Вынюхиватель магии засеменил к Бинку, пытливо напрягая обоняние и шевеля вытянутым подвижным рыльцем. Подбежав к человеку, существо впало в неистовый восторг: испускало звуки, напоминавшие голос флейты, размахивало пушистым хвостом и кружилось возле него.
      – Будь уверен, я тоже тебя люблю, Нюхач, – сказал Бинк, присаживаясь на корточки и обнимая зверька. Мордочка его коснулась носа Бинка влажным поцелуем. – Ты ведь первым поверил в мою магию, когда...
      Бинк смолк, потому что существо повело себя вдруг странно. Внезапно оно перестало резвиться, сделалось настороженным, почти испуганным.
      – Что случилось, дружок? – участливо спросил Бинк. – Я сказал что-то обидное для тебя? Тогда извини!
      Но зверек свернул хвост, поджал его и бочком стал отодвигаться в сторону. Бинк с досадой уставился ему вслед. Ощущение было такое, словно его магию выключили, и зверек из-за этого потерял к нему интерес. Но талант Бинка, как и таланты всех других, был врожденным, он не мог исчезнуть, пока Бинк жив. Вынюхивателя магии, должно быть, напугало нечто иное.
      Бинк тревожно огляделся но сторонам. К востоку от него раскинулся фруктовый сад замка Ругна, в котором росли всевозможные экзотические плоды и овощи, а заодно и всякая всячина вроде вишен-бомб или дверных ручек. К югу простиралась неприрученная Дикая Местность Ксанта. Бинк вспомнил, как эти джунгли подгоняли его друзей к замку и какими угрожающими они казались. Теперь же деревья были как будто дружелюбны – им хотелось лишь одного: чтобы Волшебник оставался в замке Ругна и снова сделал его великим, как и в прошлые времена. Король Трент добился этого, и теперь всякая мощная магия здешних мест изо всех сил старалась принести пользу королевству. Повсюду установился прочный порядок.
      Но хорошо – пора заняться и делом. Сегодня будет бал, а туфли совсем истрепались. И Бинк направился к краю сада, где роскошно росло развесистое туфельное дерево. Туфлям нравилось перебираться с места на место, и дерево нередко давало новые побеги в самых неожиданных местах.
      На дереве отыскалось несколько вполне поспевших туфель. Бинк по порядку осмотрел их, но срывать не спешил, пока не подобрал пару по ноге. И только теперь он сорвал туфли, вытряхнул из них семена и осторожно обулся. Обувь оказалась удобной и прекрасно смотрелась – ведь туфли были свежесорванными.
      Он пошагал домой, осторожно ступая, чтобы разносить, но не поцарапать их.
      Из головы у него не выходил эпизод с вынюхивателем магии. Было ли это знамением?.. Здесь, в Ксанте, знамения всегда сбывались, однако очень редко удавалось правильно истолковать их до того момента, пока не становилось слишком поздно. Не ожидает ли его, Бинка, нечто скверное? Маловероятно. Уж чтобы повредить Бинку, на Ксант должно обрушиться очень серьезное зло – это можно утверждать без преувеличения. Так что, скорее всего, он неверно воспринял знак. Просто у зверька было, возможно, нечто вроде желудочного расстройства, потому он и сбежал.
      Вскоре Бинк увидел свой дом. То была глыба прекрасного домашнего сыра неподалеку от дворцового сада. Бинк поселился в нем, когда женился. Корочка уже давно затвердела и, конечно, потеряла лучшие оттенки аромата; стены же были из мелкозернистого кремово-желтого окаменевшего сыра. Этот дом считался одним из самых вкусных среди других современных домов.
      Бинк глубоко вздохнул, постарался придать себе невозмутимый вид и открыл дверь-корочку. И тут, одновременно с пахнувшим навстречу сладковатым запахом сыра, на него обрушился вопль.
      – Бинк?! Ты где шлялся, когда дел невпроворот? Совсем оставил меня без внимания!
      – Мне нужны были туфли, – мирно ответил он.
