— Кошмар какой!
— Обалдеть! — Тяжело вздохнув, подтвердила она. — Я попросила, чтобы мне обе отложили. Обещала с утра подъехать. До одиннадцати. Думала, Сережу с собой возьму, а он занят. Короче, как хочешь, а ехать придется тебе. Должен же кто-то со стороны на меня посмотреть. Продавщицам я ни на йоту не верю. Мымры льстивые! Им лишь бы втюхать.
Последние слова Анна договаривала, уже входя в офис.
Я выразительно посмотрела на часы:
— Ань, мы до одиннадцати не успеваем. Может, тебе позвонить?
— Не выдумывай! — отмахнулась она. — Здесь ехать всего десять минут.
— В Царское Село? Я тебя умоляю, — засомневалась я. — Да мы за десять минут даже из Питера не успеем выехать, а…
— С чего ты взяла, что мы едем в Царское?
— Не знаю, — разволновалась я. — Наверное, по аналогии: Екатерининский дворец в Царском Селе, Екатерининский парк в Царском Селе, значит, и Екатерининский пассаж там же.
— О-бал-деть! — презрительно фыркнула она. — Скажешь тоже! Екатерининский!
— В смысле?
— Е-ка-те-ри-нин! — по слогам, как для слабоумной, отчеканила Анюта. — Катькин. Пассаж принадлежит Катьке!
— Какой Катьке?
— Малининой!
— Волчьей Ягодке! Я тебе сто раз про нее рассказывала. Катька Волчья Ягодка! Помнишь?
— Кошмар какой — Аня! Эта та, что у тебя кровь чашками пила?
— Ну, — с удовольствием подтвердила она. — Можешь себе представить, Волчья Ягодка — хозяйка элитного торгового центра. «Гранд Пассаж» называется. Везет дуракам!
— Не без твоей помощи, дорогая, — мягко напомнила я.
Прозвище свое, Волчья Ягодка, Екатерина Малинина получила от Митрофановой.
Получила давно и заслуженно.
Первый раз жизнь их столкнула в «почтовом ящике». Так назывались когда-то закрытые КБ. Анна трудилась там после окончания института.
В профессии конструктора школьная моя подружка разочаровалась довольно быстро. Действительно, что за интерес — стоять целый день за кульманом, не разгибая спины, чертить некую деталь и не иметь воображения представить себе, как эта деталь будет выглядеть в металле и кому на фиг вообще нужна такая хреновина.
Митрофанова огляделась, сориентировалась и занялась комсомольской работой. Организаторские способности и деловая хватка Анюты в скором времени были оценены по достоинству. Она стала освобожденным секретарем комитета комсомола.
Анька была счастлива. Она оказалась в своей стихии: собрания, слеты, походы с песнями под гитару. Что может быть лучше? Ты всегда на виду, все тебя уважают, все с тобой считаются. С начальством Анечка ладила, комсомольцы души в ней не чаяли. В общем, карьера комсомольской богини складывалась у Митрофановой успешно.
Счастливую комсомольскую жизнь отравляла ей только Катя Малинина.
В комитете комсомола Катерина возглавляла сектор учета и целыми днями сидела в кабинете секретаря, шурша бумажками, якобы членские взносы подсчитывала. На самом деле Катька плела интриги. Тихая, скромная, со слабым голосом и потупленным взором, бесцветная Волчья Ягодка мастерски сталкивала окружающих лбами.
Аннушка поняла это не сразу. Поначалу она Катьке симпатизировала и даже сочувствовала, сокрушаясь о неустроенной личной жизни перезрелой комсомолки. А когда разобралась, что к чему, долго не думала — сделала так, как делает большинство руководителей, оказавшихся в ее положении.
Митрофанова принялась хлопотать о Катькином повышении.
Старый как мир способ избавиться от неугодного сотрудника — отправить его от себя подальше, но на более высокую должность.
И волки сыты, и овцы целы.
Малинину взяли в райком комсомола, все в тот же сектор учета. Спустя полгода Митрофанову назначили вторым секретарем этого райкома.
Анюта не стала заморачиваться и изобретать велосипед. Она порекомендовала ненавистную Волчью Ягодку на должность инструктора горкома.
