Глава 35

Огромный бальный зал «Брекерс-отеля» был заполнен до отказа. Никогда раньше собрания акционеров «Хайленд» не собирали подобной толпы, да еще так возбужденной. Линии противостоящих сторон были прочерчены задолго до этого дня, и теперь в атмосфере повисло ожидание, словно в прокуренном воздухе спортивной арены перед финальным боем боксеров тяжелого веса за чемпионское звание.

Для тех держателей акций, кто прибыл в Палм-Бич, еще не решив, чью сторону они примут, последние несколько дней были непрерывной чередой приемов с коктейлями и обещаний. Для главных игроков в этой игре с высокими ставками последние несколько дней были полны возбуждения и тревоги. Среди других актов этой драмы гибель Бейба была быстро вытеснена из центра всеобщего внимания. Крупные заголовки в газетах, оповещающие о его гибели, несколько соболезнований тех, кто его знал, а затем его имя упоминалось только в связи с тем, как и кто будет голосовать акциями Бейба в «Хайленд Тобакко». Было общепризнанно, что Дьюк является главным наследником и что это усиливает его позиции.

Когда в зал вошла в окружении своих сторонников Ники Сандеман, здесь уже стоял шум. Она только мельком бросила взгляд на место, где сидели ее враги Дьюк, Пеппер, их марионетки из правления, и заняла свое место в первых рядах аудитории.

Собрание призвал к порядку Генри Лоуэлл, старейший «набоб», который заработал свое место много лет назад как производитель целлюлозных волокон, которые используются в сигаретных фильтрах. Открывая собрание, Лоуэлл сделал несколько общих замечаний о продолжающихся успехах «Хайленд Тобакко», а затем представил слово ответственному лицу председателю Дьюку Хайленду.

Одетый в белый полотняный костюм, он выглядел точь-в-точь как плантатор былых лет. Хайленд элегантно раскланялся в ответ на аплодисменты, которыми его приветствовали, прежде чем начал говорить:

— Леди и джентльмены, я не буду утомлять вас длинными речами. Вместо этого я приведу вам старое американское выражение: «Если это не сломано, не чини его». Он сделал паузу, выждав, когда утихнет всплеск смеха, — Вы все прочитали годовой отчет, вы все получили чеки на ваши дивиденды, которые, я уверен, все вы заметили, представляют значительный прирост по сравнению с прошлым годом. Эти достижения говорят более красноречиво, чем мог бы сказать я.

В толпе послышался шум одобрения.

Не глядя в сторону Ники, хотя, разумеется, зная о ее присутствии, Дьюк продолжал:

— Вы услышите сегодня рассуждения, которые, по моему мнению, больше подходят для уличной болтовни, чем для места, где делается бизнес. Вас призовут поддержать некую молодую леди, чье единственное основание для претензий на лидерство заключается в неудачной карьере в другой табачной компании.

Ники едва не подпрыгнула на месте, слово «лжец» было готово сорваться с ее уст, но Джон Кромвелл удержал ее. «Не сейчас», — шепнул он ей.

— Вас призовут извлечь ваши вложения, чтобы поддержать странное намерение вывести «Хайленд Тобакко» из табачного бизнеса в расчете на какую-то выгоду. — Дьюк дружелюбно захихикал, словно приглашал слушателей одобрить эти шутки. Я не тот человек, который указывает пальцем, но я не был бы удивлен, если бы узнал, что эта идея исходит от наших конкурентов.

Ники сжала кулаки и стиснула зубы, чтобы не выпалить гневные слова.

— Да, конечно, — продолжал Дьюк, — я уверен, что наши конкуренты будут рады заполучить зарубежные рынки, наши табачные фермы в Бразилии в Африке.

