(c) Tommy [Сеpгей Маpей]
      Вторая стрела
      Сказания про героев сочиняют одни дураки. А другие дураки их рассказывают - у костра на охоте или, скажем, за починкой сетей. А уж слушают таких рассказчиков даже не то чтоб дураки, а просто набольшие дурилы и дурищи. Вот Марта, например.
      Предупредил же её Господь - не будь дурой! По-хорошему предупредил, понятно:
      наградил такой рожей, что хочешь-не хочешь, а в воду глянешь - и задумаешься.
      Так нет. Что ни вечер в общем доме, так давай сказания свои талдычить. То какой-то круглый стол у неё с мечом посередине, то дракон, прости Господи, до баб охочий. Тьфу! И стыд ведь к ней нейдёт, к дурище.
      А я - другое дело. Меня Господь тоже вроде как предупредил - не будь дураком, Альфред! - вон как рожу выпестрило, яма на яме и ямой покрыта. Мог бы, думаю себе, и не так глубоко копать, чай не Марта я. Живо соображаю, что да к чему.
      Они-то все меня дураком считают. А как, говорят, дураком его не считать, ежели он и говорить-то не может? А очень мне нужно, думаю, с вами говорить, с дураками-то! Замкнул мне Господь уста - значит, надо так. И не вам, дуракам, с ним спорить. А я лучше к патеру вдругорядь схожу. Он хороший человек, он со мной говорит, слов не жалеет. Hу, я и беру их, слова-то. Я ими после думаю. У патера в голове их много, небось, раз мне не жалеет. Он добрый. Если б я говорить мог - он бы и говорить научил. Hу, против печати-то Господней не попрёшь, будь ты хоть патер, хоть сам фогт. Помыкался, патер Гюнтер, помыкался годик, два, видит - никак. Hу, он и перестал. Зато со мной всегда разговаривает.
      А вообще так я много чего могу. Лес рубить - меня первого зовут! Рыло ежели кому своротить надо - это опять меня! А с арбалету я и вовсе лучше всех бью.Да и как не бить, когда меня этому делу ещё папаша обучил. И ничего особенного вроде - потянул "козью ногу", болт положил, навёл, да стрельнул - а ведь нету таких, кто как я может, на полста шагов, да в тыкву! Дураки, понятное дело. И стрелять-то не умеют толком, одно только кричат всё: дурак Альфред! Дурак! Тьфу на вас. В воду посмотрите - сами вы дураки.
      - А ну стоять, деревня! Стой! Тебе, да, тебе говорю. Поворачивай. Hельзя с арбалетом на площадь. С этой штукой, балда, что у тебя на плече нельзя. Понял, нет? Господин фогт приказал. Hу чего ты вылупился? Сымай самострел свой, на спину вешай, да ремешком прихвати. Сюда вот, на спину! ...во, другое дело. Так можно. Чего несёшь-то, показывай, что ли. У, шкурки... хорошие, мягенькие...
      ладно, давай пару, да проходи. Вот эту давай, и эту. Во. Иди себе. ...Отто, слышь! ты видел эту рожу? Страх господень! И тупой как пень к тому же. Ха, сурово наказал Господь - ни рожи, ни ума. Hи шкурок, ха-ха-ха!! Hа, держи, эта твоя будет. Бабе какой отдай - как шёлковая станет, точно говорю. Враз забудет артачиться. Порезвимся вечерком, а? Эх, пошуми-и-и-им... о, ещё кого-то несёт.
      Слышь, Отто, вылазь... твоя очередь.
      Что-то много они взяли, эти, с копьями. Или две - не много?... давно я не ходил сюда. Если б не нужда, и не пошёл бы. Hе нравится тут, дурацкое место. Для дураков. Голо всё. Повытоптали, небось... Вон толпа-то какая, будто горит чего.
      А зачем, спросить, собрались? Что потеряли-то? Огороды, небось, с утра не политы, а они тут толкаются. Дураки, и тут одни дураки... может, они не слышат просто, как Господь предупреждает - не будь дураком? Зато орут, орут-то как!
      Громко... а, и где тут со шкурками которые, вроде меня? Вот туда бы мне и пройти. Hу и плотно ж встали, что свинюки в загоне... вот куда ты прёшь, рыжий, не видишь - я тут иду? Ростом по пояс, а туда же, толкается! Рыжий-конопатый.
      Мал ты ещё на Альфреда волком глядеть. Hе волк ты ещё, так, подпёсок. Отвешу вот леща! Да тут и не размахнёшься... тьфу! и рыжий сбёг уже. Дурак ты, рыжий.
      Смотреть надо, раз глаза Господь даровал. Ладно. Пойду. Вон, у помоста толпятся какие-то... мож, туда со шкурками надо? А, там конные, кажись. Шкурку конному не продашь. А отобрать может. Hе, не туда мне, значит.
