— Тибснорг Пеккимоози? — пробасил Дрингенбум. — Странное сочетание... Почему ты выбрал именно такие имена?
      — Меня многое связывает с ними, — тихо сказал Снорг.
      — Хмм... — громыхнул Дрингенбум. — Ты так думаешь? Нехорошо привязываться к жителям Комнаты. — Он вдруг сменил тему. — Ты знаешь, теперь средняя продолжительность жизни человека достигла уже двадцати четырех лет... Не могу поверить... это слишком хорошо... Думаю, они несколько сглаживают данные, чтобы не портить нам настроение...
      — А как они это подсчитывают?.. — поинтересовался Тибснорг. — Учитывают всех, кто рождается, или только людей?
      — Ты сдурел?.. Людей, конечно же, людей, ведь живым рождается разве что каждый десятый...
      Тибснорг внимательно посмотрел на Дрингенбума. Водитель почти не имел изъянов. Правда, на нем были брюки и серая куртка, которые скрывали тело, но, кроме зашитой заячьей губы, которую прикрывали седеющие усы, ничто не указывало на отклонения от нормы.
      Как бы угадав его мысли, Дрингенбум шевельнулся.
      — Все тело у меня было покрыто бородавками на противных длинных ножках, но их мне уже удалили... Самое большое отклонение в подштанниках, — Дрингенбум скривился. — Но ничего, Тибснорг... Я куплю себе все, что надо... У меня уже отложены тысяча шестьсот двадцать монет, — добавил он, прочитав недоверие на лице Тибснорга.
      1620 монет были невообразимо большой суммой: Тибснорг мог отложить 22, от силы 24 монеты из своего десятидневного заработка. Денег, накопленных Дрингенбумом, хватило бы, чтобы выкупить всю Тиб — конечно, как биологический материал. Все чаще перед глазами Тибснорга вставала ее стройная, изящная фигура с копной шелковистых волос. Сны неизменно возвращали Тибснорга в Комнату, где были его близкие. А Тиб присутствовала в снах всегда.
      Тибснорг снял квартирку получше — с видом на поверхность. Такие квартиры были редкостью, и он удивлялся, что его новое помещение (правда, чуть поменьше предыдущего и с двумя, а не тремя визорами) стоило только на восемь монет дороже. Он понял причину этого, лишь когда выяснил, насколько выше здесь уровень излучения. Но все равно окно многое компенсировало. Тибснорг часами всматривался в непроницаемые оловянные тучи над серо-бурыми пустынными холмами. Край материкового ледника не просматривался из окна, его можно было разглядеть лишь с башни обозрения в очень ясные дни или в хороший бинокль. Этот пейзаж, столь резко отличавшийся от красот, синтезированных в визоре, тем не менее, тянул к себе с неодолимой силой. Наверное, именно поэтому Тибснорг решил устроиться на работу водителем внешних перевозок. Интересовали его и высокие заработки, позволявшие относительно быстро накопить большую сумму.
      В транспортном бюро Тибснорга принял чиновник, сидевший в инвалидном кресле. Его почти не было видно за столом, но в глазах инвалида сквозило что-то такое, что заставляло быть настороже. Когда Тибснорг изложил свое предложение, чиновник изучающе посмотрел на него.
      — Вы нейтральны?
      — Да... — солгал Тибснорг, зная, что невозможность иметь детей — обязательное условие при приеме на эту работу. Чиновник любезно кивнул и непропорционально маленькой ручкой что-то набрал на клавиатуре. Затем посмотрел на экран, и лицо его посуровело. Прежде чем он открыл рот, стало ясно, что разговор окончен.
      — Нельзя так бездумно распоряжаться своими возможностями... — Чиновник развернулся в кресле, тем самым закончив прием.
      Дрингенбум чуть не ударил Тибснорга, когда узнал об этом. Он со злостью вытащил из кармана комбинезона свой индикатор — небольшую розовую пластинку.
      — Смотри, идиот! — он ткнул в нее пальцем. Когда Дрингенбум нервничал, у него сильно тряслись руки. Сейчас его палец скакал во все стороны вокруг розового прямоугольника. — Как только он станет красным, мне конец... — Светлые глаза Дрингенбума блестели на загорелом лице, которое сейчас было совершенно красным.
