ГЛАВА 57

Много дней царь лежал в постели между жизнью и смертью, и попытки решительно вернуть его к жизни часто казались тщетными. Хотя организм уже пережил момент наибольшей опасности, общее состояние раненого оставалось настолько тяжелым, а улучшение — столь несущественным, что Филипп не знал, можно ли считать его спасенным или же Танат, на время отступивший перед героизмом Калана, вновь начнет наступление. Лишь у индийского мудреца не было сомнений. Он постоянно повторял:

— Я договорился. Он выздоровеет.

Но если кто-нибудь спрашивал его об этом «договоре», Калан ничего не отвечал.

Только через месяц Александр сумел опереться на спинку кровати, и прошло еще двадцать дней, пока с помощью Лептины, кормившей его с ложки под бдительным оком Роксаны, царь смог отведать густой похлебки. Говорил он мало и с трудом, но постоянно просил Евмена почитать ему стихи Гомера. По молчаливому соглашению между товарищами царский секретарь понемногу начал исполнять политические обязанности монарха.

Иной раз Роксана тихим голосом пела Александру свои горские песни под аккомпанемент струнного инструмента, звучащего просто и чарующе.

Через два месяца Филипп разрешил своему пациенту встать и сделать несколько шагов по шатру при поддержке Кратера и Леонната. Было очевидно, что даже это минимальное усилие стоило Александру огромного напряжения, и вскоре, обливаясь потом, он провалился в тяжелый сон.

Однажды, когда Лептина кормила его отваром, пришли Леоннат, Кратер и Гефестион. Леоннат почесал свою вечно взъерошенную голову и, словно осененный удачной мыслью, предложил:

— А что, если дать ему «чашу Нестора»?

Филипп снисходительно посмотрел на могучего воина:

— Ты сам не знаешь, что говоришь. Мед, мука, вино и сыр! Ты что, хочешь его убить?

— Может быть, ты и прав, — возразил Леоннат, — но знаешь, что говорят? Говорят, что царь умер, а мы скрываем это, чтобы не сеять панику.

— Как можно придумать такую глупость? — воскликнул Филипп. — Всем известно, что царь жив.

— Это не совсем так, — вмешался Гефестион. — Что царь жив, известно нам, и больше никому. Я отдал приказ, чтобы даже стража не видела его в таком состоянии. А солдаты пали духом. Они не видят своего царя, и он для них все равно что умер.

— Вот именно, — согласился Евмен. — Дело в том, что люди вот уже несколько месяцев наблюдают одно и то же: как мы то и дело входим и выходим из его шатра или собираемся вместе. Кое-кто приметил, как я ставлю царскую печать на отсылаемые в сатрапии документы.

— А в некоторых частях обсуждают, не пора ли устроить общее собрание македонского войска, — добавил Кратер. — Вы знаете, что это означает?

Евмен кивнул.

— Это означает, что они могут вынудить нас принять делегацию в царском шатре и показать им Александра. Когда он в таком состоянии!

Филипп обернулся к друзьям.

— Пока я здесь, никто не ступит внутрь без моего позволения: я главный царский врач и несу ответственность за…

Кратер положил руку ему на плечо.

— В отсутствие царя общее собрание является верховной властью — они могут сделать это. И почти наверняка сделают.

Вошли Селевк и Лисимах, чтобы осведомиться о здоровье Александра.

— Что тут происходит? — осведомился Селевк.

— Дело в том… — начал Кратер.

Все забыли о присутствии Александра; казалось, он глубоко уснул, но вдруг все вздрогнули при звуке его голоса:

— Послушайте меня.

Товарищи ошеломленно обернулись. Евмен, поняв, что царь, видимо, все слышал, попытался объяснить:

— Александр, тут такое дело, которое мы прекрасно можем решить сами…

Царь приподнял правую руку, недвусмысленно призывая всех к молчанию.

— Селевк…

— Повелевай, государь, — привычно ответил друг, взволнованный тем, что после столь долгого времени получит приказ Александра.

— Построй все войско. После захода солнца.

— Будет сделано.

— Леоннат…

— Повелевай, государь, — ответил тот, еще более потрясенный.

— Приготовь моего коня. Гнедого…

— Сарматского гнедого, да, да. Будет сделано.

— Ничего сделано не будет! — не сдержался Филипп. — Что здесь происходит? Вы все с ума посходили? Царь не может даже…

Александр снова поднял руку, и Филипп не договорил, пробормотав что-то себе под нос.

