ГЛАВА 19

Однажды утром, в начале осени, пока город еще окутывали сумерки, а вершины Эламских гор расцвечивались первыми лучами восходящего солнца, трубы возвестили о выступлении. Армия разделилась на две части: Пармениону надлежало вести основные силы, повозки с разобранными стенобитными машинами и обозы по царской дороге, а Александр с легкими войсками, штурмовиками и агрианами намеревался отправиться по горной дороге через Эламские горы напрямик в Персеполь — еще одну столицу, основанную в свое время Дарием Великим.

Взяв с собой персидского проводника, Александр поднимался по реке, пока она совсем не сузилась, а потом взобрался на перевал, выходивший на плоскогорье, где жили уксии — гордый народ диких пастухов. Номинально подчиняясь Великому Царю, по сути, они оставались независимыми, и когда Александр через толмача попросил у них разрешения пройти, они ответили:

— Можешь пройти, если заплатишь, как всегда делал Великий Царь, когда хотел проехать из Суз в Персеполь кратчайшим путем.

Александр возразил:

— Великий Царь больше не правит своей державой, и то, что годилось для него, меня не устраивает. Я все равно пройду, хотите вы того или нет.

Грубые и волосатые, одетые в козьи и овечьи шкуры, уксии были страшны с виду, и от них воняло, как от зверей. Было ясно, что их так легко не запугаешь и они не расположены что-либо уступать просто так. Эти дикари верили в свою страну с ее отвесными склонами и обрывами, в узкие долины, в крутые дороги, где лишь несколько человек могли взбираться разом; им и в голову не приходило, что у этого иноземного царя в войске имеются воины еще более дикие, чем они, привыкшие с необычайной ловкостью передвигаться по горам еще более крутым и неприступным, чем здешние, умеющие переносить холод и голод, боль и лишения, воины отчаянные и лютые, алчные и кровожадные, безрассудно послушные кормящей их руке, — агриане!

Александр собрал командиров и сузианских проводников, чтобы уточнить расположение двух главных дорог, ведущих на плоскогорье, где обитали уксии. Было решено, что Кратер со штурмовиками двинется по менее крутому маршруту и выйдет к перевалам на Перейду, а тем временем Александр с агрианами и двумя отрядами «щитоносцев» выступит по более трудному пути, прямо навстречу неприятелю.

Кратер подождал, когда царь со своими войсками начнет подъем и привлечет к себе основные силы уксиев, а потом под прикрытием густой растительности двинулся по дороге к перевалам.

Уксии начали пускать стрелы и метать камни из пращей, выволакивать голыми руками валуны и скатывать их под уклон, но ловкие агриане использовали как укрытие любую неровность на поверхности, потом с невероятной быстротой преодолевали открытое пространство и снова прятались за стволами деревьев и скалами. Когда же, наконец, они вступили в схватку с первыми защитниками, то бросились на них с такой звериной яростью, что те почти ничего не смогли им противопоставить. Многие пали с перерезанным горлом, другие рухнули на колени, удерживая руками кишки, вылезавшие наружу из пропоротых животов. Агриане не тратили силы зря: они наносили удары, только чтобы убить или совершенно искалечить противника, запугивая остальных ужасными на вид ранами.

Вскоре после агриан на плоскогорье поднялись «щитоносцы». Сплотив ряды, они бегом бросились на деревни, где в сложенных без раствора каменных домах люди делили жилье со своим скотом. Александр скомандовал пускать зажженные стрелы, и вскоре соломенные крыши бедных хижин превратились в костры, и оттуда во все стороны побежала перепуганная скотина.

Не ожидавшие такой атаки уксии отступили к перевалам, где думали найти возможность для более эффективной защиты, но перевалы оказались уже заняты ударными частями Кратера, которые встретили их смертоносной тучей стрел и дротиков.

Зажатые между войсками Александра и Кратера, уксии сдались, но царь наложил на них суровое наказание: им было предписано в полном составе покинуть свои земли и переселиться на равнину, чтобы их присутствие больше не препятствовало проходу между Сузианой и Персидой.

Едва услышав о своей судьбе от толмачей, уксии бросились к ногам царя, слезно умоляя его отменить ужасное решение и испуская отчаянные крики, к которым присоединились вопли женщин и детей. Однако Александр остался непреклонен. Он сказал, что следовало сразу принять его предложение, а так пусть всем будет наука: македонский царь никогда не угрожает попусту, и никакая сила в мире не может его остановить.

