— Оно мое настоящее, — довольно резко перебил ее Аврелий.

Они добрались до Неаполя и до порта на следующее утро, не слишком рано, и сразу смешались с толпой, заполнившей рыночную площадь, товарную пристань и прилегавшие к ней улицы, чтобы послушать местные сплетни. Они ели свежий хлеб и жареную рыбу, купив их у разносчика, и восторгались красотой залива и величественным зрелищем горы Везувий, над которой клубился дымок, относимый ветром к востоку. Ближе к вечеру они увидели прибывший, наконец, императорский конвой: латы, щиты и шлемы солдат-варваров выглядели как некие чудовищные, непонятные штуковины на фоне мирной, радостной и яркой картины порта. Дети шныряли между ног коней, пытаясь подобраться поближе к солдатам и продать им конфеты, жареные зерна и изюм. Когда Ромул вышел из экипажа, дети столпились вокруг него, восхищенные расшитой туникой и аристократическим видом мальчика, и в то же время явно озадаченные унылым выражением его лица. Аврелий и Ливия тоже смотрели на Ромула, не отрываясь. Они прикрыли собственные лица — легионер широкополой соломенной шляпой, а девушка — краем шали, — чтобы Ромул не узнал их, и отступили в тень одного из портиков, тянувшихся вдоль торговой пристани. Юный император был так близко, и его окружали юные подданные…

— Не хочешь поиграть с нами? — спросил один из детей.

— Да, пойдем, у меня есть мяч! — воскликнул другой. Еще какой-то ребенок предложил Ромулу угощение:

— Хочешь яблоко? Оно вкусное, точно!

Ромул улыбнулся детям — немного неловко, не зная, что им ответить. Вульфила повернул коня и разогнал детей, напугав их гулким голосом и своим жутковатым видом. Команда грузчиков уже доставила на причал все, что следовало переправить на Капри, последнее место заключения последнего императора Западной Римской империи. Два больших корабля подошли к пирсу, и началась погрузка людей и припасов. В последнюю очередь на борт должны были подняться мальчик и его наставник.

Амброзин приподнял край туники, ступая на корабль, обнажив костлявые колени. Он оглядывался вокруг, словно ожидал увидеть кого-то или что-то знакомое. На один краткий миг его взгляд встретился со взглядом Аврелия, затаившегося в тени портика, скрытого широкополой шляпой… и по выражению лица старика и едва заметному кивку легионер понял, что старый наставник узнал его.

И вот уже отданы швартовы, и моряки услышали приказ отчаливать от берега; пока одни поднимали тяжелый якорь и укладывали в бухты канаты, другие подняли паруса, приводя их к ветру.

Ливия и Аврелий вышли из портика и подошли к краю пирса, не сводя глаз с маленькой фигуры Ромула, стоявшего на корме, — мальчик казался все меньше и меньше по мере того, как корабль удалялся.

Ветер трепал его волосы и раздувал тунику… и, возможно, смахивал с глаз слезы грусти…

— Бедный малыш, — тихо сказала Ливия.

Аврелий продолжал смотреть на судно, уже ушедшее довольно далеко, — и ему показалось, что Ромул помахал рукой, как будто прощаясь с ними…

— Возможно, он нас видел, — сказал легионер.

— Возможно, — эхом повторила Ливия. — А теперь давай уйдем отсюда. Не нужно, чтобы на нас обратили слишком много внимания.

Они остановились перед гостиницей, называвшейся, как гласила вывеска на фасаде, «Парфенопа». Вывеска была старая, потрепанная ветрами, но на ней, судя по всему, некогда была изображена сирена.

— У них только одна свободная комната, — сказал Аврелий, когда они поднимались по ступенькам. — Придется нам с тобой делить ее.

— Мы ночевали и в худших условиях, и я, кажется, никогда не жаловалась, — произнесла Ливия таким тоном, как будто ожидала от Аврелия возражений. — И мы ведь заключили договор, не так ли? Так что мы ничем не рискуем, оставаясь на ночь в одной комнате. Верно?

