Пока он говорил, изображение исчезло. Колебания макронных потоков сорвали прием. Иво опять включил сканирование и принялся искать по всему диапазону устойчивое изображение.
      – Двести сорок миллионов лет? – повторила Афра. – Должно быть, галактика совершила за это время полный оборот.
      – Вращение галактики, по-видимому, не имеет значения, – сказал Гарольд. – Ведь мы находимся над плоскостью диска, траектории макронов в этом месте перпендикулярны оси вращения галактики и вовсе не являются окружностями. Интересно, это, наверное, похоже на силовые линии магнитного поля?
      Иво поймал новую картинку – животные, напоминающие оленя, но с когтистыми, как у собаки, лапами. Оно было около ярда в холке и сейчас что-то вынюхивало в низком кустарнике, наверное, искало лакомые расточки.
      – Млекопитающееся, – прокомментировала Афра. – По-моему, олигоцен, хотя я не могу точно...
      И тут случилось то, что обычно называют насмешкой над теорией вероятности. Все собравшиеся затаили дыхание. На экране появился чудовищный клюв, затем маленький злобный глаз и наконец целиком голова в белых перьях. Это была голова птицы, и размером она была с туловище животного. Клюв раскрылся, бросок... и вот он уже сомкнулся на шее дергающегося травоядного.
      Весь хищник появился в поле зрения. Это действительно была птица, напоминавшая сложением бескрылого длинноногого ястреба девяти футов высотой. Сильные трехпалые лапы с мощными когтями оставляли в мягком торфе глубокие следы.
      – Форорокс! – ужаснулась Афра. – Миоцен в Южной Америке. Двадцать...
      – Какой кошмар! – воскликнула Беатрикс.
      – Кошмар? Форорокс был великолепным представителем, вершиной эволюции авианов. Он не умел летать, но, будьте уверены, на суше ему не было равных среди птиц. С точки зрения разнообразия видов авианы превзошли млекопитающихся.
      Птица подняла свою жертву за шею и встряхнула ее, переломив позвоночник. Иво стало дурно, он еле удержался от того, чтобы не схватиться за свою собственную шею. Клювом и когтями хищник распотрошил тело, и началось кровавое пиршество. Сейчас Иво почувствовал привкус тепловатой крови во рту.
      – Между изображениями около двухсот миллионов лет, – сказала Афра. – Нельзя ли попытаться получить промежуточную эпоху, ну, например, динозавров.
      – Когда-нибудь мы восстановим из этого хаоса всю историю Земли, – ответил Иво. – Но, увы, выбор случаен. Макроны распределены неравномерно, хотя в пределах одного скопления сохраняется упорядоченная структура. Тем не менее, я попытаюсь.
      Он был поражен открывшимися перед ними горизонтами. Не нужно совершать прыжки в пространстве, чтобы увидеть историю Земли до появления человека. Любое место и любое время...
      – Не хотелось бы вмешиваться, – сказал Гарольд. – Но у нас есть задачи посерьезнее. Мы отдаляемся от нашей галактики, еще один неверный прыжок – и мы совсем заблудимся.
      Все повернулись к нему, и он начал развивать свою мысль:
      – Думаю, информация не была бы столь несвязной, если бы она не относилась к большей части пространства-времени, а не только к истории Земли. А что, если попытаться взглянуть на всю Солнечную систему, как на целое и попробовать упорядочить прием макронных потоков? Если мы научимся уверенно управлять приемом, то вся история галактики станет для нас открытой книгой. А это означает...
      – Что мы сможем проследить, когда и где создан разрушитель! – прервала его Афра. – Узнаем, кто его сделал и зачем... – она остановилась. – Правда, его сигнал до нас еще не дошел.
      – Поэтому мы сможем спокойно экспериментировать. Коль скоро мы знаем, что ищем, мы будем понемногу приближаться к галактике и все время прощупывать макронный эфир. Нам не следует подходить к генератору вслепую.
