Царь ответил, что за подобное кощунство довольно и порки, и снова повязал диадему.
Неарх попытался отвлечь Александра разговором о великом походе к Аравии, но увидел во взгляде царя тень — точно такую же, как в тот час, когда он смотрел на сожжение Калана.
Через несколько дней царь, сидя на троне, наблюдал за маневрами своей конницы, проходившими за городской стеной. В какой-то момент он встал, чтобы подойти к командирам, и вдруг, пока все были отвлечены, какой-то незнакомец прошел меж царедворцев и с безумным смехом уселся на царское место. Персидская стража тут же убила его, но халдейские жрецы стали бить себя в грудь и царапать себе лица в знак отчаяния, утверждая, что это — худшее из знамений.
Однако, несмотря на несчастливые предзнаменования, любовь Роксаны и желание увидеть своего сына позволяли Александру отогнать печальные мысли.
— Интересно, на кого он будет больше похож: на тебя или на меня, — говорил он. — Мой учитель Аристотель утверждал, что женщина — всего лишь сосуд для мужского семени, но, по-моему, он и сам в это не верил. Очевидно, что некоторые дети больше похожи на мать, чем на отца. Например, я сам.
— Да? А твоя мать, она какая?
— Ты с ней познакомишься: я привезу ее, когда родится мой сын. Она была прекрасна, но прошло десять лет… Десять очень тяжелых для нее лет.
Слух о тревожных знамениях распространился и среди друзей, и все наперебой стали приглашать царя на обеды и ужины, чтобы развеселить его. И тот принимал все приглашения: он никому не говорил «нет» и проводил дни и ночи за пиршественным столом, ни в чем себе не отказывая. Однажды вечером, вернувшись с пирушки, Александр почувствовал себя странно: тяжесть в голове, шум в ушах. Однако он не придал этому значения, а принял ванну и лег рядом с Роксаной. Та уже спала, но лампа в спальном покое горела.
На следующий день у царя началась лихорадка. Он все равно встал с постели, несмотря на настойчивые просьбы царицы. Александра ждал к обеду один его друг-грек, недавно прибывший в Вавилон, некто Медий. К вечеру, будучи за столом, царь внезапно ощутил резкую боль в левом боку — такую сильную, что закричал. Слуги подняли его, уложили в кровать, и через некоторое время боль как будто утихла.
С готовностью прибежал врач и осмотрел его, но не посмел прикоснуться к больному месту. Александра сильно лихорадило, и он чувствовал смертельную усталость.
— Я велю перенести тебя во дворец, государь.
— Нет, — ответил Александр. — Я останусь здесь на ночь. Уверен, что завтра мне полегчает.
Он остался ночевать у Медия. На следующий день лихорадка не ослабла, а усилилась.
Состояние царя продолжало ухудшаться час от часу, но Александр словно не придавал этому значения. Он созвал своих командиров. Неарх и товарищи поняли, что царь болен. Тем не менее он продолжал обсуждать с ними подробности похода и дату отправления.
— Почему бы нам не отложить все? — предложил Птолемей. — Тебе надо полежать в покое, подлечиться, восстановить силы. Может быть, сменить климат: здесь жара невыносимая, ты плохо и мало спишь. Ты когда-нибудь задумывался, почему Дарий лето проводил в Экбатанах, в горах?
— Мне некогда уезжать в горы, — ответил Александр, — и некогда дожидаться, когда пройдет лихорадка. Когда пройдет, тогда и пройдет, а я хочу идти вперед. Неарх, что тебе известно о протяженности Аравии?
— По некоторым сведениям, она размером с Индию, но мне трудно в это поверить.
— В любом случае скоро мы это узнаем, — ответил Александр. — Подумайте только, друзья: земля ароматов — фимиама, алоэ, мирра.
Товарищи изобразили энтузиазм, но в глубине души даже эти слова прозвучали для них знамением: царь перечислил благовония, которые использовались для бальзамирования умерших.
Встревоженная Роксана послала за Филиппом, который в это время находился с войсками на севере от города по случаю эпидемии дизентерии. Но когда в лагерь пришел вызов от царицы, врач уже отбыл дальше на север, никому не сообщив, как его найти.
Следующие три дня Александр продолжал выполнять свои обязанности и решать текущие вопросы, выполнять жертвоприношения богам и собирать товарищей, организуя поход в Аравию. Его состояние ухудшалось на глазах.