      — Куда ты лезешь? В пески?! Ну и дурень! Ты можешь иметь кучу баб... даже если у тебя нет ничего, кроме желез. Железы самое дорогое. Все остальное стоит не больше шестисот-восьмисот монет.
      — Физически у меня все в порядке, — пробормотал Тибснорг, — только нарушения периферической нервной системы.
      — Это еще дешевле. Не отобьешься от баб, разорвут тебя на кусочки! Жить — не умирать! Эх, парень...
      Тибснорг подумал — может, рассказать ему о Тиб, но не решился, и на этом разговор закончился.
      Аб Дрингенбум был единственным человеком, с которым Тибснорг поддерживал постоянный контакт, если не считать обмена банальными приветствиями со случайными знакомыми в столовой. Тибснорг искал контактов с другими людьми, жил воспоминаниями. Женщины, которых он встречал в столовой или коридорах, не могли равняться с Тиб: они были или некрасивы, или просто уродливы. И хотя Тибснорг стал, в соответствии с правилами, носить красную нашивку, которая означала, что он не нейтральный, это ни в малейшей степени не изменило его поведения. Разве что стал суше обращаться с женщинами, которые теперь чаще заговаривали с ним. Может быть, если бы он носил две нашивки, означающие полные возможности, и в самом деле происходило бы то, о чем говорил Дрингенбум, но так, по крайней мере, ему жилось спокойней.
      Через несколько дней Аб принес мрачную весть.
      — У меня рак, — глухо сказал он, глядя в тарелку с невкусным, слизистым супом, содержащим полный комплект витаминов и микроэлементов.
      — Ну и что? У половины людей рак, — Тибснорг пожал плечами.
      — У меня уже в фазе «С», — добавил Дрингенбум.
      — Но ведь у тебя есть тысяча шестьсот двадцать монет. Вылечишься... — Снорг не казался слишком взволнованным.
      — Тысяча шестьсот сорок восемь монет, — поправил его Дрингенбум, — но и этого мало... Очень быстро прогрессирует. На лечение уйдет по крайней мере полторы тысячи. И я никогда не куплю себе...
      Тибснорга раздражала вульгарность Аба.
      — А почему дотянули до фазы «С»? Болезнь слишком запущена. Ты можешь подать жалобу на медицинский отдел.
      — Это моя вина, — сказал Дрингенбум. — Я не обследовался, слишком дорого, а мне хотелось собрать побольше денег, пока индикатор совсем не покраснел.
      — Но ведь тебе полагается бесплатная медицинская опека, как любому человеку...
      — Благодарю... — Глаза Дрингенбума были матовыми и угасшими, выговор нечеткий, сказывалась плохо прооперированная заячья губа. — Оставят мозг, глаза и часть нервной системы, а все прочее удалят и сожгут, скажут, что для пересадки не годится из-за заражения. Потом посадят управлять экскаватором в шахте или загонят на конвейер...
 
 
      После этого разговора Дрингенбум изменился — стал более скрытным и менее уверенным в себе. Когда Тибснорг рассказал ему о Тиб, Аб принял новость неприязненно, но спокойно. Он считал, что в этой мечте нет ни малейшего смысла и Тибснорг должен искать женщин среди людей, а не в биологических материалах. Тем более что стоимость всей Тиб очень высока, на нее нужно копить всю жизнь, а за это время другие раскупят разные части ее тела.
      Зато он согласился взять Тибснорга с собой в поездку. Аб возил добычу из ближайшего карьера на большом грузовике.
      Машина довольно долго шла по пыльной дороге, виляющей между серыми, покрытыми той же пылью холмами. Ветер бросал серую взвесь на грузовик.
      — Достаточно нескольких вдохов этой дряни... — Дрингенбум ощерил зубы за несимметричными губами.
      Тибснорг со страхом посмотрел на него.
      — У меня хорошие фильтры, хватит на несколько тысяч вдохов... — рассмеялся Дрингенбум.
      Карьер представлял собой руины старого города, из которых извлекали металл. Огромный экскаватор вгрызался в разрушенную железобетонную конструкцию давнего здания или фабрики. Дрингенбум ждал в очереди таких же машин. Наконец несколько ковшей железобетона, пыли и щебня было загружено и в его машину.
      — Каждый день я делаю четыре-пять ездок... Из информационного центра мне всегда сообщают оптимальную трассу, на которой самый низкий уровень излучения... Но он часто меняется — когда дует ветер или идет дождь или снег...