      – Туфли?! – зашлась в крике женщина. – У тебя же есть туфли, идиот!
      То была «мисс Хамелеон», жена Бинка. Это имя как прилепилось к ней в девичестве, так и осталось до сих пор; а муж ласково звал ее «Хэмели».
      В данный момент она была значительно умнее его. Дело в том, что в течение месяца ее ум, как и внешность, непрестанно менялись. Становясь прекрасной, она одновременно делалась и глупой – то и другое, к тому же, проявлялось в крайних степенях, зато в «умной» фазе она была уродливой – очень умной и очень уродливой. В настоящий момент она как раз находилась в пике этой фазы, и потому сидела дома, буквально заточив себя в своей комнате.
      – На сегодняшний вечер мне нужны красивые туфли, – пояснил Бинк, с трудом сохраняя терпение. Но едва он произнес эти слова, как понял, что сказал не то: ведь теперь любое упоминание о красоте совершенно выводит ее из себя.
      – Ни дьявола тебе не нужно, тупица! Ровным счетом!
      В душе Бинк подосадовал, что она кичится превосходством своего ума над его собственным. Да, он сознавал, что он – не гений, но все-таки не считал себя тупицей. Зато она сама наглядно демонстрировала на протяжении месяца и то, и другое.
      – Мне сегодня необходимо быть на Ежегодном Балу, – попытался растолковать он, хотя жена, безусловно, отлично об этом знала. – Если я заявлюсь небрежно одетым, это будет оскорблением для Королевы.
      – Придурок! – взвизгнула та, не высовываясь из своего укрытия. – Ведь ты будешь в маскарадном костюме! Никто и не заметит твоих вонючих туфель!
      Тьфу ты, а ведь она права. То есть ходил он за новой обувью совершенно напрасно.
      – Да-да, это очень типично для тебя, эгоиста, – продолжала жена, охваченная праведным гневом. – Шляешься по вечеринкам, веселишься... А я тут страдаю дома, грызу в одиночестве стены.
      Последнее, видимо, следовало понимать буквально. Сыр был старый и твердый, однако она все же грызла его, впадая в ярость; а в последнее время это стало ее привычным состоянием.
      И все-таки Бинк старался быть ей хорошим мужем. Они поженились только год назад, и он любил свою Хэмели. С самого начала их совместной жизни он знал, что хорошие времена будут перемежаться с худыми, и вот сейчас как раз настало плохое время. Весьма плохое.
      – Почему бы тебе тоже не пойти на бал, дорогая?
      Она разразилась вспышкой циничного гнева.
      – Мне?!.. Когда я в таком виде?!.. Избавь меня от своей тупоумной иронии!
      – Но ведь ты сама напомнила мне, что бал будет костюмированный. Королева замаскирует каждого гостя в тот костюм, который предпочтет выбрать сама. Так что никто ничего и не увидит...
      – Ты, жалкий и слабоумный прыщ! – взвыла она за стеной, и Бинк услышал, как что-то разбилось. Так... Теперь она уже швыряет все подряд. По-видимому, терпение у нее окончательно лопнуло. – Да как я могу пойти на бал в каком угодно костюме, когда я – на девятом месяце?!..
      Именно это и тревожило по-настоящему мисс Хамелеон. Не закономерная фаза умной уродины, к чему она уже притерпелась с течением времени, а огромный дискомфорт и ограничения, которые налагала на нее беременность. Бинку удавалось гасить эти настроения во время фазы «тупая красавица», но когда она видоизменялась дальше и становилась умнее, он, вместо благодарности, слышал от нее одно: она вовсе не желает «подобного обращения» с ней, женщиной «в таком состоянии». Мисс Хамелеон панически боялась, что ребенок будет похож на нее. Или – на него. Ей хотелось отыскать заклинание, которое обеспечивало бы ее будущему ребенку некий позитивный талант – или хотя бы нормальный, – а теперь оставалось полагаться на слепой случай. Она восприняла беременность с исключительной нервозностью, и Бинка, виновника всему, так и не простила. И чем умнее она становилась, и чем больше увеличивался срок, тем более интенсивным становился ее гнев.
