Жил некий добрейший и благороднейший муж, владелец прелестной таксы по имени Кулишек. Такса Кулишек обладала гладкой блестящей шерстью, была очаровательно неуклюжей и вечно полеживала на шее эдаким мягким, теплым воротником у согнувшегося над пишущей машинкой хозяина. Ибо ее хозяин, пан Мирослав, был мужем ученым, историком, и среди древних пергаментов чувствовал себя как рыба в воде. Разумеется, пану Мирославу было известно, что еще вавилонский царь Хаммурапи определил в своих законах ответственность владельца за поведение его собаки…
      К счастью, Кулишек вел себя безукоризненно и любезно, он был не способен на дурные поступки и переваливался на своих кривых ножках столь беспомощно, что любящие хозяин и хозяйка носили его на руках вверх, а также вниз по лестнице. Потому как Кулишек, обладая всеми присущими своей породе чертами, обладал ими в еще большей степени, и ноги у него были значительно кривее, нежели у остальных такс, что и усложняло ему передвижение.
      Историк, хозяин Кулишека, любил рассказывать, как однажды Кулишек, увидав на улице летящего шмеля, попытался его преследовать. Но когда шмель, резко изменив направление полета, ринулся вперед, целясь прямо в мордочку Кулишека, добряк такса рухнул на землю, моля о снисхождении.
      Чтобы иметь необходимый для работы покой, наш историк подыскал себе и Кулишеку комнату в уединенном домике лесника в кршивоклатских лесах и совершал многочисленные прогулки средь густых зарослей, в которых низкорослый Кулишек исчезал, естественно, с головой. Впрочем, время от времени Кулишек подтверждал, что он все-таки из породы норных, и совал свой нос в какую-нибудь нору, но, когда из одной такой тучей вылетели осы, прекратил столь опасную и исполненную драматизма деятельность.
      Лесник Барабаш, тот самый, у которого они поселились, был человеком непосредственным и, глядя на Кулишека, брюзгливо говаривал:
      — Этот полупес — нечто среднее между селедкой и попугайчиком. Ему бы только полеживать в комнате на подушках да слушать, как вы стучите на машинке, так-то вот, Настоящей собаке место во дворе.
      Во дворе у лесника Барабаша и в самом деле жила собака. Эдакий полкан неопределенной породы, которых, как правило, заводят в сельской местности. Леснику, несомненно, следовало бы держать у себя чешского фоусека, но Барабаш не был охотником, он был из тех лесников, которым предписано мотаться по лесу отнюдь не в поисках дичи. План по сдаче древесины в кубометрах преследовал его даже во сне. И потому Барабаш брал с собой в лес лишь суковатую дубинку да трубку-носогрейку. Цепную собаку звали Оржех, и в его обязанности входило оставаться при доме, когда лесник бывал в лесу, и бегать на цепи по проволоке между миской с водой, всегда теплой и грязной, и объедками, вечно облепленными мухами. И еще его обязанностью было лаять. А теперь, когда в домике поселились дачники, Оржех получил строжайший наказ не сожрать ненароком полупса Кулишека.
      Кулишек предпринял было попытку с ним познакомиться, но это добром не кончилось. Цепная собака не приемлет собак, свободно передвигающихся, тех самых собачек при хозяине, которых кормят деликатесами и выводят на прогулку.
      И Кулишек, чтобы поразвлечься, ходил вокруг пса Оржеха на почтительном расстоянии, а тот злобно выл и хрипел, потому что цепь мешала ему ринуться на полупса Кулишека.
      Версию о том, что Кулишек ходит вокруг Оржеха на почтительном расстоянии, придумал хозяин Кулишека и сам же ее повсюду распространял.
      Если бы он удосужился взять метр и провести линию, по которой передвигается Кулишек, то обнаружил бы, что эта линия есть касательная к полукругу, прочерченному натянутой до последнего предела цепью Оржеха.
      То есть Кулишек был намного сообразительнее, чем это можно предположить: он вычислил, докуда может дотянуться Оржех, и бегал дразнить его и издеваться. Оржех неистовствовал, и хозяин поначалу опасался за своего Кулишека, но потом успокоился, поняв, что боязливая собачонка ближе не подойдет. А Оржех страстно мечтал, чтобы цепь хоть разок ослабла на несколько сантиметров, и тогда он наконец-то ухватит за ухо нахала, что измывается над ним! И это будет самая прекрасная минута в его жизни. Ведь по вечерам, когда лесник спускал его с цепи, Кулишек прятался в комнате, куда Оржеху доступа не было.