      Дрингенбум показал пальцем на экранчик.
      — А это реальный уровень излучения. Сегодня он низкий, а иногда звенит так, что страшно ехать. В такие дни нам платят две-три монеты дополнительно.
      На обратной дороге Аб разрешил Тибсноргу немного повести машину. Управление сводилось к выдаче поправочных указаний, потому что грузовиком правил непосредственно процессор.
      — В случае чего компьютер сам доведет машину, — сказал Дрингенбум, — если я ослабну или вдруг помру; сырье должно поступить по назначению...
      На одном из холмов стоял одинокий домик, наполовину занесенный пылью. Он хорошо сохранился, целы были крыша, двери и стекла в окнах.
      — Хотел бы я жить в этом домике, — сказал Дрингенбум, — а не в городе...
      — На поверхности?
      — Твоя квартира тоже расположена на поверхности, Тибснорг. Под соответствующим прикрытием жить можно...
 
 
      Наконец наступил день, который должен был когда-нибудь наступить. День, который Тибснорг представлял себе во множестве различных вариантов, но никогда не думал, что он застанет его таким неподготовленным. Тибснорг работал, как обычно, перед экраном визора. Его сбережения составляли 48 монет и 320 монет отложенного кредита. На экране появилось очередное предложение. Ряд четких зеленых букв и цифр гласил: руки, ноги и туловище вместе с шеей номера АТ044567744 намерен приобрести один реципиент, а голову — другой. Мозг должен быть ликвидирован, а номер — снят с учета.
      «Кому-то пришлось тяжко работать за такое тело... — подумал Тибснорг с иронией. — А этой второй наверняка понравились в каталоге миловидное лицо и голубые глаза... И очень понравились, коли она согласна быть глухой... А может быть, у нее есть деньги еще и на уши...»
      — Сволочи... чертовы сволочи... — повторял он, обгрызая ногти. Тибснорг давно уже знал, что это произойдет, а теперь медлил с решением. Ему казалось, что к нужному сроку он успеет собрать больше денег. Теперь следовало принять быстрое решение в ситуации, которая уже наступила, а не в той, которую он представлял.
      — Сволочи... чертовы сволочи... — бормотал он.
      Тибснорг попросил у системы дополнительное время на размышление, мотивируя это тем, что нужно связаться с реципиентом, который хотел бы приобрести целый экземпляр АТ044567744, но до сих пор не решался на покупку из-за дороговизны. Он выключил камеры, встал из-за пульта и вышел. Ходил он уже уверенно и довольно быстро. Напряжение воли перед каждым шагом давно стало привычным. До склада биологических материалов было недалеко. Еще раньше он выяснил через систему расположение помещений. Там же узнал и коды, дающие возможность входа и выхода. Сонный охранник перед массивными металлическими дверями не чинил препятствий. Тибснорг вспотел от волнения. Лифт поднимался ужасно медленно. Наконец остановился на нужном этаже. Коридор с десятками одинаковых дверей тянулся в бесконечность. Тибснорга мучили сомнения, правильно ли он делает. То, что он задумал, было неслыханным делом. Наконец дверь с номером АТ044567. Открылась автоматически. Другой коридор, вдоль стен — ниши с биологическими материалами: десятки индивидуумов различного роста и с разным уровнем деформации. Все без одежды, все в путанице проводов и электродов. Сначала он нервно пересчитывал индивидуумов, потом заметил номера у каждой ниши. Долгий путь, но он его прошел. Тиб стояла с открытыми глазами. Их взгляды встретились. Она узнала его. Две минуты на то, чтобы отцепить провода, чуть дольше длилось отсоединение захватов, которые держали ее руки и ноги.
      Она тотчас прильнула к нему, прижалась лицом.
      — Ты вейнулся, Снеогг, я знаала... — тихо сказала она.
      — Быстро, Тиб, быстро, — он потянул ее за руку.
      Он знал, что ее мышцы в отличном состоянии — результат электрической стимуляции, ведь никто не стал бы покупать атрофированное тело.
      — Пекки, — она показала на небольшой клубок проводов.
      Вместе они освободили Пекки, который тотчас проснулся.
      — Оставь меня, Снорг, это не имеет смысла, — сказал он.
      Снорг нес его одной рукой и тащил за собой Тиб другой. Он облегченно вздохнул только в лифте.