Дьюк сделал паузу, а потом уже совершенно серьезно перешел к заключительной части:

— Я вижу что-то весьма порочное в таком намерении, которое может принести прибыль только другим компаниям, леди и джентльмены. И я предлагаю вам, если уж вами владеет приступ милосердия, то просто опустите лишние несколько долларов в кружку для воскресных пожертвований. — В зале снова послышался гул одобрения. Я обещал вам, что буду краток, поэтому я не стану распространяться о моих планах насчет будущего «Хайленд». Я только скажу, что оно превзойдет все, что было в прошлом. Он любезно улыбнулся и оставил подиум, сопровождаемый горячими аплодисментами.

Генри Лоуэлл оставил без внимания несколько чисто рутинных вопросов повестки дня, а затем спросил, кто из акционеров хотел бы выступить.

Поднялась только одна рука. Она взметнулась, словно флаг, водруженный над взятой вершиной, и все в зале повернули головы, чтобы взглянуть на Ники Сандеман.

— В таком случае, может быть, леди в третьем ряду выйдет вперед? — сказал Лоуэлл. Хотя он и знал, кто такая Ники, но не пожелал назвать ее по имени.

Ники поднялась на подиум, глубоко вздохнула и начала говорить:

— Леди и джентльмены, мое имя Ники Сандеман. В опровержение того, что вы слышали, я не призываю вас изымать ваши вложения из «Хайленд Тобакко». Я только спрошу, что вы думаете по поводу того блистательного будущего, которое имел в виду мистер Хайленд. — Она сделала паузу, чтобы бросить насмешливый взгляд на Дьюка, который был занят тем, что шептал что-то на ухо Пеппер, словно желая подчеркнуть, что Ники просто незначительное надоедливое существо. — Мистер Хайленд доставил вам удовольствие своей ссылкой на ваши возросшие дивиденды. Но я хочу, чтобы вы задумались над тем, откуда взялись эти дивиденды. — Ее голос звучал уверенно. — Не вводите себя в заблуждение в этом отношении. «Хайленд Тобакко», как и все ее конкуренты в этом прибыльном бизнесе по продаже табачных изделий, является торговцем смертью. Да, респектабельным — по сравнению с торговцами наркотиками, которые делают свой бизнес в темных аллеях, на углах наших умирающих городов. Но разве табак менее смертоносен? Или он стоит нашей нации меньше, если каждый год требуются дополнительные миллиарды долларов на здравоохранение из-за тех бед, которые несет курений? А падение производительности? Я уже не говорю о цене человеческих страданий! Эти «респектабельные» торговцы смертью на деле, заверяю вас, еще более опасны. Мы теперь располагаем правдой относительно этого, — сказала Ники, подняв вверх для убедительности последний обобщенный медицинский отчет, — правдой, которую не могут больше скрывать даже миллионы долларов табачных денег. Табак такой же наркотик, как героин! Подумайте об этом, леди и джентльмены! И, что самое ужасающее, табак каждый год убивает в тридцать раз больше людей, чем все вместе взятые наркотики! Ники сделала выразительную паузу и продолжила — Каждый вечер, когда вы смотрите последние новости, вы с ужасом узнаете о гибели людей в сражениях, о смертях от СПИДа, от несчастных случаев и преступлений. И никому из вас не приходит в голову, что какая-нибудь из этих трагедий приносит человечеству пользу или что она имеет право на существование. Но каждый год происходит куда больше смертей от курения, чем от СПИДа, крэка, кокаина, алкоголя, пожаров, убийств и автокатастроф, вместе взятых!

Ники яростно прокричала последние слова, точно все эти ненужные смерти затрагивали ее лично.

— Подумайте об этом, леди и джентльмены, прошу вас, подумайте об этом! Только в этом году более чем полмиллиона американцев умрут от рака легких и других болезней, связанных с курением. А ведь находятся такие, кто мою войну… мой «крестовый поход» против табачных компаний называет безнадежной и дурацкой затеей. Но разве мы все не желаем положить конец бессмысленным смертям, которые несут войны с помощью оружия и пуль? Только представьте, друзья мои: полмиллиона американцев, которые умрут в этом году! Они могли бы жить, если бы вы не курили — это больше потерь нашего народа в битвах Второй мировой войны и во вьетнамской войне, вместе взятых!