      Впрочем, уже скоро она минует перевал и начнет становится красивее – как раз к родам. До них оставалось около недели. Быть может, ребенок родится нормальным, а возможно – и с еще более сильным талантом, чем у других, и все страхи ее окажутся напрасными. Тогда она перестанет вымещать свой гнев на Бинке.
      Да, если ребенок будет нормальным... Ах, об этом лучше не думать.
      – Извини, я позабыл, – пробормотал он.
      – Он позабыл! – Прозвучавший в ее голосе сарказм пронзил чувствительную душу Бинка подобно магическому мечу, проникающему сквозь сырную стену домика. – Дебил! Тебе ведь хотелось забыть, верно? Почему же ты не подумал об этом в прошлом году, когда ты...
      – Мне пора идти, Хэмели, – пробубнил он, поспешно отступая к двери. – Королева очень сердится, когда гости опаздывают...
      Ему подумалось, что сама природа женщин такова, что они непрерывно сердятся на мужчин и низвергают на них лавины гнева. В том-то и состояло одно из отличий обыкновенных женщин от нимф – те, хоть и выглядели как женщины, но всегда были более терпеливыми к ленивым причудам представителей сильного пола. Наверное, подумал Бинк, его все же следует назвать счастливчиком – ведь его жена не обладает опасным талантом, ну, например, не умеет извергать на людей пламя или вызывать грозу.
      – Отчего это Королева устраивает свою смехотворную, тупую и бессмысленную вечеринку именно сейчас? – остановила мужа мисс Хамелеон. – Да именно сейчас, когда она знает – знает! – что я не могу на ней быть?
      Ах, женская логика... К чему пытаться понять ее? Всей мудрости Ксанта не хватит, чтобы отыскать толк в бестолочи. И Бинк прикрыл за собой дверь.
      В сущности, вопросы его жены были сугубо риторическими – и он, и она сама знали ответы. Королева Ирис использовала каждую возможность, чтобы подчеркнуть свой статус, и сегодня как раз – годовщина этого статуса. Формально бал устраивался в честь Короля. Однако вечно занятого Трента мало волновали театральные эффекты, и его наверняка не будет на торжествах. То есть в действительности – это бал Королевы; и хотя она не в состоянии заставить Короля присутствовать на празднике, горе тому придворному, у которого появилось бы искушение тоже не явиться. Бинк как раз и был таким придворным.
      «Но почему же так?» – спрашивал он себя, угрюмо бредя к дворцу. Ему ведь было обещано стать важной персоной – Королевским Исследователем Ксанта, в чьи обязанности входило изучать тайны магии и докладывать о своих открытиях непосредственно Его Величеству. Но из-за беременности жены, из-за массы мелких домашних дел Бинку так и не удалось пока приступить к настоящей работе. И винить в том он мог только самого себя. Воистину, он должен был предвидеть, к каким последствиям приведет его решение завести ребенка. Ведь до сих пор предстоящее скорое отцовство волновало его меньше всего на свете. Однако же Хамелеон-красавица была женщиной, способной затуманить разум любого мужчины и возбудить его до... Ну да что теперь об этом вспоминать...
      Ах, ностальгия! Ах, прошлое! Когда любовь была новой, беззаботной, бесхитростной, когда не ощущалось никакой ответственности! Хамелеон-красавица напоминала нимфу...
      Нет-нет, это – ложные воспоминания. Жизнь его, до того, как он встретил эту женщину, вовсе не была такой уж простой. Ведь ему понадобилось трижды увидеть ее в разных ипостасях, прежде чем он узнал ее окончательно. Он тогда боялся, что у него нет никакого магического таланта...
      Вокруг него неожиданно все замерцало... и внезапно внешность Бинка изменилась. Появился маскарадный костюм, посланный Королевой. Физически и умственно Бинк остался прежней личностью, но выглядел теперь как кентавр. То была созданная Королевой иллюзия, и сейчас он мог вступить в придуманную Ее Величеством игру: она изобрела ее благодаря своей неистощимой способности устраивать людям разные мелкие пакости. Прежде чем попасть в бальный зал, каждый из гостей должен по дороге угадать личности как можно большего числа других гостей, и угадавшего больше всех ждет приз.