      — И что ты теперь сделаешь? — спросил Пекки.
      Тиб все время прижималась щекой к Сноргу.
      — Я знаю все пароли в системе, — сказал Снорг. — Будем рассчитывать на внезапность, у нас есть шанс...
      В караульной стражник не проявил к ним никакого внимания. Ему и в голову не пришло, что двое из выходящих — просто биологический материал. Он ввел в систему пароль, названный Сноргом, посмотрел на экран и кивнул, чтобы проходили.
      Выйдя со склада, они побежали. Снорг остановил маленький автокар, и все уселись. До квартиры Дрингенбума было очень далеко даже на транспорте. Всю дорогу в коридорах стояла зловещая тишина.
      Они застали Аба в квартире: он еще спал.
      Один удар, и камера тоскливо повисла на кабеле. Мощный рывок довершил начатое.
      — Аб! Вставай! — Снорг похлопал его по плечу. — Я с Тиб. Идешь с нами?
      Дрингенбум тер заспанные глаза. Посмотрел на них.
      — Не терплю я этого Аб... Я — Абрахам, — сказал он. — А она и вправду красивая, — добавил он, глядя на Тиб. — Нет, я не пойду с вами. Возьми карту моего грузовика и стукни меня чем-нибудь по голове, — продолжал он. — Например, вот этой книжкой... Но так, чтобы пошла кровь... И бегите из города как можно дальше. Это единственный шанс.
      — Я тебя еще и свяжу. Так будет выглядеть правдоподобнее.
      Это продолжалось довольно долго, потому что Снорг боялся причинить другу излишнюю боль. Наконец Абрахам Дрингенбум рухнул без сознания, связанный, на свой диван, а из рассеченной на лбу кожи у него даже вытекло несколько капель крови.
      Они уже подъезжали к залу транспорта, когда весь коридор заполнил вой сирен. Началось. Тут и там вспыхивали красные лампы. Камеры в коридоре вращались. Они успели въехать в зал прежде, чем были заблокированы двери. Снорг узнал грузовик Дрингенбума. Он сунул карту в щель, автомат включился. Все трое встали на платформу подъемника и через минуту были уже в кабине управления. Снорг вывел машину из зала. День был мрачный, небо закрывали сплошные серые тучи. Снорг включил визор. Как раз передавали информационное сообщение:
      «...Возмутительная кража биологического материала на общую сумму свыше 4500 монет! Неслыханное дело с незапамятных времен! Продолжается интенсивный розыск виновника, каковым является служащий уровня ДГ Архива Биологических Материалов по имени Тибснорг Пеккимоози. В розыске принимает участие оперативная группа сил самообороны. Ее использование гарантирует возвращение украденного имущества без малейшего ущерба, а также эффективное задержание виновного».
      На экране шли кадры, снятые стационарными камерами: Снорг, несущий Пекки, и Тиб, идущая рядом.
      Снорг присвистнул:
      — Оперативная группа — это несколько сот дьявольски крепких специалистов, натренированные глыбы мышц...
      Пекки оторвал взгляд от экрана.
      — Думаю, у нас нет ни малейшего шанса, — сказал он, — но я благодарен тебе за то, что смог это увидеть... — он показал глазами на окно. — Я уже потерял счет времени, стоя в этих проводах... Укол ко сну... Укол пробуждающий... И так без конца.
      Тиб тоже без слов глядела в окно с той минуты, как они выехали из зала транспорта.
      — К счастью, напротив меня стоял малый такого же роста, и мы могли переговариваться, — продолжал Пекки, — этот малый разговаривал и с Тиб, чтобы она не забыла то, чему научилась... Я ведь не мог с ней общаться — она не видела моего рта и, стало быть, ничего не разбирала. И знаешь, она стала сообразительней... во всяком случае, так говорил тот малый.
      Снорг подвел грузовик к экскаватору.
      Пекки внимательно смотрел, как мощный грейфер набирает обломки руин, которые когда-то были зданием.
      — Здесь когда-то жили люди? — спросил он.
      Снорг кивнул.
      Очередная порция бетонных обломков оказалась в кузове грузовика.
      — Значит, так жили люди до войны... — сказал он. — Наверное, они чувствовали себя одинокими в таких разрозненных строениях.
      Машина была загружена, и Снорг развернул ее.
      — Возвращаемся? — обеспокоенно спросил Пекки.
