Итак, Жирару достался сон, предназначавшийся мальчику. Мальчика он должен был напугать, но на великана, само собой, произвел совершенно иное впечатление.
      В качестве вступления была показана картина бегства мальчика из дома, а потом началось самое главное.
      Появилась огромная женская фигура в одеянии, смутно напоминавшем платье матушки маленького беглеца, и громовым голосом стала выкликать угрозы:
      – Ах ты, негодник! Ах, паршивец! Ну погоди, вот поймаю тебя…
      Предполагалось, что мальчик съежится от ужаса и станет молить о пощаде. Он знал, что заслуживает наказания, и чувство вины усиливало страх, так что сои был отрежиссирован отменно. Только вот рассчитан оказался не на того зрителя.
      Мальчика великанша из сна должна была устрашить, а Жирара она очаровала. Он увидел в ней женщину своих грез и мгновенно воспылал пламенной страстью.
      В результате, когда огромная рука потянулась вниз, чтобы ухватить сорванца за шкирку, Жирар не удержался и громко ее чмокнул.
      На лице великанши отразилось изумление, но уже в следующий миг все скрылось за помехами. Жирар успел услышать команду цензора снов: «Снять с показа!» и пробудился.
      Едва проморгавшись, он тут же понял, что случилось.
      Сделав то, чего никогда не сделал бы мальчик, он нарушил отработанный сценарий, и сон прервался. А в результате прекрасная великанша исчезла.
      Некоторое время Жирар размышлял о том, каким считать этот сон: хорошим или плохим. С одной стороны, он встретил свою любовь, с другой – тут же ее потерял. Теперь ему страстно хотелось узнать кто она, где живет, как попала в тот сои? Беспечным блужданиям пришел конец, и в его жизни появилась цель: во что бы то ни стало найти пропавшую красавицу.
      Первым делом он принялся описывать ее всем знакомым великанам, но оказалось, что никто из них такой красотки не встречал.
      – Она же была видимой, стало быть, вовсе не из нашего племени, – указал Жирару один из его приятелей.
      – Я ж ее во сне видел, – возразил Жирар, – а там порядки особые.
      – И то правда. Так, может быть, тебе стоит поискать ее в сонном царстве?
      Идея пришлась Жирару по вкусу. Всем известно, что сонное царство находится в гиппотыкве и попасть туда проще простого: стоит только заглянуть в глазок. Другой вопрос, что выбраться оттуда было невозможно, пока кто-то снаружи не оторвет смотрящего от того самого глазка. Это создавало определенные сложности.
      Жирар призадумался. Первым делом, ему пришло в голову попросить одного из своих приятелей постоять рядом с гипнотыквой и, когда придет время, отвернуть его лицо от глазка. Проблема, однако, состояла в том, что великан не имел никакой возможности узнать, а когда же, собственно, это самое время придет. Жирару не больно-то хотелось, чтобы его контакт с гипнотыквой оказался прерванным в тот самый момент, когда он обнаружит любимую. Ведь неизвестно, удастся ли найти ее во второй раз. По правде сказать, он имел лишь отдаленное представление о законах сонного царства и надеялся, что сможет найти какой-нибудь способ прервать контакт изнутри, по своей воле. А не сможет – так не сможет.
      Великан предпочел бы умереть от истощения, приникнув к глазку, чем жить хоть целую вечность без надежды обрести любимую. Он решил рискнуть.
      Найдя в самом что ни на есть дремучем лесу (по суждению Жирара, коли такой лес подходил для дремы, то подойдет и для сна) поляну с гипнотыквой, великан лег, уперся подбородком в землю, зажмурившись, прочно установил тыкву на уровне своего лица и открыл глаза.
      Его зрачок совместился с осью глазка, и…
 
      ***
 
      Он оказался внутри гипнотыквы. Конечно, Жирар прекрасно знал, что его тело осталось снаружи, однако ощущал себя пребывающим во плоти. Вокруг зеленели густые джунгли, причем некоторые деревья в них были даже чуточку повыше него самого – явное доказательство того, что дело происходит не в реальном Ксанфе. Постучав по толстому стволу и услышав металлический звон (то оказалось железное дерево), великан подивился осязаемости и даже твердости здешних растений: ему-то казалось, что в мире снов все должно быть расплывчатым и зыбким.