А царь продолжал:

— Гефестион…

— Слушаю тебя, Александрос.

— Приготовь мои доспехи. Они должны сверкать.

— Будут, Александрос — ответил Гефестион, чувствуя комок в горле. — Засияют, как звезда Аргеадов.

Все было подумали, что царь больше не хочет угасать в постели, а решил умереть в седле. Даже Филипп поверил в это. Он сидел в углу и бормотал:

— Делайте, что хотите. Если хотите убить его — валяйте. Я в этом не участвую, я…

— Леоннат, — снова проговорил царь. — Я хочу коня сюда, в шатер.

— Ты его получишь, — ответил друг, поняв, что царь не желает, чтобы солдаты видели, как ему помогают сесть в седло.

— А теперь ступайте.

Все повиновались, а Александр, как только они ушли, упал на подушку и заснул. Его разбудили голоса Гефестиона и Леонната. Открыв глаза, он увидел, что шатер погрузился в неясный свет заката.

— Мы готовы, — объявил Гефестион.

Александр кивнул, с усилием приподнялся, чтобы сесть, и попросил друзей отвести его умыться. Лептина вымыла его и умастила тело и волосы благовониями, а потом вытерла и стала одевать.

— Придай моим щекам немного цвета, — попросил он, и девушка повиновалась. Пока она оживляла щеки румянами и осветляла темные круги под глазами, он погладил ее по лицу и сказал: — Я отдам тебя в жены какому-нибудь владыке и дам приданое, достойное царицы. — Он говорил искренне, уверенным голосом.

Когда Лептина закончила, Александр спросил:

— Ну, как я?

— Неплохо, — ответил Леоннат с полуулыбкой. — Похож на актера.

— А теперь доспехи.

Гефестион завязал панцирь и поножи, повесил сбоку меч и перехватил волосы Александра диадемой.

— Приведите мне коня. Солдаты построились?

— Построились, — заверил его Гефестион.

Леоннат вышел и вернулся через задний ход, ведя под уздцы сарматского гнедого в полной сбруе. Гефестион встал на колени и сложил руки, сделав для Александра ступеньку. Царь уперся в них ногой, и друзья подняли его в седло.

Леоннат подошел с ремнями.

— Мы подумали, надо бы тебя привязать к конской сбруе. Никто ничего не увидит: ты скроешь ремни под плащом.

Александр не ответил, и его молчание было воспринято как согласие. Ремешки, которыми опоясали царя, привязали к сбруе гнедого, а сверху накинули пурпурный плащ.

— Поехали, — скомандовал Александр.

Гефестион вышел из шатра, Леоннат сделал знак, словно говоря: «Пора!» — и Гефестион взмахнул рукой. При этом жесте тягостная тишина сумерек разбилась мрачным громыханием. Оно прозвучало как отдаленный гром. Удар, потом другой, и еще! Александр прислушался, как будто не веря своим ушам, потом инстинктивно выпрямился и коснулся пятками брюха коня. Гнедой вышел, обошел шатер и, повинуясь удилам, направился к длинной линии выстроившегося войска.

Грохот, медленный и торжественный, отбивал величественную парадную поступь мощного жеребца, и Александр с трудом сдерживал слезы, чувствуя, как вибрирует воздух от низкого громового голоса огромного барабана Херонеи!

Солдаты, застыв в строю с сариссами в руках, ошеломленно смотрели, как их царь с величавой осанкой и твердым взглядом проводит смотр войска. У каждой части, к которой он приближался, командир выходил на шаг из строя, обнажал меч и кричал:

— Здравствуй, государь!

И Александр отвечал еле заметным кивком головы.

Когда он дошел до конца, «Гром Херонеи» замолк, и один пожилой командир из первой шеренги гетайров выехал на коне вперед и воскликнул:

— Повелевай, государь!

— Разойтись, — велел Александр и, пока трубы повторяли приказ, натянул поводья гнедого и трусцой направился к своему шатру.

— Он с ума сошел, — сквозь зубы пробормотал Филипп, наблюдавший за ним издали. — От каждого толчка он может упасть и…

— Он не упадет, — успокоил его Селевк, похлопав по плечу. — Не упадет.

Птолемей не мог оторвать глаз от спины Александра.

— Теперь все увидели его и знают, что он жив и снова на коне.

Александр въехал в шатер верхом, и друзья отвязали его и помогли слезть, потом начали освобождать от плаща, панциря и поножей, отстегивать меч.

