Отрывочные сведения о переговорах дошли до правительства Финляндии разными путями много месяцев спустя. Это свидетельствовало, что между Финляндией и Германией не было никаких доверительных отношений. Только после визита министра Шнурре в Хельсинки в конце мая 1941 года наше правительство получило полную картину этих переговоров. Однако недостаток точных сведений не содействовал снижению беспокойства, вызванного требованиями и намерениями Советского Союза.

19 декабря произошла смена караула на руководящем государственном посту. Президент Каллио, который был болен ещё до войны, отошёл в сторону после того, как огромные и тяжёлые обязанности окончательно подорвали его здоровье. Будучи главой государства, он ревностно выполнял свой долг.

В преклонные годы он возложил на себя бремя ответственности за всю страну, когда, выполняя тяжёлую обязанность, утвердил своей подписью полномочия делегации, выезжавшей в Москву, на заключение того мира, который вынудил многих наших граждан покинуть свои дома и земли.

В августе того же года президента Каллио хватил удар, повлиявший на его речь и повредивший его правую руку. Когда он сообщил о своём решении передать руль управления государством в другие руки, на 19 декабря назначили выборы нового президента.

Советский Союз в этой связи вмешался во внутренние дела Финляндии способом, привлёкшим к себе внимание, заявив, что, если кто-либо из упомянутых в списке четырёх лиц будет избран президентом, это будут рассматривать как недружественный акт в отношении Советского Союза.

Выборы состоялись, и президентом был избран Ристо Рюти.

В конце 1940 года отношение СССР к Финляндии дало повод для новых труднообъяснимых трений.

Чтобы ускорить строительство железной дороги в Салла, русские снова прибегли к нажиму. Закончить строительство в срок оказалось невозможным, поскольку работникам мешали технические трудности и нехватка строительных материалов. Несмотря на то, что существовали ясно доказуемые форс-мажорные обстоятельства, Финляндию обвинили в сознательном затягивании строительства.

В декабре 1940 года советское правительство обрушило на нас новое предложение, касавшееся сотрудничества Финляндии и Швеции. В конце октября министр иностранных дел Гюнтер заявил, что правительство Швеции готово изучить не только предложение о военном союзе, но и проект государственного союза Финляндии и Швеции, при условии, что Финляндия не будет планировать войны из мести. 15 октября правительство выступило с разъяснением, что наша страна не вынашивает никаких агрессивных планов и что правительство готово к переговорам в рамках Московского договора. В декабре 1940 года СССР дважды категорично и угрожающе выступил против плана создания такого союза.

На пороге 1941 года советское правительство приступило к привлёкшему внимание мероприятию, денонсировав торговое соглашение и прекратив поставки товаров, утверждая, что Финляндия не выполняет обязательств, предусмотренных соглашением. В той ситуации со снабжением такой ход нанёс удар Финляндии по самому чувствительному месту. Связи со странами по берегам Балтики были прерваны, площадь полей в стране сократилась на 11 процентов, и из-за плохих погодных условий урожай оказался меньше нормального примерно на 30 процентов. Приостановка импорта из Советского Союза в тех условиях угрожала вызвать серьёзный кризис, особенно в снабжении зерном и горючими материалами.

В итоге мы были вынуждены обратиться к вспомогательным источникам в Германии. Это обстоятельство, естественно, дало немцам возможность для оказания на нас политического давления. Хотя нормы хлеба были снижены до минимума, всё же для их поддержания на этом уровне требовалось ежегодно ввозить 250 000 тонн зерна, количество, которое могла нам поставить только Германия. Так же обстояло дело с каменным углём, бензином, кожей, текстилем, резиной и некоторыми другими товарами, которые были необходимы не для прямого потребления, а для использования в промышленности. Если бы производство остановилось, возросли бы безработица и хаос в экономике. В какой степени Финляндия оказалась зависимой от поставок немецких товаров, показывает уже тот факт, что 90 процентов всего импорта страны шло из Германии. Таков был результат торговой политики Советского Союза, которую нельзя назвать иначе как недальновидной, хотя она и находилась в полном соответствии с отношением русских к Финляндии вообще.