      – Так ли это, Иво? – спросила Афра. – Если мы будем принимать изображение всей Солнечной системы, то информация будет более упорядочена?
      Давненько она не интересовалась его мнением по техническим вопросам.
      – Да. Я могу перевести компьютер в такой режим, будет более широкая полоса поиска. Это хорошая практика, в любом случае, но гарантировать какой-то результат я не могу.
      Она не ответила, и Иво приступил к работе. Теперь перед ним была нарисованная компьютером система координат, которую он мог перемещать и поворачивать. Солнце было представлено в виде светлого кружка, планеты изображались как разноцветные точки, движущиеся по соответствующего цвета штрих-пунктирным орбитам, так же обозначались и орбиты всех спутников.
      – Попытаюсь восстановить историю Солнечной системы, – пояснил он. – Но потребуется время для составления карт макронных потоков, при том условии, что в них есть хоть какая-то система. Затем я состыкую записи, так как не уверен, что исходные данные будут в хронологическом порядке. Так что пока вам смотреть не на что.
      – Мы с вами, – с неожиданной теплотой сказала Афра. – Мы посмотрим, может, сможем вам чем помочь.
      Он знал, что ею руководят соображения целесообразности, но все же эти слова согрели его. Это был тот тип отношений, который ему нравился – работать с ним, а не пытаться его купить. Он занялся делом, выискивая информационные потоки. Ему предстояло из разрозненных макронных фрагментов собрать цельную картину, как в детской головоломке.
      – Дай, я покажу, как надо, инвалид, – прошептал ему на ухо Шен. – Я все сделаю за час, а ты провозишься неделю и, к тому же, многое упустишь.
      Иво уже осознал объем задачи. Он не хотел утомлять аудиторию долгим и бесполезным ожиданием в течение многих часов.
      – Давай, покажи, – раздраженно ответил он Шену и передал управление. Связь между ними становилась все теснее. Но если Шену удастся справится с этой задачей с помощью макроскопа, то какие у него могут быть проблемы с разрушителем? Причина, по которой Иво раньше отказывался выпускать Шена, казалось все более сомнительной.
      А что, если... это была его надежда?.. ему не удастся это сделать?
      Но Шен не хвастался. Он завладел телом и мозгом Иво, и всей мощью своего юного и гениального интеллекта набросился на задачу. Иво наблюдал, как левая рука Шена бегала по клавиатуре, а правая управляла ручкой манипулятора, и думал, не совершил ли он непоправимую ошибку. Он еще не освободил Шена – но Шен мог вполне освободиться и сам, воспользовавшись этой возможностью. Он достаточно умен...
      Экран очистился. Маркер указывал, что масштаб равен двум световым годам на весь экран. Появилось изображение облака космической пыли.
      – Что вы делаете? – спросила Афра. – Это ведь не Солнечная система.
      – Это реликтовое облако водорода, дура, – ответил Шен языком и губами Иво, сам Иво лишь вздрогнул.
      Афра обиженно замолчала, и представление пошло дальше. Сам Иво не мог его видеть, но был уверен, что это потрясающее зрелище. Практически, с помощью макроскопа, Шен смог собрать и обобщить макронные потоки, испущенные пять-десять миллиардов лет назад, и картина, пусть и полученная косвенным методом, пусть немного урезанная, была истинной.
      Реликтовое облако газа бурлило, сжималось, временной маркер указывал, что 25 секунд соответствуют примерно одному миллиону лет. Через десять миллионов лет облако сжалось до диаметра в сто миллионов миль, затем до какого-то миллиона, затем комок газа вспыхнул – образовалась звезда. Сжатие продолжалось, была достигнута температура термоядерного синтеза в реакции водород-гелий. Начала выделяться колоссальная энергия превращения четырех ядер водорода в ядро атома гелия.
      – Это все равно, что попытаться влить четыре бокала виски в пятый, – пояснила Афра Беатрикс. – Все в пятый бокал не войдет, так что...