      Что-то защекотало пальцы его босых ног. Жирар посмотрел вниз и увидел, что ступни оплетают гигантские, похожие на щупальца исполинского спрута, лозы или лианы со множеством присосок. Которые, как и следовало присоскам, с противным чмокающим звуком присасывались к его ногам.
      Боль Жирар почувствовал не сразу – для того, чтобы подняться от ступней к голове, ей потребовалось время – но, когда почувствовал, то буквально взревел. Они сосали его кровь.
      Наклонившись, великан схватил подвернувшуюся лиану и попытался оторвать от себя, но в результате лишь усугубил боль. Присоска держалась так крепко, что оторвать ее можно было лишь вместе с изрядным лоскутом кожи.
      А между тем лиан прибавлялось, видимо, их приманивал запах плоти. Требовалось действовать немедленно, иначе он не избавится от них, не ободрав с ног всю кожу.
      В этой ситуации Жирар поступил по-великански: приподнял свободную ногу и топнул. Попавшие под ступню лианы были раздавлены и, напоследок малость поизвивавшись, затихли.
      – Ага, не нравится! – Он сделал еще несколько притопов, вдавливая гибкие стебли в землю. Когда лианы погибли, присоски отпали от кожи. Растоптав (несомненно, поделом!) заодно и их, Жирар двинулся дальше. При этом он гадал, не могло ли получиться так, что великанша (мысленно он называл ее Джиной, находя, что это имя удивительно ей подходит) угодила в ловушку гипнотыквы и оказалась вынужденной принимать участие в сценах, разыгрываемых для разносимых ночными кобылицами дурных снов. Коли так, то он на верном пути.
      Выйдя из леса на широкую, плоскую равнину, Жирар приметил впереди клубящееся, быстро сгущающееся облако.
      Сформировавшись, оно стало походить на злобную серую физиономию, обрамленную клочковатыми завитушками.
      Великан сразу понял, с кем встретился. Физиономия принадлежала Тучной Королеве, самому злонравному и капризному из природных явлений Ксанфа. И это при том, что в королевы она произвела себя сама, и даже ее тучность представляла собой одну лишь видимость: ничего, кроме готового на всякую пакость, разгоряченного злобой тумана.
      Пшик да и только, хотя пшик, надо признать, порой получался мощный.
      Клубящаяся серая масса оформилась в надутые губы, которые и произвели пресловутый пшик. Достаточно мощный, по великана удивило не это. Он ожидал дуновения обжигающего ветра, а вместо этого его обдало морозом. От неожиданности он подался назад, по Тучная Королева не оставила его в покое. В добавок к холодному ветру она осыпала Жирара мокрым снегом, а потом добавила еще и град.
      Лицо раскраснелось, и великан подумал, что этак он, чего доброго, отморозит нос.
      Снова оказавшись перед необходимостью действовать, он снова повел себя по-великански: набрал полную грудь воздуха и дунул с такой силой, что туча перевернулась и походившее формой на нечетко очерченную луковицу лицо Королевы оказалось висящим макушкой вниз.
      От злости и досады Тучная Королева разразилась молниями, но, будучи перевернутой, выпустила все заряды в небо и добилась только того, что сбила с пути несколько спешивших к земле солнечных лучиков. Не давая Королеве опомниться и вернуться в нормальное положение, Жирар дунул снова, отгоняя тучу прочь. В ответ доносились злобные раскаты грома, но он дул и дул до тех пор, пока расплывчатая физиономия не пропала из виду.
      В других обстоятельствах великан тут же выбросил бы зловредное пыхало из головы, но сейчас невольно подумал о том, не столкнулась ли с этой неприятностью его Джина. Ветер, особенно холодный, действует на женщин хуже, чем на мужчин, да и по части настоящего пшика они слабее. Вдруг ей не удалось отогнать облако дуновением и бедняжка простудилась?
