Знак Десятый. "Во всех наших путешествиях мы только описываем круги. Иной спешит в Южную Африку поохотиться на жирафа, но не эта дичь ему нужна. Бекасы и вальдшнепы тоже, быть может, неплохи... но не лучше ли выслеживать более благородную дичь - самого себя, стать Колумбом новых континентов и миров внутри себя, открыть новые пути - не для торговли - для мысли, исследовать собственное море, свой Атлантический и Тихий океаны?"
      Знак Одиннадцатый. "У меня нет намерений сочинять Оду к Унынию, напротив, я буду горланить, как утренний петух на насесте, хотя бы для того, чтобы разбудить соседей. Мне еще не встречался человек, который вполне проснулся бы. Надо научиться просыпаться и бодрствовать; для этого нужны не искусственные средства, а постоянное ожидание рассвета, которое не должно покидать нас в самом глубоком сне. Больше всего надежд в меня вселяет несомненная способность человека возвыситься благодаря сознательному усилию и сделать свою жизнь во всем, вплоть до мелочей, достойной тех стремлений, какие пробуждаются в человеке в лучшие ее часы".
      Знак Двенадцатый. "Я ушел в лес потому, что хотел жить разумно, иметь дело лишь с важнейшими фактами жизни и попробовать чему-то от нее научиться, чтобы не оказалось перед смертью, что я вовсе не жил. Я хотел погрузиться в самую суть жизни и добраться до ее сердцевины, хотел жить со спартанской простотой, изгнав из жизни все, что не является настоящим, сделать в жизни широкий прокос, чисто снять с нее стружку, загнать жизнь в угол и свести ее к простейшим формам, и, если она окажется ничтожной, - ну что ж, тогда постичь все ее ничтожество и возвестить о том миру; а если она окажется исполненной высокого смысла, то показать это на собственном опыте и правдиво рассказать об этом"...
      Все эти мысли принадлежат американскому писателю Генри Торо. Чуть больше двух лет он прожил один в построенном собственными руками домике на берегу озера Уолден неподалеку от городка Конкорд штата Массачусетс. И, хотя было это в прошлом веке, я почитаю его мысли одним из самых ценных источников информации, информации полезной для ума и души, пригодной для всех времен и миров. В моем личном досье немало сведений значимых и актуальных, почерпнутые у Генри Торо для меня - самые важные.
      Но, думаю я, есть и еще один знак, Тринадцатый. Точно призрак, проникает он во все двенадцать, оставляя в каждом свой невидимый отпечаток. И о его значении сам Торо пишет так: "Ни в коем случае не хочу, чтобы кто-либо следовал моему примеру; во-первых, пока он этому научится, я, может быть, подыщу себе что-нибудь другое; а во-вторых, желательно видеть, чтобы на свете было как можно больше разных людей и чтобы каждый старался найти свой собственный путь и идти к нему..."
      Чувствую, пришло время подводить черту и под своими версиями. Снова взвешиваю шансы лучших и наи-худших вероятностей в дальнейшей судьбе человеческой и вновь склоняюсь к тому, что они почти одинаковы. Похоже, одного лишь разрушения защитного озонового слоя Голубой планеты будет недостаточно для осознания нами легкости ее превращения в безжизненную. Да и кто из самых авторитетных футурологов дерзнет сейчас предугадывать, насколько еще должна стать очевидной тяжесть губительных последствий безмерной эксплуатации невосполнимых ресурсов Природы. С большей уверенностью можно предсказывать: не захотят отступать фанатики с горящим взором, готовые кому угодно пустить пулю в лоб за несогласие с ними; несомненно расширится международное экономическое и гуманитарное сотрудничество, но это не исключит соперничества политического, закулисного вмешательства во внутренние дела суверенных государств и навязывания экономически сильными выгодных прежде всего им условий партнерства и сотрудничества; стена отчуждения в любых партиях и государствах разделит не левых и правых, а совестливых и циников, честных и лжецов, великодушных и злобнозавистливых...
      В моем воображении невольно встает летчик за штурвалом и писатель, склонившийся над рукописью, письменным столом для которой служит доска с двумя бензоканистрами для опоры. Когда Антуан де Сент-Экзюпери наблюдал за планетой с небесных высот, ему приходилось задумываться и об убедительных доводах против войны. Не доверяя благонамеренному славословию, он предложил забыть, на чьей стороне воюет солдат, избегать идеологических споров, признавать абсурдным не действительность, а язык, на котором люди привыкли общаться. Его этическая проповедь "Заговори, как Бетховен, на общем для всех языке!" исходила из того, что в этом мире потребление вещей и телесных удовольствий превращается в самоцель, однако помочь выжить может только осознание всеми землянами человечности, доброты, уважения к самому себе, способности и желания души переступить границы отчуждения от ближнего. Чувство же принадлежности к человечеству не мешало писателю любить свою родину и видеть другую Францию - лавочников, политиканов, генералов с бонапартистскими замашками.