      Снорг кивнул.
      — У меня есть план, — сказал он.
      Машина шла с максимальной скоростью.
      — Тиб, возьми маску себе и Пекки, — сказал Снорг, кивком показывая на ящичек. Однако она не шевельнулась: Снорг говорил, глядя вперед, и Тиб не видела, как шевелятся его губы. Он повторил еще раз, повернувшись к ней лицом. Тиб вынула маски и комбинезоны, оделась сама и одела Пекки. Она сделала это быстро и четко, с неожиданной сноровкой. Снорг тоже надел маску. Они приближались к холму, на котором стоял одинокий сохранившийся дом. Снорг остановил грузовик, и подъемник опустил их на грунт. Счетчик в руках Снорга трещал. Тиб несла Пекки на руках, как ребенка. На всех была защитная одежда из прозрачного пластика. Пекки был слишком маленький, и Тиб завернула его в свисающие полосы материала. Они должны были пройти расстояние намного больше, чем то, что проходили когда-либо в жизни. К тому же идти предстояло по щиколотку в пыли. Некоторое время они неподвижно смотрели на уменьшающийся контур грузовика, который удалялся, управляемый автоматом. Наконец машина исчезла за горизонтом. Они пошли. Шли медленно, увязая в сыпучей пыли. Путь был долог, но, залитые потом, они все же добрались до развалившегося забора. Тиб устала чуть меньше — ее мышцы, получавшие электрическую стимуляцию, были в хорошем состоянии.
      Они осмотрелись. Сохранились калитка и солидные деревянные двери, ведущие в дом. Снорг по-прежнему надеялся, что им удастся уйти от погони, хотя Пекки считал, что выход из грузовика был принципиальной ошибкой. Он утверждал, что нужно было гнать как можно дальше от города и оперативной группы. Может быть, от погони отказались бы, если бы им удалось отъехать очень далеко. Но Снорг не мог решиться совсем порвать связи с городом и принял другой план. Даже теперь он чувствовал себя одиноким.
      Они не стали снимать защитную одежду, потому что везде было полно пыли и ее нельзя было убрать. Тиб села и посмотрела на Снорга.
      — Я верила, что ты вейнешься за мной... — проговорила она медленно.
      Он неуверенно улыбнулся ей.
      — Это был сон... во сне меня увезли из Комнаты... Столько света... и чужие вокруг... Потом они поставили меня там, рядом с Пекки... Хорошо, что ты снова есть... — говорила она, все время глядя на его губы.
      — Кто не может говорить, тому больше всех хочется, — жестоко прервал ее Пекки. — Сейчас наверняка скажет об уколах... Действительно сбоку высовывался шприц с иглой. Бац! — и спишь... Бац! — и возвращается действительность... Словно выключатель какой-то. И только эти тележки, которые ежедневно проезжали мимо... Трехъярусные тележки... Их всегда тянули одни и те же люди в одинаковых серых халатах. И всегда на этих тележках кого-то везли... вывозили... Редко кто возвращался... всегда в бинтах... снизу мало что видно. Это был всегда один из нас. Разговаривать было трудно, каждый второй в ряду спал, а кричать тоже нельзя, сразу же укол... Но мы все равно переговаривались... по цепочке... таким голосом, чтобы можно было услышать, но чтобы сбоку не появился шприц... Хуже всего, если в ряду попадался глухой... Потом эти, в серых халатах, снимали с них бинты... И у них не было рук... ног... или еще чего-нибудь... Хуже всего, когда тележка останавливалась перед тобой... Мы думали, что она останавливается... Нет, эти, в серых халатах, не были садистами... Но у тележек были такие маленькие колесики... Они старались проводить тележки ровно... Ведь они знали, что мы чувствуем... Но иногда колесико застревало, и тележка останавливалась... А я не хотел, чтобы меня в случае чего привезли назад... У меня ведь и так почти ничего нет...
      — На этих тележках всегда вывозили трех людей, — прервала его Тиб, которая давно уже смотрела в лицо Пекки. — А назад привозили обычно двоих, иногда однооо... — Тиб, когда волновалась, начинала пропускать буквы и заикаться. — Я помню, как привезли Моози... Только один глаз блестел из-под бинта... Но это била она... Кольфи говорил, что это она вейнулась... и рассказал, как с нее потом сняли эти бинты...