Будущее, таким образом, не казалось светлым на пороге 1941 года. Экономическое положение было критическим, и существовала угроза открытого конфликта. В конце января мы получили сведения о передвижении русских войск близ нашей границы. Информация была столь тревожной, что отдача приказа о частичной мобилизации висела на волоске.

Начатые русскими осенью 1939 года работы по строительству железных дорог продолжались энергично. Важнейшие ветки: Петрозаводск-Суоярви, Лоухи-Кестеньга и Рутти-Салла — были проложены за несколько месяцев. Только на строительстве последней ветки было занято примерно 100000 заключённых. Помимо железных дорог было проложено пятнадцать стратегических шоссейных дорог. В приграничной полосе шириной примерно двести километров строили аэродромы, количество которых, как мы узнали позднее, достигало девяноста.

Осенью и зимой тревожно усилилась разведывательная деятельность русских. Признания всех без исключения большевистских агентов, задержанных нами, свидетельствовали, что подготовка к войне против Финляндии шла полным ходом. Ещё более точно об этом говорили данные финской контрразведки.

В августе 1940 года один полковник и два майора, которые готовили разведчиков для заброски в Финляндию, говорили:

Запомнилось заявление одного русского офицера, сделанное осенью 1940 года:

Когда смешанная комиссия, задачей которой являлось установить, в каком пункте железная дорога Салла пересечёт границу, собралась на последнее заседание 11 декабря 1940 года, один русский полковник попытался завербовать члена финской делегации, обещая ему блестящую карьеру, «поскольку Финляндия в скором времени войдёт в состав Советского Союза». В феврале 1941 года русские офицеры в Салла говорили своему агенту, выезжавшему в Финляндию: «Капиталистическая Финляндия будет включена в состав Советского Союза уже в этом году, сразу же, как только будет готова железнодорожная ветка Салла».

Советская печать и радио вели жёсткую антифинляндскую пропаганду, которая особо была нацелена на якобы господствующие у нас беспорядки. При этом делались ссылки на блестящие условия в Эстонии. «Финляндско-советское общество за мир и дружбу» делало всё возможное для обработки почвы в Финляндии и его эффективно поддерживало посольство СССР в Хельсинки. Сильно возросло число сотрудников посольства и консульства, многие из них владели финским языком и активно разъезжали по стране, проявляя особый интерес к запретным зонам.

Единственным козырем Финляндии были её оборонительные силы. В целях поднятия обороноспособности велась энергичная работа, и мы добились здесь значительных результатов. Вооружение и иное снаряжение было переведено в мобилизационные пункты, прошла регистрация личных карт. Всеобщая мобилизация теперь стала технически возможна, хотя в вооружении и в готовности промышленности все ещё имелись недостатки. Работа по строительству новых оборонительных рубежей продолжалась по плану, однако Аландский архипелаг оставался открытым для нападения, после того как под контролем русских там были взорваны все оборонительные укрепления.

Контакты с Германией в течение осени и зимы ограничивались лишь заботами о сквозной транспортировке и перевозке грузов. Более близкого соприкосновения не установилось и тогда, когда начальник генштаба генерал-лейтенант Хейнрихс по приглашению германского генерального штаба в феврале-марте прочитал доклад о нашей Зимней войне. За время официального визита докладчика к начальнику германского генштаба генералу Гальдеру, последний мимоходом бросил мысль, что Финляндия и Германия ещё раз, как ив 1918 году, могли бы сражаться вместе и что естественной задачей финской армии было бы наступление на Ленинград. Генерал-лейтенант Хейнрихс резко отверг эту мысль, выразив уверенность в том, что ни правительство, ни главнокомандующий не согласятся на такую операцию, прежде всего потому, что русские постоянно обвиняют Финляндию в угрозе этому городу. Необходимо сказать, что генерал-лейтенанту Хейнрихсу не показали ни плана «Барбаросса», ни каких-либо сопутствующих этому плану документов.