Однако один из сузианских проводников посоветовал безутешным уксиям попросить о заступничестве царицу-мать Сизигамбис, единственную, кто имел влияние на сердце неумолимого завоевателя. Уксии последовали совету и тайно послали двоих своих вождей через македонские линии. Через четыре дня, когда по более сносным тропам уже поднялась конница, посланцы вернулись на плоскогорье с написанным по-гречески письмом от царицы, которая умоляла Александра снизойти до этих несчастных и оставить их на исконных землях.

Письмо тронуло Александра и угасило его гнев; он согласился оставить уксиям их высокогорье и наложил на них ежегодную дань в пятьсот скаковых коней, две тысячи вьючных животных и мелкого скота. Они согласились, подумав, что этот вспыльчивый юноша и его дикие воины все равно больше не вернутся за их козами и быками, и потому не стоит отказываться.

Утихомирив высокогорное плато, Александр отправился еще выше, в ущелье, называемое Персидскими воротами, поперек которого, на самом высоком месте, сатрап Ариобарзан велел построить защитную стену. Проход уже прослыл неприступным. Войско выступило леденящим утром еще до рассвета, над плато хлестал ветер, а с серого неба начал падать снег.

ГЛАВА 20

Дорога к Персидским воротам делалась все круче, пока не превратилась в омытое ливнями скалистое ущелье со скользкими стенами. Передвигаться приходилось с большими усилиями под сильным снегопадом или по голому льду, на котором лошади и мулы скользили и калечились, ломая ноги. Потребовался почти целый день, чтобы авангард достиг первых отрогов подъема к стене, защищавшей ущелье.

Но пока Александр собирал фракийских и агрианских вождей, чтобы решить, как, воспользовавшись темнотой, взобраться на крутой откос, вдруг раздался шум — это персидские солдаты скатывали со стен огромные валуны, вызывая обширные оползни.

— Прочь! Прочь! Назад! — закричали все.

Однако камни катились быстрее, чем бежали люди. Щебень, устремляясь вниз, учинил среди македонского войска настоящее побоище. Сам Александр был ранен, получив множество ушибов, хотя, к счастью, все кости остались целы. Он отдал приказ скорее отступать. Тем временем вражеские солдаты взялись за луки и, хотя снегопад все усиливался, и было почти ничего не видно, стали пускать сверху стрелы — в кучу, не целясь.

— Щиты! — крикнул Лисимах, командовавший штурмовиками. — Поднять щиты над головой!

Солдаты выполнили приказ, но персы бегали вдоль края ущелья и поражали тех, кто до сих пор не понял, что происходит. Только полная темнота остановила избиение, и Александру с большим трудом удалось вывести войско на более широкое место, где можно было разбить лагерь. Все чувствовали себя глубоко подавленными. Погибло много товарищей, а еще больше получили ранения и теперь кричали от боли — пораженные стрелами, с искалеченными руками и ногами, сломанными костями.

Филипп и его хирурги взялись за работу при свете ламп: они зашивали раны, извлекали из живой плоти солдат наконечники стрел и дротиков, вправляли переломы, фиксируя конечности повязками и деревянными шинами, а когда не хватало материала, использовали даже древки копий.

Один за другим в царский шатер сошлись товарищи, чтобы держать совет. Не было ни огня, ни углей, чтобы согреться, но висевшая на центральном шесте лампа рассеивала слабый свет, а с ним появлялось и чувство тепла. Здесь особенно бросалась в глаза та невероятная и драматическая перемена, что в последние несколько дней произошла в их жизни: из неги и роскоши вавилонских и сузских дворцов они угодили в холод и лишения нового отчаянного предприятия.

— Сколько их, как вы думаете? — заговорил Селевк.

— Кто знает, — ответил Птолемей. — По-моему, несколько тысяч. Если Ариобарзан решил удерживать перевал, он не стал бы этого делать с малочисленным и плохо вооруженным войском. Наверняка у него отборные солдаты и их больше чем достаточно.

В этот момент, стуча зубами, вошел Евмен, синий от холода. На плече у него был футляр со свитками, тростинкой для письма и чернилами — принадлежностями, при помощи которых он каждый вечер вел свой «дневник».

— Подсчитал потери? — спросил его Александр.

— Потери тяжелые, — ответил секретарь, пробежав глазами по листу. — Не меньше трехсот убитых, сотни раненых.

— Что будем делать? — спросил Леоннат.

— Мы не можем их бросить на съедение волкам, — ответил Александр. — Нужно принести их.

— Но мы понесем еще большие потери, — сказал Лисимах. — Если пойдем сейчас, то переломаем себе кости среди скал, а если отправимся завтра, при свете дня, то враги в этом проклятом ущелье перебьют нас сверху.