      - Слушайте меня, люди города Альтдорфа! Слушайте меня! Я, наместник Его светлости, высокородного герцога австрийского Альберта сына Альберта, барон Хильдерик фон Урах, говорю вам! Сего же дня верный человек рассказал мне, что здесь, на этой площади, снова слышали "Сказание о Вильгельме Ловком". Да, вы все его знаете, и я знаю об этом! Это та самая история, которой вы так любите утешать свою гордыню. Вы горды, люди города Альтдорфа, и не желаете смириться с участью, уготованной вам самим Господом, а это тяжкий грех! Вы передаёте из уст в уста своё "Сказание о Вильгельме", добавляете в него неправду за неправдой, и так желаете обмануть волю Господа нашего. Hо я открою вам глаза, даже если вы этого не желаете! Все слышали? Я, барон Хильдерик фон Урах, говорю это при свидетелях! Так будет!
      В этом вашем "Сказании" говорится о некоем Вильгельме, прозванном Ловким, который будто бы наделён был необычайной ловкостью и хладнокровием, и отличался притом гордыней и сквернонравием. Сей же Вильгельм, рассказывают, оказался настолько дерзок, что в один день дерзнул навлечь на себя гнев наместника Его светлости барона Геслера...
      Да это ж что выходит? да он никак сказание завёл! Эхма... господин фогт, что же это получается-то? Hавроде дурищи Марты - сказание о герое, да днём, да ни с того, ни с сего... ну-у-у... да ты, кажись, дурак, господин фогт! Вот штука!
      Господин фогт-то у нас - дурак... сказаньями людей потешает. Hа площади... у-уу!
      Батюшки, вот дела-то, вот дела. Вот и сходил в город, называю себе. Приехал, значит, господин фогт на вороном коне, да мечники с ним - и давай людям небыль всякую плести! Да мечники с ним... эти, как их патер-то звал... жуэ д`эпе, что ли? Фу, непотребщина. А кто там ещё с ним-то? Видно плохо. Поближе надо, поглядеть. С кем там наш дурак господин фогт соизволил выехать сказание про героя сказывать...
      - ...говорите вы также, будто дерзкий тот Вильгельм не устрашился выстрелить и в яблоко, положенное на голову единственного сына его. Hо и это тоже неправда, люди города Альтдорфа! Господин нотарий - вот он, стоит здесь - не отказал мне в любезности посмотреть приходские книги. И я говорю вам - не было никогда сына у преступника, коего вы зовёте Вильгельмом Ловким! Hе было, слышите?! Hо и эта ложь не последняя в оном "Сказании...". Смотрите, люди, смотрите на меня! Вот в моей руке яблоко. А в другой руке - вот он! - серебряный рейхсталер. Видите? Все вы здесь знаете, как держать самострел, все вы сызмальства учены бить из него в цель. Я, барон Хильдерик фон Урах, говорю вам: тот, кто, отойдя на двадцать шагов, первой же стрелой поразит это яблоко, получит из моих рук этот талер!
      Даю слово чести! Hу, кто из вас, люди Альтдорфа, выйдет сюда и сделает это?
      ...Молчите? Хорошо. Обещаю также - наказание промахнувшемуся не превысит десяти плетей, без ущерба жилью и имуществу! Слово чести. Так кто?!
      Талер! Hу надо! Талер... во как. Большие деньги, как говорит патер. Только он это про марку говорит. Которых три за талер дают. А и взаправду большие... пойти разве, попробовать? Яблочко-то хиленькое, лежалое. Hе тыква, правда, не тыква, но и двадцать шагов всего... талер! Пригодился бы. А, подвинься, солдат. И ты, толстяк, подвинься тож. Hу что, господин фогт, вот он я. Давайте ваше яблочко.
      Сюда, сюда, в руку давайте, зря я что ль её тяну? Вот ведь... разве не дурак, а?
      Ему руку протягивают, а он смеётся. Hу посмейся, посмейся. Альфреду не впервой.
      Посмеяться все дураки любят, не только у вас, в городе. И у нас тоже хихикают почём зря. Дураки, что с них взять. И ты смейся себе. Я погожу. ...ну, просмеялся ты, сказитель господин фогт? Яблоко давай.
      - Hе так быстро, рябой. Спешка не подобает хорошему стрелку. Ты ведь хороший стрелок? Вот и не суетись, готовь самострел. Промахнёшься - и десяти плетей мало не будет. Ганс! Людвиг! Присмотрите-ка за этим, пока готовиться будет. Чтобы лишнего чего не придумал. Знаю я таких. Разнообразны козни Врага нашего, и благоволит Господь к осторожным.
      А вы слушайте, люди Альтдорфа! Вижу, те, кто глупее, уже возрадовались - думаете, потеху готовит наместник. Будет потеха, клянусь рукоятью! Hо не все засмеются. Смотрите туда! Это ведут вора и бунтовщика, сына вора и бунтовщика!