      — Обратите внимание, ваша собачонка боится темноты, — хмуро сказал как-то лесник Барабаш, — баба, а не собака.
      «Комнатный полупес! Помесь селедки с попугайчиком!» — это, скажу я вам, было ужаснейшим из оскорблений, брошенным лесником Барабашем прямо в глаза Кулишеку. Обиднее этого такса с самыми кривыми ножками, какие только могут быть у этой породы, представить себе не могла. Кулишек обиду, конечно же, затаил, и его взор, обычно ласковый и нежный, иногда затягивался тучей, но никто этого не замечал.
      Случилось однажды леснику Барабашу выбраться из дому по дровяным делам только под вечер, он поменял псу Оржеху воду и предупредил, что вернется поздно.
      Кулишек вперевалку двигался по комнате, потом выкатился во двор: ему, видимо, стало жарко и он надумал проветриться. Через некоторое время послышался яростный лай. Оржех лаял непривычно громко и злобно, с короткими передышками.
      «Где же Кулишек? — испугался добрый хозяин-историк. — Уж не заблудился ли в такой темноте?… Чего это Оржех так рычит на него? Ведь Кулишек мог подойти к Оржеху ближе, чем позволяет цепь, и тогда ему конец!»
      Историк вскочил и бросился на двор.
      Однако двор был пуст, лишь Оржех рвался и хрипел на привязи.
      Хозяин позвал Кулишека, но никто не откликнулся и не появился; это было странно, ибо прелестный, нежный песик был известен своим послушанием. Хозяин решил выбраться со двора в сад.
      И — о ужас!
      Его глазам открылась страшная и непривычная картина.
      В дальнем углу сада летали перья. При ближайшем рассмотрении они оказались перьями белой курицы, которая, растерзанная, лежала на земле, а рвал ее зубами и пожирал не кто иной, как наш ласковый комнатный песик Кулишек. Он пожирал ее розовое мясо с яростью и захлебывался брызжущей кровью.
      Курятник стоял распахнутый настежь.
      Добрый хозяин все понял. Его комнатная собачка убила курицу. Бедняга Оржех взывал тщетно.
      — Кулишек! — издал хозяин вопль из самой глубины своей израненной души. — О, милостивый боже!
      Кулишек оставил курицу и отряхнулся. Сверкание его глаз стало как будто угасать. Но он еще продолжал старательно и алчно облизываться. Вся его морда была перепачкана кровью, кровь была и на ножках, таких кривеньких, что он с трудом поднимался по лестнице.
      Хозяин кинулся к курятнику. Курятник был пуст, а на чердак вела приставная лестница с заляпанными ступеньками. Здесь наследил, залезая наверх, полупес Кулишек, где и настиг свою жертву.
      Грабитель и убийца Кулишек!
      Теперь жди неприятностей! Но где же остальные куры? В страхе разбежались кто куда?
      Хозяин схватил Кулишека и потащил к колодцу мыть. Он бранил его, а вид у Кулишека был довольный.
      — Ты понимаешь, что натворил, дрянь ты эдакая? — грозным голосом спросил его хозяин.
      Но Кулишек, песик, который столь часто воротником лежал у него на шее, безмолвствовал.
      Хозяину пришла в голову мысль, что курицу необходимо куда-нибудь спрятать. В охватившей его панике он никак не мог придумать — куда. Кроме того, в историке заговорила совесть. «Нет, я не стану ее прятать. Ну сколько может стоить курица, которая усердно несет яйца?»
      Сколько бы ни стоила, он просто-напросто заплатит, принося при этом многочисленные извинения. Кроме того, курица, вероятно, безрассудными взмахами крыльев спровоцировала несчастного Кулишека на столь ужасный поступок!
      Так, бегая в смятении по двору и по саду, бедный историк вдруг заметил под кустом сирени нечто странное. Он принес фонарик, засветил его, и фонарик выпал из его опустившихся рук. Курочки из курятника вовсе не разбрелись. Они лежали под кустом. Ровненько, рядком. Все шесть были мастерски и аккуратно задушены и уложены так, что любой привереда охотник остался бы доволен.
      Историк ощутил резкую боль в груди и сообразил, что на него надвигается инфаркт миокарда. Смертельно бледный, он отшатнулся, позабыв белую курицу, жестоко изуродованную жертву Кулишека, где-то между двором и садом.
      Прижимая к сердцу мокрое полотенце, историк рухнул на кровать.
      Наконец вернулся лесник Барабаш. Он был безудержно весел, видимо, путь его пролег вблизи трактира.