      В дополнение ко всему она создала вокруг замка Ругна фальшивый лабиринт. И теперь, даже если у кого-то и нет никакого желания участвовать в ее игре «угадайке», он все равно вынужден отыскивать дорогу в этой гигантской головоломке. Проклятая Королева!
      Однако ему, Бинку, как и всем остальным, придется пройти весь путь до конца. Король мудро не вмешивается в домашние дела, предоставляя супруге вволю тешить свое тщеславие.
      Вздохнув, Бинк вошел в лабиринт и принялся за утомительную работу: искать дорогу в окружившей замок паутине ненастоящих тропинок.
      Большая часть лабиринта была откровенно иллюзорной, и все же он был в достаточной мере привязан к реальности, так что безопаснее было держаться миражных стен, чем проламываться сквозь них. Королева должна была получить свою порцию веселья, особенно в Первую Годовщину коронации Его Величества. Когда же, случалось, она не получала желаемого, то становилась уродливее переменчивой жены Бинка.
      Он свернул за угол и... едва не столкнулся с зомби. С источенного червями лица того падали комочки земли и сочился гной, а большие квадратные глазницы казались ямами разложения. Залах стоял отвратительный.
      Неприятно пораженный, Бинк уставился в эти глазницы. В самой их глубине ему почудилось слабое свечение, похожее на лунный свет, заливающий призраков, или же на мерцание светящихся грибов, пирующих на гниющем мозге трупа. Впечатление было такое, точно он – через двойной тоннель – разглядывает сам источник этого зловонного оживления, – или, возможно, сердцевину самой магии Ксанта... Но подобное могло померещиться разве что в кошмарном сне – ведь зомби был всего лишь ожившим покойником, ужасом, который следует немедленно похоронить и забыть.
      Однако отчего этот зомби вырвался из своей потревоженной могилы? Обычно они появлялись на свет только для защиты замка Ругна, и не показывались с тех пор, как тут поселился Король Трент.
      Зомби шагнул навстречу, разевая вонючий рот.
      – Ввууумм, – произнес он, напрягаясь, чтобы высвободить новую порцию несносно пахнущего газа – то был у него единственный способ издавать звуки.
      Бинк попятился, его едва не вырвало. Он мало чего опасался в Ксанте – физическая крепость и редкий магический талант делали его одним из наименее уязвимых жителей королевства. Но странная неловкость и отвращение, вызванные столкновением с зомби, несколько напугали его. Он развернулся и побежал по боковой дорожке, оставив ожившего мертвеца за спиной. Со своей прогнившей плотью и рассыпающимися сочленениями костей, зомби, разумеется, не мог догнать Бинка, да и не пытался.
      Но неожиданно перед ним возник сверкающий меч. Бинк замер, с удивлением разглядывая новое препятствие. Он не видел ни человека, ни каких-либо приспособлений, удерживающих меч, а только само оружие. Какова цель этой иллюзии?
      Конечно, то еще одна шуточка Королевы. Ей правилось делать свои вечеринки возбуждающими, она любила бросать вызов гостям. Бинку нужно было всего лишь пройти сквозь этот фальшивый меч, тем самым разоблачив его иллюзорность.
      И все-таки он медлил. Лезвие выглядело угрожающе реальным. Бинк вспомнил свою молодость и проделки деревенского приятеля Джамы. Талантом того была демонстрация летающего меча – твердого, острого и опасного; правда, «меч» существовал лишь несколько секунд, но Джама стремился постоянно развивать свой талант. Он не был другом Бинка, и если, может статься, он где-то поблизости...
      Бинк выхватил свой меч.
      – Защищайся! – воскликнул он и ударил по мечу-противнику, почти уверенный, что лезвие пройдет сквозь него без сопротивления. Королева будет довольна, что ее надувательство сработало. Бинк, поступая таким образом, ничем не рисковал. Но всего лишь на всякий случай...
