Стюарт рассмеялся, понюхав вино.

– Это мой мальчик, – сказал он, и у него сразу защемило в груди. Безнадежно. Он не мог не думать о Джеке, и так будет всегда. Внешний вид Джека шокировал: шея истончилась, на спине проступили все кости и позвонки, как у старухи. Однако его бледность не была пепельной – Джек, конечно, не здоров, но и умирать ему рано. На нем был украшенный витым орнаментом морской свитер и небрежно связанная кепка из легкой шерсти, сквозь которую виднелись редеющие волосы. Однако все это – болезнь, потерянный вес, шишки и кровоподтеки – не могло сделать Джека менее красивым. В выражении его лица появилось что-то новое, и Стюарт подумал, что Джек стал еще более привлекательным, в его глазах сверкала глубина, словно в них он хранил свои мечты, а не в поврежденном вирусом мозгу.

– Итак, расскажи-ка, что нового в твоей жизни, мальчик мой, – сказал Джек, похлопывая Стюарта по коленке и оглядывая его с ног до головы. – Как дела на любовном фронте?

Стюарт притворился, что удивлен:

– Не перед Анной же.

– Ой, пожалуйста. Эта железная бабушка? Мадонна американских горок? Эта богиня, с которой мы три часа беседовали о прелестях секса между геями? Эта женщина знает все наши секреты, дорогой…

– Но не те, которыми вы делились друг с другом, – перебила его Анна.

– Естественно, – кивнул Джек. – Анна, ты не можешь сесть с другой стороны? – Он похлопал по дивану. – Я становлюсь очень беспокойным, когда ты далеко от меня. А куда ушла моя девочка? Анна обошла диван и села:

– Я отправила твою девочку наверх. Она сегодня не в духе.

Джек подтянул Анну ближе:

– Есть одна вещь, которую я могу рассказать вам обоим о смерти… нет, две вещи. Первая – это не так уж плохо, как говорят. Это похоже на тоску по дому, из которого ты собираешься переехать. – Он глотнул бургундского и потянулся за бутылкой, но Анна отодвинула ее ногой.

– Осторожнее. Тебе нельзя, ты же знаешь, – мягко сказала она.

– Да. Я знаю. Но мне уже почти сорок, и мы отмечаем приезд Стюарта. – Анна пожала плечами и посмотрела, как он налил четверть бокала и показал ей, ожидая одобрения.

– Твоя печень… – Анна повернулась проверить камин. Она тоже была немного пьяна, но чувствовала себя умиротворенной.

– А какая вторая вещь? – заговорил Стюарт.

– Что, детка? – спросил Джек.

– Что за вторая вещь, которую ты хотел сказать нам? Джек уставился вперед, словно пытаясь вспомнить что-то забытое.

– О! Вторая вещь заключается в том, что очень важно, чтобы люди были физически ближе к тебе, настолько близко, насколько это только возможно. Плоть бесценна.

– Это, – ответил Стюарт, протянув руку вдоль плеча Джека и наткнувшись на руку Анны, – давно известно.

– Мне нужно взглянуть, как там Флинн, и дать вам пообщаться. – Стюарт улыбнулся Анне, а Джек усадил ее обратно. – Нет, Флинн в полном порядке. Останься ненадолго. Пожалуйста.

– Джек, ты каждый день видишь мою противную рожу. Уверена, что вам со Стюартом нужно побыть наедине.

– Анна, пожалуйста, прошу тебя.

– Джек! – Она рассмеялась. – Больше не пей. Ты начинаешь вести себя, словно пьяница в баре перед закрытием.

Стюарт почувствовал разочарование. Он не ожидал, что Джек встретит его с сердечной радостью и распростертыми объятиями, но все же ему казалось странным, что Джек относится к нему так светски, словно он один из множества гостей.

Даже сейчас Стюарт ужасно хотел просто побыть с ним вдвоем, в спокойном молчании и тихих разговорах… Анна и Джек говорили о Флинн около часа, обсуждая, нужно или нет показывать ее врачу. Потом они поговорили о ценах на недвижимость и обсудили, кого пригласить на рождественскую вечеринку.

