— Снова насмехаешься над Джон? — спросила Хелн, одарив его улыбкой.

— Она первая начала.

— Она всегда начинает первая, не правда ли? Почему вы двое никак не можете вести себя как взрослые люди?

— Потому что мы — это брат и раздражительница, — сказал Келвин, гордый тем, что это мысль пришла ему в голову.

Как и следовало ожидать, Джон обернулась в седле и показала ему язык.

— Ну а теперь это и впрямь взрослое поведение. Все как положено взрослой замужней даме, леди.

Джон произнесла несколько капризных недовольных слов, которые заставили Хелн нахмуриться, а отца Келвина, забавлявшегося всем этим, покачать головой.

— Кто это здесь леди, ты… ты… — заявила Джон.

— Вот она тебя и поймала, Кел, — вставил Джон Найт. — С тех пор, как появился Сент-Хеленс и рассказал ей о Движении за Освобождение Женщин она не хочет быть леди.

— Да, она никогда не хотела быть дамой, отец. Ты не рос вместе с ней, как я. Если бы она смогла отрастить себе пенис, она бы это сделала.

— Тысяча чертей, — сказала Джон, используя одно из самых мягких ругательств Сент-Хеленса.

— Почему-то мне не кажется, что Лес бы одобрил это, — заметил Келвин, ссылаясь на отсутствующего в данный момент мужа Джон и своего лучшего друга. — Но тогда бы у нее появились интересы, соответствующие ее собственной анатомии.

— Келвин, достаточно, — стала бранить его нахмурившись Хелн. Джон, очевидно, обиженная, просто поскакала вперед.

— Думаю, что она скоро оправится после этого, — сказал Келвин.

— Келвин, тебе и впрямь не мешало бы чуть подрасти! И тебе, и твоей сестре.

— Хорошо, мамочка, — ответил Келвин. В течение одной секунды, всего секунды, у Хелн был такой вид, словно она готова высунуть язык. Маленькие ямочки образовались у нее в уголках рта, но ей удалось сдержаться и не рассмеяться.

Келвин получил ее немое послание и понял то, что она хотела ему сообщить. Она действительно была им раздражена и хотела, чтобы он это почувствовал. Что ж, он все понял. Так что, может быть, он постарается не изводить сестру своими насмешками так непрерывно. Он надеялся только, что и Джон решит то же самое в отношении его.

Джон и Кайан чуть не засыпали в своих седлах. Келвин мог представить себе, что они оба думали о своем возвращении в страну серебряных змеев и о Лонни. Кайан не имел никаких сомнений в том, что он может жениться на Лонни, а Джон казался полностью покоренным бывшей королевой, которая внешне так напоминала мать Кайана. Но тогда почему же туда возвращается он, Келвин? — спрашивал он себя самого. — Почему сейчас, когда Хелн вынашивает их ребенка и он может ей понадобиться? К тому же сейчас она не может воспользоваться драконьими ягодами, чтобы отделить от своего тела свое астральное "я". Почему? Потому что он сын Джона Найта, а Кайан был его сводным братом. Потому что каждый из них спасал жизнь друг другу. Потому что они были круглоухими в мире, где круглоухие не были обычным явлением, и приходились друг другу родственниками. Как постоянно говорила его мать Шарлен, заявляя, что это поговорка с Земли, откуда был родом Джон Найт: «Кровь очень густая, Келвин. Кровь гуще, чем воздух, земля, огонь или вода. Она сильнее, чем любая магия и колдовство».

— Так что же это значило? — спросил он ее, и тогда она рассказала ему о родстве.

Джон вдруг заговорил:

— Я никогда не думал, что развалины так далеко отсюда.

— Это все верховая езда, — сказал Кайан. — Ты к ней не привык.

— Совершенно верно, — согласился Джон. — У меня появилось искушение воспользоваться поясом, чтобы немного облегчить свою спину.

Он имел в виду пояс левитации, который хранился в камере Маувара, а теперь опоясывал Келвина.

— Это выглядело бы не очень здорово, отец. Ты же знаешь, какими нервными становятся люди, когда они видят магию в действии. Некогда и сам Кайан тоже нервничал по поводу этих вещей.

— Это наука! Проклятье, это наука! Магия, — магия это то, что было у колдуньи, и то, чему положило конец оружие Маувара.

— Тогда оно тоже должно быть магическим, отец, не правда ли?

— Нет! По крайней мере, я так не думаю. Оно является антимагическим, так что быть магическим оно просто не может. Это, должно быть, наукой.