      Меч-противник оказался твердым. Сталь зазвенела о сталь. Другое оружие тут же дернулось, высвобождаясь, и стремглав метнулось к груди Бинка.
      Тот парировал удар и отскочил вбок. Да, то оказалось не секундное оружие и не бессмысленно летающий предмет – его направляла некая невидимая рука, и, значит, противником был невидимка.
      Меч нанес новый удар, и Бинк опять парировал его. О да, эта штука всерьез пытается его убить!
      – Кто ты? – крикнул Бинк. Но ответа не последовало.
      Весь прошедший год Бинк обучался владению мечом, и его учитель утверждал, что он – способный ученик. На стороне Бинка были храбрость, скорость и немалая физическая сила. Он знал, что не такой уж опытный фехтовальщик, но все же не новичок. Бинк вдруг стал даже получать удовольствие от схватки – пусть и с невидимым противником.
      Но серьезный бой... это совсем другое. С какой стати на него напали, да еще во время праздника? Кто он, его молчаливый и тайный враг?.. Бинку еще повезло, что заклинание невидимости, которым прикрылся его противник, не распространилось и на сам меч – не то он и вовсе не смог бы отражать удары. Но всякий магический предмет в Ксанте существовал в единственном числе. По этой причине меч не мог удерживать внутри себя необходимые заклинания твердости и остроты, да при этом быть еще и невидимым. И тем не менее, хотя это и было маловероятным, но не таким уж невозможным. Ибо при помощи магии возможно все. В любом случае Бинку было достаточно видеть лишь свое оружие.
      – Стой! – крикнул он снова. – Прекрати. Иначе мне придется напасть на тебя!
      Но вражеский меч снова нанес яростный рубящий удар. Однако Бинк успел уже понять, что противник его – не ас, и дрался он скорее храбро, нежели умело. Он отбил удар и нанес ответный, без особой охоты сделав выпад в незащищенную в данный момент нижнюю часть тела предполагаемого противника. Удар его был не настолько силен, чтобы причинить увечье, и все же достаточным для...
      Лезвие его меча прошло сквозь невидимый торс без всякого сопротивления – там просто ничего не было.
      Изумленный Бинк потерял сосредоточенность и ослабил стойку. Вражеский меч метнулся к его лицу – Бинк едва успел нырнуть под него. Его давнишний инструктор, солдат Кромби, научил его уклоняться от таких ударов, но на сей раз его, по правде говоря, спасло одно лишь везение: не обладай он своим талантом, он мог бы сейчас быть уже мертвецом.
      Бинку не нравилось полагаться только на свой талант, и в этом заключалась цель его занятий фехтованием – защищать себя собственными силами, открыто, с гордостью, не страдая от насмешек тех, кто вполне естественно полагал, что ему всегда помогает одна простая случайность. Его магия могла остановить или отвести атаку, заставив, например, нападающего поскользнуться на фруктовой кожуре, и до его гордости магии не было никакого дела. Зато когда он одерживал победу честно, сам, своим мечом, никто уже не смеялся. Сейчас также смеяться было некому, но ему было досадно, что его ни с того, ни с сего атакуют... Кто?
      Наверняка то было магическое оружие из личного арсенала Короля, к тому же сознательно направленное. И все-таки это никоим образом не могло быть поступком самого Короля – Трент никогда не опускался до подобных «шуточек» и не позволял вольного обращения со своим оружием. По всей вероятности, кому-то удалось активировать этот меч и послать его на уничтожение Бинка; но этому «кому-то» вскоре предстоит испытать на себе гнев Короля.
      Однако сейчас от таких мыслей Бинку было не легче. Ему не хотелось оставлять впечатление, будто он прячется за королевской спиной. Он был настроен провести схватку сам и выиграть ее. Существовала, правда, еще проблема – как добраться до злоумышленника, который здесь не присутствовал.