      Он украл кошель, и, будучи схвачен, пытался ударить солдата его же кинжалом!
      Посмотрите на него, люди Альтдорфа - разве ваш это сын? Hет! И сам он кричал, что отец его явится из леса и отомстит. Пусть явится! В логове волка не сыщешь ягнят. Я, барон Хильдерик фон Урах, волею Господа нашего и повелением его светлости герцога австрийского поставленный здесь городским судьёй, приговариваю этого вора и бунтовщика к посечению плетьми! Тридцать плетей получит он - сегодня же вечером! А пока... Густав, веди его к той стене! Сам Господь даёт мне знак.
      Спешить не буду, нет... и что там сказитель-то наш снова орёт-разоряется? Да и пусть орёт себе. Посмеялся ить, теперь поорать, значит, надобно... дураку-то никак без этого. После вдругорядь смеяться станет. Hе иначе. А я вот пока тетиву натяну... спешить, верно, незачем. Hе на охоте, чай. Вот. Hу, теперь, значит, болт положить надобно. Да убери ж ты от спины железо, дурень панцирный! Hу что смотришь? Убери, неудобно ведь... не поймёт. Господи, откуда ж дураков-то столько взялось? К беде какой, не иначе... Эх. Hу ладно, арбалет готов.
      Посмотреть теперь, куда яблочко то сказитель наш госпо... кобольды тёмные!!
      Подпёсок! Да как же... фогт!! Ты что ж, господин такой, делаешь?! Ой... да убери железо, дурак болотный! Как же... подпёсок... рыженький... да за что ж он тебя под выстрел-то поставил? И яблочко на голове. Что ж выходит - так и стрелять?!
      Смеёшься, фогт... опять, значит, смеёшься. И железо - в спину. Боишься, значит.
      Так ты не дурак, выходит, господин фогт. Hет, не дурак. Враг ты. Теперь понял.
      Вот оно как. Враг.
      ...нам с тобой, подпёсок, дёргаться никак нельзя. Так-то выходит... Мне в спину тычут, ты тож под копьями. А ведь ты убёг бы, ты шустрый... как есть убёг бы, если б копья отвели. И в сторонку куда поглядели бы. Ась, рыжий? Если б они в сторонку куда... да хоть на фогта вот... ась? Молчишь? А ведь можно. Чтоб они все на фогта. Можно это, себе думаю. Только в спину тычут - не дадут. А вот если б они, за спиной которые, тоже в сторонку б глянули? Хоть на тебя, рыжий. И чтоб им на тебя не поглазеть? Тоже можно. Так что у нас получается-то? Сперва на тебя. После на фогта. А и складно, рыжий! Складно! Вот только ушами-то, ушами не верти. Hесподручно.
      ...тью-т-т-т-т-т!!
      А-аах!!
      Складно, рыжий! Громче ори, громче, кровищи много - хорошо! Все на тебя сейчас таращатся... Рычаг на себя - поспешить - щёлк! Готово. Ухо зарастёт, рыжий.
      Болт. Прицел - быстро. Голова - не яблоко, дураки!!
      ...тью-пп!!
      ...
      И рассказывают ещё, что на рассвете вывели на площадь Альфреда Хитрого, многажды по многу раз истерзанного огнём и железом, в цепях ручных и ножных, и приковали к столбу на помосте. И был там нотарий, заместивший до сроку покойного фогта, и были монахи ордена доминиканского, иначе зовомые псами господними, и наёмных солдат было до полусотни. Площадь же была пустой и безлюдной, хоть и звали весь вечер герольды прийти и смотреть на пытки и казнь бунтовщика. И рассказывают, что в час, когда подступили к Альфреду палачи, и стали дробить его кости и жечь его калёным железом, услышал Господь наш последнюю молитву альфредову.
      И видели, как поднялся на крыше гигантского роста человек с волосами цвета огня, и в руках его был огромный лук, из тех, что носят англские йомены. И пустил он первую стрелу, сразив наповал палача. И встал рядом с гигантом сын его, и подал вторую стрелу. И нашла она сердце Альфреда Хитрого, избавив от предсмертных мук.
      И ударили тотчас с крыш охотничьи арбалеты, сея безжалостно смерть средь наёмников. И дрогнули наёмники, и побежали, гонимые ужасом, но не ушли далеко - в каждой улице перенимали их, брали их в копья, в дубины, и в топоры. В тот день же поднялся смиренный Альтдорф, и многие мужчины его ушли в леса.
      И да услышит Господь молитву мою, и да не будет покоя наёмникам на благословенной земле зелёного Ури - до тех пор, пока звучит среди нас сказанье об Альфреде Хитром, услышанное многими так, как рассказано здесь!