В конце февраля в Хельсинки прибыл начальник штаба немецких оккупационных сил в Норвегии полковник Бушенхаген. В связи со своим положением он пожелал получить возможность ознакомиться с нашими оперативными планами, касающимися Лапландии, а также побеседовать о транспортных линиях и линиях связи в северных районах. Он одновременно дал понять, что Германия не осталась бы пассивным наблюдателем в случае нападения Советского Союза на Финляндию.

Раскрывать наши оперативные планы я категорически отказался, а также отказался от обсуждения вопроса о возможном оперативном сотрудничестве немцев и финнов. Что касается ознакомления с транспортной системой Лапландии в рамках соглашения о сквозной транспортировке, то здесь ему не препятствовали.

Вскоре стало ясно, что советско-германские отношения находятся на пути к кризису. 3 марта СССР выступил с протестом по поводу присоединения Болгарии к тройственному союзу. Противоположность интересов на Балканах стала ещё более острой, когда дружественное Германии правительство Югославии, заявившее 25 марта о присоединении к странам Оси, было свергнуто через несколько дней после этого заявления. Договор о дружбе, заключённый Советским Союзом с новыми руководителями Югославии 5 апреля, явился открытым вызовом Германии. Так же можно расценить и то заверение о нейтралитете, которое СССР дал Турции. Советское правительство видело, что момент нападения приближается, и старалось выиграть время, связав немецкие войска на Балканах.

Балканские события развивались быстро. В течение апреля весь Балканский полуостров оказался в руках Германии. Румыния провела мобилизацию, а крупные немецкие силы были сосредоточены на границе с Бесарабией. Во время этих событий нажим на Финляндию несколько спал. Отзыв посла СССР Зотова из Хельсинки (он не раз оказывал плохие услуги своему работодателю) посчитали признаком стремления к улучшению отношений. На место Зотова был назначен покладистый Орлов.

Во всех странах есть «активисты», у которых слишком много времени и сил, что подстрекает их состязаться с официальными органами власти, поскольку они считают, что располагают куда как большими возможностями служить общему благу.

Подобная деятельность, особенно в области внешней политики, легко может привести к конфликтам. Так и случилось, когда по частной инициативе началось формирование финского добровольческого батальона СС, который весной 1941 года должен был отправиться в Германию. Когда об этом узнало правительство, подготовка успела зайти уже так далеко, что кабинет почёл за лучшее согласиться с этой инициативой, опасаясь, что сопротивление помешает экономическим отношениям и вообще произведёт невыгодное впечатление на Германию.

Я со своей стороны считал, что такая затея втянет Финляндию в великодержавную и расовую политику Германии, и, как главнокомандующий, воспротивился инициативе на том основании, что весь солдатский материал нам необходим в собственной стране. Мой отказ от затеи стал более резким, когда я узнал, что среди вербовщиков есть люди, ссылающиеся на то, что они действуют с разрешения главнокомандующего. Не мог я одобрить и обоснования, выдвинутого министром иностранных дел: якобы формированием такого добровольческого батальона Финляндия может оказать политическое воздействие на европейскую политику Германии и подчеркнуть идейное с ней единение.

Несмотря на все возражения, батальон был сформирован в срок, а его бойцы обязаны были подписать договор о прохождении в нём двухгодичной службы. Мне всё же удалось ограничить вербовку лицами, не находившимися на армейском учёте, а также той группой военнообязанных, которая не относилась к следующему призыву в армию. Расформирование батальона, которое произошло два года спустя, породило, как и можно было ожидать, серьёзные проблемы.

Ранней весной 1941 года в наших отношениях с Германией не произошло ничего нового, но 20 мая президент Финляндии принял министра Шнурре, который был послан в нашу страну по поручению Гитлера. Как я уже отмечал выше, теперь было раскрыто требование Молотова о получении свободных рук относительно Финляндии, высказанное им на переговорах в Берлине, а также позиция Германии по этому вопросу. Напряжение между Германией и Советским Союзом, как сказал Шнурре, не обязательно должно привести к войне, но и такая возможность не исключается, как и то, что СССР может выступить и на Балканах, и может напасть на Финляндию. Рейхсканцлер поэтому предложил направить одного или нескольких военных экспертов в Германию для ознакомления с теми докладами, которые касаются вызывающего озабоченность положения в мире и с которыми там хотят ознакомить.