      Можно много рассуждать об этике и общечеловеческих ценностях, но все теряет практический смысл, если мы еще не определили своего места в жизни, чтобы жить в согласии с ними. В этом был убежден и Альберт Швейцер ученый, философ, музыкант, врач. На свои личные сбережения, при поддержке Парижского протестантского миссионерского общества, своих друзей из Франции, Германии и Швейцарии он построил больницу для простых людей в глухой африканской деревушке. Сам по себе его замысел не опирался на интересы какой-либо религии или страны: Швейцер считал, что всякое высокое дело требует человека как такового, независимо от национальной принадлежности и веры, требует восприятия себя частью братства, когда не делаешь разницы между жизнью ценной и менее ценной. Перед лауреатом Нобелевской премии было множество жизненных альтернатив, но предпочел он одну, отвечающую его представлениям о нравственных ценностях...
      Продолжаю допытываться у самого себя, хотелось ли мне после добровольного ухода в отставку укрыться понадежнее в своем "Уолдене", на территории садоводческого товарищества "Ветеран" и запеть там душераздирающие "романсы одинокого ранчо". Признаюсь, есть такое в моем геноме, однако имеется и другое - желание остаться в гуще жизни, сохранить в ее хаосе свое видение, быть религиозным с верой прежде всего в себя и неделимость человеческого братства, вносить посильную лепту в возрождение России и содружества все еще кровно связанных братских республик, свободного от тисков тоталитарного режима. Подумываю сейчас всерьез и о своем, независимом бюро расследований нарушений законности и прав человека с приемлемым для меня кодексом чести, морали и этики.
      Мой заграничный опыт, чего бы он ни стоил, все-таки не развеял моих сомнений относительного того, что благополучие нации надо строить на превознесении ее в ущерб уважению к другим и на безграничной вере в спасительную миссию экономики с неограниченной разумными рамками бережного отношения к природной среде обитания частной или государственной собственностью. Если есть у меня сегодня этический ориентир, которого я придерживаюсь и никому не навязываю, так это благоговение перед Природой, вечной женственностью и жизнью, наполненной духовно осмысленным трудом, пониманием неделимости человеческого братства. Для разумного человека, мне кажется, судьба всего рода людского - это всегда и его собственная судьба.
      Помочь себе избежать трясину стяжательства и цинизма могу только я сам. Думаю, что подлинное согласие в обществе зависит больше не от политических лидеров, а от состояния души каждого из нас, откуда мы должны вытеснить каплю за каплей жестокость, властолюбие, алчность и пестовать в себе чувство нравственного понимания себе подобных. В моем представлении это - далеко не очередная версия непротивления злу насилием: гуманность не должна потворствовать варварству, поэтому всякий, кто покушается на честь, здоровье и достоинство женщины, старика и ребенка, заслуживает большего наказания, нежели временное лишение свободы, - такого дикаря надо оставлять в клетке с голодным зверем, дабы он прочувствовал содеянное на собственной шкуре. Метод, конечно, признаю, мало цивилизованный, но что делать, если другие не срабатывают.
      Изломанность природы человеческой с ее неуловимыми "сбоями чувств" путает все карты для уверенного предсказания будущего не только отдельного человека, но и всего рода адамова. Однако кто в здравом уме и твердой памяти станет оспаривать, что в основе лучшего будущего может быть лишь самая сильная и общая радость от земного бытия, которая сближает всех нас, поднимает в глазах собственных, приносит нам моральное удовлетворение, благо стране и общей космической обители. Вместе с этим чувством хочу, чтобы жила во мне надежда на создание не только у нас, но и повсюду на земле подлинно демократического общества. При этом не имеет принципиального значения его название, лишь бы оно опиралось на правду и справедливое социально-экономическое партнерство при главенстве не денег, связей и преданности хозяину или начальнику, а равенства всех перед законом, который оберегает творческие способности личности и делает жизнь радостной. Сардоническую усмешку по-прежнему будут вызывать у меня деятели, сделавшие карьеру на критике "тлетворных идей", коим они теперь по-клоняются, заискивая перед новой "бесспорной доктриной". Тут уж меня не переделать и кровь мою не поменять - я обречен своим тринадцатым знаком зодиака идти, никуда не сворачивая, по избранному пути.
      Мои показания закончены. В ожидании вердикта жюри присяжных, хочется послушать нечто впечатляющее, скажем, Шестую симфонию Петра Ильича Чайковского с мелодией и контрмелодией судьбы каждого человека - от появления на свет до расставания души с бренным телом здесь, на Земле. Особенно привлекает меня ее финал своей неожиданностью, появлением, вместо громкого и звучного, - тихого и медленного, чуть скорбного и вдруг опять светлого, яркого, зовущего к жизни, хоть и непредсказуемой, но далеко не бессмысленной. Под гипнотические звуки вновь ощущаешь в себе бесспорную благость свободно истолковывать любую из неоспоримых истин и слышишь одну из них, и она будто не тебе, вкрадчиво так нашептывает: "Больше всего здравого смысла ищи в храпе физически крепкого человека, когда он отдыхает после трудов праведных, еще способен любить, быть любимым и почерпнул из чаши мудрости Востока и Запада то, что ему необходимо для душевного спокойствия".