На мой вопрос — кто же та личность, которая осмелится заявить, что без крепкой обороны мы сможем остаться в стороне от мировых конфликтов, и которая решится строить оборону страны на иллюзиях? — Таннер ответил своим вопросом: кто, чувствующий на себе ответственность, осмелится утверждать, что самостоятельность государства гарантируется путём пожертвования на оборону ещё более крупных сумм? Дальше он заметил, что социал-демократическая фракция парламента не может принимать участия в таких устремлениях, ибо она по-прежнему считает, что обязательным условием сохранения самостоятельности страны является такой прогресс благосостояния народа и общих условий существования, при котором каждый гражданин понимает, что это стоит всех затрат на оборону.

Ободрённый благожелательным отношением прессы, я решил продолжить свою просветительскую деятельность и в начале августа 1934 года пригласил к себе домой всех главных редакторов. На этой встрече я в интервью развил высказанные мною ранее положения, подчеркнув одновременно важность сближения Финляндии со странами Скандинавии. Кроме того, я изложил редакторам свою точку зрения, как на способность Советского Союза вести войну, так и на нашу готовность к обороне. Хотел оказать прессе доверие, честно раскрывая перед её представителями недостатки нашей обороны; был убеждён, что таким доверием воспользуются правильно. У меня не возникло повода раскаиваться в проведении такой инициативной встречи. Чувствовалось, что я добился понимания прессой моей позиции.

Несколько позднее я имел удовольствие встретиться с представителями фракций парламента, которым высказал своё мнение, особо подчеркнув важность утверждения дополнительных расходов на оборону в размерах, предложенных министерством обороны. Я искренне признал, что одновременно необходимо уделять внимание улучшению уровня жизни широких народных масс, и сказал, что всегда стремился к тому, чтобы принимаемые мною меры находили отклик во всех слоях населения. Однако, на мой взгляд, сложившаяся конъюнктура предоставляет возможности, как для улучшения обороноспособности, так и для подъёма уровня жизни. По окончании беседы с представителями народа у меня сложилось впечатление, что большинство из них положительно относится к заботе о нуждах обороны, считает её необходимой, хотя некоторые слишком прочно привязаны к политической игре и не решаются перед своими избирателями защищать своё личное мнение. Однако многие говорили, что наше положение значительно укрепилось после того, как Советский Союз стал членом Лиги наций.

Присутствие СССР в Лиге наций сыграло позднее определённую роль при рассмотрении бюджета в парламенте. В результате суммы, выделенные на нужды обороны, были повышены всего лишь на 62 миллиона марок. Принимая во внимание общий рост цен, что, в свою очередь, явилось следствием улучшения конъюнктуры, эта сумма уже не имела той покупной способности, какая была годом раньше.

Не могу не сказать, что президент и правительство пренебрегли редкой возможностью, не воспользовавшись столь благоприятной для проблем обороны почвой, которая складывалась в то время.

Моё обращение нашло отклик у студентов, которые создали специальную организацию по сбору средств для нужд обороны страны.

Общее развитие событий уже сейчас свидетельствовало об обострении противоречий между великими державами.

9 марта 1935 года Германия официально объявила о создании «Люфтваффе», а 16-го числа того же месяца ввела общую воинскую повинность. В этот же день Франция приняла закон о двухлетней службе в армии, что прямо напоминало ход событий накануне первой мировой войны. Немцы открыто нарушали постановления Версальского мира, но Франции и Англии не хватало храбрости воспрепятствовать осуществлению их стремлений. Они удовольствовались лишь заявлением в Лиге наций, но оно не повлекло за собой принятия каких-либо мер, что явилось новым свидетельством их слабости и неспособности. То, что Франция, так же как и в канун 1914 года, стала сближаться с Россией в противовес вооружению Германии, не вызывало никаких сомнений. В мае 1935 года между Францией и Советским Союзом был заключён договор о взаимопомощи.