Наконец разыскали Филиппа. Царю как будто стало лучше: лихорадка отступила, и Александр немного поговорил со своим врачом.
— Я знал, что ты приедешь, ятре, — сказал он. — А теперь уверен, что вылечусь.
— Конечно, вылечишься, — ответил Филипп. — Помнишь тот случай, когда ты чуть не умер после купания в ледяной воде?
— Как будто это было вчера.
— А записку от бедняги Пармениона?
— Да. Там говорилось, что ты хочешь меня отравить.
— Это была правда, — со смехом проговорил врач. — Я давал тебе яд, который убил бы и слона, а тебе ничего! Ты стал еще здоровее. Что тебе какая-то лихорадка?
Александр улыбнулся.
— Я тебе не верю, но мне приятно это слышать.
На следующий день ему стало еще хуже.
— Спаси его, ятре, — умоляла Роксана. — Спаси, заклинаю тебя.
Филипп бессильно качал головой, а Лептина в слезах смачивала Александру лоб, чтобы хоть немного охладить.
На следующий день Александр не смог встать, и температура подскочила выше мыслимого. На носилках Александра перенесли в летний дворец, где к вечеру становилось прохладнее, и Филипп велел делать ему холодные ванны, чтобы снизить жар. Все оказалось тщетно. Роксана в отчаянии не отходила от него ни на мгновение и покрывала тело мужа поцелуями и ласками. Товарищи дежурили без отдыха и сна день и ночь.
Селевк отправился в святилище Мардука, покровителя города, бога-врачевателя, и попросил жрецов перенести Александра в храм, чтобы бог исцелил его, но жрецы ответили:
— Бог не хочет, чтобы царя переносили в его дом.
Расстроенный Селевк вернулся в царский дворец и сообщил о результатах своей миссии.
— Тебе следовало перебить этих святош: если они не могут исцелить царя, зачем им оставаться в этом мире? — воскликнул Лисимах.
— А я говорю, он выкарабкается и на этот раз, — сказал Пердикка. — Не беспокойтесь, он и не такое переносил.
Филипп посмотрел на него печальным взглядом и ушел в царскую спальню. Александр еле слышным голосом попросил воды.
На следующий день он уже не мог говорить.
Тем временем среди солдат распространился слух, что царю совсем плохо; кто-то говорил даже, что он умер. Они снова собрались у входа во дворец и угрожали выбить двери, если их не впустят.
— Я выйду к ним, — сказал Птолемей и спустился в караульное помещение.
— Мы хотим знать, что с царем! — крикнул один из ветеранов.
Птолемей склонил голову.
— Царь умирает, — ответил он. — Если хотите увидеть его, поднимитесь сейчас по одному, но тихо. Не тревожьте его в предсмертный час.
Длинной вереницей, один за другим, солдаты потянулись по лестницам, по коридорам, до царского изголовья. Плача, они чередой проходили мимо ложа и приветствовали своего владыку поднятием руки. И Александр всем отвечал взглядом, кивком головы, еле заметным движением губ.
Его солдаты, его товарищи по тысячам приключений, железные люди, покорившие Нил, Тигр, Евфрат и Инд, они видели его в последний раз. А Александр на прощание опять смотрел в их лица, задубевшие от мороза и опаленные зноем, видел их загрубевшие щеки, мокрые от слез. И вот опустилась тьма… Он еще слышал отчаянные рыдания Роксаны и всхлипы Лептины, а потом — голос Птолемея:
— Конец… Александр умер.
В это мгновение он подумал о своей матери, о ее тщетном и горьком ожидании. Ему показалось, что он различает ее на башне дворца — она кричит сквозь слезы и отчаянно зовет его: «Александрос, не уходи, вернись ко мне, прошу тебя!» И этот крик на мгновение позвал его назад… но всего лишь на мгновение. И вот ее голос, ее лицо исчезли вдали, унесенные ветром… Александр увидел бескрайнюю равнину и цветущие луга, услышал собачий лай, но то был не мрачный вой Кербера — это гавкал Перитас! Он бежал навстречу своему хозяину, обезумев от радости, совсем как в тот день, когда Александр вернулся из изгнания. И вскоре по необъятной степи разнесся топот копыт, и вдруг послышалось ржание. Прибежал Букефал с развевающейся на ветру гривой, и Александр вскочил на него и крикнул: «Вперед!» Жеребец бросился вперед, подобно огненному Пегасу, и бешено помчался к последнему горизонту, к бескрайнему свету.