      От размышлений на ходу великана оторвало появление далеко впереди новой фигуры. Быстро вырастая, она принимала угрожающие размеры. Это оказался сфинкс, одно из немногих живых существ, сопоставимых по величине с великанами. Обычно сфинксы лежат себе в теплом песочке и дремлют, но будучи разбуженными, выказывают весьма скверный характер. Этот явно не спал, и от встречи с ним было желательно уклониться.
      Жирар и уклонился, но в результате едва не столкнулся с птицей Рок (иногда ее еще называют птицей Pyx) – еще одним существом, размерами под стать великану. Хуже того, сфинксы и рухи лезли из-за горизонта как тараканы. Великан двинулся таким размашистым шагом, что чудовища поотстали, но преследования не прекратили. А поскольку со всей оравой ему явно было не сладить, пришлось припустить бегом.
      Но тут оказалось, что равнину перегораживает стена.
      Понимая, что стоит ему остановится, на него тут же навалится вся свора преследователей, Жирар, опять же по-великански, побежал прямо на стену, даже не сбавив ходу.
      Степа, понятное дело, разлетелась по камешкам, и великан, сделав по инерции лишний шаг, угодил ногой в очаровательный пруд, где нежились два десятка страстных, любвеобильных русалок. Пруд расплескался. Русалки отчаянно завизжали.
      – Вы чего верещите? – растерялся великан.
      – Ах ты, дубина неотесанная! Орясина бестолковая! – кричали водяные девы. – Вломился, как сумасшедший, студийные перегородки порушил, декорации испортил. Из-за тебя вся репетиция насмарку!
      – Декорации? Репетиция? – не понял Жирар.
      – Ну да. Мы репетировали страшный сон, предназначавшийся для одного женоненавистника, – пояснила одна из них. – По сценарию он должен был свалиться в воду, а мы.., хи-хи.., залюбить его до смерти. А ты, тупица, весь пруд расплескал, где нам теперь его.., хм… – Она сердито выгнула хвост.
      – Студийные перегородки? – так же тупо выговорил великан.
      – А как, по-твоему? Каждая сцена отрабатывается в своей студии, своей труппой, па своих декорациях. Только не знающий своей роли невежда вроде тебя может вот так взять да и вломиться. Ты мне всю сцену испортил, и по содержанию, и по форме.
      Великан посмотрел на нее с недоверием. Русалка раскраснелась от гнева, мокрые волосы разметались по плечам, но с формами у нее все было в полном порядке. По этой части он явно ничего не испортил.
      И тут рядом с обмелевшим прудом невесть откуда появился могучий черный жеребец, и все присутствуюшие восприняли его беззвучный, но суровый вопрос:
      – ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?
      – Не виноватая я! – заголосила русалка. – Этот дуболом вломился сюда невесть откуда, перегородку снес, воду выплеснул. Декорации всмятку, ты только глянь, а у нас сроки, и…
      Глаза вороного коня замерцали, словно подсвеченные изнутри: стена мгновенно восстановилась… И оказалось, что с этой стороны ее не было. Никакой стены: пруд, на берегу сад и ничего больше. Кстати, и пруд был полон до краев.
      – Ой! – взвизгнула русалка. – Женоненавистник-то наш уже идет. Девочки, полная готовность. Сейчас наш выход.
      Русалки, торопливо приводя в порядок растрепанные кудри, распределились по местам. Голосистая прима уселась на мокрый валун и приняла позу, делавшую ее формы еще более впечатляющими.
      Потом все исчезло, и великан оказался посреди унылой, голой равнины. Он чувствовал некоторую досаду: было бы любопытно посмотреть, как русалки уморят этого женоненавистника своей любовью. Если вдуматься, смерть не самая худшая. Но интересно: что это за зверь «женоненавистник?»
      В его родных лесах таких не водилось.