— Разумеется, — ответил Аврелий, однако и его взгляд, и тон его голоса говорили о другом.

Ливия забрала у него фонарь и первой вошла в комнату. Это было маленькое помещение, без прикрас, но вполне приличное.

Обстановка состояла из двух узких кроватей и комода. И еще в углу стояли полный кувшин воды и большой таз. Грязную лохань, скрытую в нише стены, прикрывала железная крышка. На комоде они увидели поднос с ломтями хлеба, небольшой головкой сыра и двумя яблоками. Они умылись и поужинали, не произнося ни слова.

Когда путешественники уже собирались лечь спать, кто-то постучал в дверь.

— Кто там? — спросил Аврелий, мгновенно прижимаясь к стене возле двери с мечом в руке.

Ответа не последовала. Аврелий жестом показал Ливии, чтобы та открыла дверь, а сам ожидал с оружием наготове. Ливия, держа в левой руке собственный кинжал, правой осторожно отодвинула засов и резко распахнула дверь. В коридоре, тускло освещенном висевшим на стене фонарем, не было ни души.

— Смотри-ка, — сказал легионер, показывая на пол. — Нам оставили послание.

И действительно, перед дверью лежал маленький кусок пергамента, аккуратно сложенный в несколько раз. Ливия подняла его и развернула: две строчки и маленькая затейливая печать с изображением трех переплетенных линий.

— Это подпись Антемия, — просияла Ливия. — Я так и думала, что он не оставит нас на произвол судьбы.

— И что там говорится? — спросил Аврелий.

— Стефан положил деньги в банк в Позоли. Мы сможем нанять нужных нам людей, а я смогу отправить Антемию сообщение с курьером, доставляющим банковские бумаги. Мы и раньше пользовались такой системой связи, и она всегда прекрасно работала.

— Я хочу сначала найти своих товарищей. Если хотя бы один из них остался в живых, я должен его отыскать.

— Успокойся. Мы сделаем все, что сможем, но это не значит, что нас обязательно ждет успех.

— Амброзин говорил, что пленных римлян отправили в Мисен.

— Значит, именно туда мы и отправимся на поиски, но вряд ли это будет легко, и нельзя рассчитывать, что нам наверняка удастся их найти. Если даже мы их там отыщем, они ведь будут рабами, ты понимаешь? Рабами. Возможно, даже в кандалах. И, конечно же, под хорошей охраной. Пытаться освободить их — значит чрезмерно рисковать в ущерб нашей основной задаче.

— Для меня нет дела более важного. Это тебе понятно?

— Ты дал мне слово.

— Ты тоже.

Ливия закусила губы; переубедить легионера было невозможно. Он никогда не изменит своих намерений.

Они выехали на следующее утро, как раз перед рассветом. Холодный северный ветер разогнал туман, и тонкий лунный серп повис над самым морем. Остров Капри отчетливо вырисовывался на горизонте, скалистый и сухой, увенчанный густыми зарослями кустарника. На юге тонкая струйка дыма поднималась из жерла Везувия, черная на фоне светлеющего неба, как вдовья вуаль.

На рассвете они встретились с банкиром Антемия, человеком по имени Эвстатий, — в маленькой уединенной часовенке, окруженной высокими стенами; эта была часовня христианского великомученика Себастьяна.

Изображение святого, привязанного к столбу и пронзенного множеством стрел, поразило Аврелия настолько, что он вздрогнул, как от удара хлыста. Его больная память отчаянно пыталась найти связь с этим образом, пробудив в глубине души легионера непонятную боль. Аврелию лишь крайним напряжением воли удалось вернуть самообладание и скрыть свои чувства.

— Нам нужно кое-что узнать, — сказала Ливия, сделав вид, что не заметила происходящего с легионером.

— Можете на меня рассчитывать, — кивнул Эвстатий. — Я сделаю все, что в моих силах.

— Мы слышали, что несколько римских солдат, захваченных в плен, были проданы на галеры.

— Сомневаюсь, — покачал головой банкир. — Большинство военных портов стоят в запустении. В это время года корабли вытаскивают на сушу для ремонта. Гребцы занимаются другой работой.