      – А разве это не зависит от объема пятого бокала? – спросила Беатрикс.
      О, Боже, подумал Иво. Опять женщины сцепились.
      И Гарольду, как всегда, придется их разнимать. В конце концов Беатрикс растолкуют, что суммарная масса четырех атомов водорода составляет 4,04, а атома гелия – ровно 4. При слиянии атомов водорода дефект массы в количестве 0,04 высвободится в виде энергии – в этом то и заключается жизнь звезды.
      Выделялась энергия только одного процента массы атома, но поток энергии был таким сильным, что отображаемое на экране облако перестало на некоторое время сжиматься. Практически весь свет Вселенной излучался благодаря этому процессу – миллиарды звезд Млечного Пути были просто реакторами по превращению водорода в гелий.
      В несколько напряженных минут вместилось еще несколько миллиардов лет. Топливо кончилось, и Солнце распухло, превратившись в огромного красного гиганта, в сто раз больше звезды, которую они видели до этого.
      – Но это не может быть Солнцем! – запротестовал Гарольд. – Наша звезда прошла только половину жизненного цикла.
      Шен не удостоил его ответом. Иво тоже не понимал, что же происходит, но был уверен, что изображения верны. Звезда, исчерпав весь свой водород, начала коллапсировать. Теперь внутри ее находилось ядро из чистого гелия, результат труда всей ее жизни. Звезда сжалась в еще более плотный шар, температура возросла в десять раз по сравнению с начальной стадией процесса. Что-то должно было произойти. И произошло. Из гелия начал синтезироваться углерод. Было найдено новое горючее.
      Звезда ожила вновь – это был уже недолговечный белый карлик.
      Но и запасы гелия вскоре исчерпались, и звезда погасла, оставив после себя шар остывающей материи, размером не больше планеты. Пришел печальный конец. Мертвая звезда состояла из очень плотной сколлапсировавшей материи, на поверхности плавали тяжелые элементы, захваченные в течении жизни из галактического пространства. Мертвый пепел, плывущий в космосе.
      Еще через несколько миллионов лет этот маленький трупик попал в поле действия рождающейся звезды, объекта, формировавшегося из обильных скоплений газа у края галактики. Новая звезда вспыхнула, в ней активно шли процессы первой стадии, а мертвая звезда, став спутником, умудрилась еще и прихватить немного окружающего ее газа. За счет этого газа она увеличила свою массу, но все равно осталась инертной. Ее время давно ушло, и не суждено было ей обрести былое величие.
      – Это Земля! – воскликнула Афра. Нет, этого не может быть. Не тот состав, и ядро слишком плотное.
      На экране автоматически отображались элементный состав и плотность планеты.
      К системе присоединился еще один элемент, тоже останки давно умершей звезды. Затем третий, четвертый, – все они собирали, по возможности, скудную дань с окружающей систему космической пыли и газа.
      Последние два объекта имели ядра гораздо большие, чем первый, и им удалось собрать к старости гораздо большую атмосферу, но о воскрешении в качестве светила не могло быть и речи. Теперь вокруг звезды вращались четыре планеты, причем любая из них была старше, чем сама звезда.
      Но по соседству творилось что-то неладное. Картина сместилась, чтобы зрители могли видеть все сами. В этом месте находилась еще одна звезда, гораздо большая, она пожирала водород в невероятных количествах. Но через несколько миллионов лет термоядерное топливо, разумеется, кончилось. Но масса и температура звезды были столь высоки, что термоядерный процесс не остановился на этапе углерода. В этой звездной топке стали образовываться новые элементы – кислород, кальций, кремний, натрий – все элементы вплоть до железа, 26 номер в периодической системе. Произошло несколько вспышек звездной активности, во время которых температура еще поднялась, и стало возможным образование из ядер гелия небольших количеств тяжелых металлов – вплоть до свинца, но все равно, главную роль в воспроизводстве энергии играл начальный процесс. Кончина этой звезды обещала быть бурной.