      – Это не зверь, а человек, – ответил на его невысказанный вопрос появившийся перед ним жеребец. – Мужчина, который терпеть не может и всячески избегает женщин.
      Конечно, настоящего женоненавистника здесь пет, девушки проделают всю сцену с дублером. Но готовый сон получится очень реалистичным, так что когда его доставят по назначению, бедолага натерпится страху.
      Это многое объясняло, хотя оставались невыясненными некоторые любопытные подробности. Например, за раз женоненавистника сможет отлюбить только одна… Ну, при известной изобретательности, две русалки. А значит…
      – Зачем ты сюда явился? – прервал его размышления жеребец.
      Великан выложил все как было: про мальчика, попавший не по адресу сон и свою красавицу.
      – Я должен найти ее, – заключил он. – Без нее мне не жить.
      Жеребец заржал.
      – Ну ты и простофиля. Ее нет. Это просто фикция.
      – Что?
      – Иллюзия. Причем одноразовая, созданная только для того сна. Что-то вроде движущейся декорации.
      – Но я ее видел!
      – Конечно, видел. Но ведь видел-то где – во сне! А наяву она существует только в твоей памяти.
      – Погоди. Сон – сном, тут вообще сонное царство, но как насчет этих русалок? Ты хочешь сказать, что они тоже…
      – Нет, русалки настоящие. Это постоянная труппа, они у нас в штате. На русалок заказов хоть пруд пруди, – недаром их полный пруд – и они заняты во многих снах. А держать настоящую великаншу ради одной-двух сцен слишком накладно. Поэтому, если возникает потребность, мы, как говорится, ad hoc, создаем одноразовую иллюзию. Такую, как твоя красавица. Но это даже не привидение, а так… Пустое место.
      – Ничего не пустое, – возразил Жирар. – Как это «пустое», если я ее люблю.
      – Пустое! – Стукнул копытом жеребец. – Такое же пустое, как твоя башка, болван! Убирайся, откуда пришел, и не донимай нас своей дурью!
      Надо сказать, что великаны, как правило, не отличаются особым умом, но почему-то очень не любят, когда их называют болванами. И Жирар уже начинал сердиться.
      – Так ты хочешь сказать, что я не увижу своей Джины?
      Жеребец иронически фыркнул.
      – Мало того, что втрескался в фикцию, так еще и имечко ей придумал Валяй домой, дубина стоеросовая!
      Такого Жирар стерпеть не мог. Он чуть не лопнул от ярости, но жеребец благоразумно исчез, оставив великана посреди голой равнины. Однако тот уже приобрел некоторый опыт и знал, что бескрайний простор не более чем иллюзия, а на самом деле повсюду натыкано перегородок. Они невидимы, потому что их заколдовали или покрасили под цвет воздуха, но если он побежит, то непременно какую-нибудь стопчет. И правильно сделает – этот чванливый коняга ничего лучшего не заслуживает. А ломая стеночку за стеночкой, Жирар, вполне возможно, найдет и Джину. Он ее видел и любит, – значит, она есть!
      А все остальное враки, как говорит этот жеребец, одна фикция!
      Великан припустил бегом. Равнина задрожала под его ножищами, и, как и следовало ожидать, через несколько шагов он налетел на первый барьер. За рухнувшей стенкой обнаружился, невероятно завлекательный с виду – так и просился в рот – леденцовый дом. Жирар мог бы умять его в один присест, но его предупредили, что ежели в сонном царстве чего отведаешь, так навек там и останешься. У него имелся запас собственной провизии – печенье, сыр и бренди – так что голода до поры бояться не приходилось. Конфетный домик остался позади.
      Следующей оказалась перегородка из сахарного тростника. Свалив ее, великан вступил прямо в гнездо извивающихся щупалец, наградил их парой пинков и взбежал на горный склон, кишмя кишевший гоблинами. Те заорали и принялись швыряться в великана всякой дрянью, но он, уделив им не больше внимания, чем назойливым мухам, неудержимо стремился дальше. Плевать ему, что этот гривастый толкует насчет фикций. Джина где-то здесь, и, чтобы найти ее, он, если надо, снесет все перегородки!