— Например? — встревожено спросил Аврелий.

— Их отправляют в серные рудники или на разработки соли. Других отдают для сражений в незаконных гладиаторских боях. Это запрещено, однако уж очень высоки там ставки. Поверьте мне, я банкир, я это знаю. Если же те, кого вы ищете, — солдаты, то я догадываюсь, где их можно найти.

— Где?

— В piscine mirabilis.

— Что это такое? — недоуменно спросил Аврелий.

— Это старый резервуар, который прежде использовался для хранения питьевой воды, которой снабжали военные корабли. Вообразите гигантскую подземную базилику; она совершенно ошеломительна. С тем пор, как акведук перестал действовать, она стала местом, идеально подходящим для этих бесстыдных гладиаторских боев. Могу вас уверить, что среди зрителей более чем достаточно и христиан, и они ставят сумасшедшие деньги на тех, кто способен выиграть бой. Вам понадобится особый билет, чтобы попасть туда, — добавил Эвстатий и тут же протянул товарищам маленькую гладкую табличку, выточенную из кости; на ней был изображен трезубец, который использовался в боях гладиаторов.

Ливия взяла деньги и пропуск, подписала расписку о получении денег и черкнула несколько строк Антемию — шифром, известным только им двоим. Товарищи уже собирались уйти, когда банкир остановил их.

— Погодите-ка, есть еще кое-что. Если сможете, поселитесь в гостинице «GallusEsculapi» ; это таверна неподалеку от старых доков. Там любят собираться игроки. Если вас спросят: «Не хотите ли немного поплавать?» — отвечайте: «Ничего не может быть лучше». Это пароль завсегдатаев. Что еще?.. Ах, да, вы, конечно же, понимаете, что организация гладиаторских боев и участие в них караются смертью? И зрителей ждет такое же наказание.

— Конечно, понимаем, — ответил Аврелий. — Это старый закон Константина, однако, это не значит, что данный закон соблюдается.

— Верно, но все равно будьте осторожны. Когда власти считают это нужным, они начинают следовать букве закона, и если вам вдруг не повезет, вы можете обнаружить, что над вами навис топор палача. В общем, удачи вам! — закончил Эвстатий.

Они скакали весь день, не останавливаясь, мимо озера Лакрин и озера Аверн, и к закату добрались, наконец, до Мисена. Оказалось, совсем нетрудно найти и таверну «GallusEsculapi», и старую судостроительную верфь «Portuslulius». Огромный шестиугольный бассейн был отчасти заполнен илом, а вход в акваторию порта по ширине был настолько мал, что пройти там мог только один корабль за раз. Военных кораблей в доках стояло всего пять, и почти все они выглядели старыми, потрепанными и запущенными. Все они находились под командованием magisterclassic, чей вылинявший штандарт лениво болтался над одним из доков. То, что было когда-то базой имперского флота, предназначенной для стоянки двух сотен боевых кораблей, превратилось в наполовину пересохшую шестиугольную лужу, полную гниющих обломков.

Ливия и Аврелий вошли в таверну после заката и заказали куриный суп и овощи. Воздух звенел от криков чаек и голосов женщин, зовущих детей ужинать. В таверне было довольно много народа; лысый краснолицый хозяин подавал белое вино постоянным посетителям, игравшим в кости, или в мору — эта игра состояла в том, чтобы угадать, сколько пальцев выбросит противник. Кулаки игроков так и мелькали в воздухе. Нетрудно было понять, что таверна являлась пристанищем разного рода азартной публики, — но где же букмекеры? Ливия оглянулась по сторонам и увидела несколько столиков, сдвинутых к единственному окну; за ними сидели типы весьма сомнительного вида. Их лица покрывали шрамы, а руки были разукрашены татуировкой, как у варваров. Типичные висельники. Ливия легонько толкнула Аврелия в бок.

— Я видел их, — сказал легионер, не оборачиваясь. Он подозвал хозяина таверны и сказал: — Я новичок в здешних краях, ты и сам видишь, но, понимаешь ли, мне нравится местечки вроде этого, и мне бы хотелось познакомиться с разными симпатичными людьми. Принеси-ка кувшин твоего лучшего вина вон тем ребятам.