— Я иду, — отрезал царь. — Я не оставлю этих парней не погребенными. А вы, если боитесь, можете за мной не следовать. Вы свободны в своем выборе.

— Я с тобой, — проговорил Гефестион, вставая, словно готовый отправляться немедленно.

— Ты прекрасно знаешь, что дело не в страхе, — возразил задетый за живое Лисимах.

— Ах, не в нем? А в чем же тогда?

— Что толку ссориться! — вмешался Птолемей. — Так мы ничего не решим. Постараемся что-нибудь придумать.

— Я… Возможно, у меня есть решение, — сказал Евмен. Все обернулись к царскому секретарю, а Леоннат покачал головой, подумав, что вечно этот коротышка-грек знает больше других.

— Решение? — переспросил Александр. — И какое же?

— Минутку, — ответил Евмен. — Я сейчас вернусь. Вскоре он действительно вернулся с одним из местных проводников.

— Говори, не бойся, — велел секретарь. — Царь со своими друзьями тебя слушает.

Поклонившись Александру и товарищам, проводник начал говорить на довольно понятном греческом. Его акцент смутно напоминал кипрский.

— Откуда ты? — спросил Александр.

— Я ликиец из окрестностей Патары. Был отдан в рабство мальчиком за долг моего отца его хозяину-персу, некому Арсаку. Тот взял меня с собой в Персию и доверил мне пасти скотину на здешних лугах. Я знаю эти горы, как свои пять пальцев.

Присутствующие так и присвистнули, поняв, что в руках у этого бедняги неожиданно оказалась судьба всего войска.

— Если вы вернетесь в эту горловину, — продолжил тот, — персы перебьют вас раньше, чем вы доберетесь до подножия стены. Там могут передвигаться лишь маленькие отряды. Однако в часе ходьбы отсюда я знаю одну дорогу, что поднимается через лес. Это овечья тропа, где пройти может лишь один человек, а лошадям приходится завязывать глаза, чтобы они не видели обрывов. Но через четыре-пять часов можно добраться до вершины и оказаться у персов в тылу.

— Мне кажется, у нас нет выбора, — сказал Селевк, — если только мы хотим идти вперед.

— Я тоже так считаю, — согласился Александр, — но есть одна трудность: если тропинка такая узкая, число наших солдат, добравшихся до вершины через разумное время, будет слишком незначительным, чтобы противостоять возможной контратаке персов. Так что кому-то придется отвлечь их со стороны стены.

— Пойду я, — предложил Лисимах.

— Нет, ты пойдешь со мной по тропе. К стене пойдет Кратер с агрианами, фракийцами и одним отрядом штурмовиков. Он постарается потерять как можно меньше людей. Атакуем вместе: мы — сверху, а они — снизу. Одновременное нападение должно вызвать среди персов панику.

— Нужно подать сигнал, — заметил Кратер. — Но какой? Ущелье слишком узкое и глубокое, чтобы увидеть световой сигнал, а расстояние между нашими отрядами, вероятно, будет таким, что крик не услышишь.

— Способ есть, — сказал ликиец-пастух. — Рядом с крепостью есть пост, где эхо отражается несколько раз от стен ущелья. Звук трубы можно отчетливо услышать с большого расстояния. Я пробовал это много раз со своим рожком, просто чтобы скоротать время, когда пас овец.

Александр посмотрел на него:

— Как твое имя, ликиец?

— Мой хозяин звал меня Ох, что по-персидски значит «ублюдок», но мое настоящее имя Ред.

— Выслушай меня, Ред: если ты говоришь правду и проведешь нас в тыл к персам, я тебя озолочу. Ты получишь золота столько, что хватит прожить в довольстве остаток твоих дней, ты сможешь вернуться на родину, купить самый лучший дом, рабов, женщин, скотину — все, чего пожелаешь.

Проводник ответил, не опуская глаз:

— Я сделал бы это и просто так, государь. Персы держали меня в рабстве, колотили и наказывали без причины. Я готов отправиться с тобой в любой момент.

Леоннат выглянул наружу:

— Снегопад кончается.

— Прекрасно, — сказал Александр. — Тогда распорядитесь насчет ужина и всем, кто пойдет с Кратером, дайте запас вина. Объявите денежную награду тем, кто вызовется добровольно, потому что придется выступить вскоре после ужина: персы никак не подумают, что у нас хватит глупости так скоро сунуться к ним снова. А мы последуем за Редом сразу после первой стражи.

Царь трапезничал с друзьями в шатре. Они поужинали тем же пайком, что раздавался солдатам, а потом все разошлись готовиться к ночной экспедиции. Сначала отправился Кратер со своими людьми, а Александр с основными силами, как и объявил, выступил сразу после первой стражи.