ЭПИЛОГ
«Не успело остыть твое тело, а мы уже спорили о твоем наследстве. Мы продолжали сражаться за него долгие годы. Тебя больше не было с нами, а вместе с тобой ушла и объединявшая нас мечта. Лептина захотела последовать за тобой — мы нашли ее на полу у твоего ложа с перерезанными венами. Царица-мать Сизигамбис покрыла голову черным платком и уморила себя голодом. Роксана решила жить, чтобы дать жизнь твоему сыну.
Пердикка исполнил свою мечту и женился на Клеопатре, но он же первым пал в попытке удержать в целости твою державу. Он пал, сражаясь против моих войск. Бедный Пердикка!
Странно: хотя мы жестоко бились, постоянно создавая и разрывая союзы, у нас не было ненависти друг к другу. Наоборот, в определенном смысле мы оставались друзьями. Один раз через несколько лет после твоего ухода мы все встретились в Вавилоне, чтобы прийти к согласию, однако вместо этого наше собрание превратилось в безобразную склоку. Но вдруг из-за двери появился Евмен и бросил на опустевший трон твой плащ и твой скипетр, и как по волшебству свара прекратилась, крики затихли, лица стали задумчивыми. Мы стояли перед этим плащом и пустым троном, словно ты вдруг чудом возник перед нами.
Мы были недостойны тебя и все же пытались во всем подражать тебе: мы велели изображать себя в тех же позах, с головой, слегка наклоненной к левому плечу, с откинутыми со лба волосами, даже когда волос осталось совсем мало, — лишь бы воспользоваться твоим образом. У нас не хватило мужества даже на то, чтобы сберечь твою семью, она была погублена, безжалостно уничтожена одной-единственной фразой в конце договора о разделе наследия: "В том случае, если с ребенком что-то произойдет, Македония переходит к… " Тем самым мы приговорили его к смерти. Твоя жена, твоя мать, твой сын — все они погибли… Жажда власти иссушила наши души, превратила нас в чудовищ.
И почти все мы вскоре отреклись от персидских жен, которых ты нам дал. Исключением стал лишь Селевк, полюбивший свою Апаму и посвятивший ей прекрасные города.
Селевк… На какое-то время он стал новым Александром, и ему почти удалось вновь собрать твою державу. Теперь он старик, как и я, множество хворей одолевают его. Несколько раз мы воевали друг с другом, или, точнее, наши войска встречались на границах Келесирии, слишком нечетко определенных последним договором — одним из множества. Но сами мы оставались в хороших отношениях, как старые друзья.
Не знаю, как он поживает теперь. Полагаю, он тоже приближается к закату, как и я. Что касается меня, я уже два года как передал скипетр и царство моему сыну Птолемею II, а сам пишу вот эту историю. Единственной своей заслугой, если не считать добровольного отказа от власти, прежде чем меня вынудила к этому смерть, я считаю перемещение тебя сюда, в Александрию, единственное место, достойное тебя. О, как бы я хотел, чтобы ты увидел ее теперь! Знаешь, как она прекрасна? Это чудесный, цветущий город — такой, о котором ты мечтал. Помнишь?
Тогда мы были молоды и наши души горели мечтами, которые ты рисовал перед нами. Мы были подобны богам, когда скакали рядом с тобой, великолепные в своих сверкающих доспехах.
Я завершил последнюю главу моей истории. Пока я писал, она отдавалась эхом у меня в голове, как будто я переживал все заново. Я вновь слышал наши беседы, споры, шутки. Помнишь, каким дремучим был всегда Леоннат? Конечно, все будет записано должным образом: получится хороший текст, отредактированный в соответствии с правилами, которым нас учили в Пелле и Миезе. Однако я предпочитаю видеть нашу историю вот так, как будто переживаю ее вновь, день за днем, мгновение за мгновением.
Сегодня, ощутив на затылке ледяное дыхание Таната, я решил спуститься сюда, чтобы забыть все случившееся после того, как ты покинул нас, и заснуть спокойно рядом с тобой, друг мой.