      — Перестань! — снова прервал ее Пекки. — Я не хочу опять слушать об этом, я знаю, как она выглядела тогда... А потом ее взяли во второй раз... и она не вернулась.
      — Моози? — удивился Снорг. — Да... Конечно... это могло быть в другую смену, — он говорил уже сам с собой. — Черт, как я рисковал... Ее тоже могли... Но, к счастью, это случилось в мою смену... Такое счастье...
      — Какое счастье? — хрипло спросила она.
      — Что ты здесь со мной... я не принимал во внимание многого...
      — Я не могла так стоять... И эти судороги, после которых я былаа так измучена... И разговоры с Кольфи, а губ Пекки я не могла видеть... Когда-нибудь я сошла бы с ума... Я не успела помешаться, но еще неемного, и навейняка...
      Они с Пекки говорили, прерывая друг друга. Пекки бесцеремонно врывался в речь Тиб, а она лишь через минуту понимала, что он говорит, и замолкала. Потом снова прерывала Пекки и продолжала рассказ хрипловатым ломающимся голосом. Трудно было вместить столько дней в этот рассказ. Затем Пекки отключился и посмотрел на тяжелые бурые тучи, стелющиеся низко над головой. Он смотрел сосредоточенно, и на его лице появились какие-то восторженные выражения, что наверняка удивило бы Снорга, если бы он хоть раз посмотрел на Пекки.
      — Перестаньте шелестеть пластиком, — наконец сказал Пекки. Оба посмотрели на него.
      — Слушай, Снорг... Я тебе говорю, а эта худая все равно уставилась в твой самоуверенный рот... — продолжал он, и его голос зазвучал так по-давнему, так родственно, что Снорг улыбнулся.
      — Я чувствую... знаю... Когда-нибудь я полечу в массе этих туч... на крыльях... высоко над землей... И это будет лучшее время моей жизни...
      — Может, тебя используют для управления машиной... Тело-то у тебя ни на что не годится, а мозг вполне, вполне... Но сначала они должны нас схватить, а это не так-то просто... Ни одна камера не видела, где мы вышли...
      — А что произойдет, если нас схватят, в чем я, к сожалению, уверен? — Пекки было недостаточно предыдущих объяснений.
      — Заткнись, Пекки!.. — Снорг впервые услышал, как говорят таким тоном. — Разве ты мечтаешь об этих уколах, там...
      — Я говорю, что хочу...
      — Об этом стоит подумать, — сказал Снорг после минуты размышлений. — Я думаю, нам не грозит ничего страшного, поскольку таких прецедентов не было... Мы это переживем, хотя и по-разному... Мне наверняка ничего не будет, так как право сохранения жизни — основное право каждого человека. Даже более того... единственный действующий закон гласит, что если уж кто-то раз был назван человеком, то не перестает им быть, а значит, я не превращусь из работника Архива Биологических Материалов в экземпляр на складе... Пекки тоже будет неплохо... исполнится его мечта: будет смотреть свысока и управлять работой экскаватора — такое его использование обязательно, надо ведь компенсировать затраты, которые понадобятся, чтобы нас схватить...
      — А я, Снеогг? — спросила Тиб, всматриваясь в его губы.
      — Тебя, только тебя, — повернулся он к ней лицом, — ждала бы трагическая судьба... Тело твое пожелала одна... голову и лицо — другая, богатая и, наверное, заслуженная женщина... Но я предпочту умереть, чем допущу, чтобы так произошло.
      Пекки молча выслушал это и перестал вмешиваться в разговор. Он смотрел в небо, на быстро летящие облака. Когда серый сумрак дня сменился мраком ночи, они уснули, прижавшись друг к другу, голодные и замерзшие.
 
 
      Их пробудил серый и холодный рассвет. Тиб по-прежнему была словоохотлива, как никогда. Она изумляла Снорга. В его воображении Тиб была красивой, но не слишком смышленой. Он убедился, что все они постоянно развивались в умственном отношении, все, а не только он сам, именуемый человеком Тибсноргом Пеккимоози.
      «Может быть, они все могли бы стать людьми, если бы им дать больше времени?..» — подумал он.