– Я абсолютно уверена, что в прошлом году обидела половину местных жителей, – пожаловалась Анна.

– В городке проживает пятьсот человек. Никто и не ожидает, что ты позовешь всех, – сказал Джек. – Кроме того, неужели ты действительно хочешь позвать каждого слащавого Билли и Боба, чтобы они явились со своими домашними пирогами? Почему бы не пригласить только избранных? Кто, в конце концов, будет развозить всех по домам?

– Я. Но не всех, – сказала Анна.

– Я не буду. Ни в коем случае. У меня не будет никаких угрызений совести, если мы вычеркнем из списка тех, кто говорит: «Геи отправятся в ад».

Стюарт уставился на огонь и думал, что, наверное, ему не стоило приезжать. Джек вернулся; он был практически тем прежним человеком, который жил в его сердце, где не было места больше ни для кого. Ему хотелось хоть немного той теплоты, опьянения, которые были в их жизни совсем недавно.

– Наверное, ты прав, – сказала Анна. – Я сноб. Зачем притворяться кем-то другим? Хотя, может, и стоило пригласить сюда полгорода. Мы с Флинн собираемся здесь еще немного пожить.

– В отличие от тех из нас, кто просто заехал на выходные или собирается умереть, – сказал Джек и потянулся за графином вина.

– Джек, ты меня утомляешь. Вы с Флинн как две толстые задницы на набитом чемодане.

Джек рассмеялся:

– Что с тобой, Анна?

Она на минуту задумалась, чувствуя себе одновременно раздраженной и удивленной:

– Я не знаю. Просто сегодня у меня ни на что не хватает терпения. Я устала и не хочу, чтобы на меня давили. Я не в настроении тебя слушать. Эти твои словесные каламбуры, или как ты их называешь.

Джек обнял ее и поцеловал в шею:

– Прости, дорогая. Прости. Я не подумал. Ты же знаешь, я люблю тебя.

Стюарт почувствовал горечь. Джек редко говорил ему подобные слова и почти никогда не проявлял такую нежность, извиняясь за невнимательность. Не было никаких причин ревновать к Анне, это он знал. Анна – единственный человек, которого Джек не может позволить себе обидеть и потерять. Стюарт больше никогда сюда не вернется. Это был прощальный визит, он закроет эту дверь и запрет на замок. Он вернется домой, к Дэвиду и их простым отношениям, они будут переживать маленькие проблемы и радоваться маленьким радостям, повседневной размеренности, которая делает жизнь более простой, предсказуемой и спокойной.

Позже Стюарт лежал в постели в комнате для гостей, слушая, как за стеной Джек разговаривает с Флинн. Он смотрел на корку льда на старомодном окне, закрытом ставнями, слушал шорох волн, которые ударялись о скалы. Стюарт не чувствовал себя таким одиноким с тех пор, когда они жили с Джеком, и он подолгу ждал в постели, когда тот придет к нему. Послышался детский смех Флинн – она была таким обаятельным ребенком, хотя нет – уже не ребенком. Однако и молодой девушкой она еще не стала. Пленяющее безвременье, когда мальчики и девочки были одинаковыми. Еще немного, и они начнут быстро меняться.

Он взял телефон со столика, но решил не набирать номер. Возможно, Дэвид еще не спит, волнуется, почему Стюарт не позвонил, чувствует себя тревожно и одиноко и боится, что он его бросит. Это неважно. На самом деле, ему было все равно, даже если Дэвид выкинет его вещи на улицу. Единственное что все еще имело значение, – это Джек. Это так просто. Почему он думал, что может быть по-другому?

В прежние посещения Стюарт не так остро чувствовал это, но все равно это чувство было слишком определенно, чтобы ошибиться. Стюарт не особо верил в Бога, но иногда, как, например, сейчас, ему казалось, что сможет поверить: Бог – не какое-то далекое всезнающее существо, он всего лишь сила смирения. Бог – это усилие невостребованной любви. Ничто в этом мире, даже жестокость или отторжение, не имеют такой силы, как признание собственного несовершенства.