Летом Геринг, министр-президент Пруссии и одновременно командующий ВВС Германии, пригласил меня посетить немецкие авиационные заводы. Поскольку мне было желательно пополнить представления о развитии авиационной техники, полученные мной на выставке в Хендоне, я принял приглашение и в сентябре выехал в Берлин. Поездка оказалась весьма плодотворной, убедившей меня в том, что новые руководители Германии искусно и быстро создают вооружённые силы, и прежде всего ВВС. Благодаря ключевому положению Геринга именно воздушным силам выделялись самые крупные суммы.

Начиная с шикарного, продолжавшегося строиться здания министерства авиации, повсюду видно было только новое и современное. В особенности так обстояло дело с огромными и мощными заводами Юнкерса а и Хейнкеля, а продемонстрированные мне типы самолётов были равноценны, если не сказать превосходили те типы, которые я видел год назад в Хендоне. Мне также предоставили возможность познакомиться с подготовкой лётного состава. Здесь я впервые увидел, как на первом этапе лётчиков обучают на планёрах. Возвратившись домой, я поднял этот вопрос перед руководством наших ВВС и добился того, чтобы Союз содействия авиации также проявил интерес к этому дешёвому и эффективному методу обучения. Вскоре его внедрили и у нас.

Положительным следствием ослабления авторитета Лиги наций стало то, что Швеция сделала для себя некоторые выводы — в частности, создала комиссию по планированию новой системы обороны. В Финляндии это посчитали признаком усиления оборонной политики, что могло открыть двери для объединения оборонительных усилий северных стран.

Эту приятную для меня идею я обсуждал с представителями самых широких кругов и думаю, что добился взаимопонимания. Помимо того, что этот вопрос поднимался в беседах с президентом и правительством, его обсуждали в руководящих кругах парламента и политических партий. Крепкую поддержку в тот период времени мне оказал мой друг, генерал Вальден. С тем чтобы привлечь интерес прессы к этому вопросу, я пригласил к себе домой корреспондентов газет. Правда, существовали круги, относившиеся неприязненно к ориентировке на северные страны — если не в принципе, то, во всяком случае, по практическим соображениям. Из-за военной и политической слабости Швеции, в которой правили социал-демократы, они не ожидали получения помощи оттуда и продолжали надеяться прежде всего на Германию. Однако сопротивление и этих кругов в конце концов ослабло, и я, ссылаясь на общее мнение граждан, предложил правительству Финляндии выступить и официально изложить свою позицию. Это и произошло, когда 5 декабря 1935 года премьер-министр Кивимяки, активно поддерживавший меня в моих устремлениях, выступил в парламенте со следующим заявлением:

— По мнению финской стороны, из соседних с Финляндией государств Скандинавские страны, и прежде всего Швеция, менее других подвержены опасности оказаться под сапогом войны или каким-либо образом быть втянутыми в войну или иные опасные международные конфликты. Следовательно, сейчас имеются наилучшие предпосылки сохранить свой нейтралитет. Поскольку интересы Финляндии также требуют сохранения государственного нейтралитета, то, естественно, Финляндия будет ориентироваться на Скандинавские страны, с которыми нашу страну связывает не только история, но и экономическая политика, и культура, и базирующееся на этом общее мировоззрение. Финляндия считает своим долгом, что предусмотрено и договором о Лиге наций, держать свои оборонительные силы в соответствии с экономическим потенциалом, дабы иметь возможность защитить свой нейтралитет, территориальную неприкосновенность и самостоятельность от любых опасностей, откуда бы они ни исходили, равно как иметь возможность облегчить сохранение нейтралитета всем северным странам. Одновременно существенной задачей внешней политики Финляндии является деятельность во имя сотрудничества между нашей страной и Скандинавскими странами в целях обеспечения общего нейтралитета северных стран.

Это заявление парламент одобрил единогласно. Я очень надеялся, что открытая позиция Финляндии, высказанная в той или иной форме, найдёт отклик в северных странах, и прежде всего в Швеции, и что это заявление в своё время позволит заключить частичный двухсторонний договор о взаимопомощи в рамках системы Лиги наций, поскольку коллективная безопасность, судя по всему, всё больше и больше отдалялась. Казалось, появилась некая надежда на то, что ориентация Финляндии на Скандинавию сможет убедить Советский Союз в том, что мы стремимся только к обеспечению нейтралитета, и ни к чему иному.