— Скорее уложите его в постель, — велел Филипп. Александр покачал головой, все еще неуверенным шагом направился к своему походному табурету и положил руки на стол.

— Я голоден, — сказал он. — Кто-нибудь намерен поужинать со мной?

Все изумленно уставились на него. Леоннат застыл на пороге, держа за повод коня.

— Лептина, — позвал царь. — Убери со стола всю эту снедь и принеси мне «чашу Нестора»!

— «Чашу Нестора»? — воскликнул Филипп. — Ты хочешь умереть? Эта пища останется у тебя в желудке, тебе станет плохо, стошнит, от этого откроются раны, и…

— «Чашу Нестора», — повторил Александр.

Все уставились на него, разинув рот: он словно возродился, преобразился.

— Звук того барабана и вид солдат воскресили его, — шепнул Кратер врачу. — Дай ему поесть. Ничего с ним не случится, вот увидишь.

Лептина принесла «чашу», и Александр принялся есть. Единственным признаком усталости была легкая испарина на лбу. Филипп изумленно смотрел на Александра, его челюсти тоже инстинктивно двигались, словно помогая больному жевать. Прочие сгрудились вокруг стола, наблюдая за невероятным явлением.

Наконец Александр вытер рот и поднял глаза на ошеломленных зрителей.

— В чем дело? — спросил он. — Никогда не видели, как едят?

ГЛАВА 58

Царь полностью поправился к концу следующего месяца. В последние дни снова стал гулять пешком и верхом и тренироваться в борьбе вместе с Леоннатом. К концу лета он велел снимать шатры и грузиться на корабли.

Войско спускалось по течению два дня, пока не добралось до границ местности, называвшейся Синд. Там царь попросил Неарха причалить. Проводники говорили, что отсюда ведет дорога к горной долине, из которой можно добраться до Александрии Арахозийской.

Царь созвал товарищей в свой шатер на ужин. Показав им карту, которую топографы составили с помощью местных проводников, как персидских, так и индийских, он обратился к Кратеру:

— Завтра возьми половину войска, пройди через Арахозию и Дрангиану и восстанови порядок везде, где встретишь мятежи или нарушения. Индийские моряки говорят, что Инд — не приток никакой реки, он впадает прямо в Океан в Патале. И потому мой план таков: из Паталы Неарх и Онесикрит отправятся с флотом вдоль южного побережья державы, а я с остальным войском буду двигаться по суше, обеспечивая снабжение флота в пунктах высадки через каждый день плавания. Мы снова все встретимся на равнине близ Гармозия, города, господствующего над проливом между Океаном и Персидским заливом.

— Зачем тебе идти через Гедросию? — спросил Кратер. — Говорят, это страшное место, выжженная солнцем пустыня, без единой былинки, без единого деревца.

— Нам остается неизвестной лишь южная граница державы. Нужно побывать в тех местах.

Они поели и выпили весьма умеренно, так как рана царя еще иногда давала о себе знать, а потом легли спать. На следующее утро, на рассвете, все выстроились, чтобы попрощаться с отбывающим войском Кратера. Александр крепко обнял друга.

— Ты — один из самых дорогих моих друзей, — сказал он. — Мне будет не хватать тебя.

— И мне тебя, Александрос. Береги себя, пожалуйста. До сих пор ты слишком полагался на свою удачу. Да будут благосклонны к тебе боги.

— И к тебе тоже, друг мой, да будут они благосклонны.

Вскочив на коня, Кратер поднял руку, и длинная колонна двинулась под звуки трубы и приветственные крики товарищей, оставшихся с Александром. Как только последний отряд арьергарда скрылся в степной дали, Александр велел грузиться на корабли.

Они снова поплыли на юг, и при каждой остановке местные правители выказывали им свою покорность и почтение, пока войско не достигло Паталы, великого города неподалеку от устья Инда. Город был богат и густо населен, в нем бурлила жизнь. Со всех краев сюда прибывали корабли, многие приплывали с огромного острова на востоке, называвшегося Тапробане [27], и говорили, что он велик, как сама Индия.

Оттуда флот двинулся к самому устью. Река в этом месте разливалась так широко, что с одного берега еле виднелся другой, и Онесикрит подсчитал, что ширина составляет пятьдесят стадиев.