      Когда в ядре звезды не осталось элементов легче железа, произошел гравитационный коллапс. Температура подскочила до ста миллионов градусов. Огромная энергия, выделившаяся при гравитационном коллапсе, сделала возможным новый цикл термоядерных реакций – стали образовываться элементы вплоть до урана.
      Звезда завершила свою жизнь взрывом, разбросав по всей галактике материю своего ядра – это была вспышка сверхновой. Потоки материи, богатые разнообразными тяжелыми металлами, пронеслись мимо более спокойной соседки и ее спутников, часть их удалось захватить планетам и пополнить тем самым элементный состав своей коры. Система обогатилась, нажившись на смерти соседа.
      Первая планета также позаимствовала часть этого богатства, существенно увеличив свою массу, впрочем, как и другие. Но больше всего остатков вспышки сверхновой попало на орбиту вокруг звезды, образовав впоследствии планеты. Теперь у звезды было три маленьких спутника и четыре больших.
      – Марс, Земля, Венера, – воскликнула Афра. – А первая планета, которую мы видели – это Нептун, наша планета!
      Шен вновь не снизошел до ответа. Иво ощущал, каких усилий стоило Шену отыскивать, классифицировать и соединять нити макронных потоков, преобразуя все это в хронологически связанную и доходчивую историю Солнечной системы. Эта задача требовала всей мощи интеллекта Шена, вычислительного таланта на уровне его таланта в лингвистике. Шен обладал исключительными способностями и имел исключительные замыслы: Иво уже начал было забывать, каким невероятным интеллектом обладало его второе "я". Если мышь, рожденная под знаком Льва, все же оставалась мышью, то лев, даже если его запрягла мышь, оставался львом. Или, как в этом случае, Овном.
      Прошло еще некоторое время, система постепенно накапливала материю. Прошел еще миллиард лет, и еще одна сверхновая вспыхнула неподалеку. Дождь ее останков проходил через систему, все планеты взяли свою дань, и, к тому же, был получен материал для создания еще двух планет и множества маленьких спутников.
      – Меркурий и Вулкан? – спросила Афра. – Или это Плутон не на своем месте?
      Теперь было пять внутренних планет, больше, чем требовалось.
      Шен продолжал работать. Из дальнего космоса пришли астероиды. Многие проходили дальше, лишь слегка изменив маршрут в гравитационном поле Солнца. Один, однако, был захвачен, и лег на неустойчивую орбиту неподалеку от Юпитера.
      – Шесть внутренних планет? – в тоне Афры слышалась уже ярость.
      Но это оказалось не так. Юпитер грубо схватил вновь прибывшего своим полем и швырнул его в сторону Солнца, к орбите следующей внутренней планеты. Слишком близко, планеты стали сближаться.
      Они разломились на куски еще до того, как соприкоснулись.
      – Достигнут предел Роше, – прокомментировала Афра.
      Один из осколков помчался к Сатурну, и уже почти стал спутником – но оказался слишком близко. Еще одна иллюстрация сферы Роше – луна рассыпалась на множество кусков, которые собрались в кольца Сатурна.
      Но самый большой обломок полетел дальше. Он подошел к Нептуну, но разломился там надвое, образовав два гигантских осколка и множество мелких. Один осколок был отброшен еще дальше, но не покинул солнечную систему, а стал самой дальней планетой – Плутоном, другого же взял под свою опеку Нептун, и он стал его спутником – Тритоном.
      Два других участника катастрофы свалились на внутренние орбиты, они были слишком велики, чтобы выйти из системы. Эти два тела образовали двойную систему – Земля и Луна.