Реклама сигарет пытается заставить нас поверить, что курение — такая же американская традиция, как яблочный пирог, — заметила она с сарказмом. — Но в ней никогда не упоминается, что эта всеамериканская привычка стоит нам каждый год сто миллионов долларов на оплату медицинских отчетов и потерю производительности труда. Сколько могла бы сделать Америка на эти деньги, если бы потратила их на бездомных, на бедных, на образование!

Подумайте о той цене, которая не может быть подсчитана — цене смерти и человеческих страданий. Подумайте о том, как мы развращаем наших собственных детей. Мы требуем от них, чтобы они сказали: «нет» наркотикам, а потом своим собственным примером мы говорим: «да, да, да» сигаретам. И они усваивают этот пример, друзья мои. Подсчитано, что каждый день от трех до пяти тысяч детей закуривают в первый раз. И они присоединяются к маршу этих серых батальонов, которым суждено умереть, если я проиграю мой «безнадежный и дурацкий» поход.

Ники сделала паузу, чтобы стереть капельки пота, выступившие на лбу. Она глядела на эти ряды мужчин и женщин, которые лишь минуту назад аплодировали Дьюку Хайленду, и думала, сумела ли она воздействовать на них. Была ли она, по выражению Риса, Дон Кихотом, чтобы допустить, что в большинстве человеческих существ достаточно достоинства, чтобы преодолеть жадность?

— Если я получу контроль над «Хайленд Тобакко», — подошла к заключению Ники, — то в моих намерениях, леди и джентльмены, приступить к производству разнообразных безвредных продуктов. Ликвидировать все табачные подразделения и переименовать компанию в «Хайленд инкорпорэйтед». Ваш нынешний председатель говорит, что если «Хайленд» избавится от своих табачных предприятий, то кто-то другой станет извлекать из них прибыль. Я говорю, что этот аргумент идет от жадности. Он игнорирует то, что происходит сейчас в нашей стране. В 1986 году впервые за тридцать лет общая продажа табачных изделий упала. И с тех пор неуклонно снижается. Смертельная хватка законодателей нашего народа, защищающих табак, тоже ослабевает. В 1986 году на муниципальном уровне были приняты только восемьдесят девять законов, ограничивающих курение. А к концу 1988 года их было уже около четырехсот, и еще несколько сот находятся в работе.

Ах да, — продолжала она, — ваша компания хорошо потрудилась, чтобы выхолостить или ослабить эти законы. Но и конце концов она потерпит поражение.

Ники сурово взглянула на Дьюка, словно хотела привлечь к нему всеобщее внимание.

— Ваш председатель знает, что американский табачный рынок никогда не восстановится в прежнем объеме. Его реакция такова: «Будем продавать смерть в другие страны, другу и врагу, все равно. Будем заставлять их правительства впускать нас, будем взывать к свободной торговле, будем принуждать их политиканов следовать тем же путем, к какому мы принудили наших собственных». Я призываю вас вовсе не пожертвовать вашими инвестициями. То, чего я хочу — это хороший бизнес, перспективный, без продажи несущих смерть продуктов здесь или за рубежом.

Уголком глаза Ники заметила, что Дьюк взглянул на часы. В следующий миг Лоуэлл поднялся со своего кресла за столом конференции.

— Мисс, — сказал он, — я должен напомнить вам, что мы должны сегодня обсудить важные вопросы. Как держателю акций вам была оказана любезность получить слово, но…

Ники оборвала его:

— Как держатель большинства акций я не нуждаюсь в вашей любезности или разрешении, чтобы говорить.

Наступило ошеломляющее молчание, затем состоялось поспешное совещание между Дьюком и Пеппср.

Не в состоянии дальше игнорировать Ники, вперед вышел Дьюк.

— Что вы имели в виду, назвавшись «держателем большинства акций»? потребовал он ответа.

Торжествующая Ники достала копию доверенности Бейба. Она ждала, наслаждаясь его потрясением и немой яростью.