Немного спустя Стюарт услышал, что Джек вышел из комнаты Флинн. Дверь открылась с мягким скрипом, и в свете из коридора появился Джек, словно темный призрак, пахнущий лекарствами, с обтянутым шерстью черепом.

– Милый… – произнес он так, словно долго искал Стюарта в каждом углу темной комнаты.

– Я здесь. Входи. – Стюарт отогнул одеяло, принял Джека в свои объятия и с удивлением почувствовал силу его тела: мускулы были крепкими и, казалось, совсем не уменьшились из-за болезни. Стюарт прижался к Джеку, сплел свои ноги с его, мечтая, чтобы время остановилось, чтобы этот момент тянулся подольше, чтобы в нем можно было немного пожить. Он не хотел, чтобы наступила следующая минута, а за ней еще одна, принося с собой печаль, скуку и страстное желание. Стюарт поцеловал Джека, легонько провел пальцами по его тонким, словно ниточка, векам, так нежно и мягко, словно крылышком мотылька.

– Что если я попрошу тебя остаться? Что скажешь?

– Насколько? – удивился Стюарт.

– Навсегда, – ответил Джек. – Просто останься со мной, Анной и ее семьей. Нашей семьей. Ты даже представить не можешь, как я здесь счастлив. Кто бы мог подумать. Здесь все так просто, тихо и понятно. Здесь я совсем не чувствую себя одиноко.

– Не будь идиотом, Джек. Ты же знаешь, я не могу остаться. Когда мы жили вместе, я был тебе не нужен.

Джек замолчал, а потом тихо сказал:

– Ты даже не представляешь, Стюарт, как много ты для меня значил. В моем сердце всегда был только ты, ты открыл мне хорошее во мне. Я был дураком, потому что не сразу понял это. – Джек чувствовал, что уже поздно, слишком поздно, Стюарт уже не поверит ему. Он снова придвинул Стюарта ближе, вдыхая свежий молочный запах, запах его волос и пахнущей дождем кожи. Он хотел быть со Стюартом снова, хотя бы один раз.

– В любом случае, не стоит теперь обсуждать такие вещи, – сказал Стюарт. – Это можно рассматривать только с философской точки зрения, ведь у меня уже есть другой.

– Ну, – хмыкнул Джек, – не совсем так.

– Что ты имеешь в виду?

– Послушай. Как ты можешь быть с кем-то, если ты сейчас со мной?

– Я не хочу говорить об этом, Джек. – Стюарт закрыл глаза. Шелковые простыни, на которых он лежал, были такими мягкими. Раньше он думал, что Анна неважный декоратор, однако она собирала всякие красивые и забавные штучки с той же увлеченностью, что и Джек. Ее квартира в Бостоне была просто ужасна, но здесь, в этом доме, наполненном ее собственными вещами, становилось понятно, какой у нее изящный и безупречный вкус. Стюарт слышал, как рядом дышит Джек, и на какой-то момент вспомнил Бостон, квартиру на Бэк-Бэй, где он лежал и ждал, когда тело Джека будет скользить по его телу. Вспомнил запах жареного подорожника, раздражающее нытье фильмов с участием Роберта Митчема.

Джек наблюдал, как Стюарт засыпает. Он выглядел таким милым, когда спал, тихо и крепко, как ребенок, как камушек, который вечером бросали на дно колодца, а утром снова доставали. Стюарта ничто не могло разбудить. Джек поцеловал его в лоб, в полные губы и почувствовал, что готов расплакаться. Любовь Стюарта была как находка имперского комода на распродаже домашних вещей, прочного и редкого посреди разной рухляди. Нужно появиться вовремя, чтобы заполучить его, а потом, когда он уже доставлен, испытать разочарование от того, что он не проходит в дверь. Любовь Джека к Стюарту всегда обречена, его жизнь была такой скупой и мелкой, и ему так мало было позволено.