      Затем на экране появилась поверхность Земли в почти нормальном масштабе времени, семьдесят миллионов лет назад: необычные континенты, необычная жизнь как на суше, так и в океане. Но произошло неожиданное – Луна подошла слишком близко к Земле, сейчас она проносилась на расстоянии, равном одной десятой от того, на котором она находилась во времена человека. Это было отнюдь не романтическое сближение, а угроза еще одной демонстрации физического смысла формулы Роше. Приливы на Земле превратились в настоящее бедствие, зияющие трещины рассекли поверхность Луны. Горы воды прокатывались по континентам, сметая все на своем пути, не оставляя за собой ничего, кроме голой и ровной суши. Наземная жизнь стала невозможной, были смыты даже ископаемые останки, высокоразвитые морские животные тоже вскоре вымерли в этой буре приливов. Прогресс жизни на Земле был отброшен назад на миллионы лет – это был самый грандиозный катаклизм в истории планеты.
      – А сейчас мы занимаемся любовью при свете Луны, – заметила Афра. – И в наших гороскопах она означает чувство.
      Гарольд ничего не ответил.
      Остатки этого столкновения планет за орбитой Марса ждала различная судьба – шесть из них по спиральной орбите упали на Солнце, не оставив следа, часть образовала вокруг Солнца что-то вроде пояса, позже он был назван человеком поясом астероидов, многие обломки стали маленькими лунами других планет.
      Третья сверхновая, более далекая, выбросила в сторону Солнца облако пыли и газа – в системе появилось еще несколько крошечных спутников. Некоторые сгустки газа стали кометами, но в основном система уже устанавливалась, и важные изменения были уже позади. Таким образом, Солнце и его семейство планет были образованы из материи со всей галактики, часть тел системы была очень молода, часть гораздо старше, чем само Солнце. По мере отдаления Луны на Земле начала возрождаться жизнь, на поднявшуюся из воды сушу и на древние континенты выползли первые представители сухопутной флоры и фауны.
      Но и это было еще не все – из центра звездного скопления галактики прибыл неизвестный объект. Это материальное тело двигалось очень медленно, будто его кинетическая энергия была растрачена при прохождении через другие системы. Оно обогнуло Солнце по дуге с чрезвычайно большим радиусом и, как бы нехотя, легло на орбиту на среднем расстоянии в семь миллионов миль от Солнца.
      – А это еще что? – спросила Афра.
      – Да эта штука раза в два больше Юпитера! – сказал Гротон. – Как же она может быть в системе, если мы ничего о ней не знаем?
      Иво был почти уверен, что это шутка Шена.
      Картинка остановилась: современная ситуация, плюс-минус миллион лет. Они просмотрели краткий курс по истории Солнечной системы.
      – Замечательно, Иво! Если вы сделали это, то вам под силу все. Поздравляю!
      Иво снял окуляры. Все улыбались ему, а Афра явно хотела что-то сказать.
      – Это сделал не я.
      – Как вы можете такое говорить! – возмутилась Беатрикс. – Мы же все видели, все было очень хорошо!
      Афра и Гарольд посерьезнели.
      – Шен? – сочувственно спросил Гарольд.
      Иво кивнул:
      – Он сказал, что у меня на это уйдет две недели, и это действительно так. И что у него на это уйдет час. Я дал ему попробовать.
      – Но это же опасно? – спросила Афра.
      – Да. Но мне удалось сохранить контроль.
      Гарольд не был удовлетворен.
      – Мои гороскопы говорят, что человек вроде Шена вряд ли станет предпринимать подобные усилия без личной выгоды. Чего же он хотел?
      – Так это Шен назвал меня дурой? – тихо проговорила Афра.
      – Думаю, он нашел способ обходить разрушитель, – осторожно произнес Иво – Обходить память о нем в моем сознании, да и реальный, наверное, тоже. Думаю, он сможет меня одолеть, и это как раз то, к чему он стремится.
      – А вы сами хотите выпустить его? – спросил Гарольд, глядя в сторону.