Зал загудел: началось сражение.

Неожиданно Дьюк широко улыбнулся.

— Нет, мисс Сандеман, — сказал он, — я полагаю, что вы допустили еще одну ошибку. Если бы вы нашли время изучить правила этой корпорации, вы бы поняли, что полномочия, которыми вы располагаете — ноль и пустышка.

Как такое могло быть? Ники потянулась к своему портфелю, который, пока говорила, оставила у подиума. Он, должно быть, обманывает, подумала она, просто пытается выиграть время. Ники достала оригиналы документов, которые ей передал Бейб. Они были должным образом подписаны, датированы и заверены нотариусом.

— Мне кажется, это вы допускаете ошибку, — холодно заявила она, протягивая документы. — Это мне вручил Уильям Хайленд. Подпись заверена нотариусом.

— Я не ставлю под сомнение подпись моего брата, — ответил Дьюк. — Или его право передать полномочия. Но я не принимаю ваше право голосовать по таким полномочиям. Как я уже сказал ранее, если бы вы удосужились прочитать оригинал соглашения с держателями акций, вы бы знали, что акции, принадлежащие семье Хайлендов, не могут быть ни при каких условиях переданы, если это может сказаться на итогах голосования, никому другому, кроме как члену семьи Хайлендов.

Он сделал паузу, следя, какое впечатление произвело его, подобное взрыву бомбы заявление.

В ушах Ники звенели слова «член семьи Хайлендов». Ее щеки вспыхнули от смущения. Неужели она вынуждена здесь и сейчас, в этом зале, наполненном чужими людьми, перебороть позор своего детства? Выбрать между широковещательным раскрытием унижения своей матери или перспективой еще раз быть отвергнутой?

Победоносная ухмылка Дьюка придала ей силы. То, что она делает, более важно, чем гордость и собственные чувства. То, что она делает, может внести изменения в жизнь не только ее и Уилла, но и миллионов людей. Выпрямившись, она объявила звонким голосом:

— Я думаю, сэр, вам хорошо известно, что я член семьи Хайлендов. Ваш брат, мистер Уильям Хайленд, знал это так же хорошо — вот почему он передал мне свои полномочия.

В зале наступила внезапная тишина. Личная драма, разворачивающаяся на глазах у всех, на мгновение затмила чисто финансовый вопрос. Дьюк бросил на нее изумленный взгляд. Он покачал головой, его манеры внезапно снова стали такими, какими и должны быть у настоящего джентльмена с Юга.

— Мисс Сандеман, я глубоко сожалею, что вы чувствуете необходимость ввергать всех нас в смущение таким образом. Могу я спросить вас, к какой ветви семьи вы, по вашему утверждению, имеете отношение?

Кто-то в аудитории захихикал, вызвав волну нервного смеха.

Щеки Ники стали пунцовыми, она почувствовала, как в ней поднялась волна ярости. Дьюк обращался с нею, словно она была не вполне нормальным человеком, и это действовало на присутствующих. Она чувствовала, как от нее ускользает поддержка зала, масса качнулась в ту сторону, которой принадлежит богатство и сила, она поверила этому мужчине, который держался с такой уверенностью в себе.

Приложив все силы, чтобы сохранить достоинство, Ники сказала:

— Вы знаете так же хорошо, как и я, Дьюк, что у вас и у меня один и тот же отец — Хенри Дэвид Хайленд.

Тут уж дыхание перехватило у всего зала, он загудел. Никогда раньше скучные, рутинные собрания акционеров «Хайленд» не походили на ночные «мыльные оперы».

Дьюк захихикал:

— Что ж, это очень удобное заявление, мисс Сандеман, поскольку отец скончался много лет назад и не может защитить себя. Но я не припоминаю, чтобы о вас когда-нибудь говорили как о члене семьи. Я не припоминаю, чтобы вы когда-либо получали какое-либо наследство. Я также не припоминаю, чтобы вы когда-нибудь входили в дверь нашего дома.