На это президент Рюти ответил, что Финляндия ни в коем случае не нападёт на СССР и что она также не хочет оказаться втянутой в войну между великими державами. Но если нападут на нас, мы ответим ударом на удар. Если мы в этом случае получим помощь, то мы будем очень благодарны. На вопрос президента, посчитает ли Германия нападение СССР на Финляндию поводом для объявления войны, министр Шнурре дал положительный ответ.

О содержании этой беседы я узнал на обеде, который президент республики дал в честь большинства членов правительства, министра Шнурре и нашего посла в Берлине Кивимяки. Мнение президента, моё и правительства заключалось в том, что нам для того, чтобы ориентироваться в современной ситуации в мире, следует послать в Германию делегацию офицеров для получения информации, обещанной Шнурре.

Для того чтобы подчеркнуть информационный характер делегации, я поначалу не стал назначать её членов из состава высших офицерских чинов. Однако, узнав, что наших офицеров намерены принять руководящие военные деятели Германии, я всё же посчитал более правильным назначить руководителем делегации начальника генерального штаба. Полученные генерал-лейтенантом Хейнрихсом инструкции говорили, что он не имеет полномочий принимать какие-либо решения и что ему необходимо тщательно избегать выдачи любых обязательств. Президент в беседе со Шнурре подчеркнул, что Финляндия самым искренним образом желает оставаться в стороне от выяснения отношений между великими державами.

25 мая в Зальцбурге делегацию приняли генерал-фельдмаршал Кейтель и генерал Йодль. Первый из них произнёс приветственную речь и в общих чертах высказался в том смысле, что перед Германией стоят новые значительные задачи, выполнение которых требует тщательной подготовки. Задача, из которой вытекает идея настоящего приглашения, «не является срочной», никаких решений ещё не принято, «однако у немцев в обычае готовиться основательно и заблаговременно, чтобы можно было, когда наступит момент, действовать быстро».

Затем генерал Йодль выступил с докладом, в котором со всех сторон обрисовал мировой конфликт. Вооружённый конфликт с Советским Союзом вполне возможен, сказал он, и, поскольку у Финляндии вряд ли получится остаться вне его, лучше уже сейчас приступить к необходимой подготовке. В течение зимы и весны русские усилили свои гарнизоны на западе так, что в них сейчас насчитывается 118 пехотных дивизий, 20 кавалерийских дивизий, 5 танковых дивизий и 25 танковых бригад. Сосредоточение таких сил вынудило Германию предпринять соответствующие меры. Данная ситуация не может долго продолжаться. Германия стремится к мирному решению, но пока невозможно предсказать, на что готово согласиться советское правительство. Хотя СССР и продолжает поставлять Германии сырье и некоторые товары — не только в соответствии с действующим договором, но и в рамках не ратифицированных пока двухсторонних соглашений — доверять обязательствам, которые он дал, нельзя. Если вспыхнет война, то она, по словам Йодля, превратится в настоящий крестовый поход, который, по всей видимости, приведёт к разгрому власти большевиков. Сможет ли государство со столь гнилым моральным ядром выдержать такое испытание?

— Я не оптимист, — заявил генерал, — не думаю, что война закончится за несколько недель, но и не верю в то, что она продлится несколько месяцев.

Германия надеется, что Финляндия свяжет те войска русских, которые находятся на её границе. Можно подумать и о том, чтобы финны приняли участие в наступлении на Ленинград, в то время как мощный немецкий наступательный клин подойдёт к городу с юга, однако, учитывая недавно закончившуюся войну, Германия удовлетворилась бы ожиданием от нас, главным образом, связывающих действий на юго-восточном направлении. Кроме того, было высказано пожелание, что Финляндия окажет поддержку немецким операциям в направлениях на Мурманск и Салла: в первом случае — небольшой войсковой частью, а во втором — одной дивизией, которая после овладения Салла остановится на прежней границе государства.