      – Хорошо, пусть это будет основой нашего, так сказать, соглашения. Если другие тоже хотят, чтобы я это сделал... – Иво говорил так, как будто речь шла о каком-то заурядном деле, но ему стоило больших усилий заставить не дрожать свой голос. Ведь речь шла о его жизни, и он очень боялся смерти.
      Когда Афра боялась утратить свое "я" при деструкции, она обратилась к своим инстинктам и заставила их ощупать ее. Пусть желание было иррациональным, но она была удовлетворена. А что же придумать ему, чтобы придать себе хоть немного мужества?
      – Значит, Шен устроил нам бесплатную демонстрацию, – сказал Гарольд. – Впечатляет, должен признать, и ясно, что его заявления не пустая похвальба. Он действительно сможет доставить нас к разрушителю и, вдобавок, снабдить нас информацией о нем. Все, что требуется от нас – это спросить его.
      Афра молча глядела на Гарольда. Иво боялся даже представить, какие мысли роятся сейчас в ее голове. Она была утонченно-внимательна.
      – Ну что, проведем голосование? – спокойно предложил Гарольд собравшимся.
      Как легко они решились избавиться от своего товарища.
      – Да, – тихо сказала Афра.
      – Тайное?
      Она опять кивнула. Насколько же нужным был для нее этот разрушитель?
      Гарольд наклонился и извлек из сумочки Афры записную книжку. Иво в голову пришла праздная мысль: почему он не использует для этого грязного дела свой блокнот? Гарольд вырвал листок, согнул его, протянул сгиб между пальцами, разорвал, затем проделал то же самое с половинками. Роздал всем бюллетени.
      – Я, я лучше не буду голосовать, – сказал Иво и вернул свой бюллетень. – При трех голосующих не может быть равного числа «за» и «против».
      Неужели они не понимают?
      Гарольд пожал плечами и написал что-то на своей бумажке.
      – Мы голосуем за то, чтобы спрашивать Шена, или нет. Ответ может быть – «да» или «нет».
      Женщины заполнили свои бюллетени и тщательно их сложили. Гарольд сложил их, перетасовал не глядя и протянул Иво.
      – Огласите вердикт.
      – Но я узнаю почерка, это будет уже не тайное голосование.
      На самом деле он просто боялся посмотреть. Это был очередной кошмар, но все, кроме него, воспринимали происходящее как должное, и только он четко представлял, какая пропасть разверзлась пред ним.
      – Пусть тогда компьютер прочтет их, – сказал Гарольд.
      Неужели им все равно?
      Иво запихнул листки в щель анализатора и нажал кнопку «суммирование». Внутри машины послышался шорох – она читала вердикт.
      Заработал принтер. Иво оторвал распечатку и заставил себя прочитать:
       ...НЕТ
       ...НЕТ
       ...НЕТ
       ...ИВО
       ...ЛЮБЛЮ
      От неожиданно нахлынувших чувств ему стало плохо. Он даже не сразу сообразил, что кто-то голосовал дважды, и не сразу заметил некоторые странности в этой распечатке. Очевидно, кто-то небрежно написал «NO», так что первая палочка буквы "N" не была соединена с остальными и машина восприняла слово как три буквы "I", "V" и "O". Так появилось его имя.
      Но происхождение третьего слова он объяснить не мог.
      Гарольд встал.
      – А что, кто-то сомневался? – спросил он. – Не думаю, что нам еще когда-нибудь придется проводить голосование. Так что вернемся к делу. Работы у нас полно, и гениев среди нас нет.
      Только после его слов Иво понял, что он все еще держит в руках распечатку, что он не прочитал ее вслух и никому не показал.