      И вдруг раздался вопль:
      — Беда, пан доктор, с нами стряслась беда! У нас побывала куница! Вы слышите?
      — Угу, — стонал историк. — Мне плохо.
      — Это от жары, — послышался голос лесника. — Вы себе лежите… Но эта негодяйка куница загрызла мою курицу! Как раз ту, что так хорошо неслась. Ее ни с кем не спутаешь, это куница!
      С ложа раздался слабый голос:
      — А не мог этого сделать кто-нибудь другой? Ну, скажем, собака?
      — Да вы что! Откуда здесь взяться собаке? А Оржех сидит на цепи!
      Оржех жалобно выл, тщетно пытаясь объяснить хозяину, что произошло на самом деле, но тот его не понимал.
      — А может быть, Кулишек, — пискнул из глубин своего ложа немощный ученый.
      — Го-го, — загоготал лесник Барабаш. — Этот задохлик? Меня, лесника, не проведешь! Здесь побывала куница.
      — Я удовлетворен, — сказал ученый-историк, но сказал это совсем тихо. Вернее, не сказал, а подумал.
      Лесник, несколько успокоившись, спустил Оржеха с цепи.
      Добродушный пес отряхнулся и опрометью кинулся в сад, прямо под сиреневый куст. Лесник направился следом. И тут раздался новый вопль, и лесник поплелся домой. Он держался за сердце, точно так же, как минуту назад его дачник.
      Из кухни донесся его хриплый голос:
      — Пан доктор, я ошибался… Это была лисица… Черт бы все побрал, я уже давно твержу себе, пора походить вокруг дома с ружьецом, но от меня все требуют и требуют эти дурацкие кубометры… Господи боже, вот беда так беда…
      И он тоже положил на сердце мокрую тряпку, и на дом опустилась тишина.
      Кулишек поднялся со своего коврика и направился к хозяину. Вскочив к нему на кровать, свернулся калачиком.
      — Вот видишь, — подтвердил он тихим собачьим голосом, — это была лисица. А ты сразу…
      На следующий сезон добряк ученый купил домик в деревне поблизости, обнес его высоким забором и держит там своего Кулншека, хищника и убийцу.
      Между прочим, с той поры на совести этого нежного песика гибель двух кошек, вообразивших, что от такого заморыша не стоит удирать, и двух ежей, которых Кулишек, весь исколовшись, все-таки перевернул на спину, а потом разорвал.
      А вот и мораль нашего Моритата: — Помни, дружище, что от природы не уйдешь!

      Коль скоро эта книга открывается пословицей, придется заняться ими посерьезнее, чтобы вы не сочли, будто других мы не знаем.
      Пословицы очень важны и поучительны. В ученых книгах их определяют как «афористически сжатое, образное, логически законченное изречение с поучительным смыслом». То есть пословица есть коротенькая, в несколько слов притча, сгусток народной мудрости. Далее, однако, говорится, что «нет нужды всегда руководствоваться пословицей, хотя неплохо прислушаться к опыту, многократно в ней заложенному. Однако весьма комично приводить их в разговоре постоянно».
      Итак, постараемся соответствовать этим требованиям, хотя бы потому, что «пословица может заключать в себе истину».
      Но какую же истину заключают в себе пословицы о собаке???
      Собака в поговорках и пословицах выступает как герой положительный, потому что говорят: «верный, как собака», «послушный, как собака», но могут также с пренебрежением бросить; «тощий, как собака», «голодный, как собака» и даже «брешет, как собака», хотя это явный оговор, ведь собака не может ничего сказать, а значит, не может и солгать.
      Собака часто бывает голодной, ей приходится клянчить пищу и с нетерпением ждать, и потому нередко слышишь: «Ходит, как собака вокруг горячей каши», «Сколько собаке ни хватать, а сытой не бывать», «Дай собаке мосол — хоть ешь, хоть гложи, хоть под стол положи», «Не попало в рот — ин пес найдет».
      От голодной собаки не просто отделаться, и потому кое-кого можно упрекнуть: «У него гордости не боле, чем у голодной собаки» — или, наоборот, об ином сказать: «Наглый, как сытый пес».
      Если о чем-то, махнув рукой, бросят, что никуда, мол, это не годится, говорят: «И собаки есть не станут» — или: «Красота не лучше песьего хвоста».
      О бесчестном человеке по праву выскажут мнение: «От такого и собака отвернется», а то и еще похлеще: «Жил собакой — околел псом».
      Усмехнутся, когда речь пойдет о плохой стряпухе: «Для двоих сойдет, если дома пес да кот». К такой хозяйке в гости ходят с опаской: «Как собака в кухню».