      И тут перед великаном раскинулось бескрайнее море.
      Жеребец опять возник ниоткуда и, стоя на воде, словно она была твердой, сурово сказал.
      – Что-то ты слишком разошелся, орясина. Многовато шуму для сонного царства. Придется тебя унять.
      – Засунь свое царство себе под хвост! – огрызнулся Жирар и помчался напролом дальше.
      За очередной поваленной перегородкой оказался огр со здоровенной заостренной жердиной (огры слишком тупы, чтобы использовать настоящие копья).
      – Сначала охнешь, а после сдохнешь! – рявкнул огр и метнул свое оружие.
      Великан охнул – острое бревно вонзилось ему в бок.
      Ухватив болезненную занозу двумя пальцами, он выдернул ее, но обнаружил, что из раны обильно течет кровь. Жирар потянулся к карману за волшебной прокладкой, и…
      …Обнаружил себя лежащим на земле со связанными руками и скованными ногами.
      – Нарушение порядка и нанесение ущерба являются наказуемыми деяниями, – возгласил снова объявившийся жеребец. – Соответственно ты приговариваешься к лежанию, невставанию и истеканию кровью до тех пор, пока кто-либо, движимый бескорыстным состраданием, не освободит тебя.
      Причем этот освободитель должен, во-первых, ничегошеньки о тебе не знать, а во-вторых, трижды отказаться от предложенной тобой награды. Согласится хоть раз, и все насмарку: придется тебе ждать следующего. Уразумел, дубина? Ну тогда отдыхай!
      Жеребец исчез, и Жирар остался предоставленным своей участи.
 
      ***
 
      Сначала, естественно, он всячески силился разорвать путы, но потом бросил эти потуги по причине очевидной неосуществимости. Великан потерял счет времени, но способности мыслить не утратил и, поразмыслив, рассудил, что насчет «сдохнешь» огр, пожалуй, перегнул. Едва ли он истечет здесь кровью до смерти, поскольку это ненастоящее его тело, а стало быть, и ненастоящая кровь. Оно бы и ладно, но только почему-то потеря ненастоящей крови оборачивалась самой настоящей и весьма ощутимой потерей сил. Всего нескольких дней раздумий хватило, чтобы понять: слабость вполне реальная и вызвана тем, что его истинное тело лежит снаружи, прильнув к глазку гипнотыквы без еды и питья. Таким образом, угроза истощения все же существовала, ведь возможности освободиться не было ни во сне (путы не разорвешь), ни наяву (от глазка не оторвешься).
      Проходившая мимо нимфа взглянула на него с сочувствием и, вздохнув, сказала:
      – Бедняжка, тебе, я вижу, совсем худо. Я бы и рада тебя: освободить, но нельзя: ты тут столько всего наломал-напортил…
      – За любовь страдаю, – ответил великан. – Я искал Джину.
      – Джину? А, ту великаншу, которая на самом деле фикция? Ну ничего, думаю, что когда ты ее забудешь, Конь Тьмы сочтет тебя исправившимся и отпустит.
      – Я никогда ее не забуду.
      – Жаль, тогда плохо твое дело. Ну ладно, мне пора. Сегодня я занята в сцене в замке Ругна. Роль так себе, эпизодическая, но кошмар первоклассный.
      Она рассмеялась – нимфы доброжелательны, но их чувства неглубоки и недолговечны – и удалилась.
      Следующие несколько дней (или недель?) Жирар думал о Джине. Сколько бы коняга ни твердил, будто ее нету, это враки. Великан все больше утверждался в таком мнении, поскольку долгие размышления привели его к заключению, что то, во что кто-то верит, существует в действительности. А он верил. И ни в коем случае не мог позволить себе забыть ее: вот тогда она, пожалуй, и вправду обратилась бы в ничто.
      Подплыл колышущийся призрак.