Ред проводил их до начала тропы, а потом повел по ней через лесные заросли к ущелью. Тропинка была узкой и трудной, ее высекли в горном склоне не людские руки — веками ее протаптывали ноги пастухов и путников, искавших кратчайшую дорогу в Перейду. Иногда она ползла над пропастью, и коням действительно приходилось завязывать глаза, чтобы животные не пугались, а иногда она прерывалась оползнем или покрывалась льдом, так что людям приходилось держаться за руки или привязываться друг к другу веревками, чтобы не упасть вниз на острые скалы.

Проводник ступал уверенным шагом, несмотря на темноту, и было ясно, что он мог бы одолеть этот путь с закрытыми глазами; между тем несколько воинов сорвались в пропасть, и не представлялось никакой возможности достать их тела. Александр шел вслед за Редом, но то и дело останавливался, чтобы в случае какой-либо трудности помогать другим. Несколько раз он рисковал жизнью, спасая своих солдат.

Перед рассветом стало еще холоднее, и люди продвигались с еще большим трудом, руки и ноги их окоченели, и все устали от долгого и изнурительного ночного похода. Солнечный свет, прояснивший небо над затянутым тучами горизонтом, немного придал солдатам бодрости. Теперь путь был хотя бы лучше виден, и по поредевшим зарослям можно было догадаться, что до вершины осталось не так далеко.

Когда же, наконец, войско добралось до цели, поднялся ветер. Александр велел, чтобы первые прибывшие не сходили с места, пока не подтянутся остальные, пусть даже не все. Потом они в тишине пустились дальше, стараясь не показываться из-за вновь появившейся на плато растительности, чтобы персы не заметили их раньше времени.

В какой-то момент проводник указал на возвышение — это была скала, нависшая над проходящим внизу ущельем. Ред сказал:

— Вот это место для эха. Чуть дальше покажется крепостная стена, господствующая над Персидскими воротами. Мы пришли.

Вперед вышел Птолемей.

— Думаешь, Кратер уже занял позицию?

— Наверняка, если ничего не случилось, — ответил Александр. — А даже если это ему почему-либо не удалось, у нас все равно нет выбора. Собирай людей и подавай сигнал. Мы атакуем персидские позиции.

Птолемей выстроил солдат в четыре линии: впереди отряд конницы, за ним легкая пехота с луками и дротиками, затем штурмовики и, наконец, «щитоносцы» под командованием Лисимаха. Затем он дал знак трубачу, и тот вышел на самый верх нависавшей над пропастью скалы. Звук трубы прорезал тишину, как петушиный крик, нарушив неподвижность сонного рассвета, и эхо, многократно отразившись от отвесных склонов, разнеслось до самых вершин окрестных гор, тревожа безмятежность пейзажа.

За этим звуком последовала тишина, гнетущая и тяжелая, как свинцовое небо, нависавшее над выстроившимся войском, и все напряженно вслушались, ожидая ответа. И вдруг донесся звук другой трубы, потом еще одной, умножаемый эхом, а за ним послышался дикий крик бросившихся в атаку воинов.

— Кратер бросил в бой агриан! — закричал Александр. — Вперед, воины! Давайте покажем им, как справляться с холодом!

Он вскочил на коня и занял место в центре своего отряда, устремившись на возвышенность, откуда были видны войска персов. Пехота побежала за конницей, стараясь не отставать. Как только стали видны вражеские позиции, Александр возглавил атаку, пришпоривая Букефала и выкрикивая боевой клич.

Все трубы затрубили в унисон, пехота двинулась вперед, сжимая в руках оружие, а всадники галопом пустились на врага, которому пришлось разделиться на два фронта. Конница Александра ринулась на плато в тылу защитников стены, а следом подошла пехота и вступила с ними в рукопашный бой.

Персы, оценив ситуацию, подняли тревогу, но тем временем им пришлось снять часть людей с бастионов, а агриане карабкались вверх, вбивая в щели в стене кинжалы и прижимаясь к поверхности, когда враги сбрасывали сверху камни или стреляли в них из луков. Вскоре первые из атакующих появились наверху, и пока одни сражались с защитниками стены, другие помогали подняться товарищам, сбросив вниз веревки. Хотя и уступая числом, македоняне сумели одолеть захваченных врасплох противников. Многие из персов даже не успели взяться за оружие.

Ариобарзан едва успел с мечом в руке выйти из своего жилища, как его окружили македонские всадники, угрожая копьями, и ему ничего не оставалось, как отдать приказ сложить оружие. Он бессильно наблюдал за тем, как вражеское войско проходит через ущелье, защищавшее Персеполь. Теперь город был во власти врага.