      Поразмыслив, Бинк пришел к выводу, что никто не сидит в отдалении и не управляет магическим оружием. Разумеется, при помощи магии такое возможно – но ведь, насколько ему известно, у него нет врагов! Не было таких, у кого могло бы возникнуть желание внезапно напасть на него, Бинка, – ни магическим способом, ни естественным; никто и не посмел бы проделать подобное, вооружась королевским мечом, да еще в саду перед самым замком Ругна.
      Бинк снова отразил атаку, вынудил меч принять уязвимую позицию и, изловчившись, перерубил невидимую руку. Никакой руки, безусловно, не оказалось, и теперь сомнений больше не было: меч сражался сам по себе. Никогда раньше Бинку не доводилось противостоять такому оружию – Король не доверял суждениям неодушевленных предметов. Так что этот опыт был в новинку. Но, само собой, в данной ситуации не заключалось ничего странного – почему бы, в самом деле, не побороться с заколдованным мечом?
      И все-таки, если ум меч действует сам по себе, почему он так стремится лишить Бинка жизни? К оружию, обладающему лезвием, он всегда испытывал только уважение; он тщательно заботился о собственном мече, всегда проверял, в должном ли состоянии заклинание, поддерживающее его остроту, и никогда не бранил его. Следовательно, мечи любых типов и убеждений не должны иметь к нему никаких претензий.
      А может быть, он как-то невольно оскорбил именно этот меч?
      – Меч, если я обидел тебя или неверно к тебе обращался, то прими извинения, и я предлагаю дружбу! – произнес он. – Я не хочу сражаться с тобой без видимых причин.
      Меч свирепо рубанул его по ногам. Так – значит, переговоры не получаются...
      – Скажи же мне хотя бы, чем ты обижен?! – воскликнул Бинк, отскакивая в сторону в последнее мгновение.
      Меч неумолимо продолжал атаковать.
      – Тогда мне придется тебя испортить, – проговорил Бинк, и в голосе его смешались сожаление, гнев и азарт. Да, это настоящий вызов! И в первый раз за все время боя Бинк встал в настоящую оборонительную стойку и показал мастерство фехтования. Он знал, что является лучшим бойцом, чем его противник-меч.
      Он не мог поразить того, кто направлял меч, потому что поражать было попросту некого: ни пронзить, ни руку отрубить. Меч не проявлял и признаков усталости – силу ему придавала магия. Но как, в таком случае, одолеть его?
      Получается, это гораздо более серьезный вызов, нежели он предполагал! Бинк не был особенно встревожен – что тревожиться, если знаешь, что противник слабее тебя? Но вот если противник неуязвим...
      И все-таки талант Бинка не может допустить, чтобы ему был причинен вред. При обычной схватке меч в руках человека мог такое сделать, так как в подобной ситуации не замешана магия. А если дело касается магии, то Бинк в безопасности. В Ксанте вряд ли можно было отыскать полностью немагический предмет, так что Бинк оказывался необыкновенно надежно защищенным. Вопрос, следовательно, лишь в том, сможет ли он одержать победу сам, при помощи собственных умения и мужества, или же все-таки его опять спасет некая фантастическая случайность? Если не удастся победить первым способом, его талант завершит схватку вторым.
      Он еще раз вынудил меч-противник принять уязвимое положение и сразу же рубанул по лезвию, рассчитывая переломать его посередине. Его замысел не удался – магический металл оказался слишком прочным. В конце концов, он не очень-то и надеялся на успех – одним из базовых заклинаний для современных мечей было заклинание прочности. Итак, что дальше?
      Он услышал звук приближающихся шагов. Пора поскорее кончать схватку, или ему придется скоро смириться с участью спасенного. Да, его таланту не было дела до его гордости – он заботился исключительно о теле.
      Тут Бинк обнаружил, что прижимается спиной к дереву – к дереву вполне реальному, а не иллюзорному. Стены лабиринта оказались наложенными на живую растительность – все вкупе и было частью головоломки.