      – Хлопотно, наверное, быть живым и смертным, – выдохнул он, – сплошное беспокойство. То ли дело нам, покойникам… Я бы тебя освободил, да только ты вон как плотно прикручен, а я.., это… Вовсе бесплотный. К тому же все знают, что тобой порушена уйма декораций. Ну ладно, я поплыл в замок Ругна. У меня сегодня ответственная роль – привидение, пугающее скверного мальчишку.
      Призрак истаял. Привидения вообще не отличаются избыточным состраданием к живущим.
      Потом подошел гоблии.
      – Эй, башка с тараканами, ты кто такой? – осведомился он в учтивой манере своего племени.
      – Всего лишь связанный великан, – ответил Жирар.
      – Ну что ж, мешок с трухой, пожалуй, я тебя освобожу.
      Конечно, не из жалости – от нас, гоблинов, такой дури не дождешься, – но чтобы убрать с дороги. Иначе ты, неровен час, всю тропу кровищей затопишь – и как тогда прикажешь добираться до замка Руша?
      – Назначь свою награду, – промолвил Жирар, вспомнив, что обязан трижды предложить освободителю вознаграждение.
      – Награда? – Такой подход гоблииу понравился. – А ты не такое бревно, каким кажешься. Что скажешь насчет большущего мешка с золотом?
      Надо сказать, что на поясе Жирара, рядом с остро отточенным кинжалом, висел кошелек с сусальным золотом (на случай, если придется дать кому-нибудь по сусалам). Остроглазый гоблин, которому этот кошелечек, скорее всего, казался громадным мешком, наверняка, его углядел, поэтому и спросил.
      – Освободи меня, и он твой.
      – Договорились!
      Гоблин рьяно взялся за дело, но попытки распутать хоть один узел ни к чему не привели. Он попробовал перегрызть веревку, но как ни странно, острые гоблинские зубы не оставляли па ней даже следов, Гоблин разразился такой бранью, что на соседних деревьях пожухли листья, но делу это не помогло.
      – Ничего не выходит, старина Джейм, – вынужден был признаться он.
      – Вообще-то, меня звать Жираром, – поправил его великан.
      – Жирар? Вроде как что-то слышал… Э… Да ты не тот ли громила, который…
      – Он самый, – печально подтвердил Жирар.
      – А, ну тогда… Ладно, золотишко я все-таки заберу. Зря, что ли, старался?
      Помешать стяжателю связанный Жирар не мог, однако стяжать вожделенную награду тому так и не удалось не хватило силенок выпростать кошель из-за пояса. В конце концов, гоблин удалился, бормоча проклятия:
 
      как известно, мягкосердечие и любезность отнюдь не являются отличительными чертами этого народа.
      Следующие несколько дней Жирар провел, осмысливая историю с гоблином. По всему выходило, что на сей раз жеребец не соврал: согласие принять награду не позволило разорвать путы. А это не сулило ничего хорошего даже в мире снов трудно рассчитывать на встречу с таким дураком, который станет тратить силы и время на освобождение незнамо кого, даже не помышляя о награде.
      – Может, и вправду забыть о Джипе? – подумал великан, но тут же отбросил эту мысль как совершенно невозможную. Пусть он умрет, но от нее не откажется, и если ее все же не существует, то лучше всего прекратить существование и ему. Так будет честнее.
 
      ***
 
      К тому времени когда откуда-то появились молодой человек и девушка, Жирар почти распрощался с надеждой, да и ослаб настолько, что едва их заметил. Но случилось невероятное: во-первых, юноша слыхом не слыхивал о порушенных перегородках и декорациях, а во-вторых, трижды отказался принять награду. Никогда не знаешь, где таится истинное благородство!
      – И вот я свободен, – заключил Жирар. – Благодаря тебе, достойнейший Грей Обыкновен.
      – Вообще-то, моя фамилия Мэрфи, – поправил великана юноша. – Грей Мэрфи.
      – Мэрфи? Как же, наслышан. Неужто тот самый мастер проклятий?