Хозяин проворно выполнил распоряжение, и вино было принято с аплодисментами.

— Эй, чужак! Поди сюда, выпей с нами, да и свою цыпочку прихвати с собой. Ты ведь не прочь поделиться с новыми друзьями, а?

— Дай мне немного денег, — шепнул Аврелий Ливии. Потом подошел к столу «друзей» и сказал с кривой улыбкой: — Вряд ли она вам понравится. Она не цыпочка. Она волчица, и она здорово кусается.

— Да ну, брось ты! — возразил другой татуированный, поднимаясь из-за стола и демонстрируя в улыбке гнилые зубы. — Давай-ка к нам в компанию, сладкая ты моя!

Он подошел к Ливии и положил руку ей на плечо, потянувшись пальцами к груди девушки. Рука Ливии метнулась быстрее молнии к его промежности — и девушка железной хваткой вцепилась в причинное место наглеца, одновременно другой рукой выхватив кинжал. И, не отпуская сладострастна, она вскочила и прижала лезвие кинжала к его горлу. Негодяй заорал изо всех тех сил, что у него остались, но двинуться с места он не мог, потому что в его глотку воткнулся кинжал, и он не в состоянии был вырваться из крепкий пальцев девушки. Ливия продолжала сжимать его железы, пока дурак не потерял сознание от боли и не рухнул на пол. Ливия вернула кинжал в ножны на поясе и, снова сев за стол, принялась за суп как ни в чем не бывало.

— Я же предупреждал, она кусается, — спокойно сказал Аврелий. — Можно мне сесть с вами?

Висельники молча подвинулись, освобождая для него место. Аврелий налил себе немного вина и демонстративно выложил на стол две серебряные монеты.

— Я слышал, тут можно сделать много денег, если тебе подскажут правильного человека.

— Ты, похоже, из тех, кто сразу переходит к делу, а? — сказал один из мужчин; похоже, он был главным в этой компании.

— Ну, если дело того стоит — тогда верно.

— Ну, ты оказался в нужном месте, точно, но тебе понадобится святой покровитель, если ты понимаешь, о чем я говорю.

Аврелий достал из кармана табличку с трезубцем, показал ее главарю — и тут же снова спрятал.

— Вроде этого, что ли?

— Вижу, ты знаешь нужные входы и выходы. А ты не хочешь сначала пойти отдохнуть?

— Я? Да я самая настоящая ночная сова!

— А что ты думаешь о том, чтобы немного поплавать в полночь?

— Ничего не может быть лучше.

— И сколько ты хотел бы поставить?

— Ну, по обстоятельствам. Есть там кто-нибудь, достойный большой суммы?

Главарь встал, схватил Аврелия за руку и отвел в сторону, как будто собираясь доверить огромную тайну великого значения.

— Послушай, там есть один эфиоп… просто гигант. Высокий, как башня, и весь — сплошные мускулы. Выглядит как самый настоящий Геркулес. Он прирезал всех своих противников до единого…

Сердце Аврелия болезненно подпрыгнуло: Батиат! Конечно же, это он! Легионеру хотелось закричать во все горло, разбить башку татуированному гаду… но он подавил волнение и ярость. Главное — что его друг жив.

— На него все ставят, — продолжал игрок, — но, похоже, денежки для тебя не проблема, так что я готов взять тебя в партнеры. Поставь все, что у тебя есть, на проигрыш черного человека. Я тебе обещаю, он на этот раз проиграет, и мы поделим выигрыш. Но это должно быть не меньше пяти золотых солидов, иначе для меня это невыгодно.

Аврелий извлек на свет кошелек и взвесил его на руке.

— Да, деньги — не проблема, но я не дурак. С какой стати гигант должен наконец проиграть?

— По двум причинам. Во-первых, сегодня он будет сражаться против троих. Во-вторых — всех ждет небольшой сюрприз. Ты сам все увидишь. Я тебя не знаю, красавчик, я не могу рисковать, говоря тебе больше. Я и так уже сказал слишком много. Так сколько ты готов поставить?