— Знаете, — произнес Келвин задумчиво, удивляясь самому себе. Это должно быть было просто что-то вроде войны. Не войны между армиями в точном смысле слова, а войны между магией и наукой.

— Собачье дерьмо! — сказала Джон. Как случалось в эти дни все чаще и чаще, это была чуть более приемлемая версия выражения, употребляемого отцом Хелн.

— Нет, я не знаю, точно ли это так, Джон, — сказал Джон, устраиваясь поудобнее и чуть приподнявшись в стременах. — В словах Келвина, возможно, что-то есть. Там, на Земле, иногда говорили о войне между верой и технологией. Это не совсем так, как здесь, в этом измерении, или же в мире серебряных змеев, но все же это достаточно близкие вещи. У Маувара, очевидно, была наука, хотя и очень развитая. Жители этого мира и того мира, в который мы сейчас отправляемся, наукой не обладают. Здесь или там волшебник может подняться в воздух и полететь, используя заклинания, но в мире Маувара или же в моем мире потребовалось бы использовать для этого механический аппарат или пояс.

— Ну и в чем разница? — спросила Джон. На этот раз в ее голосе не было сарказма. Ей, должно быть, и впрямь интересно, понял Келвин.

— Что ж, можно сказать, что особой разницы нет. Но вы должны помнить о том, что я родился в мире, где не было магии. Мальчиком я часто мечтал о том, чтобы магия существовала, но тогда, вокруг меня были машины и радиоприемники, телевизоры и самолеты. К сожалению вокруг меня были и те ужасы научных достижений, о которых мне не нравится даже думать.

— Безлошадные экипажи, говорящие ящики, стекло с движущимися фигурками иногда живых, а иногда мертвых людей внутри, — перечислила с удовлетворением Джон. — Хотя я не знаю, почему кому-нибудь может захотеться услышать речи говорящих мертвецов! Машины, которые летают, и то, что ты называешь атомными взрывами. Эй, отец, какой бы была для тебя жизнь, если бы ты просто назвал все это магией?

— Только Маувар знает об этом, — сказал Джон. И тут же добавил, словно бы исправляя свою ошибку: — Я имею в виду народ Маувара, конечно. И, возможно, другие народы, которые жили, имея и то и другое.

— Одновременно и науку и магию? И ты думаешь, что это возможно?

— Это как раз то, о чем я спрашивал, братец Прыщик, — сказал Келвин. «Хватит резолюций», — подумал он. Но серьезность предмета, казалось, сводила к нулю весь предыдущий разговор. — Я имею в виду, возьмем, например, эти перчатки. — Он высоко приподнял их, словно бы для осмотра. — Они одно, или другое, или то и другое?

Джон вздохнул, и этот его вздох, казалось, не имел никакого отношения к натертой спине.

— Знаешь, я бы и сам хотел суметь определить это. Перчатки кажутся мне магическими, но ведь такими же кажутся многие вещи, которые на самом деле чисто научны.

— Лично я вообще не вижу, какое это имеет значение, — сказала Джон. — Если что-то работает, тогда почему же не принять это так, как оно есть? Почему люди на Земле должны так или иначе отвергать магию?

— Вот здесь ты попала в точку, — сказал Джон. — Нам говорят, что магия не соответствует законам природы. Магия не соответствует нашей логике. Магия просто и однозначно не может существовать. Почему? Потому, что магия невозможна, вот и все.

— Это звучит глупо, — возразила Джон.

— Согласен. Здесь же и сейчас магия все же существует. Но на Земле, там, где я вырос, все обстояло совершенно иначе. Заявлять, что ты веришь в магию, означало подвергнуться насмешкам или хуже того.

— Что ж, что касается меня, то я не верю в науку! — отважно заявила Джон. Она говорила с таким пафосом, что все они невольно рассмеялись. Когда смех утих и ее лицо покрылось пунцовым румянцем, Джон посмотрел на нее самым серьезным образом.

— Ты должна будешь поверить в причину и следствие, Джон. Это как раз в основном то, чем и является наука. Если что-то происходит, на то есть причина. Я все еще верю в это, правда, сегодня я не знаю, каковы причины, и поэтому вместе с другими людьми принимаю то, что является магией. Сознаюсь, мне потребовалось некоторое время, чтобы додуматься до этого. Трудно изменить свои убеждения.

— Так же, как и транспортер, — сказала Джон. — И заклятье, наложенное на него, что он уничтожит и меня и себя, если я попытаюсь им воспользоваться.