Так с тех пор и повелось. Анна продвигалась по служебной лестнице сама и продвигала Катьку.
Гонка эта завершилась в начале перестройки.
Оставив высокий партийный пост, Митрофанова перешла на хозяйственную работу, Малинина осталась прозябать инспектором сектора учета горкома партии.
Пути их разошлись, но Анечка, оказывается, из виду Катьку не теряла.
— Ты думаешь, она на самом деле хозяйка? — засомневалась я, разглядывая зеркальный фасад Катькиного пассажа. — Денег сюда вбухано немерено! Такой домище в центре города!
— Не волнуйся, он Волчьей Ягодке даром достался. Раньше в этом здании находились Курсы повышения квалификации идеологических кадров, а Катька была ректором. И проработала-то всего год с небольшим. Ее в девяностом туда назначали. Перед самым развалом. И была лишь и, о., исполняющая обязанности, а видишь, как получилось! В девяносто первом все развалилось, партию запретили, курсы прикрыли, а здание Малинина умудрилась приватизировать. Под шумок! Что называется, оказалась в нужном месте в нужное время. Это я, как проклятая, столько лет на партийной работе за «спасибо» отпахала. Потому что я — честная, я…
— Ладно тебе, Ань, не расстраивайся. — Улыбнувшись швейцару, я потянула ее к вращающимся дверям торгового центра. — Скажи лучше, какой из Катьки ректор, если у нее высшего образования нет? Я уж не говорю про ученую степень.
— Да есть у нее высшее образование. Есть! Будь она неладна. Вот! — Холеные Аннушкины руки, воздетые к небу трагическим жестом, промелькнули в каком-нибудь миллиметре от моего носа. — Своими собственными руками, как последняя дура, я помогла Волчьей Ягодке получить диплом. Без меня она так и сидела бы со своим средним техническим. Это сейчас все продается и все покупается. Были бы денежки. Знаешь, сколько сейчас стоит стать кандидатом наук?
— Пять тысяч баксов, — поспешила я проявить свою осведомленность.
— Правильно, — похвалила меня подруга. — Кандидатская диссертация стоит пять тысяч баксов, докторская — десять. Раньше мы про такое и не слыхивали. Вкалывали, как проклятые. Я всего добилась сама, своим трудом, я…
— Я тебя умоляю, Ань, поэтому ты…
— О-бал-деть! — грозно перебила меня Аннушка. — По-твоему, надо было спокойно смотреть, как она разваливает коллектив? Сплетничает, интригует, стучит на всех подряд? На кого можно и на кого нельзя? Она ведь тогда до чего додумалась — позвонила жене первого секретаря и наплела, что у меня с ним шуры-муры. Можешь себе представить?
— Нахалка какая!
— Именно! Хорошо, у того жена нормальная. Дома, по-тихому, по-семейному разобралась. Не стала сор из избы выносить. Накатай она тогда на мужа «телегу» — все! Никто бы нас и слушать не стал. Было, не было… Никого это не интересовало. Сигнал есть — надо реагировать. В общем, положение у меня тогда было — умереть, не встать. И работать с ней не могу, и повысить не могу (без «верхнего» образования дальше ей никуда), и выгнать не могу. Я ведь сама ее везде нахваливала: Малинина хороший специалист, морально устойчива, идеологически выдержанна, и т.д. и т.п. И потом, если честно, не хотела я с ней в открытую связываться. Боялась, что «запишет».
Один был выход — помочь Волчьей Ягодке получить диплом и рекомендовать ее на повышение. Я тогда науку в районе курировала. Отношения у меня с руководством вузов были хорошие. Выбрала я самый захудалый институтишко и пошла к ректору на поклон, мол, так и так, помогите! Разливалась, конечно, соловьем. Дескать, Екатерина Ивановна — такая умница, такой нужный специалист, так много делает для района, редчайшей души человек. Коммунист с тяжелой судьбой. Рано потеряла родителей, после окончания техникума вынуждена была пойти работать, учиться дальше не смогла по семейным обстоятельствам, а сейчас, сами понимаете, — возраст, положение. Неловко ей с молодежью за парту садиться, а без диплома — никуда! Помочь товарищу по партии я считаю своим долгом. Ну, и так далее…
Короче, отказать мне ректор не смог. Катьку зачислили на заочное отделение, где она в течение полугода сдала якобы экзамены экстерном за весь курс. Малинина получила диплом, перешла на работу в горком, а я вздохнула спокойно. Не вижу ничего смешного! — внезапно рявкнула Анечка на весь пассаж. — Я же не знала, что уже через неделю буду там заведовать отделом, и нечего улыбаться!