Пришла пора турме Александра построиться вновь, как в тот день, когда мы встретили тебя в Иллирии на заледеневшем озере, под крупными хлопьями снега. Пора и нам, слишком долго зажившимся на этом свете, закрыть глаза… А когда мы проснемся, то снова будем вместе, молодые и красивые, как раньше, чтобы скакать рядом с тобой — навстречу последнему приключению. И на сей раз это будет продолжаться вечно».
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА
Последняя часть истории о жизни Александра, возможно, самая важная и сложная для понимания, поскольку содержит много событий, которые и в первоисточниках не совсем ясны, например сожжение Персеполя, убийство Клита Черного и два заговора: заговор Филота и так называемый «заговор оруженосцев». Роман как художественное произведение не ставит перед собой задачу решить проблемы, достаточно широко обсуждаемые в историографической критике. Тем не менее, повествование может дать некоторые толкования, вполне заслуживающие внимания, особенно если учитывать общую картину, которая часто ускользает от узкопрофессионального взгляда или специализированного исследования. Пример тому — сцена, где Парменион спрашивает у Александра о смысле разрушения Персеполя.
Во всяком случае, македонский завоеватель изображен максимально правдивым образом, в том числе и в наиболее щекотливые моменты его истории, не самые славные в его жизни. Только несколько эпизодов, представленных явно в искаженном свете неполных источников, были некоторым образом подправлены.
У читателей, а особенно у читательниц может создаться впечатление, что некоторые женские персонажи должны занимать в душе главного героя большее место. Но даже здесь я предпочел воссоздать ситуацию в максимальном соответствии с обществом той эпохи и характером Александра. В античных источниках женские персонажи, даже наиболее важные, едва обозначены; и на основании логических размышлений я постарался придать им некоторое значение и восстановить их присутствие.
Топография описанной местности приближена к действительности лишь в самых общих чертах: утерянные «Эфемериды», вероятно отредактированные Евменом из Кардии, и ссылки бематистов («путевых топографов»), дающие точное описание маршрута, позволяют лишь приблизительно воссоздать пейзажи и их особенности.
Валерио Массимо Манфреди
Примечания
1
Еврипид. Гекуба. Перевод с древнегреческого Иннокентия Анненского.
3
парасанг — древнеперсидская мера длины, около 5-6 км.
4
Боэдромион в греческом календаре длился примерно с 22 августа по 22 сентября.
5
Паропамис — современный Гиндукуш.
6
касситы — древние горные племена, обитавшие во 2-1-м тысячелетии до н. э. в горах Загроса (Западный Иран), на территории современного Луристана.
7
хорасмии — племя, жившее в пустыне Кара-Кум между Каспийским и Аральским морями.
8
Массалия — современный Марсель.
9
сиссития (древнегреч. совместная трапеза) — мелкое подразделение спартанского войска, жившее в одном шатре, восьмого отряда.
10
дай — скифы-кочевники, жившие к востоку от Каспийского моря.
11
Ктезий Книдский (ок. 400 до н. э.) — придворный лекарь царя Артаксеркса II Мнемона, автор труда об истории Ассирии, Мидии и Персии («Persika»).
12
мина — приблизительно 600 г.
13
то есть примерно 36 кг.
14
месяц пианепсион по греческому календарю продолжался примерно с 22 сентября по 22 октября.
15
перевод с древнегреческого С. Апта
16
перевод с древнегреческого С. Апта.
18
река Согд, она же Когик или Зеравшан.
19
современный Самарканд.
21
лептон, мн. ч. лепта (греч.) — мельчайшая крупица.
22
жители греческого острова Сифнос.
23
Амфиктиония — название союза греческих племен, живших по соседству со святилищем общего божества и объединявшихся для его защиты.
24
Месяц элафеболион по греческому календарю продолжался примерно с 22 февраля по 24 марта.
25
Пиррон из Элиды (360-270 до н. э.) — основоположник скептицизма.
26
Panta rhey (древнегреч.) — «все течет», основное положение учения Гераклита форме. И сознание тоже… Крушение как единственная надежда…
27
Тапробане (греч. «страна медных песков») — современный Цейлон.
28
пентеконтера (греч.) — «пятидесятивесельник»; одноярусная галера, рассчитанная на пятьдесят гребцов.