По привычке Стюарт обнял Джека, когда почувствовал его руку на своей коже. Затем, когда Джек поцеловал его, открыл глаза.

– Я все еще сплю? – спросил он.

– Нет, – сказал Джек.

Стюарт прижался к нему, но потом отодвинулся.

– Позволь мне, – и Джек поцеловал его. Идя по знакомому пути, его губы сразу нашли нужный ритм.

– Нам не следует этого делать, – сказал Стюарт, но его тело уже инстинктивно отвечало на прикосновения Джека, повторяя движения, которые совершало тысячу раз.

Немного позже Стюарт проснулся от звука будильника на наручных часах Джека и услышал, как тот поплелся в ванную. Он передвинулся на половину Джека, позволив своему телу погрузиться в тепло свежих воспоминаний.

Стюарт дотянулся до телефона. На этот раз он все же позвонил. Естественно, Дэвид спал, но голос Стюарта разбудил его окончательно.

– Я так беспокоился за тебя. Ты у Анны?

– Да. – Он сел, чувствуя, что на другом конце провода Дэвид чего-то ждет. – Я просто хотел отметиться, вот и все.

– Я не злюсь, если это то, что ты хочешь узнать. Возвращайся домой. Мне не нужно было угрожать тебе. Просто возвращайся, ладно? – Дэвид замолчал.

– Ладно, – сказал Стюарт.

– Я люблю тебя, – заговорил Дэвид.

– Я знаю. – Это было единственное, что Стюарт мог произнести.

– Значит, все в порядке?

– Что ты имеешь в виду?

– А как ты думаешь, что я имею в виду? У нас с тобой все в порядке?

– Я не знаю. Я надеюсь. Да. – Он пообещал позвонить Дэвиду на следующий день и повесил трубку.

Он слышал, как в ванной Джек включил воду, звякнул стаканом по крану. Разве такое возможно? Разве сможет он всю оставшуюся жизнь ходить по острию ножа, подбирать слова, боясь реакции Джека? Он читал брошюры и листовки о безопасном сексе, о том, как остаться здоровым, если твой партнер болен СПИДом, но сейчас все это казалось до смешного простым. Секс был одним из множителей в большом уравнении. Представляя себя опять с Джеком, Стюарт не верил, что смертельная болезнь изменит его бывшего партнера, что тот станет более нежным и благодарным Стюарту за присутствие в его жизни. Джек был тем, кем он был всегда, и Стюарт помнил это, думая о своем возможном возвращении. Быть с человеком, который болен СПИДом, означает, что придется разделить свою жизнь на две части: с одной стороны, насмешки, обиды и эгоизм; и нежность, внимательность и любовь – с другой. Даже самая мелкая ссора будет расстраивать больного.

На одной чаше весов лежал Джек, каким он стал. А на другой – опасность заразиться. Чувство неполноценной любви и неуверенности в сочетании с месяцами, а то и годами ухудшения здоровья и смертью в итоге. Вот что тревожило его. Глупо думать, что СПИД может кого-то облагородить. Эта болезнь вызывала только страдания. И если доктор сказал правду, что черты личности становятся более явными, когда болезнь прогрессирует, то ему остается лишь уповать на милосердие Божие. Джек останется самим собой. Стюарт улыбнулся: он подумал об огромных пакетах из бакалеи, о шкафчиках, наполненных красивыми и бесполезными вещами, о сотнях бутылочек шампуня, о бутылках шампанского за девяносто долларов и о лихорадочном желании, которое было повсюду.