Этим надеждам не суждено было сбыться. Представитель Швеции, выступая на генеральной ассамблее Лиги наций в 1936 году, заявил, что «правительство Швеции не испытывает желания заключать договоры, которые были бы ограничены региональными рамками». Что касается позиции советского правительства, то из редких заявлений русской стороны, дошедших до нас, видимо, следовало сделать вывод: ориентация Финляндии на Скандинавские страны в мирное время не считается политикой, противоречащей интересам Советского Союза, однако война может создать новые реальности, если какая-либо из великих держав нападёт на СССР через территорию Финляндии без её согласия и согласия других северных стран. Это следовало понимать так, что в случае угрозы со стороны Германии Советский Союз не будет считать защиту нейтралитета Скандинавии чем-то особо ценным и что к ориентации Финляндии на северные страны СССР относится индифферентно, пока Швеция воздерживается от эффективного укрепления своей обороны.

Возникает вопрос: почему Финляндия, перед тем как заявить в парламенте о своей официальной позиции, не вступила в контакт со шведским правительством? Некоторые политики, которые хотели бы поставить перед Швецией определённые условия, и вправду требовали этого, но я со своей стороны считал такой метод действия непригодным, потому что он ставил под угрозу возможность достижения положительного результата. Я, наоборот, надеялся,, что наше самостоятельное заявление если не сейчас, то со временем окажет должное воздействие и приведёт к подобной же инициативе со стороны Швеции.

В январе 1936 года мне было поручено представлять Финляндию и её президента на похоронах короля Георга V.

Спустя несколько дней после похорон я посетил короля Эдуарда VIII, чтобы попрощаться. Он начал беседу с просьбы передать президенту Финляндии благодарность за то, что тот поручил мне представлять его на похоронах. Я, в свою очередь, высказал благодарность за то, что король пожелал принять меня и дал мне возможность ещё раз заверить его в том, что Финляндия глубоко сочувствует горю Великобритании, охватившему всю страну.

Затем король поинтересовался, какие результаты принесла неделя Англии, прошедшая в Финляндии. Я кратко рассказал ему о торговых отношениях наших стран, а также о планируемой нами закупке самолётов.

Позднее король перевёл разговор на проблемы Германии, спросил, был ли я там недавно и как я оцениваю развитие событий. Я заметил, что какого бы мнения ни придерживались о национал-социализме, нельзя отрицать одного обстоятельства: он покончил с коммунизмом в Германии на пользу всей западной культуре. Король сказал, что придерживается того же мнения, а я, продолжив беседу, заметил, что нельзя поддаваться чувствам при оценке отношений к этой стране. Наступит день, когда национал-социалистическое руководство будет заменено другой системой, но несомненный факт останется неизменным: власть немецких коммунистов уничтожена. Король заявил, что считает коммунизм опасностью для всего мира, и в этой связи рассказал: «Позавчера у меня на приёме был Литвинов и говорил, что мировую революцию пропагандировал Троцкий, а современные круги, находящиеся у власти в России, не одобряют этих идей. Они только хотели бы в границах своей страны создать наиболее совершенную, по их мнению, форму государства, используя лучшие идеи, касающиеся общественного устройства, а внешняя пропаганда не входит в их программу. Именно это он стремился доверительно сообщить мне, человеку, имеющему совершенно ясное представление об их деятельности в Англии, Франции и Южной Америке».