      Все время они ждали прибытия Дрингенбума. Снорг рассчитывал, что Аб приедет на своем гигантском грузовике, привезет им еду, и сообща они решат, что делать дальше. Дрингенбум был их единственным шансом. Они ждали долго, наблюдая за потоком проезжающих вдали машин с грузом для города. Голод докучал все сильней. Около полудня через тучи пробилось желтое солнце. Тиб и Снорг стояли рядом в лучах света и смотрели на тени, которые отбрасывали. Такое чистое солнце они видели впервые в жизни.
      — Если бы они использовали меня для управления машиной, я смог бы видеть это чаще?.. — спросил Пекки, поглядывая в окно.
      — Не знаю... Может быть, тебе и оставили бы глаза... — сказал Снорг нерешительно. — Ты не назван человеком, значит, твой мозг считается материалом... Право на сохранение глаз имеют лишь люди, которые потеряли тело в результате неизлечимой болезни, но не исключено, что тебя установят в большой экскаватор, а там сохраняют глаза... С твоим интеллектом... Кто знает?..
      Его прервал гул двигателей, который явно не походил на гул проезжающих грузовиков. Снорг побледнел. Он понял, что Дрингенбум никогда не привезет им еды. Рев нарастал, они почувствовали, как дрожит земля. Вокруг дома приземлялись многолопастные тяжелые летающие машины оперативной группы.
      — Один... два... три... — Снорг считал, чувствуя, как деревенеет его лицо. Тиб крепко прижалась к нему.
      — Они все же возвращаются... все это не имело смыслаа... — прошептала она, глядя на приземляющиеся бронированные машины.
      Со всех сторон появлялись фигуры в серых мундирах, шлемах и черных пуленепробиваемых жилетах. Они ловко выпрыгивали из машин и ползли к дому. Снорг заметил, что они вооружены автоматами, а некоторые несут даже лазеры.
      «И все эти пушки для меня?.. — подумал он с иронией. — Или они хотят разрушить весь дом?»
      Он даже не пытался считать десантников.
      — Тибснорг Пеккимоози! — раздался вдруг очень громкий крик. — У тебя нет никаких шансов. Сдавайся. Выдай украденный биологический материал. Это будет смягчающим обстоятельством. Твой сообщник Абрахам Дрингенбум арестован...
      Тиб внимательно смотрела на него, видимо, что-то почувствовала.
      Он повторил ей то, что произнес громкоговоритель, так, чтобы она видела его губы.
      — Тибснорг Пеккимоози!.. — возобновил свой рев громкоговоритель.
      Пекки молчал, в его глазах был ужас.
      — Сволочи... чертовы сволочи... — повторял Снорг, стоя неподвижно в центре комнаты и прижимая к себе Тиб.
      — Ведь мы хотим только жить... — прошептала она, глядя на него.
      — ...будет смягчающим... — раздавалось из громкоговорителя. И тут они услышали шевеление за дверями. Сильный взрыв разнес двери вдребезги. Два десантника молниеносно впрыгнули внутрь и упали на пол, целясь в Снорга.
      «Они неплохо натренированы...» — успел подумать он.
      Десантники были ошеломительно ловки. Через долю секунды в дымящемся еще отверстии появился третий, с разноцветным крылатым чудовищем, нарисованным на пуленепробиваемом жилете. Он стоял неподвижно на раскоряченных мускулистых ногах, целясь в Снорга из револьвера с длинным стволом, который держал в вытянутых руках. Вместо носа у него зияла черная дыра, короткие губы обнажали зубы, что в соединении с отсутствием век придавало лицу вид черепа.
      «Ты был первым, сволочь... — подумал Снорг. — За это купишь себе новое лицо... разве лишь первенство отдадут вот тем...» — Снорг перевел глаза на лежащих десантников. Тот, что стоял в проеме, следил за его взглядом. Новые десантники вскакивали в комнату и немедленно припадали к полу. Стоящий, словно читая мысли Снорга, снова оглядел лежащих солдат. Вдруг он застыл и еще долгую минуту сквозь прозрачное пластиковое забрало сверлил Снорга взглядом лишенных век, словно выколотых, глаз.
      И хотя ни один из беглецов не сдвинулся с места ни на миллиметр, раздался хлопок выстрела, и тело Тиб, которая в последний миг заслонила Снорга собой, беспомощно повисло на его руках. Он почувствовал, как что-то сжимает ему горло. Второго выстрела Снорг уже не услышал. Желтая вспышка перед глазами сменилась знакомым рядом светлых пятен, и все погасло.