По окончании доклада генерал Йодль попросил гостей высказать свою точку зрения. Генерал-лейтенант Хейнрихс сказал, что делегация с большим интересом заслушала доклад, но не располагает полномочиями обсуждать ни политические, ни военные вопросы. Если Финляндия станет объектом нападения русских, она будет обороняться, но и в этом предполагаемом случае делегация не может делать никаких обязывающих заявлений по оперативным вопросам. Если в обстановке, о которой говорил генерал Йодль, начнётся война между Финляндией и Советским Союзом, то можно подумать над тем, что какое-нибудь небольшое подразделение финских войск, возможно, и будет действовать совместно с немецкими войсками на побережье Северного Ледовитого океана. Однако едва ли наших сил хватит для усиления немецких войск в наступлении на Мурманскую железную дорогу. Все имеющиеся в нашем распоряжении силы необходимы для обороны жизненно важных территорий страны, и если возникнут предпосылки для перехода в наступление, то нам, прежде всего, нужно будет организовать его на Карельском перешейке и севернее Ладожского озера, чтобы значительно сократить линию фронта. Что касается базы русских на Ханко, едва ли нам удастся добиться большего, чем её нейтрализации.

На это генерал Йодль заметил, что для овладения Ханко, несомненно, потребуется огромный вклад техники и специальные обученные войска и что этот район следовало бы обрабатывать пассивно до тех пор, пока не прояснится обстановка на южном берегу Финского залива. Учитывая, что делегация не может делать никаких обязывающих заявлений, что Йодль посчитал вполне понятным, он попросил финскую делегацию сказать, что она думает о том, если бы изложенные им в докладе пожелания были доведены до сведения Хельсинки с помощью специального эмиссара.

В качестве примера оптимистического настроения военного руководства Германии следует назвать обмен мыслями на состоявшемся следом за докладом обеде. Генерал-лейтенант Хейнрихс заметил, что, если начнётся война на востоке, Германия снова станет перед проблемой войны на два фронта, что привело её к поражению в процессе первого мирового пожара. На это генерал Йодль ответил, что у Германии сейчас уже нет никакого западного фронта: «Война на Западе практически закончена!»

На следующий день делегацию принял в Берлине начальник генштаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер. Кратко проанализировав общую ситуацию, он начал говорить о сотрудничестве Германии и Финляндии и зашёл в этом вопросе гораздо дальше Йодля: германская сторона полагает, что финны примут участие в общей операции против Ленинграда. Генерал-лейтенант Хейнрихс повторил, что он не располагает полномочиями обсуждать такие вопросы. Финляндия хотела бы сохранить свой нейтралитет, если её не заставит сойти с этой позиции нападение русских. Но и в этом случае Финляндия воздержалась бы от похода на Ленинград, как он уже говорил во время визита в октябре 1940 года. Генерал-полковник Гальдер также выразил надежду, что эмиссару, который прибудет в Хельсинки, предоставят возможность узнать, какую позицию займёт военное и политическое руководство Финляндии в отношении высказанных им мыслей.

В военном дневнике германской Ставки 1 июня 1941 года была сделана следующая запись: «Подготовительные переговоры с генеральным штабом Финляндии начались 25 мая 1941 года». Посылка эмиссара, о котором шла речь, по причинам, нам неизвестным, так и не состоялась.

О напряжённости в отношениях между Советским Союзом и Германией свидетельствовало и то, что в Германии призвали в армию несколько призывных возрастов и что большие массы войск передислоцировали на участки восточной границы. Руководство нашей внешней политикой, также как и вообще дипломатические круги, придерживалось всё же мнения, что Москва подчинится требованиям Германии, и что война не стоит у дверей. Послы СССР, как у нас, так и в других странах, утверждали, что их страна готова идти почти на любые уступки.