Вечером последнего дня плавания они достигли устья, и Неарх решил поставить корабли на якорь. Течение здесь было столь медленным, что вода казалась неподвижной. Флотоводец боялся, что, решительно выйдя в открытый Океан, не сможет найти укрытия в случае внезапной бури. Но случилась беда не менее страшная, чем буря: ночью начался отлив, так что корабли оказались на мели и многие опрокинулись. Неарх велел никому не двигаться и ждать, когда вода снова поднимется, а сам, обеспокоенный, пришел к Александру.

— Я не мог предвидеть такого явления, хотя и слышал, как один моряк из Массалии, некий Питей, рассказывал про одно место в южном Океане. Там есть водоворот, который каждые шесть часов засасывает воду, а потом извергает ее назад, осушая и вновь заливая обширные участки побережья. Тогда мало кто поверил этому Питею, а теперь мы сами оказались в южном Океане. Как мог я представить нечто подобное? Какое несчастье… Какое несчастье!

— Ты делал необычайные вещи, — ответил Александр. — Не стоит терзаться. Я знаю, что нам удастся с честью выиграть и эту битву против реки и моря. Мой предок Ахилл сражался со Скамандром и выиграл поединок. Выиграю и я. Подождем утра. При свете дня многое меняется.

Из-за новолуния ночь была темной, и темнота еще больше усиливала панику. Неарх велел трубить тревогу и передать корабельным командам, чтобы никто ни в коем случае не покидал кораблей, но многие моряки, испуганные незнакомым явлением, припомнили все те ужасы, что слышали у себя на родине, в кабаках, и попытались бежать, чтобы спастись на берегу. Все они погибли в зыбучих песках, как погибли и те, кто первым бросился им на помощь. Их отчаянные мольбы о спасении разносились в ночи, наполняя страхом оставшихся на кораблях товарищей, которые ничего не могли поделать. Потом вопли затихли один за другим, и слышались лишь крики ночных птиц да далекое рычание тигра, бродившего в чаще в поисках добычи. На флагманском корабле Роксана, обняв Александра, дрожала от страха, напуганная этой враждебной природой, так страшно отличавшейся от природы ее родных гор, от их ясного неба. Неарх и моряки корабельной команды тоже оставались на месте; все молчали, лишь изредка самые бывалые шепотом делились своим опытом. Незадолго до рассвета послышался какой-то отдаленный шум, и царь прислушался.

— Слышишь? — спросил он.

Неарх уже бежал на нос. Он склонился через борт, пытаясь рассмотреть, что вызывало этот шум, который с каждым мгновением делался все громче. Вдруг он увидел быстро приближавшуюся белеющую полосу и в бледных лучах рассвета разглядел угрожающее бурление пены, услышал грохот морских валов, несшихся на беззащитный, завязший в грязи флот.

— Трубы! — закричал адмирал. — Трубить тревогу! Трубить тревогу! Идет приливная волна! За весла! За весла, быстро! Кормчие, к рулю!

И пока звуки трубы пронзали серое утреннее небо, бросил царю канат, чтобы тот привязал себя и Роксану к мачте, а сам бросился к рулю, на подмогу, готовясь к удару.

Команды других кораблей тоже подняли тревогу, и все пространство реки огласилось возбужденными криками.

Удар огромного приливного вала был страшен: одни корабли подняло и, как тростинки, швырнуло назад; другие, слишком крепко завязшие в грязи, разбило, а третьи, принявшие удар бортом, опрокинуло и перевернуло силой колоссальных водяных масс.

Онесикрит, правивший царской пентиерой, кричал гребцам, чтобы они со всей силой выгребали против волн, не позволяя кораблю опрокинуться, а сам на корме отчаянно работал рулевым веслом, противостоя водовороту, созданному приливом.

Океанический вал наконец улегся, и Неарх смог оглядеться и оценить величину бедствия. Сотни судов были разбиты, многие — повреждены, а на поверхности плавали обломки, и люди судорожно цеплялись за влекомые течением бревна и куски обшивки.

Весь день ушел на спасательные работы. Александр лично отдавал все силы для спасения своих людей. Порой он даже сам бросался в воду, вытаскивая тех, кто выбился из сил и начинал тонуть.

К вечеру все оставшиеся корабли пристали к берегу близ устья, у песчаного пляжа Океана, и командиры устроили перекличку. Погибло более полутора тысяч человек. Все тела, что удалось выловить, положили на погребальные костры перед выстроившимся войском, и солдаты выкрикивали их имена ветру и морским волнам, чтобы память о погибших не исчезла бесследно.