      – Нет! – поспешно встряла Айви, – просто однофамилец.
      – В любом случае, спасибо. Теперь чары жеребца утратили силу, и я смогу продолжить поиски Джипы.
      – Но если она всего лишь фикция… – начала Айви.
      – Я тут подумал, – перебил ее Грей. – Если она и вправду всего лишь фикция, то чего ради этот жеребец так настаивает, чтобы Жирар о ней забыл? Я хочу сказать: кому какое дело до того, чего не существует?
      Айви промолчала, но взглянула на Грея с таким видом, словно заподозрила подвох. Ей показалось, что в его вопросе содержится язвительный намек на ее собственную веру в магию.
      – Конь не хочет, чтобы я верил в Джипу, – вздохнул Жирар. – А почему – не знаю.
      – А вот я, кажется, знаю – воскликнул явно воодушевленный своим открытием Грей. – Здесь, в сонном царстве, царят совсем другие правила, верно? Так вот, сдается мне, что сущности и явления, не существующие наяву, могут явно существовать здесь, если кто-то считает их существующими.
      В таком случае, твоя вера в Джину делает ее реальной. Пусть в нее больше никто не верит, но пока веришь ты, она никакая не фикция.
      – Как умно! – восхитился Жирар. – В таком случае, мне, возможно, все-таки удастся ее найти.
      – Очень может быть, – сказал Грей. – Ноты не находишь, что было бы разумно не крушить во время поисков декорации и не злить понапрасну жеребца?
      – А как мне тогда ее искать?
      – Ну не знаю… Может, попробовать нам с ним потолковать? Наверняка есть способ прийти с ним к согласию. В конце концов, тебе нужно найти свою Джину, а ему – чтобы ты отсюда убрался.
      – Ты хочешь договориться с Конем Тьмы? – ахнула Айви. – Как же так, ты же в пего не веришь.
      – Я верю в то, что в каждом месте непременно имеется начальник, – ответил Грей. – Как он называется – Конем Тьмы, Утренним Бараном, Дневным Боровом или Вечерним Козлом – не так уж важно: все боссы примерно одинаковы.
      – Конь Тьмы не такой, как другие, – возразила Айви, он опасен.
      – Они все опасны, когда им наступают на хвост, – отмахнулся Грей, – но как раз этого я делать не собираюсь.
      Жаль только, на знаю, как его найти.
      – Это как раз несложно, – сказала Айви. – Я могу призвать его сюда.
      – Это как? С помощью заклинаний?
      – Нет, с помощью моего Магического Зеркала, – она вытащила маленькое зеркальце, какое есть у каждой девчонки.
      Грей возражать не стал. Если она и впрямь думает, будто может сделать что-то посредством этой стекляшки, так пусть попробует.
      – Конь Тьмы! – позвала Айви, обращаясь к зеркальцу.
      – Слушаю тебя, принцесса, – донеслось оттуда.
      Грей подскочил. Надо же – ему показалось, что зеркало заговорило.
      – Минуточку, принцесса.
      Принцесса? Послышалось, или зеркало вправду произнесло этот титул? Как это понимать: мало того, что зеркало разговаривает, так еще и обращается к Айви как к принцессе? С чего бы это? Или в него вмонтировано устройство, подслушавшее историю, которую они рассказывали великану?
      И тут из ничего материализовался жеребец. Могучий, черный, как статуя из эбенового дерева, с мерцающими глазами.
      – Это еще что? – произнес конь. – Никак обыкновен!
      – Да, – подтвердила Айви. – Он только что освободил великана Жирара, а теперь хочет заключить с тобой сделку.
      Один таинственно мерцающий глаз уставился па Грея.
      – Сделку?
      Грей, не мешкая, стал излагать суть дела:
      – Слушай, как я понимаю, ты бросил тут великана связанным, чтобы он позабыл свою Джину и ты смог снять ее с довольствия. Но у тебя ничего не вышло: он по-прежнему ее любит, а пока это так, тебе от нее не избавиться. Так не лучше ли решить вопрос по-другому: пусть они уберутся отсюда вместе и дело с концом? Тогда ты сможешь выбросить из головы их обоих.