— Я же сказал тебе, я не дурак. Ты увидишь деньги только вечером, как раз перед началом представления.

— Согласен, — кивнул игрок. — В полночь, когда услышишь, как зазвонит колокол.

— Я буду там. О, погоди-ка, еще скажу… Запомни ее, понял? — Аврелий показал на Ливию. — И учти: по сравнению со мной она просто не обсохший цыпленок. Я не просто оторву тебе яйца, но еще и заставлю тебя самого их съесть. А теперь иди подбери то животное, пока оно не очнулось, а то она может передумать и раздавить ему башку, как тыкву.

Игрок одобрительно хрюкнул и отправился позаботиться о своем приятеле.

Аврелий и Ливия вышли в переулок.

— Батиат жив! — воскликнул Аврелий, вне себя от радости. — Можешь ты в это поверить? Он жив!

— Отлично, я слышу. А кто такой этот Батиат?

— Один из воинов нашего легиона. Он был личным телохранителем моего командира. Это огромный эфиоп, в нем росту больше шести футов, и он силен, как бык. Он один стоит десятерых, можешь мне поверить. Если нам удастся его освободить, мы сможем освободить и императора, в этом я не сомневаюсь. А если жив Батиат, то, возможно, есть и еще несколько человек. О, великие боги, если бы только это оказалось правдой…

— Не теряй надежды. Но, прежде всего — как ты думаешь его вызволить?

Аврелий положил ладонь на рукоятку меча.

— При помощи этого. Как же еще?

— Полагаю, тебе понадобится поддержка.

— Не помешало бы.

— У тебя странная манера просить о помощи.

— Я ни о чем не прошу. Я просто пытаюсь помочь тебе довести твое дело до конца.

— Верно. Тогда вперед, нам надо подготовить все, что нам может понадобиться. Что сказала тебе та лысая свинья?

— Что все будут делать ставки на черного человека, поскольку он всегда побеждает, но он предлагает мне поставить большую сумму на проигрыш, и поделиться с ним, конечно… и сказал, что он все устроит.

— Думаешь, они задумали отравить твоего друга?

— Вряд ли. Он слишком дорого стоит.

— Тогда одурманить?

— Это возможно.

— Мне все это не нравится. Нам с тобой следует быть настороже.

Они вернулись в таверну и тщательно разработали план.

— Нам понадобятся лошади, — заметил Аврелий. — Три, а то и четыре, нельзя ведь все предусмотреть заранее. Я об этом позабочусь. На въезде в город я видел почтовую станцию с конюшней; моя военная эмблема поможет нам получить все, что нужно, но мне понадобится больше денег.

Ливия поделилась с ним своими запасами, и Аврелий ушел. Вернулся он только ночью.

— Все подготовлено, — сообщил легионер. — Почтмейстер оказался хорошим малым, знаешь, такой чиновник старого образца, который знает, что вовсе ни к чему задавать слишком много вопросов. Он будет держать для нас оседланных лошадей у мельницы, у третьего мильного камня, это совсем близко к берегу. Я сказал, что ожидаю приезда друзей, и что нам придется уехать еще до рассвета.

— А как насчет нашего оружия? — спросила Ливия.

— Перед боем зрителей скорее всего будут обыскивать. Как ты думаешь, ты сможешь спрятать все, что нужно, под своим плащом? Но тебе придется выглядеть настоящей женщиной… ты понимаешь, что я имею в виду?

— Безусловно, — небрежно бросила Ливия, ничуть не удивившись. — Оставь-ка меня ненадолго, хорошо? И постучись, когда будешь возвращаться.

Когда Аврелий снова вошел в комнату, он остановился у порога, изумленный преображением Ливии. Она действительно выглядела как женщина… и ее глаза, подведенные темно-коричневой краской, пылали. Аврелию захотелось сказать, что она невыразимо прекрасна, однако тут он услышал удары колокола, донесшиеся со стороны порта.

— А вот и колокол, — сказал легионер. — Нам пора.