Я от такой несправедливости даже задохнулась:
— Да я не тебе вовсе улыбаюсь, Аня. Ты что? С ума сошла? Кричишь, как резаная. Зачем мне тебе улыбаться? Мне от твоих воспоминаний о славном прошлом плакать хочется, а не улыбаться. Я вон на ту витрину улыбаюсь. Смотри, какие ботиночки крохотные. Вон те, с зайчиком.
Митрофанова резко остановилась, посмотрела на витрину и тут же растаяла:
— Ой, какие хорошенькие! Лапочки мои! Какие славненькие! — слащаво засюсюкала она, прильнув к стеклу. — Это товары для новорожденных! Давай зайдем, Натуся, купим что-нибудь Алику. Порадуем парня. Он у нас мягкие игрушки любит. Сладкий мой мальчишка. Радость моя ненаглядная. И такой умница! Ты себе не представляешь, какой он умный!
— Не по годам, — пробурчала я и, взяв Аннушку под руку, настойчиво потянула ее прочь. — На обратном пути купим. Скоро одиннадцать. Продадут твои шубы, я же и буду виновата.
Если Аньку вовремя не остановить, она для своего драгоценного крокодила весь магазин скупит. Правду говорят, любовь зла! Что за радость общаться с индифферентной чешуйчатой рептилией?
Лежит целыми днями в саду, как бревно. Ни на руки его не возьмешь, ни поцелуешь. То ли дело кот!
Я передернулась, представив, как полутораметровый пупырчатый холодный Алик карабкается ко мне на колени и, нежно урча, трется зубастой мордой о подбородок.
Впрочем, неприязнь у нас с ним взаимная. Я это чувствую. Крокодил меня недолюбливает.
Тяжело вздохнув, Митрофанова нехотя отошла от витрины и направилась к эскалатору.
Шубки, что намерила вчера Аннушка, мне не понравились. Ни одна! Слишком экстравагантные.
Нет, надумай она купить их в начале сезона, я была бы только «за».
Анечка — женщина яркая, любит быть в центре внимания и броские тряпки носить умеет.
Вот только как эти шубки будут смотреться будущей зимой? Мода переменчива. Не покажутся ли суперстильные на сегодня шмотки в следующем сезоне смешными? На мой взгляд, на меховых распродажах можно покупать только спокойные вещи классического покроя.
Во всяком случае, Анька не в том положении, чтобы так рисковать. Купит она сейчас писк прошедшего сезона, сэкономит несчастную тысячу долларов, потом не сможет эту шубку носить, и в результате потеряет в двадцать раз больше, чем сберегла.
— Скупой платит дважды, — убеждала я Митрофанову, осторожно ступая по гладкому, как стекло, мраморному полу.
Но Анечка была неумолима. Шубки ей приглянулись, и она яростно требовала от меня одобрения на покупку:
— Сидит хорошо?
— Хорошо.
— Смотрится хорошо?
— Блестяще! Ань, я тебя умоляю, что на тебе плохо смотрится? У тебя же фигура! На тебе даже чехол от танка будет смотреться.
— Ты думаешь? — неожиданно быстро сдалась она. — Ладно. Будь по-твоему. — Губы ее дрогнули и расползлись в голливудском оскале. — Девочки, — она царственно скинула шубку на руки продавщицам, — эту я беру. Отложите. И, пожалуй, еще вон ту, спортивного покроя. Мы скоро вернемся. — Отдав распоряжения, Аннушка важно направилась к выходу. Я проворно заковыляла следом:
— Ты передумала?