Флинн услышала, как Джек пошел в ванную. Она не спала уже несколько часов: ее беспокоили боль и спазмы в голове и животе и еще то, что вечером не совершился обычный ритуал с Джеком. Темные фигуры скользили у ее двери и кружились у изножья кровати. Флинн было лучше, когда она могла копать, видеть подземные миры и не беспокоиться о том, что творится наверху. Сейчас каждый раз, поворачивая голову, она видела лица и очертания людей, преимущественно мужчин, и все они были довольно молодыми. Ей всегда казалось, что привидения должны быть старыми, тогда они счастливы. Час назад, когда девочка решила, что может уснуть, ее разбудили Крошка Иисус, который громко рычал, глядя на пол, звон бокалов и смех. В коридоре толпились десять мужчин, у них было что-то вроде вечеринки. Звучала музыка в стиле диско, стоял сервировочный столик с едой, и двое мужчин целовались. Она знала, что все это нереально или, по крайней мере, не настолько реально, чтобы кому-то об этом рассказать. Флинн не могла рассказать даже бабушке, которая притворялась, что не верит во все это. Например, в доме жил мужчина, который повсюду следовал за Анной. Он стоял у нее за спиной и прикасался к ее волосам, когда она готовила ужин, или сидел на диванчике рядом с ней, когда она читала газету. Флинн видела его, но считала, что он этого не замечает, пока однажды не допустила ошибку. Девочка уставилась на мужчину, когда тот шептал Анне на ухо что-то, чего Флинн, конечно же, не слышала. Она и не могла слышать, потому что это было не для ее ушей, но в тот момент, когда призрак уловил взгляд Флинн, словно сломался какой-то барьер. «Скажи Анне, чтобы она не переживала, – сказал он. – Все в порядке».

Флинн отвернулась, уставившись в домашнее задание по математике. Девочка никогда не передавала сообщения, кроме одного раза, когда Анна вошла и поинтересовалась, с кем она разговаривала.

– С пожилым мужчиной, – объяснила Флинн, – который очень тебя любит и всегда будет любить. – Так звучали слова в ее голове. Но Флинн неправильно истолковала выражение лица бабушки и продолжала говорить о том, как этот пожилой мужчина сказал, что ждет их всех, что он описывал, как прекрасно там, где он живет, там никому и ничему не бывает одиноко. Там даже капли дождя падают парами. Но Анну все это так расстроило, что Флинн никогда больше о нем не упоминала, и пожилой мужчина рассеялся.

Флинн чувствовала себя действительно плохо: болел живот, ее бросало в жар и ломило во всем теле. Она позвала Джека – ей не хотелось идти мимо духов, которые собрались в коридоре.

– Джек? – сказала она. А затем еще громче: – Джек! Наконец он услышал. Джек стоял в дверях ее спальни в окружении лиц, которые с любопытством смотрели на нее, словно впервые видели. Испанец в желтой рубашке тоже был здесь, он улыбался ей, а в руке у него был окровавленный нож. Если бы Джек не описал его так подробно, он не был бы таким реальным.

– Почему ты еще не спишь, крошка?

– Я не очень хорошо себя чувствую.

– Да? – Он сел на край ее кровати и включил свет. – Что случилось?

– Живот.

– Я полежу с тобой немножко, ладно? – Он загнул одеяло. На простыни была кровь. – О! У тебя начались месячные?

Ее состояние было чем-то средним между ужасом и невозмутимой осведомленностью. Девочка понимала, что это значит, и, на самом деле, даже ждала этого, но все же была испугана.

– Я не знаю. Со мной это впервые.

– Хм… Тебе мама рассказывала… Ты знаешь, что делать?

Флинн расплакалась. Она не готова к этому, к резкой боли в бедрах, к странному ощущению в груди. Она привыкла к тому, что ее тело маленькое, быстрое и легкое.

Джек придвинул ее поближе и поцеловал горячую бровь:

– Не плачь, милая. Это замечательная вещь. В любом случае, твои мама и бабушка расскажут тебе, насколько это прекрасно, ведь ты официально становишься девушкой. Но сейчас я объясню тебе, в чем хорошая сторона этого события, можешь запомнить на будущее: пять дней в месяц ты можешь ругаться, вести себя как настоящая стерва, есть столько шоколада, сколько хочешь, а потом свалить все на те несколько капель крови, которые вытекают из тебя.

– Как долго это длится?

– Четыре или пять дней.