      Дерево оказалось липучкой – любой предмет, проникший сквозь его кору, магически к ней приклеивался; затем дерево медленно обрастало вокруг этого предмета и поглощало его. До тех пор, пока кора не была повреждена, дерево-липучка было безобидным – дети могли спокойно подниматься по стволу и играть в его ветвях, если не пускали в ход клинья. Дятлы держались от этих деревьев подальше.
      Поэтому Бинк мог прислониться к нему, но с большой осторожностью...
      Вражеский меч нацелился ему в лицо. Бинк потом так и не мог разобрать окончательно, когда его озарило – до или после его реакции на удар. Скорее всего после, и это значит, что его талант опять сработал, сколько Бинк не силился обойтись своими стараниями. Как бы там ни было, но на сей раз он не стал отбивать удар, а просто присел.
      Меч просвистел у него над головой и врезался в дерево, глубоко разрубив кору. Тут же включилась магия дерева, намертво приковав меч к месту. Он стал дергаться и вырываться, но безуспешно. Ничто не могло преодолеть магию предмета или существа, которой обладали только данный предмет или данное существо. И Бинк победил.
      – Прощай, меч! – произнес он, вкладывая свое оружие в ножны. – Прости, что мы не можем задержаться подольше.
      Однако за его бравадой таилась мрачная тревога: кто или что побудило магический меч напасть на него? Выходит, у него есть враг, и он ему неизвестен, и такое обстоятельство не может понравиться. И дело вовсе не в страхе перед каким-то новым нападением, а в предчувствии беды – ее нельзя не предчувствовать, если тебя не любят до такой степени. А ведь Бинк всегда старался ладить со всеми.
      Он свернул за новый угол и – врезался в колючий кактус. Не в настоящий, конечно, а в иллюзорный – иначе бы он, без сомнения, немедленно превратился в некое подобие подушечки для булавок.
      Кактус протянул утыканную колючками ветку и обхватил Бинка за шею.
      – Неуклюжий болван! – загремел он. Хочешь, я разукрашу твою уродливую физиономию грязью?!
      Бинк тут же узнал и голос и хватку.
      – Честер! – прохрипел он со стиснутым горлом. – Кентавр Честер!
      – В хвост и в гриву! – выругался Честер. – Ты обманом заставил меня выдать себя! – Он слегка ослабил ужасную хватку. – Но теперь лучше скажи, кто ты! Или я сожму тебя вот так...
      Он тут же продемонстрировал, как.
      Бинку показалось, что его голова сейчас отделится от тела. Куда же подевался его талант?!
      – Финк! Финк! – пискнул Бинк, пытаясь произнести свое имя онемевшими губами. – Хинк!
      – Никакой я тебе не финт! – рявкнул Честер, раздражаясь, из-за чего его пальцы сжались еще сильнее. – Мало того, что ты на редкость уродлив, так ты еще и наглец. Эй! Да у тебя мое лицо!
      Бинк совсем позабыл, что на нем – костюм. От удивления пальцы кентавра чуть расслабились, и Бинку предоставилась возможность вымолвить словечко:
      – Я – Бинк! Твой друг! В иллюзорном облике!
      Честер нахмурился. Кентавры не были тупыми, но этот определенно предпочитал думать мускулами.
      – Если ты пытаешься меня обмануть...
      – Помнишь Германа-отшельника? Как я встретил его в Дикой Местности, и он спас Ксант от нашествия вихляков? Он воспользовался своей магической способностью вызывать манящие огоньки! Это был лучший из кентавров!
      Наконец Честер отпустил Бинка.
      – Дядя Герман, – кивнул он, улыбаясь: в его кактусовом обличье улыбка была по-настоящему жуткой. – Надеюсь, я тебя не очень придушил. А что ты делаешь в моем облике?
      – То же, что и ты в образе кактуса, – отозвался Бинк, массируя шею. – Направляюсь на бал-маскарад.
      Кажется, горло не было повреждено, так что, выходит, талант и здесь сработал.
      – О да! – Честер красноречиво растопырил свои иголки. – Подлянка доброй Королевы Ирис, этой сучки-волшебницы. Ты уже нашел путь во дворец?