ГЛАВА 21

Александр подождал, когда поднимется все остальное войско, а потом отдал приказ начать спуск на плоскогорье Персиды. Но прежде чем отправиться в путь, он вызвал к себе пастуха-ликийца, который помог ему захватить укрепленное ущелье.

— Успех дела решило твое участие, — сказал он. — Ты помог Александру завоевать Персидскую державу, а возможно, и изменить ход истории. Никто не может сказать, хорошо это или плохо, но в любом случае я глубоко тебе благодарен. — Он хотел прибавить: «Проси у меня все, что хочешь, и я дам», но ему вдруг вспомнился тот далекий день, когда он сказал эту несчастную фразу Диогену, старику-философу, лежавшему в лучах заходящего солнца, и теперь лишь произнес: — Спасибо, друг.

Пастух взволнованно посмотрел на него, а царь сел на коня и начал спуск. Но он не мог пропустить мимо ушей слов, раздавшихся за его спиной.

— Царь велел дать тебе все, чего пожелаешь, как и обещал, — сказал Евмен. — Тебе стоит лишь назвать.

Ред ответил:

— Будь я помоложе, я бы захотел отправиться вместе с ним и посмотреть, что будет дальше. Но я должен подумать о старости: я бы хотел выкупить землю моего отца и дом, где я родился, на заливе, у самого моря. Я так давно не видел моря…

— Ты увидишь его, пастух, и получишь свою землю и дом. Можешь даже завести детей, если захочешь. А если у тебя будут дети и внуки, ты расскажешь им, как однажды вел царя Александра навстречу его судьбе. И если тебе не поверят, покажешь вот это.

— Что это?

Евмен вложил ликийцу в руку маленький предмет.

— Это золотая звезда Аргеадов. Такую имеют лишь ближайшие друзья царя.

Он дал ему также кожаный футляр.

— Здесь письмо царя правителю Ликии — приказ дать тебе все, чего пожелаешь. Это дороже любого золота и серебра. Не потеряй его. Прощай, пастух, удачи тебе.

Вечером следующего дня они спустились к подножию гор и оказались на широком плоскогорье Персиды. Вдали виднелись реки, окаймленные длинными рядами тополей, и множество деревень с домами, сложенными из грубых кирпичей.

Войско пересекло царскую дорогу на реке Араке, и Александр разбил лагерь, чтобы дождаться Пармениона с остальным войском, но едва начали ужин, как вошел один из стоявших на страже гетайров и объявил:

— Тут пришел какой-то человек и желает поговорить с тобой. Он переправился через реку на лодке и, кажется, очень спешил.

— Тогда пусть войдет.

Солдат ввел человека в персидских одеждах — затянутых у лодыжек шароварах и в завязанном на шее льняном головном платке.

— Кто ты? — спросил Александр.

— Я пришел от сатрапа Абулита, который командует гарнизоном Персеполя. Он готов сдать тебе город, и велел передать тебе, чтобы ты поспешил, если хочешь найти сокровища Великого Царя в сохранности. Если опоздаешь, тебе придется бороться с теми, кто призывает сражаться до последнего. Иные хотят спасти сокровища, чтобы поддержать восстание сторонников Дария. Что ответить моему господину?

Александр молча задумался на несколько мгновений, а потом ответил:

— Скажи, что через два дня, на закате, Персеполь увидит меня и мою конницу.

Посланец вышел и вернулся к лодке, а царь тут же вызвал Диада из Ларисы, своего главного инженера.

— До завтрашнего вечера мне нужно построить мост через Араке, — объявил царь, прежде чем предложить ему сесть.

Диад, уже привыкший к просьбам сделать невозможное в невозможные сроки, и глазом не моргнул:

— Какой ширины желаешь?

— Как можно шире: нужно как можно скорее пропустить всю конницу.

— Пять локтей?

— Десять.

— Десять так десять.

— Думаешь, получится?

— У меня когда-нибудь не получалось, государь?

— Нет, такого не было.

— Однако я должен начать работы сей же момент.

— Как хочешь. Можешь отдавать приказы от моего имени кому угодно, даже военачальникам.

Диад вышел, собрал десять бригад с топорами, пилами, канатами и лестницами, дал им мулов и лошадей и послал в ближайший лес рубить деревья. Одни стволы были ободраны и обожжены на огне, другие распилены на доски. Триста человек трудились всю ночь, а на рассвете все материалы, уже готовые к использованию, притащили на берег реки.