В середине мая министерство иностранных дел Германии поинтересовалось, какие пожелания имеются у Финляндии, чтобы принять их во внимание в процессе переговоров, которые ведутся с советским правительством и которые, как ожидается, должны привести к разрядке сложившейся напряжённости мирным путём. Ответ, сформулированный 30 мая на одной из встреч у президента республики, выглядел в общих чертах так: Финляндия надеется, что переговоры приведут к гарантированию независимости страны, а также к обеспечению импорта продуктов питания и сырья. Соответствующие инструкции были даны нашему послу в Берлине Кивимяки.

Конечно, эти пожелания можно считать слишком оптимистичными, мы вовсе не думали, что Германия, обсуждая с Советским Союзом вопросы торговли, готова пожертвовать своими интересами во имя интересов Финляндии. Посол Кивимяки в докладе от 10 июня 1941 года сообщал, что наше пожелание, согласно информации, полученной в министерстве иностранных дел Германии, встретило доброжелательный приём. Однако прошло немного времени, и мы были вынуждены констатировать, что сведения о переговорах были взяты с потолка и что вся эта история была чистым блефом.

Какова была позиция Финляндии во время угрозы столкновения Германии и Советского Союза?

Поле деятельности нашей внешней политики было чрезвычайно узким, если вообще можно было говорить о каком-либо поле деятельности. На самом деле вся наша внешняя политика, и даже, можно сказать, существование Финляндии как самостоятельного государства, зависело от наших отношений с Германией. Договор о сквозной транспортировке воспрепятствовал готовившемуся нападению со стороны России, и до сих пор он выполнял свою задачу. Сейчас же этот договор, казалось, становился угрозой нашему нейтралитету, в особенности если делёжка сфер влияния между Германией и СССР достигнет кульминации.

Думать о денонсации договора с немцами было можно, но осуществить такой шаг, не подкрепив его предварительными переговорами с немцами и с русскими о соответствующих гарантиях, значило бы, с одной стороны, восстать против немцев, а с другой — передать судьбу страны в руки русских. Отказ от договора с немцами о сквозной транспортировке привёл бы к конфликту с Германией и к союзу с русскими. Гитлеровский рейх был на вершине своей мощи, стал господином Европы, и едва ли можно было предположить, что он стерпит такой удар по своему престижу. Свежим примером способа реагирования этого государства была Югославия, но, даже если оставить такие крайности в стороне, Германия может перерезать наши коммуникации, идущие через Петсамо и одной лишь торговой войной добиться осуществления своих желаний. В какой степени Советский Союз мог бы гарантировать нам необходимый импорт, было неведомо. Нашу зависимость легко могли бы использовать в качестве оружия против нас, у нас уже имелся соответствующий кровавый опыт. Прекращение ввоза товаров с любого направления лишило бы нас выбора вообще и привело бы к жестокому кризису, которым немедленно поспешили бы воспользоваться в своих целях как немцы, так и русские. Как смогло бы любое правительство во время голода и безработицы так руководить делами, чтобы страна не потеряла свою независимость?

Вставал и ещё один вопрос: разумно ли было пойти на разрыв с Германией, если между ней и Советским Союзом ведутся переговоры, на которых, как предполагали, затрагиваются интересы Финляндии?

Постановка проблемы в условиях развязывания войны была бы такой же и в том случае, если бы германские войска на севере нарушили наш нейтралитет, а мы в одиночестве не смогли бы оказать сопротивления этой агрессии, ибо одновременно должны были защищать неприкосновенность наших восточных границ.

Нужно ли финским войскам выступить вместе с Красной Армией против Германии, которая, правда, в 1939 году «продала» нас, а сейчас уже более года являлась и, видимо, будет являться и далее, нашей единственной защитницей от экспансионистских стремлений русских? Такое развитие событий привело бы только к краху.