Спустя несколько дней я имел беседу с министром иностранных дел Иденом. Мы разговаривали прежде всего о Лиге наций, авторитет которой столь тревожно упал. Господин Идеи заметил, что правительство Великобритании впредь хотело бы оказывать поддержку Лиге наций, из-за чего империя не может вступать в союзы с другими странами. Если бы Лига наций оказалась неспособной выполнять свои задачи, только в этом случае английское правительство сочло бы необходимым изучить вопрос о других формах международного сотрудничества. Пока же империя может приступить к мероприятиям по оказанию помощи какому-либо другому государству только в тех пределах, которые установила Лига наций. На это я ответил, что не очень ясно, какую эффективную помощь способна оказать Лига наций малому государству в том случае, если на него нападёт великая держава; нападающая сторона может, например, утверждать, что она сама стала объектом нападения, и тогда вместо оказания действенной помощи начнётся бесконечное «изучение вопроса».

Господин Идеи согласился с этим, но подчеркнул, что, несмотря ни на что, не стоит преуменьшать влияния морального воздействия Лиги наций. По его мнению, Советский Союз не является препятствием для установления мира в Европе. Москву держит в вожжах страх перед Германией и Японией, и кроме того, слабость внутренней структуры сдерживает эту страну от желания расширить свою территорию. Воспользовавшись паузой в разговоре, я заметил, что и у царской России было множество недостатков, но это обстоятельство не помешало её экспансионистским устремлениям. Кроме того, следует вспомнить, что СССР в экономическом отношении равномерно прогрессировал. Его первый пятилетний план показал значительные достижения, прежде всего в отраслях тяжёлой и нефтяной промышленности.

Обсуждали также вопрос о региональных объединениях, таких, какого хотела добиться Финляндия со странами Скандинавии. По мнению Идена, британское правительство не будет иметь ничего против того, чтобы такие объединения были созданы во имя сохранения мира при условии, если это произойдёт в рамках положений договора о Лиге наций.

Важным вопросом, обсуждавшимся на заседании совета обороны в начале 1936 года, была организация отечественного производства артиллерийских орудий. Было предложено три варианта плана. По первому варианту, заказ на орудия рекомендовалось распределить по уже имеющимся в стране заводам. По второму — создать специальный самостоятельно действующий отечественный завод, а по третьему — производство отечественных орудий наладить в сотрудничестве с крупным шведским концерном «Бофорс». Мне больше всего по душе был третий вариант, и я подумал, что сослужу хорошую службу стремлению добиться отечественного производства артиллерии, если сам побываю в Швеции и привлеку внимание этого концерна к планированию и созданию такого завода в Финляндии. Будучи в «Бофорсе» вместе с управляющим банком Рюти и генералом Вальденом, я убедился в возможностях сотрудничества, кроме того, я полагал, что оно, вероятно, будет иметь и политическое значение.

По мнению многих, лучшим решением было бы создание самостоятельно действующего отечественного завода, я же нажимал на то важное обстоятельство, что поддержка со стороны заграничного концерна позволит сэкономить много времени и денег, которые потребовались бы для обучения персонала, и даст нам частичный допуск к техническим и экономическим ресурсам крупного предприятия. Сотрудничество с «Бофорсом» породило бы, помимо всего прочего, надежды на экспорт изделий в другие страны, что сделало бы артиллерийский завод менее зависимым от внутренних заказов.

Все мои усилия привели лишь к частичному результату, поскольку министр обороны и технические органы, подчинённые ему, относились отрицательно к сотрудничеству с «Бофорсом». Националистический образ мышления, нашедший отклик и в парламенте, мешал этим кругам представить себе даже возможность того, что наша страна может оказаться объектом внезапного нападения. Когда вопрос был решён окончательно, от мысли распределить производство между уже существующими и неудачно размещёнными заводами отказались, но не одобрили и иностранную помощь. В итоге благодаря усилиям совета обороны решено было построить полностью отечественный завод, который должен был работать по иностранным лицензиям и который (в соответствии с духом времени) стал бы стопроцентной собственностью государства. Кто знает, может, мы были бы несколько лучше вооружены для отражения нападения русских, если бы националистические точки зрения не помешали более деловому изучению различных вариантов. Артиллерийский завод в 1938 году построили близ города Ювяскюля, частично расположив его в комплексе зданий, размещённых в скале. Но первую сумму в 19 миллионов марок для строительства завода взяли из денег, предназначенных для закупки вооружений.