      Они вновь вернулись в галактику. Напряженность в отношениях спала, пришла уверенность в собственных силах. Им не удалось определить начало передачи разрушителя – было либо все, либо ничего, из той области исходили только мощные потоки «искусственных» макронов, природное же излучение не распространялось. Вероятно, передатчик излучения в течение всего нескольких часов установили какие-то инопланетные силы быстрого реагирования, да, кроме того, их специалисты вполне могли контролировать природное макронное излучение. Только если бы наблюдатель смог попасть на самый край зоны приема разрушителя, ему может быть удалось увидеть его закладку. Но, несмотря ни на что, они были уверены в своих силах и полагали, что худшее уже позади.
      Они выбрали станцию разрушителя ближайшую к Земле и начали серию последовательных прыжков, изучая структуру петель в этом районе. Вскоре была сделана карта подпространства, весьма неполная, но она тем не менее помогала им приближаться к цели. Пять тысяч световых лет до цели, тысяча, восемь тысяч, семь тысяч, четыреста, двести, семьдесят, двадцать.
      На расстоянии двадцать световых лет они остановились.
      – Ближе нам не подойти, – сказала Афра. Минимальный прыжок – сорок-пятьдесят лет, так что мы окажемся с другой стороны лет на тридцать дальше, или того хуже.
      – Ничего не остается, как пробовать еще разок, – возразил Гарольд. Изменим направление и понадеемся на лучшее.
      – Шен говорит, он сможет...
      Если он хочет что-то сообщить нам – прекрасно, – ответил Гарольд. – Но если он хочет купить в обмен на информацию участие в нашей экспедиции, то передайте, чтобы и не надеялся. Пусть мы и идиоты, но все же как-нибудь сами справимся.
      Они немного отошли и сделали еще одну попытку, до разрушителя оставалось десять световых лет. Третий прыжок был хуже, но после четвертого они оказались совсем рядом – меньше парсека, чуть больше трех световых лет.
      – По-моему, нам уже не представится лучшего случая, – сказала Афра. – Нужно расконсервировать Джозефа и отправляться. Несколько лет в расплавленном виде...
      – Но в целях безопасности нам придется восстанавливаться каждый год, – напомнил ей Иво. – У протоплазмы ограничено гарантированное время жизни.
      – Я не люблю рисковать, – заявил Гротон. – Но в этом случае я бы рискнул. Давайте еще несколько раз попробуем. Что-то мне не хочется приближаться к разрушителю в расплавленном виде. На этот случай я хотел бы иметь при себе действующий мозг, а не его расплав.
      Они рискнули – и проиграли. Еще шесть прыжков, и им не удавалось подойти ближе, чем на пять световых лет. Парсек был их лучшим результатом, и они не моли его повторить. Четырехмерное подпространство оказалось очень сложной головоломкой.
      – Шен говорит...
      – Передайте ему, чтобы он заткнулся! – зло бросила ему Афра, и Иво почувствовал прилив теплоты. Он вспомнил слово ЛЮБЛЮ на бюллетене, но не осмеливался даже предполагать... Теперь его любовь к ней изменилась, но оставалась столь же крепкой. Он узнал ее, ее достоинства и недостатки, и любил в ней и то, и другое. Его любовь была без иллюзий – он ничего не ждал в ответ и хотел лишь находиться рядом. По крайней мере, так он говорил это себе.
      Не она ли написала это слово? Гарольд бы не сделал этого, Беатрикс это даже не пришло бы в голову.
      Все же...
      – Думаю, – сказал Гарольд, – эту станцию нам пока лучше оставить в покое. В галактике их еще несколько, и для начала нам вполне будет достаточно одного. Может, удастся выскочить поближе к какой-то из остальных.
      Спускаясь по Млечному Пути, они выяснили, что разрушителей действительно много. Их сигналы можно принимать на расстоянии восемнадцать тысяч световых лет, как внутри галактики, так и в близлежащих окрестностях. Однажды они приняли сигналы двух разрушителей одновременно и проверили их идентичность, наложив один на другой. Сигналы полностью совпадали.
      Они опять рискнули, но с новой целью. И опять неудача. Но со второй попытки они оказались на расстоянии не более одного светового дня от разрушителя.