Для всех пропавших царь исполнил погребальный ритуал и установил на берегу кенотаф, чтобы их души обрели покой в царстве Аида. От всего сердца он возблагодарил богов за то, что никто из его друзей не погиб в этом бедствии. Он также произнес похвальное слово Неарху и Онесикриту: ведь только благодаря их мужеству и искусству беда не обернулась окончательной катастрофой.

Войско встало лагерем на берегу на двадцать дней, чтобы отбившиеся от своих подразделений могли вновь соединиться с товарищами, а также, чтобы произвести ремонт поврежденных судов.

Неподалеку обнаружилось укрытое место, окруженное плодородными полями и граничащее с пустынной землей, населенной дикими племенами оритов. Там Александр основал город и поселил в нем всех тех, кто из-за пошатнувшегося здоровья не был в состоянии продолжить путь через пустыню Гедросия. Он построил пирс и хорошо укрытый порт и отвел место для храмов. Завершив все эти дела, царь назначил день отправления, как для флота, так и для войска.

Неарх ждал его на только что построенном пирсе, и Александр с чувством обнял его, как обнимал в час разлуки Кратера.

— Было бы здорово, если бы эта река, как утверждали некоторые, оказалась верхним течением Нила. Тогда бы мы отправились вместе до самого Египта.

— К сожалению, это не так, — ответил Неарх. — Темнокожих людей и крокодилов недостаточно для того, чтобы стать Нилом.

— Да, — согласился царь, — но ты никогда не теряй из виду берег и войско. Когда сможешь, приставай к берегу — там, где увидишь наши костры: так будет проще снабжать тебя провиантом и водой.

— Так и сделаю, если будет возможность, Александрос. Мне следует воспользоваться этим ровным восточным ветром, чтобы сберечь силы моих моряков. Не знаю, сумеете ли вы поспеть за мной. В любом случае мы встретимся в Гармозии. Онесикрит тоже хотел бы удостоиться чести попрощаться с тобой. Он прекрасный моряк и заслуживает знаков твоего внимания.

Онесикрит вышел вперед, и царь протянул ему руку.

— Да помогут тебе боги, и да снизойдет на тебя благоволение Посейдона. Сегодня утром вместе с Аристандром я принес жертву Океану, и мы попросили его милосердия и благоприятных ветров. Мы и так заплатили ему слишком большую дань.

Неарх и Онесикрит взошли на свои корабли и приказали отдать швартовы. Флот на веслах отошел от пирса, но почти сразу поднял паруса, и ветер тут же наполнил их своим мощным дыханием. Вскоре корабли стали маленькими, как детские лодочки, а Александр спустился к Океану и воткнул в дно копье в знак того, что овладел и этой отдаленной областью. После чего обернулся к своим товарищам и крикнул:

— А теперь пора отправляться и нам. Дайте сигнал!

Все — Гефестион, Леоннат, Птолемей, Селевк, Лисимах и Пердикка — сели на коней и отправились к своим отрядам. Царь тоже сел на коня, перед которым несли царский флаг, и с развернутыми знаменами, под звуки труб и бой барабанов длинная колонна двинулась в путь.

ГЛАВА 59

Заросли берегов Инда вскоре сменились болотистой равниной, где паслись огромные буйволы с изогнутыми рогами, олени, антилопы, а в отдалении появлялись небольшие группки львов, довольно схожих с теми, на каких охотились в Македонии. На высоких деревьях сидели птицы, в том числе и множество разноцветных попугаев. Потом болотистая равнина перешла в степь, где встречался редкий кустарник и паслись небольшие стада быков и овец, которые перегоняли пастухи дикого, почти первобытного вида.

— Ориты, — объяснил индиец-проводник. — Эти из прибрежного племени, но дальше мы встретим других, живущих в степи и пустыне. Те действительно дикие и свирепые. Они могут оказаться очень опасными. Они устраивают гнезда в песке, как скорпионы, и неожиданно нападают оттуда.

— Передайте это всем, — велел Александр.

Им приходилось удаляться от берега, чтобы следовать по более-менее проходимой дороге, и Океана уже не было видно.

На четвертый день марша войско подошло к краю пустыни. Люди с тревогой смотрели на простиравшиеся перед ними пески, раскаленные добела, на безжизненное пекло без единой травинки, без какого-либо укрытия, на этот ад, в любое время года выжигаемый неумолимыми солнечными лучами.