— Так считаешь ты, Джон. Для меня это наука, но результаты будут определенно теми же самыми. Вы с Хелн отдохните сегодня ночью, а потом отправляйтесь домой, как только мы доберемся до развалин. Я знаю, что тебе хотелось бы отправиться вместе с нами, но еще я знаю, как должна знать и ты, что твоя попытка была бы гибельна для всех нас.

— Я… знаю, — сказала Джон. Затем очень тихим, чуть вызывающим голосом: — Магия.

Позже в тот же день Джон повторила свой теперь ставший легендарным подвиг, подстрелив из пращи годную для обеда птицу. Все они наслаждались вкусной и обильной трапезой и хорошим сном ночью. По меньшей мере, хотя бы Келвин сегодня ночью точно спал хорошо, вспоминал он, когда они приближались к развалинам старого дворца, к его почерневшим стенам и сожженным деревянным панелям, зловеще выглядевшим в утреннем тумане. Он не был так уверен насчет остальных.

— Думаю, что нам потребуется одолжить лодку у старика Йокса, — сказал Келвин.

— У кого же еще, дурачок? — заметила его сестра так вежливо, как только могла.

— Конечно, — согласилась Джон.

Так они снова встретились со стариком, живущим у реки, который однажды косвенно спас жизнь Джон, а в результате — Джону и Келвину и, возможно, даже Кайану. Йокс был очень рад видеть их всех, как и раньше, и после того, как они с Джон обнялись, как любящий дедушка и ласковая внучка, они должны были рассказать ему обо всем, что произошло за это время. А значит, Келвину было необходимо снова пережить все свои ощущения начиная с момента, как его чуть не убило заклятие и не проглотил змей. Для Джона и Кайана это означало рассказать кроме всего прочего и о днях, которые они провели в темнице. Джон во время этих рассказов сидела и нервничала, пока они не дошли в своем повествовании до ведьмы, здесь, у них дома, и о пусть и очень небольшой роли Джон в победе над ней. Каким-то образом роль Джон стала куда значительнее, чем Келвин помнил, но глаза старика засияли так, что он удержался от того, чтобы прервать Джон и рассказать все как надо.

После того, как над дымящимися кружками с кофеем и блюдом оладий, щедро политых яблочным джеламом были рассказаны все истории, Йокс откинулся назад в старом кресле-качалке и вздохнул.

— Это заставляет меня думать, что я не ошибался насчет вас, — сказал он. — А теперь вы возвращаетесь обратно?

— Девушка, которую я повстречал, — объяснил Кайан. — Мы собираемся пожениться. По меньшей мере, собираемся, если это будет зависеть от меня.

— А, она для тебя одна-единственная во всех мирах, не так ли?

Кайан кивнул. Он покраснел, но, очевидно, был доволен этими словами.

— Однажды со мной случилось вот что, — сказал старик и начал долгий рассказ о невероятном романе с совсем невероятной молодой женщиной, которая позже превратилась в бесподобную жену. Рассказ занял много времени, и Келвин с удивлением обнаружил, что его чувства оказались затронуты, когда тихий надтреснутый голос старика перешел к печальной части. Он не думал о том, что изношенные и потрепанные жизнью старики некогда были молодыми и романтичными; он представлял себе старика Йокса старым с самого момента его рождения. Видимо, это было совсем не так, если история была правдивой.

Значительно позднее, чем они рассчитывали, мужчины из их отряда распрощались с женщинами и начали медленно спускаться вниз по длинным каменным лестничным пролетам, неся с собой лодку. Раньше у них была помощь на этом этапе, но сегодня был будний день, и Йокс не стал звать своих отдаленных соседей. К тому времени, когда они достигли самой нижней лестничной площадки и старого дока, Келвин уже весь взмок от пота. Перчатки помогали ему поднимать тяжести, но едва ли они могли помочь ему их нести. Ноги, которые удерживали вес лодки, целиком принадлежали ему, каким бы легким груз ни казался для его рук.

— Посмотрите вон туда! — показывал куда-то Кайан. В доке стояла старая, потрепанная лодка.

— Но ведь она же была на утесе! — проговорил Келвин, вспоминая. — На утесе снаружи камеры Маувара!

— Возможно, ее перевез сюда один из этих стариков, — сказал Джон. — Теперь, когда все знают о том, что здесь есть река, должны появиться и люди, ее исследующие.

— Надеюсь, что никто не входил в камеру, — сказал Келвин. — Неужели остроухий и впрямь будет уничтожен вместе с камерой, как говорится в старом пергаменте?

— Каждый, кто спускался сюда, должно быть, слышал о ней, — сказал Джон. — Это широко известная история. Удивляюсь, зачем старый Йокс так требовал от нас, чтобы мы снова рассказали ему все, что, должно быт6ь он и так слышал.