Для бронетанковых войск, которые до сих пор имели на вооружении только старое оборудование, совет обороны в бюджете 1936 года добился выделения такой суммы, на которую можно было приобрести тридцать танков. Испытания, проведённые в 1934 году на Карельском перешейке, показали, что местность, прежде всего в направлении Выборга, хорошо пригодна для использования танков. Запрошенная сумма была предоставлена, и совету обороны теперь надлежало решить, какой тип танков выбрать, лёгкий или тяжёлый. Высокая и многосторонняя пригодность лёгких танков «Виккерс» перевалила чашу весов в их пользу. Совет обороны в этом случае подчёркивал важность того, чтобы танки были заказаны с полным вооружением и чтобы были получены гарантии поставок необходимых запасных частей.

В связи с этой закупкой совет обороны рассмотрел и вопрос о типах противотанкового вооружения и решил рекомендовать к производству 37-мм противотанковую пушку «Бофорс». Одновременно мы предложили немедленно закупить за границей партию противотанкового вооружения.

Огромной и сложной проблемой при разработке бюджета явилась закупка самолётов. Авиация развивалась стремительно, и данные о характеристиках новейших машин были столь противоречивы, что часто весьма проблематично было принять решение о том, какой тип самолётов выбрать. Кроме того, великие державы больше не хотели раскрывать секреты производства, сведения о развитии воздушного оружия повсюду стремились держать в секрете. Поскольку производительность нашего авиационного завода была небольшой, мы вынуждены были опираться на закупку машин за границей и, естественно, боялись заказать устаревшую технику.

В сентябре 1936 года я получил по приглашению английского правительства возможность ознакомиться с тактикой и организацией бронетанковой техники. В учебном центре Олдершот мне показали новейшие типы танков, а на танкодроме в Солсбери я наблюдал за боевыми учениями. В противовес французской доктрине, уделявшей большее внимание толщине брони, в Англии, как мне казалось, основное значение придавалось манёвренности оружия. В империи в те времена ещё не было армии, сформированной на основе воинской повинности, и для усиления бронетанковых сил не хватало кадров, но сами эти силы были на вершине развития. Всеобщая воинская повинность была введена только в апреле 1939 года, хотя ход внешнеполитических событий уже показывал опасные симптомы: Гитлер весной 1938 года захватил Рейнскую область, а вспыхнувшая в июле гражданская война в Испании грозила вызвать непредвиденные конфликты.

Приближались президентские выборы. В связи с обещанием, которое я дал президенту Свинхувуду, я должен был работать в качестве председателя совета обороны в течение его президентского срока. Сейчас я посчитал возможным поговорить о своём уходе с этого поста, особенно в связи с тем, что моя работа была неблагодарной, а инициативы в недостаточной степени находили поддержку со стороны президента и правительства. Мне часто казалось, что я как бы пытаюсь протянуть толстый канат через узкую трубу, заполненную смолой. Деятельность совета обороны, несмотря на прогресс, отмеченный в протоколах, не привела к результатам, на которые я надеялся. Правда, начиная с 1931 года, оборонный бюджет стабильно увеличивался, хотя и в недостаточной степени, однако доля его в государственном бюджете столь же стабильно уменьшалась. В 1931 году она составляла примерно 20 процентов, а год спустя — лишь 16 процентов.

В марте 1936 года, проработав почти шесть лет на тяжёлом посту председателя совета обороны, я обратился к президенту Свинхувуду с просьбой отпустить меня, ибо собираюсь отправиться в Индию поправить здоровье и вообще отойти от активной деятельности. Президент не одобрил моего решения и спросил, не могу ли я остаться на своём посту, если его изберут на второй срок. Я был вынужден сказать ему, что даже если это и произойдёт, я не изменю своего решения.

Когда завершился срок полномочий Свинхувуда, президентом избрали председателя парламента Кюэсти Каллио. Находясь вдалеке от дома, я в ответ на моё поздравление нового президента государства получил телеграмму, в которой он убедительно просил меня остаться на посту. Спустя немного времени подобную просьбу от имени правительства высказал в телеграмме и премьер-министр Каяндер. Когда я был регентом, ни президент, ни премьер не одобряли моей политики и не поддерживали моей кандидатуры на первых президентских выборах Финляндии. Да, времена изменились.