– Не, я имею в виду сколько лет?

– А как ты думаешь?

– Двенадцать?

– Чуть дольше. – Он протянул ей руку, помог подняться, и они вдвоем пошли в ванную. Сзади, в шкафу с бельем, он нашел упаковку тампонов размера «супер». Это его удивило: Анна была такой маленькой. Боже! Что было не так с американской культурой? Им недостаточно просто увеличить порции в ресторанах быстрого питания. Теперь можно даже купить тампоны размера «супер».

– Подозреваю, ты не умеешь этим пользоваться, – сказал Джек.

Флинн покачала головой, ее глаза стали шире, а личико совсем побледнело.

Джек снова принялся рыться в ящиках. Разве большинство женщин не пользуется прокладками вдобавок к тампонам?

– Это все, что я смог найти. Твоя бабушка когда-нибудь пользовалась «Котекс»?

Флинн нахмурилась, посмотрела на туалет:

– Она пользуется «Аяксом». Джек вздохнул:

– Пойду разбужу Анну. Она-то знает, что делать.

– Нет, не надо. – Девочка обняла Джека. – Не буди бабушку.

– Флинн, милая, я же гей, который совсем ничего не знает о двенадцатилетних девочках. Единственное, с чем я имел дело ежемесячно, была моя зарплата.

– Пожалуйста, не буди бабушку. Я хочу, чтобы ты мне помог.

– Почему? Ну ладно. Нет смысла спорить. – Джек включил свет над раковиной и сел на край ванны, чтобы прочитать инструкцию на коробочке. Он бегло просмотрел предупреждения об анафилактическом шоке, прочую предупреждающую чушь и посмотрел на схему: всего три части – две части аппликатора, а внутри сам тампон. Это просто. – Ладно. Держи. – Он достал один тампон из коробочки и протянул его Флинн. Та смотрела на эту крошечную вещь так, словно это было что-то взрывоопасное. – Флинн, я помогу тебе с этим справиться, шаг за шагом, но пойми меня правильно – ни при каких обстоятельствах, даже под страхом смерти, я не всуну это в тебя. Ладно?

– Ладно.

– Хорошо. Я буду снаружи. – Он закрыл дверь. – Шаг первый – сними с него обертку.

– Сделано, – сказала Флинн.

– Шаг второй… Ой! – Он увидел изображение женщины, пустое и безликое, у которой были только внутренние половые органы. Как ужасно! Он порадовался, что Флинн не пришлось на это смотреть. Так, что они пытаются объяснить? Силуэт длинноволосой женщины, которая стояла согнувшись. – Шаг второй – найти положение, наиболее удобное для введения тампона. – У него закружилась голова. – Ты можешь или стоять одной ногой на сиденье унитаза, или сидеть, широко раздвинув ноги. Положение сидя позволяет влагалищу принять более горизонтальное положение. – Боже! Он сел на пол.

– Мне нужно всунуть в себя всю эту штуку? – крикнула Флинн.

Джек посмотрел в инструкцию:

– Нет. Просто всунь до маленьких рубчиков. А потом легко надави на фиксатор. – Он не мог дать Флинн инструкцию, не мог позволить, чтобы девочка увидела этих безликих женщин с их матками, влагалищами и половыми губами, занимающими одну треть всего тела. Они, по крайней мере, могли бы нарисовать этой женщине сердце. Завтра он напишет производителям, напишет и скажет, что нужно изобразить женщину с лицом и другими деталями или же оставить лишь те части, которые необходимы для инструкции. – Как ты там?

– Я не могу сделать это. Оно не работает.

– Какая именно часть не работает?

– Ты не мог бы сюда зайти?

– Я сейчас просуну инструкцию под дверь, ладно? – Он начал отрывать части с рисунками, но увидел, что если он сделает это, то оторвет третий пункт инструкции. На самом деле, с ней должна быть мать или какая-нибудь другая женщина, чтобы объяснить все и чтобы она не увидела этих пустых женщин. Ни одна двенадцатилетняя девочка не должна подумать, что в ее теле есть что-то неестественное.