Проводники-индийцы вернулись назад, и Александру пришлось положиться на опыт нескольких персидских командиров, которые еще во времена Дария принимали участие в походах на Дрангиану и Арахозию.

Марш в таких жутких условиях почти сразу показал себя тяжелейшим, почти безнадежным делом. Вскоре командиры реквизировали всю воду и держали ее под постоянным надзором. Однако такая предусмотрительность имела лишь ограниченный успех: охрана тоже вскоре изнемогла. Возникла неотложная необходимость искать редкие колодцы, разбросанные вдоль пыльного, залитого солнцем пути. Запасов еды хватило чуть дольше, кроме прочего еще и потому, что проект по созданию пунктов снабжения для флота в действительности оказался неосуществимым: кораблей не было видно — восточный ветер, сильный и ровный, должно быть, угнал их далеко вперед.

Скифские проводники в одном месте неподалеку от пути следования заметили следы и предупредили царя. Существовала реальная опасность подвергнуться нападению: в столь скудных землях чужое войско являлось долгожданной добычей из-за припасов и большого числа вьючных животных и коней.

— Удвойте дозоры, — приказал Александр, — и держите зажженными костры, если можете.

Но было трудно отыскать топливо; лишь несколько стволов, как скелеты, выбросило на берег морским прибоем.

Нападение было внезапным. Оно произошло безлунной ночью, и первым подвергся атаке отряд Леонната. Его солдаты шли в арьергарде, растянувшись на несколько стадиев. Враги нанесли удар в темноте с губительной точностью. Они возникли, как призраки скалистых ущелий, выскочив злобными фуриями за спиной усталых воинов, и устроили настоящую бойню. Леоннат сражался с отчаянной отвагой. После того как внезапно появившийся из песков враг перерезал горло его трубачу, он сам схватил трубу и стал посылать протяжные сигналы тревоги, призывая на помощь Александра.

Царь с двумя отрядами конников устремился туда. Ему удалось прорвать окружение и выручить друга. Взошедшее солнце осветило более пятисот бездыханных солдат.

Их похоронили вместе с оружием в песке, так как для погребального костра не было дров. Воины Александра покидали эти могилы с тяжелым сердцем, понимая, что наспех созданные погребения скоро будут разграблены.

Как-то раз отряд разведчиков, вернувшись из дозора, доложил, что на берегу, близ устья жалкого ручейка, несущего в море струйку воды, обнаружено несколько сел. Царь решил напасть на них этой же ночью. В ту ночь было полнолуние, и луна, как днем, освещала меловую белизну пустыни.

Леоннат вставил в скобу у седла топор, схватил бронзовый щит весом в шестнадцать мин и вскочил на своего жеребца, но Александр удержал его:

— Твоя рана еще не зажила. Останься здесь и позволь нам самим справиться с этим.

— Не останусь, даже если вы меня свяжете, — прорычал друг. — Они мне заплатят за всех убитых солдат, подло зарезанных в темноте.

Царь, его друзья и отряд солдат, всего двадцать человек, отобрали вороных коней и надели черные плащи, чтобы раствориться в ночных тенях. Александр подал сигнал, и всадники пустились бешеным галопом, плечом к плечу, голова в голову, по пустынной равнине, как демоны, порожденные царством Аида.

Когда ориты заметили их, было уже поздно, но они все же бросились в контратаку, защищая свои селения, детей и жен. Их опрокинули при первом же столкновении и перерезали, как скот. Македоняне бросились грабить, а разъяренный Леоннат со своим топором ринулся за убегавшими врагами, кося их, как колосья, пока не ощутил, как сердце разрывается у него в груди, и не услышал голос Александра:

— Хватит, Леоннат!

Тогда он остановился, дымясь от пота, весь покрытый кровью.

Вскоре прибыл второй отряд легкой конницы, он привел вьючных животных с бурдюками и телегами, чтобы вывозить провиант. В селах нашли лишь овец и коз в загонах, сложенных из камней. Слой засохшего навоза говорил о том, что их довольно редко выводили на пастбище.

— Спрашивается, чем же их кормят, — проговорил Евмен, прибывший вместе с конвоем за припасами.

— Похоже, вот этим, — ответил Селевк, показывая на мешки из высушенных водорослей, набитые какой-то белесой пылью.

— Воняет рыбой, — заметил Лисимах.

— Это и есть рыба, — подтвердил Евмен, зачерпнув пригоршню и поднеся к носу. — Сушеная рыба, перемолотая в муку.