Иными словами, нас прижали к стене: выбирайте одну из альтернатив — Германия или Советский Союз. Я вспомнил слова, произнесённые Сталиным осенью 1939 года в беседе с нашей делегацией: «Хорошо понимаю, что вы хотите остаться нейтральными, но уверяю вас, что это невозможно. Великие державы просто не позволят». Не позволят, в этом мы уже убедились. Финляндия больше не свободна распоряжаться своей судьбой. И она, после того как было нарушено равновесие в Европе, была не первой страной, с которой случилось такое. Возможностей остаться вне ожидаемого конфликта практически не было. Первой предпосылкой такого чуда был бы отказ Советского Союза от нападения на нас, даже в случае, если немецкие войска через Лапландию подошли бы к Мурманску, а второй — то, что Германия ни экономическим и никаким иным образом не вынуждала бы Финляндию выбирать сторону.

10 июня 1941 года в Хельсинки снова приехал полковник Бушенхаген. Из его заявлений в генштабе стало ясно, что на этот раз в его задачу входило, с одной стороны, проведение переговоров о практических деталях возможного сотрудничества в том случае, если СССР нападёт на Финляндию, а с другой — получение гарантий того, что Финляндия выступит в войне в качестве союзника Германии. Я проинформировал об этом президента республики, и он заверил, что его позиция остаётся прежней. После чего я сообщил полковнику Бушенхагену, что мы не можем дать никаких гарантий относительно вступления в войну. Финляндия решила оставаться нейтральной, если на неё не нападут.

Сосредоточения войск русских указывали на то, что нам угрожает опасность внезапного нападения, если мы не увеличим готовность к обороне. Прежде всего, необходимо было позаботиться об укреплении обороны на самых угрожаемых направлениях, а именно — на юге Финляндии в полосе между Финским заливом и озером Сайма, а также на севере в районе железнодорожного полотна Салла. За нашей границей стояли в готовности как минимум 17 пехотных и одна бронетанковая дивизия русских, а также части пограничников. Помимо того, на Ханко располагались две пехотные бригады, усиленные танками, а также войска, строящие укрепления, и подразделения железнодорожных и зенитных сил. Иными словами, противник располагал большим числом дивизий, чем те 16, которые Финляндия могла бы выставить, проведя всеобщую мобилизацию. Если к этому добавить бронетанковые силы, имевшиеся в распоряжении русских, и учесть возможность, которую давала им близость Ленинграда для быстрого и незаметного усиления группировки в прибрежных районах Финского залива, то диспропорция будет видна ещё сильнее. Всего за несколько дней Советский Союз был способен сосредоточить в полосе от берега залива до реки Вуокси 7—8 дивизий — иными словами, силы, которые превосходили бы вдвое те войска, которые мы могли бы выставить на этом участке в течение недели, считая со дня объявления всеобщей мобилизации.

Таким образом, у нас не оставалось ничего иного, как объявить частичную мобилизацию. Первый приказ, касавшийся резервистов войск прикрытия, был подписан 9 июня. Слабые войска заняли плохо подготовленные оборонительные позиции.

13 июня советское правительство выступило с опровержением всех военных слухов, но всё же поступали достоверные донесения о крупных военных приготовлениях по ту сторону границы, да и на Финском заливе и в Ханко шла оживлённая деятельность. Это вынудило нас мобилизовать всю полевую армию. Приказ об этом был отдан 17 июня. В соответствии с договором об Аландских островах от 1929 года нам надлежало направить войска на демилитаризованный архипелаг. Население из обширных пограничных районов необходимо было эвакуировать, и тогда 60 000 человек были переведены внутрь страны. Войска получили приказ избегать любых действий, какие могли бы дать русским повод для провокации.

У нас был всего один план войны, и он был оборонительным. Группировка войск, согласно этому плану, создавалась исключительно для выполнения оборонительных задач. Утверждение, что Финляндия якобы готовилась вести наступательные действия, не соответствует действительности. Тот факт, что первую попытку наступления на участке севернее Ладожского озера мы предприняли спустя три недели после начала войны, а к следующим наступательным действиям с целью освобождения Выборга и Карельского перешейка перешли ещё через три недели, как раз и свидетельствует о том, что нам нужно было перегруппировать войска для наступления.

В Лапландии сквозная транспортировка немцев, которая ещё в конце весны сводилась к перевозке двух тысяч больных и отпускников в месяц, в последнее время приобрела более широкие масштабы.