– Джек?

– Я здесь. Посиди одну секунду. Продолжай пытаться. – Он подошел к маленькому старинному столику в коридоре, нашел в ящике карандаш и сел.

Он подрисовал девушке глаза, ресницы, брови, пририсовал улыбку, чтобы изобразить самоуверенность, но она сделала девушку похожей на персонаж мультфильма. Длинные волосы, рваная челка и кольцо на правой руке. Так лучше. Он просунул инструкцию под дверь ванной и пошел к Стюарту. Тот долго не просыпался. Джек сильно потряс его за плечо.

– Что? Что случилось?

– У тебя есть сестра.

– Еще одна? – переспросил Стюарт и почти проснулся. – Что случилось?

– Что ты знаешь о тампонах?

Они вдвоем подошли к двери ванной.

– Флинн, дай сюда инструкцию, – попросил Джек, – Вот схема, – сказал Джек Стюарту Мы остановились на шаге номер три – легко введите.

Стюарт взглянул на рисунки и прочитал инструкцию:

– Флинн?

– А?

– Ты сидишь?

– Да.

– Хорошо. – Он перечитал все действия, которые сопровождали эту позицию. – Хорошо, если ты сидишь, тебе просто нужно направить его назад и вниз, по направлению к тазовым костям. Действуй не спеша.

– Вы не могли бы привести Крошку Иисуса?

– Зачем? – спросил Джек.

– Для компании.

Джек не хотел открывать дверь, боясь что-нибудь увидеть.

– Он же мальчик. Это не очень хорошая мысль – пустить туда мальчика. Даже если он собака,

Флинн вздохнула:

– Но почему?

– Мальчики не такие сильные, как девочки. У него может случиться сердечный приступ.

Стюарт нахмурился и посмотрел на Джека.

– Просто не спеши, Флинн.

Они слушали тишину за дверью со стороны Флинн. Через несколько минут она произнесла:

– Хорошо.

– Хорошо? – спросил Джек. – «Хорошо» означает, что ты сделала это?

– Да, – ответила девочка. Мужчины зааплодировали.

Флинн вышла из ванной и робко подошла к Джеку.

– Прекрасная работа, – сказал, улыбаясь, Стюарт.

– Да. Мы должны это отметить. Я посмотрю, есть ли у Анны шампанское, – возбужденно заговорил Джек.

– Джек! – Стюарт укоризненно покачал головой.

– Нет? Тогда, может быть, горячий шоколад?

– Где у Анны лежат простыни? Я перестелю тебе постель, – сказал Стюарт.

Флинн указала на шкаф в коридоре:

– Мы можем посмотреть «Ривердэнс»?

– Не сейчас Джек покачал головой. – Завтра. Уже поздно. Как насчет горячего шоколада?

– Не хочу. А ты не мог бы сегодня поспать в моей комнате?

– Мне нужно побыть со Стюартом. Но если я тебе понадоблюсь, приходи ко мне. – Он поцеловал ее на прощание. – Ладно?

– А можно, я буду спать в твоей комнате? На полу. Джек задумался. Он не возражал, но Стюарт мог чувствовать себя неуютно.

– Думаю, тебе стоит спать в своей комнате. Как только я тебе понадоблюсь, я приду. Обещаю, – сказал Джек. – Хорошо?

Она кивнула, поцеловала Стюарта перед сном, а потом снова Джека. В своей комнате Флинн почувствовала, словно закутана в собственное тело, как в те тяжелые шторы, которые бабушка закрывала, чтобы не пустить свет в комнату. И внутри и снаружи ее была темнота, словно ее заманили в какой-то ужасный подвал, из которого она не может найти выход. Живот был словно боксерский ринг, две силы сражались друг с другом. А нокаутирована была Флинн. Веселая мужская вечеринка закончилась, и вокруг теперь не было ничего, кроме запахов желаний и надежд – лимона и лаванды – и глубокого страха, что все снова изменится.