      Конский глаз зловеще вспыхнул.
      – Раз ты принимаешь такое участие в чужой судьбе, то становишься соучастником и должен быть готов разделить его участь.
      – А хоть бы и так! – воскликнул Грей, хотя вовсе не был уверен, что действительно к этому готов. – Нечестно и несправедливо связывать кого бы то ни было и заставлять его истекать кровью только потому, что он романтик!
      – Вот как?
      Глаз полыхнул пламенем, и Грея окутало серое облако, как показалось юноше, буквально пропитанное какими-то странными силами. Чтобы справиться с нахлынувшей тревогой, ему пришлось напомнить себе, что сколь бы ни были впечатляющими декорации и спецэффекты в этом балагане, никакой магии все равно нет, а значит, и повредить ему таким способом никто не может. Пусть этот Конь Тьмы, или кто он там на самом деле, ищет кого подурнее. Его не облапошишь.
      Как ни странно, но судя по всему, жеребец пришел к такому же заключению. Он встряхнул гривой и, глядя на Грея с некоторым удивлением, сказал:
      – Я не могу заключить с тобой такую сделку.
      – А чем она плоха? – рассудительно спросил Грей. – Отдай Жирару то, что ему нужно, и разойдемся все по-хорошему.
      – Но ему нужна фикция.
      – Слушай, – Грей начал терять терпение, – я не собираюсь разнюхивать здешние секреты и выяснять, как делаются такие впечатляющие декорации. Но совершенно очевидно, что тот, кому под силу соорудить высоченную гору с замком наверху и напустить па пас целую стаю огнедышащих драконов, может устроить и встречу с великаншей. В том, что Жирар увидел ее во сне, виновато здешнее руководство: когда персонал перегружен и выбивается из графика, ошибка с доставкой сна вполне объяснима. Если кобылки-страшилки носятся как заведенные, не имея времени осмотреться, удивительно, что хоть какие-то сны доставляются куда надо. Так что тебе следовало бы не злиться на Жирара, а навести порядок в своем хозяйстве, чтобы такие проколы не повторялись.
      Айви отчаянно подавала знаки, стараясь унять приятеля, но того понесло. Грей на дух не переносил всякого рода начальничков, которые сначала напортачат, а потом вешают свои огрехи на кого ни попадя. Он натерпелся от этой публики в колледже и не собирался сносить такое еще и в Луна-парке.
      Пусть хозяин этого балагана прикидывается жеребцом (или кем ему угодно), но на сей раз ему придется послушать неприятные вещи!
      Услышанное и точно не доставило Коню Тьмы удовольствия. Он выглядел раздраженным, однако, к немалому удивлению Айви, не дал волю своему гневу, а обратился к Грею со следующими словами:
      – Вижу, что хоть ты и сам не знаешь, кем являешься, договариваться с тобой мне все-таки придется.
      – Слушай, великан, – он обернулся к Жирару, – твоя возлюбленная фикция существует только здесь, в материальном Ксанфе ее нет. Согласен ли ты, чтобы остаться с ней, переместиться сюда телесно?
      – Конечно, – Жирар не колебался ни мгновения.
      – Значит, быть по сему.
      Конские глаза полыхнули, и земля задрожала от могучего топота. Приближалась великанша.
      – Джина! – радостно вскричал Жирар и, тяжело ступая, устремился ей навстречу.
      – Жирар, милый! – воскликнула она в ответ. – Я так боялась, что ты меня позабудешь. Ведь, кроме тебя, в меня никто не верил, и случись это, я обратилась бы в ничто.
      – Этого не случится никогда! – прогремел Жирар, и исполинская парочка удалилась, сотрясая на ходу все и вся.
      – Доволен? – осведомился у Грея жеребец.
      – А у тебя здесь найдется для них работа? – поинтересовался юноша. – Надеюсь, ты не будешь их связывать, и все такое?