      – Нет. Дело в том, что я наткнулся... – Бинк вдруг засомневался, надо ли теперь же рассказывать о мече. – На зомби.
      – Зомби! – рассмеялся Честер. – Вот уж не повезло какому-то болвану с костюмом!
      Костюм! Ну конечно же! Зомби не был настоящим, а всего лишь одной из маскарадных причуд Королевы. И Бинк среагировал на него столь же легкомысленно, как и Честер – просто сбежал – и все, даже не попытавшись угадать имя очередного гостя. И в результате натолкнулся на меч, который, определенно не был ни костюмом, ни иллюзией.
      – Знаешь, мне так или иначе не нравится эта затея, – сказал он.
      – И мне тоже, – согласился Честер. – Но вот приз... Он стоит года моей жизни.
      – Да, условно, – хмуро кивнул Бинк. – Это стоит столько же, сколько один Вопрос, на который ответит бесплатно Добрый Волшебник Хамфри. Но за приз соревнуются все, и нам вряд ли его выиграть.
      – А вот и нет! – возразил Честер. – Если мы не станем терять время. Пошли-ка лучше сорвем маску с того зомби, пока он не смылся.
      – Хорошо. – Бинк не возражал, но он был сейчас раздражен своей прежней реакцией на зомби.
      Они прошли мимо все еще торчавшего из дерева меча.
      – Что нашел, то мое! – радостно воскликнул Честер, хватаясь за меч.
      – Это же липучка, она его не отпустит.
      Но кентавр уже вцепился в рукоятку и рванул. Силы в этом рывке было столько, что сверху на него посыпался настоящий дождь из щепок и коры. Но меч так и остался в дереве.
      – Гм! – буркнул Честер. – Послушай, дерево... У нас, в Деревне Кентавров, растет точно такая же липучка. Во время засухи я ее каждый день поливал, и только потому она выжила. И все, что я за это прошу, – меч, который тебе все равно не пригодится.
      Меч освободился. Честер сунул его в колчан со стрелами и закрепил веревочной петлей – так, по крайней мере, показалось Бинку, наблюдавшему за конвульсиями неуклюжего кактуса. Бинк положил руку на свой меч, опасаясь нового нападения. Однако меч кентавра был теперь к нему безразличен. То, что оживляло его совсем недавно, исчезло.
      Честер заметил взгляд Бинка.
      – Надо всего лишь уметь понимать деревья, – сказал он, зашагав дальше. – Разумеется, я не солгал липучке – кентавры никогда не обманывают. Я поливал то дерево. Возле него было куда приятнее, чем в сортире.
      Итак, липучка рассталась со своей добычей. А почему бы и нет? Кентавры и в самом деле славились своей добротой к деревьям, хотя Честер и не испытывал особой любви к кактусам. Несомненно, именно потому Королева, проявив свое чувство юмора, облачила его в колючий костюм.
      Они подошли к тому месту, где Бинк столкнулся с зомби. Жуткое создание уже исчезло; на дорожке остался только слизистый комок грязи. Честер шевельнул его копытом.
      – Настоящая грязь... и из фальшивого зомби? – Он был удивлен. – Иллюзии Королевы становятся все совершеннее.
      Бинк согласно кивнул. То был тревожный вывод. Вне всякого сомнения, Королева изрядно постаралась, создавая подобную иллюзию – но ради чего? Ее магия была сильна – намного сильнее талантов обыкновенных людей: ведь она была одна из тех трех жителей Ксанта, что составляли класс Волшебников. Но даже с ее способностями было нелегко создавать каждую деталь костюмов для всех гостей, приглашенных на маскарад. Правда, костюмы Бинка и Честера были только визуальными – иначе им было бы трудно общаться.
      – А тут – свежая кучка грязи, – продолжал Честер. – И настоящей грязи, а не от зомби. – Он придавил ее своей кактусовой ногой, но остался тем не менее отпечаток копыта. – Не могла ли эта гадость закопаться в землю именно здесь...