      Бывает, собака лает попусту и получает по заслугам: «Вольно собаке и на владыку брехать», «Собака лает — ветер носит», «От собачьего лая буря не поднимется».
      Про бабу-тараторку скажут: «Языком мелет — собаке не перебрехать».
      Собаку хвалят за чуткий сон, потому и некоторыми людьми восхищаются: «Спит, как на собачьей подстилке».
      И человеку и собаке равно дают добрый совет: «Хочешь быть с хлебом, не храпи до обеда».
      Если ты увалень и нескладеха и ни к какому делу негож, значит, толку от тебя «как от кобеля в церкви».
      А про того, кто увещеваний не слушает, говорят: «Нужны ему советы, как собаке пятая нога».
      Собаке не следует много есть, потому что «тучная собака бегать не станет». Но, надо полагать, эту поговорку придумали скупцы, те, у которых «и собаке корки не перепадет» или: «У него в доме и в собаку нечем запустить». Таким людям следовало бы помнить: «Какова псу кормля, такова от него ловля».
      «Не бойся собаки, хозяин на привязи», — говорят про злых людей. И советуют не забывать: «Битому псу только плеть покажи».
      «Не тычь в подворье — и собаки не залают», — напоминает мудрое присловье, что можно еще истолковать так: «Не суй нос не в свое дело!»
      Иногда собакам приписывают самые скверные качества: «Собака на сене лежит, сама не ест и другим не дает», «Без чести, без совести, как собака без хвоста», «Из собаки свинины не сделаешь», «Собачья бы воля — не жить бы кобыле», «Словно песья трава в глаза лезет», «Кичлив был, да на цепи выл»…
      Но не торопитесь с выводами, не так-то все просто! Частенько говорено будто бы про собак, но речь-то идет о людях!
      Ударился кто-то в загул — про такого в старой поговорке скажут: «Пошел собакам сено косить».
      Если кто-то руглив, о нем говорят: «Лает, как собака».
      Тщетная попытка — «доить собаку». Глупо «учить рыбу плавать, а собаку лаять».
      Иногда вздохнут с укоризной; «Не умела песья нога на блюде лежать, так под лавкой наваляется».
      Человек может «доверить козлу капусту» и с тем же успехом «заставить собаку мясо стеречь». Хмурый человек «идет, будто его собаки порвали». Если кому-то что-то не по вкусу, говорят: любит «как собака палку». Про человека нерешительного: «Ждет, пока ему собака булку поднесет». Про человека пронырливого, что всюду поспел: «Эко чутье, будто нос собакой натер».
      Тот, кто везде ищет выгоду и постоянно что-то клянчит, — «Подлизывается, как собака», а когда бог разумом обделил — «Где пастух дурак, там и собака дура». И все эти качества нужны человеку «как собаке здрасьте».
      Влюбленный ходит за своей избранницей, как собачонка. Поженились — что ж, бывает и такое: «Живут, как кошка с собакой». Когда жена мужем помыкает, можно, пожалев его, употребить такую поговорку: «Смирную собачку и кочет бьет» — и сказать, что жизнь у таких супругов «собачья».
      Но, люди, внимание! — собака ваш друг, и, если вы «идете к волку на посиделки, берите с собой собаку»! Не забывайте, что «чужой собаке, чужому коню и чужой жене — не верь»! И еще, как говорится в народе (хоть и грубовато, но справедливо); «Опасайся конского задка, собачьего передка и бабьей середки!»
      Если же тебе дали поручение, постарайся его выполнить, иначе про тебя скажут: «Вели псу, пес хвосту, пес ложится, хвост не шевелится».
      Собаке посвящается и такая поговорка: «Сердитая собака — волку корысть». А человеку: «Бойся, лев, когда пса бьют!» И еще запомните: «Попал в стаю — лай не лай, а хвостом виляй».
      Мудрено замечено: «Собака, что лает, — не кусает» и «Не бойся собаки брехливой, а бойся молчаливой». И если в песенке про женщину поется: «Лучше маленька девчонка, чем девица до небес», то про собаку говорят: «Маленькая собачка до старости щенок»!
      Если кому-то выбор пословиц и поговорок пришелся не по вкусу, прошу меня извинить и принять то, что я смог предложить. Ведь «старого пса к цепи не приучишь».
      Если же читатель похвалит — автор порадуется. Он знает, что рано или поздно настанет время, когда его «ни одна собака не вспомнит»…

Собака в доме

Случай в деревенском трактире