— Не совсем. Пойдем кофейку попьем. Там все и решим. Кофе у Волчьей Ягодки варят вкусный! Вообще, кафе у нее — потрясающее. На крыше. Представляешь! Вид — обалденный! Весь центр как на ладони. Исаакиевский собор отдыхает.
— Ань, на крыше жарко, а у меня нога. — Я полюбовалась на свою забинтованную лодыжку.
— О-бал-деть! Жарко ей! — Презрительно фыркнув, Митрофанова яростно надавила на кнопку, вызывая лифт. — Еще не была, а уже критикуешь. Нет там никакой жары! В помещении кондиционеры, а на улице столики под зонтами стоят. Интерьер точь-в-точь как в гареме. Балет «Бахчисарайский фонтан» помнишь? Вот и у Катьки в кафе в точности так: пальмы, мраморный бассейн, фонтан и золотые рыбки. Умереть, не встать.
— Врет!
— Кто?
— Твоя Волчья Ягодка! Фонтан на крыше! Никакая она здесь не хозяйка, а самая обыкновенная марионетка. Настоящие владельцы пассажа — бандиты. Они здесь деньги отмывают, а Катьку твою просто используют. Ясно, как божий день! Реноме у нее благодаря таким доброхотам, как ты, прекрасное. Вот они ее и поставили. Пусть в городе думают, что торговый центр принадлежит порядочному человеку. Бандитские структуры, мол, здесь ни при чем.
— О чем ты, Натуся? Какие бандиты? Ты детективы писать не пробовала? Я ведь тебе русским языком говорю: Катька приватизировала свой торговый центр в начале девяностых. Тогда все хапнули, кто мог. Растащили страну по кусочкам.
— Нет, Анечка, ты сказала: она здание приватизировала. А здание я помню прекрасно. Чтобы сделать из него вот это, — я широко развела руками, указывая на окружающее нас великолепие, — такие деньги нужны! Я тебя умоляю! Откуда они взялись у безынициативной, тупой и бесперспективной Волчьей Ягодки? У нее даже мужа нет!
— Как это нет? — подбоченилась Митрофанова. — Все у нее есть! Ты за Ягодку не волнуйся. У нее все в порядке. И с деньгами (она под недвижимость такой кредит хапнула, что полы можно было не мраморными, а золотыми плитами выстелить), и с личной жизнью. Малинина у нас теперь окольцованная. Окрутила на старости лет какого-то недотепу и умудрилась дотащить его до ЗАГСа. Можешь себе представить?
— Я тебя умоляю. С таким приданым?
— О-бал-деть! — согласилась Анюта. — Мало того, он ей еще и бэби состряпал. У Волчьей Ягодки теперь все при всем. Счастливая жена и мать! А ты говоришь!
— Класс!!! — искренне восхитилась я. — Я думала, что в таком возрасте уже не рожают. Ей-богу, Аня, — она же старше нас. Ей лет немерено! Ань, сколько?
Митрофанова выдержала театральную паузу:
— О-бал-деть!
— Да ты что! А родила кого?
— Мальчика.
— Хорошенький?
— Я только на фотографии видела. Вроде ничего. Да сейчас разве поймешь? Маленькие все хорошенькие. Кудрявенький, розовенький, мордастейький. Ручки, ножки в перевязочках. Короче, когда разрастется, станет вылитая мамочка. Такой же противный!
— Может, он на папу будет похож, — почему-то обиделась я.
— Папа там такой же противный, как мама, — успокоила меня Митрофанова.
Слово за слово, мы с Анечкой так увлеклись, что запамятовали, зачем приехали. Попили кофейку, похихикали над аляповатым интерьером кафе и, увлеченно обсуждая личную жизнь Волчьей Ягодки и ее домочадцев, покинули торговый центр, начисто забыв про отложенные шубки.
Глава 15
В агентство я вернулась в растрепанных чувствах.
Нет, нельзя быть такой невнимательной, рассеянной и несобранной. Почему до меня все доходит, как до жирафа?
Битый час бродили мы с Митрофановой по суперэлитному «Гранд Пассажу» Волчьей Ягодки, еще столько же просидели в кафе, и мне даже в голову не пришло, что это то самое место, куда направлялась в день нашей встречи Люся. А кафе, где мы с Анечкой кофейничали, именно то самое, где случилось несчастье.