— Он просто проявил вежливость, — сказал Кайан. — По крайней мере, именно так сказала бы Джон.

Келвин улыбнулся, а потом забыл об этом. В другой раз у него будет время подумать о назойливых манерах его сестры. Сейчас ему предстояла работа.

Они спустили лодку на воду, залезли в нее и стали грести, проплывая мимо природных каменных стен, покрытых тускло светящимся мхом. Они миновали ужасные водопады, которые низвергались в темноту, заполненную звездами, без особого труда миновали поворот и достигли утеса. Для Келвина он выглядел совсем иначе без лодки, привязанной там.

Он все еще думал об этой недостающей лодке, когда они входили в гладкую узкую камеру. Он почти ожидал, что и здесь все будет иначе, но вещи лежали в том же порядке, что и раньше. Здесь был и пергамент, и книга на столе, и кабина с выступами и выпуклостями снаружи — собственно транспортировщик.

Что-то вдруг поразило Келвина, когда они трое готовились вступить в соседний параллельный мир. Выступы-пуговки снаружи транспортера показались ему слегка передвинутыми и изменившими свое положение. Если они действительно были сдвинуты, то это могло означать, что они не попадут в место своего назначения и, может быть, не сумеют вернуться назад.

Его перчатки начали пульсировать. Это означало опасность. На самом деле…

Но когда ему пришла в голову эта мысль, он уже двигался вместе с транспортером, и его тело не успело отозваться на этот импульс.

Сверкнула яркая белая вспышка, которая скрыла за собой все существование. Они трое стояли внутри транспортера в камере Маувара, но уже не в той, в какую входили. Но это не была и камера в мире серебряных змеев. Эта камера тоже была круглая, как и другие. Но она освещалась странными яйцеобразными фигурами, укрепленными на стенах. Определенно, камера была совсем другой. Это выдавала и открытая дверь. Кроме того, о том же говорил и оранжевый дневной свет, просачивающийся внутрь и позволяющий рассмотреть скопление больших колючих растений и нагромождение скал, камней и красного песка снаружи камеры.

— Так не должно быть! — воскликнул Кайан. — Мы не там, куда отправлялись!

— Кто-то изменил настройку! — сказал Келвин. — Я так и думал, что эти кнопки были расположены не так, как надо, но я не мог понять этого точно, пока…

— Без паники, — приказал Джон. — Мы просто сделаем шаг наружу, потом шагнем обратно, внутрь, и окажемся там же, откуда отправлялись.

Келвин почувствовал, что сильно сомневается в этом, когда перчатки запульсировали у него на руках. Может, здешний воздух опасен? Нет, народ Маувара не стал бы строить транспортировщик в подобном мире. И все же здесь что-то было. Дрожа независимо от своего желания, он вышел из кабины вместе с остальными.

— Интересно, интересно, — сказал Джон, направляясь к двери.

— Отец! Не надо! — воскликнул Келвин и почувствовал себя неловко в тот же момент, как выкрикнул это.

Но его отец уже высовывал голову за закругленный угол металлической двери. Им двигало любопытство, и он хотел посмотреть, где они находятся.

Неожиданно Джон сделал резкий вдох, словно задыхаясь. Плечи его обвисли, и он упал там же в дверном проеме.

— Отец! — Кайан эхом повторил выкрик Келвина. Одним быстрым прыжком он подлетел к Джону, схватил его за плечи, пытаясь повернуть лицом вверх. Затем с таким же резким вздохом и всхрипыванием он упал прямо поверх своего отца.

Одно страшное мгновенье Келвин смотрел на них. Затем он выхватил оружие Маувара из чехла на бедре и направил его на дверь. Если здесь использована враждебная магия, это остановит ее и направит вспять к ее источнику.

Он надавил на спусковой крючок. Из раструба, выполненного в форме колокола, посыпались искры и раздалось тихое шипение. Значит, здесь нет никакой магии. Он убрал оружие, вытащил меч и сделал шаг по направлению к двери и лежащим без движения телам своих родных — брата и отца. Слишком поздно он увидел, что там лежит небольшой ярко-красный плод. Слишком поздно понял, что мог сделать шаг назад, зайти в транспортер и исчезнуть.

Келвин вдохнул резкий острый аромат. Он еще успел заметить, что меч выскользнул у него из пальцев и что перчатка даже не пыталась удержать его. Он успел заметить пол, песок и пыль около двери. Затем он увидел, что плод лежит у самого его лица и…

Что за резкий, такой острый, острый запах!