те новости, которые касаются их лично. Можно выключить, — сказал Зейн, встал и подошел к телевизору.
      — Однако, — продолжал диктор, — нам удалось опросить нескольких свидетелей, мнение которых будет существенным в оценке того, как вела себя новая Смерть во время испытательного срока.
      Рука Зейна застыла, не коснувшись кнопки.
      — Каких еще свидетелей?
      — Инкарнации требуют особого к себе отношения, — пояснил диктор. — Сила их столь велика, что обычные категории добра и зла к ним зачастую неприложимы. В данном случае четыре воплощения признали новую Смерть вполне соответствующей требованиям. Они свидетельствуют, что нынешний исполняющий обязанности был подвергнут допросу в неофициальной обстановке, и его ответы были признаны удовлетворительными. Воплощения согласны работать с ним в течение грядущего отрезка Вечности.
      — О-о! — сказал Зейн. — Еще бы им не быть довольными! Сами ведь втянули меня во все это!
      — Но не они и не мой отец избрали тебя на эту должность, — напомнила ему Луна. — Быть может, они сомневались, что ты окажешься хорошей Смертью.
      — И, должно быть, не напрасно, — вздохнул Зейн.
      — Не знаю, не знаю…
      — Конечно, до тех пор пока не вынесена окончательная оценка, ничего утверждать нельзя, — вещал диктор, — однако мы считаем уместным сообщить, что, по-видимому, решающее значение будет иметь рекомендация еще одного важного свидетеля.
      — Кто бы это мог быть? — поинтересовалась Луна.
      — Наверное, кто-то из моих клиентов… — неуверенно ответил Зейн.
      — Вот он, главный свидетель, тот, кто заранее знает, куда тяготеет душа Смерти, вступающей в свою должность — к Небесам или к Аду, — продолжал диктор.
      — Но кто же это?! — вскричал Зейн.
      И в ответ в кадре появилась… морда коня бледного.
      — Что скажете, свидетель? — спросил диктор.
      Морт заржал.
      — Да это просто розыгрыш! — воскликнула Луна.
      — Не уверен, — возразил Зейн. — Морт — не обычный конь.
      — Вот так-то, господа. Как говорится, устами лошади… Что? Ах да, перевод! Морт сказал, что его новый хозяин проявляет качество, довольно редко встречающееся у воплощений, и уже одно это обращает его ошибки в преимущества. Душа Зейна склоняется в сторону Небес, и он обещает стать одним из самых замечательных людей, когда-либо исполнявших эту должность.
      Диктор сделал паузу. Зейн стоял совершенно ошарашенный.
      — Поздравляем вас. Смерть! Мы, работники Чистилища, гордимся тем, что отныне вы с нами!
      — Зейн! — воскликнула Луна. — Ты победил!
      — Но я ведь всего лишь старался, чтобы людям было как можно легче умирать! — сказал Зейн. — Я несколько раз нарушил правила и вообще такого навалял…
      А телекамера тем временем поднялась вверх, и в кадре возник небосвод, прекрасный купол земного неба. Мгновение — и день сменился ночью, на небе засверкали мириады звезд, и сонмы ангелов в сияющих нимбах явились в нем. Все они вежливо рукоплескали. Зейну почудилось, что он разглядел среди них свою мать, а другие ангелы были похожи на кое-кого из его клиентов.
      Камера опустилась вниз, являя огни подземного мира с полчищами демонов, высовывающих свои раздвоенные языки. Но за спинами демонов смутно виднелись души грешников, томящихся в Аду, и кое-кто из них тайком тоже приветствовал его, поднимая вверх большой палец.
      Зейн улыбнулся. Радость его была глубока, словно Вечность.
      — Спасибо, ребята! — сказал он и выключил телевизор. — Но мне хватило бы благодарности одного-единственного человека…
      Он обернулся к Луне.
      — Всегда! Навеки! — согласилась она, целуя его.
      — И все же хотел бы я знать, что это за качество во мне такое? — задумчиво спросил Зейн.
      — Вот за это я тебя и люблю! — сказала Луна.
      Зейн вернулся к своей обычной работе. Он увидел мать, охваченную горем; та укачивала на руках умирающее дитя. Зейн торопился разобраться с клиентами — их накопилось очень много за время его забастовки — и все же не мог допустить, чтобы скорбящая мать страдала больше, чем это необходимо.
      Зейн явился перед ней.
      — Признай меня, о женщина! — тихо молвил он.
      Женщина подняла голову — и ахнула в ужасе.
      — Не бойся меня, — сказал Зейн. — Твой младенец неисцелимо болен. Он страдает, и ему не избавиться от страданий, пока он жив. Лучше освободить его от бремени бытия.
      Женщина протестующе зашевелила губами:
      — Ты… Ты не стал бы так говорить, если бы должен был умереть кто-то из твоих родных!
      — Стал бы, — искренне ответил Зейн. — Я отправил в Вечность свою мать, чтобы положить конец ее страданиям. Я понимаю твое горе, и оно вполне уместно. Но твое дитя — невинная жертва незаконного деяния…
      Он не стал говорить о том, что она и так знала: ребенок родился в результате насильственного инцеста и страдает врожденным сифилисом.
      — Для него и для тебя куда лучше, что ему не придется терпеть всех ужасов подобной жизни.
      Ее запавшие глаза обратились к нему. Женщина впервые начала воспринимать Смерть как друга, а не как неотвратимое возмездие.
      — Так… так и в самом деле лучше?
      — Лучше всего об этом сказал Сэмюэль Тейлор Колридж, — мягко ответил Всадник-Смерть, протягивая руку, чтобы забрать душу страдающего младенца.
      — «Тебя не тронула тень зла — явилась Смерть благая, и розу в Небо вознесла, цвести в чертогах рая».
      С этими словами Зейн вынул крошечную душу из тела. Он заранее знал, что эта душа отправится на Небеса: теперь он лучше разбирался в таких вещах.
      — А ты совсем не такой, как я думала, — сказала женщина. Когда все было кончено, она отчасти обрела душевное равновесие. — В тебе есть… — она замялась, подыскивая нужное слово, — сострадание.
      Сострадание… И внезапно все встало на место. Так вот каким качеством обладал Зейн! Вот чего недоставало всем его предшественникам! Приятно было осознать, что все промедления и нарушения правил, которые он себе позволял, на самом деле — не проступки, а благие деяния. Его клиенты были ему небезразличны. Даже на этой ужасной должности Зейн пытался пробудить все лучшее, что в них было. Теперь ему не стыдно признаться в этом. Он знал, что получил назначение на должность по причинам, не имеющим никакого отношения к его личным достоинствам. Но он преодолел установленные рамки и сейчас понимал, что достоин своего места.
      — «Явилась Смерть благая», — повторил Зейн, устанавливая часы на следующего клиента.
      Эта мысль была ему приятна.