      Теперь стало понятно, почему было невозможно получить толковую макронную информацию о разрушителях. Практически все естественные макронные импульсы подавлялись искусственным сигналом или, скорее, превращались в искусственное излучение. Из этой точки космоса исходил только один поток макронов – сигналы разрушителя, и другая информация в этом потоке отсутствовала. Макроскоп впервые оказался не у дел.
      Но, что удивительно, основной сигнал принимался так же уверенно. Это было еще одним подтверждением превосходства внегалактической технологии: этот сигнал нельзя было ни подавить, ни заглушить, ни отклонить в сторону.
      – Нам чертовски повезло, – сказал Гротон. – Правда, стоит подумать, как мы будем уносить отсюда ноги.
      Афра возилась с телескопом, пока другие занимались расконсервацией Джозефа. Корабль был погребен в недрах Тритона, который, в свою очередь был вплавлен в ядро Нептуна, и выбраться на поверхность было не таким уж простым делом. К счастью, – хотя Гарольд не признавал случайностей в таком деле и все старался предусмотреть, – они так же законсервировали тяжелое оборудование. Гарольд собрал его в свое время по чертежам внегалактической программы, и сейчас все, что было разобрано для хранения, можно было вновь запустить. Все, что не было спрятано в шахту, естественно расплавилось при падении Тритона на Нептун.
      – Я сфотографировала комплекс разрушителя, – сообщила Афра во время обеда. – С этими примитивными оптическими приборами не многое увидишь, но, насколько я разобралась, центр комплекса имеет около двух миль в диаметре и сделан из металла. Так как макроскоп нам не поможет, придется входить внутрь самим.
      – Мне кажется, мы пресыщены уже космическими технологиями, – сказал Гарольд. – Мы уже жалуемся на недостаток разрешения при расстоянии в один световой день! Но действительно, а почему бы не войти внутрь?
      – Потому, что они могут подпалить нам перышки, вот почему, – ответила Афра, – надо бросить пробный камень.
      Она была чрезвычайно оживлена, казалось, ее оставили мрачные мысли.
      – Как? – спросил Гарольд. – Джозеф – это все, что у нас есть.
      – Катапульта, глупенький, – ответила она. – У нас же есть точечный компенсатор гравитационного поля, помните? И много материала.
      Гарольд выразительно постучал кулаком по лбу. Он тоже был неестественно оживлен.
      – Ну конечно же! Мы же в состоянии состряпать макет корабля и запустить его в сторону разрушителя.
      – Давайте начнем со спутников, – сказала она. – Думаю, что это боевые корабли.
      – Спутников?
      – Я разве не говорила? Разрушитель окружен шестью стофутовыми сферами, находящихся на расстоянии пяти световых минут от него – на север, восток, запад, юг, вверх и вниз.
      – Мисс, вы не говорил мне о них, из ваших слов можно было понять, что такие детали не различить. Это сильно усложняет наше положение.
      – Я говорила вам. Где же вы были, когда я сказала – «комплекс разрушителя»?
      – Кто это сказал: «Нет веры прочнее, чем вера сварливой женщины в ее собственную непогрешимость»?
      – Кейбелл сказал. Но он также сказал, что сварливой женщине нужен спокойный мужчина.
      Оба улыбнулись.
      Иво отправился поесть, но замечательная стряпня Беатрикс показалась ему безвкусной. Гротон и Афра? Нет – он делал поспешные и необоснованные выводы. Их открытое подшучивание в адрес друг друга было всего лишь свидетельством все большего сплочения их маленького коллектива. Это было как во времена проекта, когда он, Брад и другие осваивали высокую науку и всегда находили время для острот и веселья. Афре и Гротону пришлось работать рука об руку со времени высадки на Тритон, особенно они сблизились, когда Иво попал в Тир, оставив их одних в глубоком космосе. После суда между ними установились отношения отца и дочери. Ведь Афра когда-то потеряла отца...