Я решил дать ответ на просьбу после возвращения на родину. На мою выжидательную позицию оказало воздействие и то, что, судя по телеграммам, можно было предположить, что и президент, и правительство решили оказывать мне поддержку. После моего возвращения из Индии президент Каллио вновь обратился ко мне с такой просьбой, заверив меня в своей поддержке. Я решил остаться.

Часто в моменты неудач мне казалось, что перед моими инициативами на сплочение финского народа в целях заботы о своём доме и обеспечения своего будущего вырастает сплошная стена непонимания и безразличия. Но ведь было и иное, когда мои начинания получали всеобщее признание, которое как бы являлось выражением доверия и становилось здоровым стимулом для продолжения работы. Таким особенно запомнившимся моментом в моей жизни был день моего семидесятилетия, 4 июня 1937 года. Много свидетельств настоящего взаимопонимания, доверия и преданности сохранилось в моей благодарной памяти. С удовольствием вспоминаю чествования и торжества, которые в тот день были организованы для меня.

Слова благодарности за ту доброжелательность и честь, выпавшую на мою долю, которые были оказаны мне в этот юбилейный день, я должен адресовать прежде всего президенту республики, парламенту, правительству, дипломатическому корпусу, а также шведским и немецким братьям по оружию, которые выступали вместе со мной в 1918 году, своим старым военным друзьям по освободительной войне, а также представителям новых поколений воинов, выросших в последнее время. Поздравления, полученные от детей и молодёжи, обрадовавшие и взволновавшие меня до глубины сердца, дали неоспоримый повод вспомнить о том, какое значение для отечества имеет работа по воспитанию подрастающего поколения.

Исследовательские работы военно-экономического отдела в конце 1937 года вышли на такой уровень, что оказалось возможным представить общий обзор, в основе которого была реально сложившаяся обстановка, и разработать окончательный вариант основной программы закупок. Программа состояла из двух частей, одна из которых касалась вооружений и оборудования, а вторая — промышленной продукции, машин, сырья, полуфабрикатов, зданий и инженерных укреплений, складов военного снаряжения, горюче-смазочных материалов и т.п. Отдельные сметы, входившие составными частями в программу, обсуждались на совете обороны по нескольку раз. Когда были определены общие потребности, правительство создало комитет, в задачу которого входило дать взвешенную оценку плану оборонного ведомства с точки зрения общих возможностей страны.

Общая сумма, предложенная комитетом, составила 2911 миллионов марок. Заключение передали правительству 17 февраля 1938 года, но прошло ещё целых три драгоценных месяца, прежде чем представленный правительством проект закона был окончательно рассмотрен парламентом. 20 мая парламент утвердил закон, согласно которому окончательная сумма составила 2710 миллионов марок. Программу необходимо было осуществить за семь лет, и, следовательно, её завершение должно было последовать в 1944 году.

В парламенте при рассмотрении программы особых расхождений не было. Правда, из суммы, предложенной комитетом, вычли две сотни миллионов, чему противились правые, но главное состояло в том, что и левые силы наконец осознали, что в связи со сложившейся обстановкой больше нельзя не учитывать потребностей оборонного ведомства.

Утверждая программу основных закупок, парламент принял принципиальное решение, что за рубежом разрешается размещать только такие заказы, которые не может выполнить отечественная промышленность.

Одной из проблем, которую я выдвинул на рассмотрение совета обороны, был вопрос о выводе из Хельсинки, в случае начала войны, центральных органов власти. Я имел в виду прежде всего правительство, парламент и те органы, деятельность которых жизненно необходима для государства и обороны.