Это все Митрофанова виновата — с ее фантастическими рассказами о фантастическом богатстве, фантастической беременности и не менее фантастических родах престарелой Волчьей Ягодки.
Я слушала, ахала, изумлялась, фонтанируя эмоциями, вместо того чтобы просто сопоставить факты.
Вот они! Лежат на поверхности.
Мы с Люсей расстались в тот день на Загородном проспекте. Она переживала, боялась, что опоздает, и высадила меня у станции метро «Пушкинская». Сказала, что едет на встречу с мужем в новый торговый центр неподалеку.
Катькин «Гранд Пассаж» тоже новый, новее не бывает, и находится в двух шагах от «Пушкинской».
Сомнений нет, Люся ехала в пассаж Волчьей Ягодки!
Надо же быть такой идиоткой! Столько времени потратила на поиски Люсиного мужа, а когда представилась возможность расспросить об этом самом муже очевидцев происшествия, я эту возможность проигнорировала.
Я резко притормозила у своего рабочего стола, развернулась и, провожаемая удивленными взглядами сотрудниц, похромала на выход. Молча. Не говоря ни слова.
А что я могла им сказать? Сказать мне им было абсолютно нечего.
Некогда мне работать. Не-ког-да!!! Мне сейчас не до сватовства.
Я должна срочно ехать туда, откуда только что приехала, чтобы отыскать там хоть какой-то намек на следы совершенно незнакомого мне человека — мужа моей бывшей соседки по коммунальной квартире, которую я не видела последние двадцать лет.
Как в сказке: пойди туда, не знаю куда!
Господи, помоги! Сделай, пожалуйста, так, чтобы брачное агентство «Марьяж» не разорилось и мы с Верочкой сумели отдать все долги.
Нет, это невозможно! Почему у меня так жутко болит нога? Утром все было нормально, а сейчас лодыжку дергает так, как будто там не растяжение, а нарыв.
Большой, зеленый, со стержнем!
Я наклонилась и задрала штанину. Все ясно. Лодыжка распухла, и бинты впились в ногу. Как пиявки.
Так я и знала — чересчур тугая повязка.
Говорила ведь Славочке, что он слишком туго бинтует. Мне ни ногой, ни рукой не пошевелить.
Нет, разве моего благоверного переспоришь? Разве он меня когда-нибудь слушает?!
Никогда!
Делает все по-своему!
Дескать, ему виднее. Он, видите ли, серьезно занимался спортом и столько растяжений за свою жизнь повидал, столько наложил фиксирующих повязок, что, на его профессиональный взгляд, мне было бы лучше вообще не ходить сегодня на работу, а остаться дома. В постели!
— Правильно! — фыркнула я. — Я останусь в постели, а кто, интересно, вместо меня будет работать?!!
— Кому нужна такая работа? — огрызнулся муж. — Здоровье ни за какие деньги не купишь!
Слово за слово, и мы едва не разругались в пух и прах.
Я всплакнула, Славочка разобиделся, закончил меня перевязывать и, сердито сопя, отвез в «Марьяж».
Кое-как спустившись с лестницы, я вышла во двор, доковыляла до лавочки, села и попыталась ослабить повязку. Бесполезно! Узел Славка завязал на совесть. Развязать его можно было только зубами.
Теоретически это возможно. Ничего сложного. Но вот практически…
Грызть собственную забинтованную ногу, сидя на дворовой скамейке под окнами собственного брачного агентства, я постеснялась. Возвращаться в «Марьяж» за ножницами — тоже. Хватит смешить сотрудников!
И так уже насмешила! Болтаюсь сегодня весь день, как цветок в проруби, то туда, то сюда!
Лучше я потерплю. До «Гранд Пассажа». Ничего страшного. Какая мне разница, где сидеть и стонать от боли — в офисе или в машине?
Ехать недалеко, а там куплю ножницы, и кончатся мои мучения. На худой конец, разрежу повязку ножом. У Катьки в кафе ножи подают острые. Сама нынче утром имела возможность в этом убедиться. Верно говорят, дурная голова ногам покоя не дает! Все разглядела: и ножи, и спущенную петлю на черных колготках официантки, и безвкусные картины на стенах, и фонтан с рыбками. Не увидела главного!
Догадайся я обо всем вовремя, не пришлось бы сейчас возвращаться. Наверняка работники кафе еще не забыли несчастный случай, который произошел у них на глазах. Времени прошло всего ничего. Да и случай, надо признать, из ряда вон выходящий. Конечно, бывает, что люди в общественных местах спотыкаются и падают. Не без этого! Я сама сколько раз коленки била на глазах у всего честного народа. Но не до такой же степени?! Не до состояния же клинической смерти у них посетители каждый раз разбиваются?!
И Люсю они должны были запомнить, и ее мужа.
Представляю, какой он устроил шум! Я бы на его месте устроила.
Пришел мужик на свидание к собственной жене, задержался малость, с кем не бывает, а ему говорят: "Опоздал! Жену увезли на «Скорой».
Ищи-свищи!
Как бы то ни было, другой возможности разузнать что-либо о Люсином благоверном у меня нет.
Я уже все перепробовала: и в городскую справочную по 09 позвонила, и в компьютере по базе данных жителей Петербурга смотрела. Все напрасно. Нигде ничего!
Будин Александр Сергеевич в Питере не зарегистрирован, следовательно, номер его телефона неизвестен.
Фамилию мужа я узнала из паспорта. Мне Люсин паспорт Евгения Федоровна еще в пятницу показала, в больнице. Паспорт я рассмотрела очень внимательно. От корки до корки. Только что на зуб не попробовала. Судя по фотографии, он действительно принадлежал моей бывшей соседке, и фамилия ее в настоящее время действительно была Будина.
Будина Людмила Александровна.
Брак свой с гражданином Будиным Люся зарегистрировала месяц назад в ЗАГСе города Рязани, где проживала последние годы. Опять-таки, если судить по штампам в паспорте.
Цепляясь за соломинку, я Люськины данные тоже проверила. И старые, и новые. На всякий случай. Вдруг, думала, какие-то сведения о ней имеются? Ведь столько лет в Питере прожила. Коренная ленинградка.
Бесполезно.
Информации о Люсеньке не было. Вообще никакой! Как будто человек и не жил никогда в этом городе. Прямо Зазеркалье какое-то!
Бедная Люся! Она до сих пор находится между жизнью и смертью. Врачи ее оживили, вывели из состояния клинической смерти, но до конца привести в чувство так и не смогли.
Люся сейчас в коме. И сколько она в этой коме пробудет, не знает никто. Разве что сам господь бог! Говорят, коматозное состояние может длиться годами. И на лечение, и просто на поддержание жизни такого больного нужны деньги. Много денег!
Евгения Федоровна уже спрашивала, каковы финансовые возможности у моей знакомой. Спросила мягко, в деликатной форме, но все-таки спросила!
Я сосредоточилась, вспомнила Люсин джип, костюм и солнцезащитные очки от Шанель и с легким сердцем сказала, что, вероятнее всего, Люсин муж — человек обеспеченный.
Обеспеченный и беспечный!!! До сих пор не удосужился отыскать свою вторую половину.
Я оставила в покое бинт и посчитала на пальцах, сколько же дней находится Люся в больнице?
Упала она в среду, сегодня у нас понедельник. Среда, четверг, пятница, суббота, воскресенье, понедельник — получается, что с момента падения пошел шестой день.
Ничего себе! Кошмар какой!
Если господин Будин сам не в состоянии сообразить, что больную, увезенную на «Скорой помощи», надо искать по больницам, почему он не обратился за помощью в милицию? Милиция бы разыскала ее в два счета.
Странно. Муж Люси ведет себя противоестественно. Никакой логики!
Нет, мужчин понять невозможно! Это выше моих сил.
Тем более что об этом конкретном мужчине я не знаю ничего, кроме фамилии, имени, отчества и семейного положения. Абсолютно ничего. Никакой информации.
Какая уж тут может быть логика?
Я собралась с духом, встала со скамейки и побрела на Лиговку. Ловить машину. На метро мне в таком состоянии до Катькиного пассажа не добраться. И думать нечего!
Не успела пристроиться на краю тротуара и вскинуть руку, как рядом притормозил «Запорожец».
Капризничать я не стала. Привыкла! Передо мной всегда останавливаются либо «Запорожцы», либо «Москвичи». Редко-редко притормозит «жигуленок».
Водители «мерсов» и «BMW» на мою протянутую руку не реагируют.
— На улицу Введенского канала, пожалуйста, — сказала я, заталкиваясь в тесное пространство доживающей свой век машины.
— Понятно, — сочувственно кивнул пожилой водитель, по виду отставной военный. — В госпиталь?
— Не совсем. — Я бережно устраивала больную ногу. — Но это рядом. Наискосок. Магазин новый знаете?
— Вот женщины! — восторженно хрюкнул дядечка. — С такой ногой — и в магазин!!!
— Охота пуще неволи! — с удовольствием поддержала я легкий, ни к чему не обязывающий полуфлирт-полутреп Словоохотливый водитель в два счета домчал меня до «Гранд Пассажа» и даже согласился подождать и отвезти обратно на работу, в том случае если я оплачу парковку.
— Конечно, конечно, — обрадованно заверила я его, показывая, как заехать в подземный гараж. — Спасибо большое. Я ненадолго.
— Да ладно, — развеселился он. — Ненадолго! Знаем мы эти «ненадолго»! У самого дома три девки на выданье. Всю плешь мне проели с этими магазинами: «Папа — то, папа — это!» — потешно передразнил он. — Вот и кручу баранку на старости лет. Замуж, главное дело, не идут. Ни в какую! Уж больно переборчивые! Все в мать!
— Замуж выйти — не напасть, как бы замужем не пропасть! — пошутила я и осеклась, заметив тоскливый взгляд.
Раздолбанная машина, потертый пиджак, показная веселость — нелегко, видать, дядьке приходится. Дочки со своими проблемами из него все жилы вытянули!
Мысленно костеря себя на все лады за нетактичность, я с трудом выбралась из «Запорожца» и, обойдя здоровенный джип, припаркованный рядом, направилась к лифту.
Совсем нюх потеряла! Вначале говорю, потом думаю. Я посмотрела на себя со стороны и вконец расстроилась. Высокомерная, самовлюбленная, самоуверенная особа, ничего не замечающая вокруг себя.
Эгопупизм — вот как это называется.
Думаю только о себе и о своих проблемах, походя обижая окружающих.
Ни за что ни про что огорчила симпатичного дядечку, который к тому же очень меня выручил.
Хорошо шутить про замужество, когда сама замужем! Дядька извелся весь из-за неустроенной жизни дочек, а я со своими шуточками: «Замуж выйти — не напасть!»
Кому как не свахе знать, что это на самом деле не так!
Народу в кафе было много. Я посмотрела на часы. Все правильно — обеденное время. Бизнес-ланч.
Столик, за которым мы с Анечкой пили сегодня утром кофе, только что освободился, и я похромала прямиком к нему.
Официантка со спущенной петлей на колготках приветливо заулыбалась. Узнала. Собственно, на это я и рассчитывала. Что узнает. Еще бы ей меня не узнать! Мы с Аннушкой такие чаевые оставили!
— Может, принести вам что-нибудь выпить, пока будете выбирать? — Официантка положила передо мной меню в добротном кожаном переплете. — Сок, пиво, минералка?
— Сок, пожалуйста, свежевыжатый из грейпфрута. — Я отодвинула «фолиант» в сторону. — Только вот выбирать я ничего не стану. Закажу сразу. На ваше усмотрение. Что вы мне посоветуете, то я и закажу. Полностью полагаюсь на ваш вкус. Утром вы нас покормили изумительно!
— У нас все вкусно, — радостно шмыгнув носом, конфиденциальным тоном сообщила она. — Салатик будем заказывать?
— Будем. Как же нам, грешницам, без салатика? Только салатиками и пробавляемся.
— Греческий? Очень вкусный, очень легкий салатик.
— Нет, греческий сегодня, пожалуй, нет. Он ведь с брынзой. А мне сейчас нельзя много пить. Нога болит, — доверительно пояснила я, громко шаркнув под столом ногами.
— Тогда средиземноморский? Очень вкусный салатик! С креветками.
— С креветками? — оживилась я. — Изумительно! Обожаю креветки. Хотя, — я заглянула под стол, — нет, с креветками мне сейчас тоже нельзя. У меня на них аллергия. Обычно я себя ни в чем не ограничиваю. Ем, что хочу, потом приму таблеточку супрастина — и никаких проблем. А сейчас не могу. И так слишком много лекарств принимаю. Ногу лечу. Упала.
— Может быть, вегетарианский?
Упс! Официантка явно не хотела распространяться на тему о больных ногах и падениях. Сочувственно покивала, и только.
Я решила, что уболтаю ее во что бы то ни стало. Дело чести!
— Вегетарианский — это как?
— Зеленый салат, огурцы, помидоры…
— Помидоры? Нет, спасибо. Такой салат я дома каждый день делаю. Хотелось бы чего-нибудь экзотического.
— Салат от шеф-повара? Свежие огурцы, морковь, яблоки и раковые шейки, заправленные майонезом.
— Раковые шейки?!
— Ах да, вам же нельзя. У вас аллергия.
— У меня нога, — мягко поправила я.
Меня не так-то легко сбить с толку.
— Тогда салат из курицы с грецкими орехами или салат из тунца, сырный салат, салат «Цезарь». У нас очень большой выбор. Очень! И цены доступные. Мы ведь совсем недавно открылись.
— Правда?! — изображая крайнюю степень восторженного озарения, я навалилась грудью на стол. — Так вот почему у вас в кафе такие идеальные полы. Ни царапинки, ни пылинки, аж глаза слепит. Не полы, а мечта хозяйки!
— М-да, мечта, — мрачно согласилась официантка и испуганно посмотрела по сторонам. — Только всем девочкам из-за этой самой мечты пришлось на тапочки перейти.
— ???
— Скользко очень! У нас тут одна клиентка на прошлой неделе так навернулась! Будьте нате! Не поверите, вся переломалась. Все, что можно сломать, у нее сломано. Не знаю даже, жива ли осталась! Ее без сознания увезли. Из горячего что будем заказывать? Стейк из говядины, эскалопы, баранина на ребрышках…
— Ой, нет! — Я не хотела заказывать горячее. Я хотела дослушать историю про падение Люсеньки.
— Шашлык из телятины, шашлык из баранины, шашлык куриный…
— Прямо здесь упала и разбилась? — Я недоверчиво таращила простодушные глазоньки. — Здесь? В вашем кафе?
— Нуда, — обиженно подтвердила она, — прямо здесь. Сидела вот за тем столиком, у фонтана. Потом встала, пошла к выходу — и как навернется! На ровном месте!
— Кошмар какой!
— А я про что! Менеджер сказал, что сама виновата. Пьяная, мол, была, вот и поскользнулась. А Надька говорит, она их столик в тот день обслуживала, так вот, Надька говорит, она только пиво пила. «Балтику», пшеничное, нефильтрованное, восьмой номер. Они вообще из спиртного только пиво заказывали. Кувшин взяли. Полтора литра на двоих.
— На двоих?! — вскинулась я. — Разве женщина была не одна?
— Нет, вы что?! Она с мужем была. Он тут после такой скандал устроил! Будьте нате! Пока «Скорая» ехала, всех свидетелей переписал. Имя, фамилия, адрес и место работы. Деловой дядечка.
— А он…
— Вика?! — Перед нашим столиком неслышно материализовался лощеный молодой человек с пренеприятным выражением на лице. — Добрый день! — обворожительно оскалился он в мою сторону. — Какие-то проблемы?
— Нет, — не слишком уверенно проблеяла официантка Вика.
По лицу девушки было видно, что она сильно расстроена. Я взглянула на бейдж, прикрепленный к лацкану черного форменного пиджака. Все ясно. К нам подошел менеджер. Не выдержал.
— Проблема одна! — надменно вскинув бровь, безапелляционным тоном заявила я.