Мероприятия по укреплению обороны, а также по формированию внешней политики нашей страны таким образом, чтобы она соответствовала принципам нейтралитета Швеции и других Скандинавских стран, были нацелены на обеспечение нейтралитета Финляндии в случае международных конфликтов. По этой же причине правительство Финляндии предприняло действия, целью которых было освобождение страны от обязательств по участию в санкциях, предусмотренных параграфом 16 договора о Лиге наций. Швеция и Норвегия одновременно выступили с такими же заявлениями.

Весьма сомнительно, что эти акции пошли на пользу интересам Севера. Скорее, они только ослабили систему Лиги наций, а Финляндии даже нанесли вред, потому что из шведского заявления было ясно: Финляндия, в случае нападения на неё, вряд ли может ожидать помощи с этой стороны. Заявления фактически разбили наши надежды на создание региональной системы взаимопомощи и дали Советскому Союзу понять, что в случае нападения на Финляндию не нужно опасаться конфликта с другими странами Севера. Если верить господину Дэвису, бывшему послу США в СССР, Кремль решил, что эти заявления играют на руку Германии. В то время считалось, что именно Германия станет объектом применения санкций.

В сложившихся тогда условиях у правительства Финляндии был серьёзный повод остерегаться любых мероприятий, которые способствовали бы изоляции страны. Именно в то время политическая напряжённость в Европе вызвала первый сдвиг в финляндско-советских отношениях. В апреле 1938 года, сразу после аншлюса, Советский Союз начал переговоры с правительством Финляндии, которые могли бы иметь решающее значение для всего последующего хода событий. Они велись в полном секрете, и о том, что наши отношения с восточным соседом вступили в новую фазу, знал лишь ограниченный круг людей. Достойно сожаления, что правительство не нашло возможным поставить в известность о предложениях Советского Союза даже узкий круг парламентариев, чтобы у тех пробудилось понимание актуальных потребностей оборонного ведомства. Если бы это произошло, парламентарии оказались бы более подготовленными к восприятию тех переговоров, которые начались осенью 1939 года. Взаимодействие между правительством и военным руководством было таким слабым, что о переговорах не информировали даже председателя совета обороны. Кто знает, может быть, правительство испугалось, что ему будут предъявлены требования дополнительных расходов на оборону, противиться которым было бы трудно. Только позднее мне сообщили об этих очень важных переговорах.

14 апреля второй секретарь советского посольства в Хельсинки Ярцев попросил срочной встречи для беседы с министром иностранных дел Холсти. Министр принял его в тот же день, и Ярцев сказал, что он получил от своего правительства широкие полномочия на переговоры о достижении большего взаимопонимания между Финляндией и Советским Союзом. СССР, заявил Ярцев, хотел бы уважать независимость и территориальную неприкосновенность Финляндии, но в Советском Союзе уверены, что Германия разрабатывает планы нападения на СССР, в которые входит высадка войск в Финляндии и дальнейшее продвижение их на восток. Как Финляндия относится к таким наступательным действиям? Если Германии будет дано разрешение на использование территории Финляндии для нападения на Советский Союз, то СССР не станет ждать, а выдвинет свои войска столь далеко на запад, насколько это окажется возможным, и Финляндия превратится в театр военных действий. Если же Финляндия, наоборот, займёт позицию, препятствующую высадке немецких войск, то СССР будет готов предложить нам всю возможную военную и экономическую помощь и возьмёт на себя обязательство по окончании войны вывести свои войска.

Далее Ярцев заявил, что его правительству известны намерения финляндских фашиствующих элементов (в случае если финское правительство отнесётся отрицательно к немецким планам) захватить власть и сформировать новое правительство, которое согласилось бы поддержать намерения Германии. Советское правительство хотело бы получить гарантии о том, что Финляндия в случае войны не станет поддерживать Германию в борьбе против СССР. На вопрос, что собой представляют эти гарантии, министр ответа не получил. В конце беседы Ярцев попросил, чтобы по этому вопросу разговаривали только с ним одним.

Переговоры с Ярцевым продолжались в течение весны и лета. Советская сторона не выдвигала никаких конкретных предложений. 11 августа российскому дипломату вручили следующий проект договора между Финляндией и Советским Союзом: