Орденское наставление под названием "Мозжечок богословия" запрещает иезуиту даже для вида отрекаться от истинной веры, исповедовать ложную словом или каким-либо иным знаком, наговаривать на себя или признавать несуществующее. Однако можно для вида утаивать существующее, прикрывать истину словами или иными двусмысленными и по себе безразличными знаками, если только речь идет о пользе для Ордена, ради законной причины и когда нет необходимости в признании. Разрешается прибегать к убийству для защиты орденского собственности или того, на что Орден предъявляет свои права владения. Позволяется убивать лжесвидетеля, лжеобвинителя и судью, от которого наверняка ожидается несправедливы приговор, если только обвиняемому и невиновному иезуиту не представляется другого способа избежать беды.
      Высшая иерархия Ордена учит своих монахов не только уметь рассуждать, но и распознавать обман, с проницательностью рыси видеть людей насквозь. Подозрительность почитается разумно необходимой наравне с той же проницательностью, ибо, хоть и не гарантирует верное впечатление, помогает за внешними проявлениями разглядеть глубинные мотивы поступков. Иезуит всегда начеку. По его поведению не должно быть заметно, что он тщательно скрывает свою подозрительность, дабы не вызвать к себе настороженности. Разумеется, нужно отнестись с недоверием к чьему-то стремлению втереться в доверие и выведать даже незначительные тайны Ордена. Вместо того, чтобы засомневаться или выразить удивление, иезуит должен показать свое восхищение, поощрить обман и хвастовство, сознательно как бы не замечать в словах собеседника несоответствие фактам. И вечно помнить, что вдвое прозорливее тот, кто себе на уме, прикрывает собственную выгоду чужими интересами, таская каштаны из огнями не своими руками.
      Кто такие иезуиты четырех обетов, как не интеллектуальное ядро служителей Римской Католической Церкви. У каждого из них изощренный, но весьма практический склад ума. Правая рука такого монаха твердым движением подписывает обет вести нищенствующий образ жизни, левая открывает собственную лавку на подставное лицо, снаряжает суда в коммерческое плавание, создает банки, продает и покупает, подбирается к крупным наследствам. Обычно он пристраивается к военной или дипломатической экспедиции за границу в роли купца, врача, ученого, аптекаря и везет с собой разного рода диковинный инструментарий задаривать нужных лиц. И, конечно, всё это не для себя, а в интересах Ордена.
      В восточном учении дзэн есть нечто общее с доктриной иезуитизма о трех потенциалах души и пяти чувствах. Во всяком случае, такое складывается впечатление, когда изучаешь буддистские "пять средств, успокаивающих ум" и "девять размышлений о порочности". Особого откровения, признаться, они не несут и служат лишь прикладным пособием по мистическому самовнушению и погружению ума в гипнотическое состояние пустоты. Вот только если члены Ордена святого Лойолы призывают пробудиться для вечной жизни на небесах, адепты дзэн призывают очнуться от грез, родиться заново здесь на земле и не угрожают никому адом, даже нарушившим обет монахам. Одно из главных заимствований иезуитов у них - готовность действовать без размышлений и оглядки, постоянно слыша в себе голос своего Учителя...
      Светские ученые из числа "привлеченных" Ордена любят представлять свою исследовательскую работу беспристрастной, политически и идеологически нейтральной, устремленной к объективному познанию мира, а самих себя преподносят критически настроенными к любому догмату, в том числе религиозному, готовыми обсуждать всякие крамольные идеи. При необходимости, некоторые даже скажут, что сами по себе мучения и смерть Христа служат слабым аргументом в теологическом споре. Ссылаясь больше на аксиомы римского права, нежели на откровения Всевышнего, тонко проведут тезис: любой умный человек должен всегда о чем-то умалчивать, на что-то просто не обращать внимания, быть скептиком и догматиком, критиком и моралистом в своих незаметных подсказках другим, каким путем нужно идти. И знают они слишком хорошо, насколько полезно всегда помнить о трех вещах. Первая издревле были и будут люди, которым нравятся идеи смелые, загадочные, неортодоксальные. Вторая - даже самая убедительная из истин, когда её рассматриваешь с разных сторон, в контексте времени и морали, может оказаться заблуждением разума. Третья - человек способен поразить другого пригоршней убийственных аргументов, выброшенной из своей головы.
      От занимающих видное положение в Ордене ученых можно слышать, будто Игнатий Лойола стремился к возрождению истинного христианства и к созданию всемирного человеческого братства, одна жизнь диктовала свои законы, в результате чего у него получилось не совсем то, что он хотел. Генерал пытался якобы создать такие духовные ценности, которые должны были стать мотивом для практических действий и отбросить все пагубные контрмотивы, завещал воспринимать идеи христианства составной частью Природы столь же ценной для человека, как его тело, ум и воля, только вот беда в том, что мораль христианского смирения и аскетизма слишком часто проповедуют либо недостойные личности, либо трудно адаптирующиеся к действительности, либо узурпаторы власти. Именно аскетизм якобы лежит в основе любого великого начинания и все зависит от того, в чьих руках оказывается его судьба...
      С моралью иезуитизма сталкиваешься и сейчас чуть ли не на каждом шагу в обыденной жизни. Обычно под нею имеется в виду не какая-то особая этика, а довольно гибкая трактовка нравственности, позволяющая посредством двусмысленных выражений и скрытых оговорок нарушать закон, не преступая его буквы. Сами себя иезуиты относят к снисходительной школе богословия и практике покаяния, потому-де и пускают в ход все возможные средства, свободно манипулируют различными видами греха - от смертного до искупаемого или дозволенного. Отсюда и их готовность признать перед грешником смягчающие вину обстоятельства, что подкупает государственных мужей, выбирающих именно учеников Лойолы на роль своих духовников.
      Итак, для иезуитов грех появляется только в том случае, если совершающий грехопадение вполне осознанно стремится ко злу. Скажем, сдает он дом проституткам. Сие позволительно, когда в договоре об аренде не значится, для чего помещение сдается. Можно даже подбросить кому-то своего внебрачного ребенка во избежание позора, но надо лишь предварительно крестить его. Прикосновение к грудям женщины - грех искупаемый, даже если она монахиня. Контрабанда - то же не грех. Вот неповиновение орденскому начальству - это уже смертный грех без оговорок.
      Члены Ордена традиционно уделяют исключительное внимание хорошим манерам и культуре речи, умению вести себя в обществе спокойно, корректно и с изящным достоинством. То есть внешний лоск считается столь же необходимым, как и духовное или умственное развитие. Сам Генерал Лойола подвергал себя довольно суровому аскетизму, тем не менее своих братьев во Христе остерегал от вредного для здоровья умерщвления плоти или переутомления, всячески поощрял занятия на свежем воздухе...
      При любых превратностях благих намерений, следуя нетленным инструкциям своего вдохновителя, иезуит неизменно держит голову чуть наклоненной вперед и никогда в сторону, опускает глаза настолько, чтобы искоса наблюдать за собеседником и не смотреть на него в упор. Он не хмурит брови, не морщит нос, не разевает рот, не сжимает плотно губы. Походку старается выдерживать степенной, вид сохранять невозмутимый, больше довольный, нежели печальный.
      Еще при живом Лойоле братья-монахи направляются поначалу в Вену, откуда перебираются в Прагу, дальше в Будапешт и Варшаву. В тогдашней Московии будет править Иоанн Четвертый, известный в Европе как "Великий Князь Московский Хуан до Базилио". В столицу великого княжества прибудет посол Рима, иезуит Антоний Поссевино и поведет с царем богословские беседы, каждый раз одаривая его редкими книгами для личной библиотеки. Одновременно папский нунций постарается исполнить секретное поручение понтифика не задерживать военных успехов польского короля Батория и под предлогом заключения мира накинуть на Россию петлю, притянув её к подножию Священного Престола.
      На основании увиденного в Московии Поссевино в своем дипломатическом донесении отметит обыкновение московитов думать о своем государе, как о человеке, благодаря которому они преуспевают и находятся в добром здравии. "Подобное о себе мнение он поддерживает среди своих с удивительной строгостью, так что решительно хочет показаться чуть ли не первосвященником и в то же время императором, - сделает заключение посол. - Можно было бы подумать, что народ сей скорее рожден для рабства, чем сделался таковым, если бы большая часть их не познала порабощения и не знала, что их дети со всем своим имуществом будут убиты или уничтожены, если перебегут куда-нибудь за границу. С детства привыкнув к такому образу жизни, они как бы изменили свою природу и стали в высшей степени превозносить все эти качества своего князя и утверждать, что они сами живут и благоденствуют, если живет и благоденствует князь. Что бы они ни видели у других , этому не придают большого значения, хотя мыслящие более здраво и побывавшие за границей без особого труда признают силу и могущество других государей, если не приходится опасаться доносчика."
      Страна Московия долго ещё будет казаться римской курии тщательно скрываемой тайной. Иван Грозный приобретет в Европе репутацию варвара не столько за его зверства в буйных кровавых оргиях, сколько за отказ принять причастие от Наместника Господа Бога даже в обмен на предоставление ему королевского титула. В умах понтификов, Россией будут править коварные заговорщики, для которых ничего не стоит отправить на тот свет самого Папу Римского, посему станут посылать туда в разведку своих нунциев или даже целые армии подпавших под их духовное водительство государств Европы, дабы вымести железной метлой православие и создать единую, подвластную Риму христианскую Церковь.
      При отце Петра Великого, царе Алексее Михайловиче, сотрудник посольства Священной Римской Империи, иезуит Карло Маурицио Вота создаст в Москве иезуитскую миссию и школу, но долго не протянет и будет выдворен за негласные контакты с фаворитом царевны Софии, князем Василием Голициным. С самим Петром иезуиты установят знакомство ещё во время его поездки в Западную Европу, а чуть позднее, с царского дозволения, построят в российской столице церковь Святой троицы. Однако терпение Петра лопнет, когда, действуя под прикрытием германского посольства, попытаются пролезть в оппозиционно настроенное окружение царевича Алексея: в это время, вместе с князем Василием Голициным покровительствовать им будет генерал ирландского происхождения Патрик Гордон. Перед своим очередным выдворением из России члены Ордена все же успеют заложить многое из своей классической системы воспитания в основу церковно-приходской школы. Разбредясь же по Прибалтике, Белоруссии и Украине, приступят к строительству переходного мостика-унии для привлечения православных в католическую веру.
      Как ни сильны духом иезуиты, искушения златострастия не обойдут и их стороной, в результате чего Папа Римский Климент Х1У решится даже упразднить Орден. В этот злосчастный для них период опалы своим расположением их одарит Екатерина Великая. При ней солдаты Лойолы подпадут под жесткий полицейский контроль, но от шпионства не откажутся и под видом просветительской деятельности возьмутся за старое - "соблазнять в латинство".
      Павел Первый позволит иезуитам заполонить Мальтийский Орден, активизировать их тайную пропаганду среди униатов. Любимец императора, "черный гвардеец" из Вены Гавриил Грубер откроет коллегию при римско-католической церкви Святой Екатерины в Петербурге, а потом и "благородный пансион аббата Николя", куда вовлечет отпрысков самых видных княжеских семей. За успехи Папа Римский назначит Грубера Генералом Ордена иезуитов в Российской Империи. Видя, как все большее число особ аристократии тайно или открыто переходит в католичество, Александр Первый подпишет указ об их высылке из России.
      С тех пор пройдет столетие прежде, чем восставший из пепла и восстановленный в правах Орден снова появится в первопрестольной. На сей раз сразу после Великой Октябрьской революции римская курия направит туда французского иезуита Мишеля д Эрбиньи вести переговоры с большевистским правительством и налаживать контакты с католическими священниками в Советской России. Находясь в Москве под защитой дипломатического иммунитета, он передаст им особое распоряжение Папы Римского сохранять в тайне новую конфессиональную веру обращенных в католичество православных, совершать мессы в любом месте и любое время. Тогдашний Ватикан приступит к подготовке миссионеров для России, внешне похожих на православных священников, а заодно станет готовить почву к избранию нового Патриарха Всея Руси, который тайными нитями был бы связан со Святым Престолом. Вернувшись в Рим, все тот же д Эрбиньи сообщит главному московскому попечителю всех католиков в СССР епископу Невэ о планах курии по продвижению в Патриархии владыки Ворфоломея, негласно принявшего католичество и, в случае своего избрания, готового подписать унию. Для этих целей Папа даже намерен будет продемонстрировать ответный щедрый жест подарить России мощи Святителя Николая Угодника.
      В общем, Ватикан будет считать чуть ли не своей священной обязанностью осуществлять духовное попечительство над православными странами. В Риме станут объяснять это тем, что крещение Руси произвел Святой Равноапостольный Великий Князь Владимир в 988 году в днепровских водах, то есть ещё до разделения церквей спустя шестьдесят шесть лет, а отсюда, мол, и проистекает вечный долг России перед Римской Католической Церковью.
      *
      Уже далеко за полночь. Всё тот же дом Каса де ла Страда на Капитолийском холме Рима. Понурив голову, опираясь на трость сидит на скамейке Игнатий Лойола.
      За спиной Генерала появляется его личный секретарь Хуан де Поланко. Используя весь свой такт, пытается мягко нарушить покой хозяина.
      - Ваше Святейшество! - почти шепотом говорит он старцу. - Я вынужден известить вас о неожиданном визите к нам довольно странной личности. Прислуга утверждает, что никто в дверь не входил. Человек этот вырос прямо перед моим столом, будто из воздуха. Одет опрятно и в такое платье, какое я нигде раньше не видел. Говорит на кастильском необычно, но мысль выражает ясно. Представился членом Ордена меченосцев из Московии. Говорит, до Рима добирался каким-то окольным путем и непременно должен побеседовать с вами с глазу на глаз. Слуги тщательно обыскали его, ничего подозрительного не нашли.
      Лойола задумывается и, словно в прострации, дает секретарю указание:
      - Через четверть часа приведи его в мой кабинет. Дверь в свою комнату держи полуоткрытой и записывай весь мой с ним разговор. Прислуга пусть будет готова к любой конъюнктуре. И самое главное, пошли кого-то из слуг немедленно за стражей. Просто так его отпускать нельзя.
      Полутемная комната со сводчатым потолком и окном из готического стекла. Вдоль стен огромные книжные шкафы, в дальнем углу покрытый пледом кожаный диван. Из соседнего помещения, дверь куда приоткрыта, брезжит полоска света. За массивным столом в кресле с высокой спинкой сидит Лойола в черном плаще и шляпе-треуголке.
      В кабинет заходит секретарь Хуан де Поланко. За ним высокий, дородный мужчина в сером твидовом пиджаке с красной гвоздикой в петлице. Судя по всему, он смущен, несколько напряжен и не уверен, с чего начинать. Оторвав взгляд от бумаг, Лойола устремляет глаза на посетителя. Невнятно представив человека в черном костюме, секретарь удаляется.
      - Ваше Святейшество! - с подчеркнутой любезностью обращается посетитель. - Я никогда бы не дерзнул просить у вас аудиенции, не зная, с кем имею честь говорить и не занимайся чем-то очень похожим на ваше делом. Мне приходилось состоять в Ордене странствующих в тени.. Зовут меня Алекс Крепкая Гора. Свои меня называли ещё и Мавром. Родом я из России, крещен в Русской Православной Церкви.
      Генерал выпрямляется, бросает перо на стол, чуть опрокидывается на спинку кресла и совершенно спокойно, без толики удивления произносит:
      - Русин из Московии! К тому же, православец...
      Далее лучше привести стенографическую запись беседы, сделанную в соседней комнате Хуаном де Поланко. Так оно будет вернее и зараз соответствовать тогдашней эпохи на стыке Средневековья и Возрождения, когда было принято свои взгляды излагать в разговорной форме диалога.
      МАВР. И ведь действительно звучит несколько странно для вас.
      ГЕНЕРАЛ. Какое-то время назад вашим послом при Его Святейшестве Папе был Никита Карачаров. Лео Десятый рассчитывал тогда на помощь Великого Князя Василия в борьбе с турецким султаном Селимом и надеялся воссоединить церкви, при условии признания вами духовного главенства Рима. Пока же шли переговоры, русский посол успешно вербовал на работу в Московию наших архитекторов и строителей. Оставили ли они какой-нибудь след на фоне ваших допотопных строений?
      МАВР. Самый значительный. У них было чему поучиться нашим мастерам.
      ГЕНЕРАЛ. Откровенно говоря, меня лично волнует архитектура не зданий, а русской души. Поэтому скрывать не стану, именно через вас, руссинов, Папа и я надеемся потеснить православие на Востоке. В глубине моего сознания лежит настороженность к православцам и большое желание совратить их в нашу веру. Кстати, я почему-то ничего не слышал о вашем Ордене странствующих в тени. Тут до меня доходят сведения, будто ваш Великий Князь Хуан дон Базилио намерен создать какой-то рыцарский орден наподобие Ливонского. Или меня неправильно информируют?
      МАВР. Царь в самом деле хочет создать нечто подобное, но не для заграничных походов, главным образом для того, чтобы разделаться со своими врагами среди бояр и духовных лиц. Что-то напоминающее Орден доминиканцев, которые тоже клянутся на полное отречение от семьи и друзей, на абсолютное послушание. В этот его особый отряд телохранителей войдут знатные бояре, отпрыски их семей, дружинники, воеводы, дипломаты, купцы, священники. В основном, русские, но не без татар и немцев. На официальных приемах в Кремле они встанут по правую руку от царя.
      ГЕНЕРАЛ. Мы его царем не считаем. Для нас он - Великий Князь Московский.
      МАВР. Это не мешает его холопам говорить: "Только то на Руси хорошо, что нашу царскую власть тешит, а всё остальное противно нам и недостойно царева звания."
      ГЕНЕРАЛ. Возможно, Великий Князь Хуан дон Базилио умеет повелевать стадом и стричь глупых баранов. Однако, сеньор Маурисио, мне хотелось бы знать, в чем похожесть наших дел, на что вы сами вскользь указали.
      МАВР. В сущности, мы стараемся незаметно проникать в души человеческие и достигать желаемого, не оставляя там никаких следов насильственного вторжения. Нам прекрасно известно, что привлечь к себе людей можно иконами, деньгами, эротическими вожделениями, но главное - благожелательностью к ним. Разумеется, духовно и умственно развитая личность предпочла бы сама управлять собою, но и она может поддаться внушению, когда наши отношения с нею построены на взаимности доверия, уважения, симпатии и общности личных интересов. При такой психологической расположенности к нам даже возникшее в человеке опасение нравственного свойства гасится новыми внушаемыми ему воззрениями духовного плана. Все это делает для него слаще запретный плод и склоняет к действиям, ранее считавшимся им абсолютно недопустимыми.
      ГЕНЕРАЛ. Великолепно! Вы начинаете подтверждать знание предмета.
      МАВР. Многое из того, что люди узнают, принимается ими на веру посредством внушения или самовнушения после прочтения в книге, беседы с друзьями, на уроке с помощью школьного учителя. Позднее их практический опыт может опровергнуть правильность внушенного представления, но если они уверовали в это глубоко и прочно, то ищут преимущественно сведения, подкрепляющие сложившиеся представления. Согласитесь, при желании, в любом явлении усматривается либо Промысел Божий, либо козни Сатаны, либо вообще все, что в голову взбредет. Верование в происки дьявола, тем более когда повсюду стращают заговором с ним, неизбежно способствует помрачению умов, побуждает добровольно являться с повинной и обвинять себя, справедливо или ложно, в чем-то предосудительном. Нагнетаемая атмосфера страха, вечного ожидания доноса и всеобщей подозрительности невыносима, особенно для людей умственно развитых и трезво мыслящих. В результате, самовнушение просто доводится до бездумного подражания оголтелой толпе, пребывающей в состоянии гипнотической анестезии. У некоторых верующих, глубоко переживающих страсти Господни, появляются даже кровоподтеки в местах крестных ран Христовых. Вылезают и прирожденные провокаторы, которые принимаются за вдохновенное выдумывание писем Сатаны к его друзьям-священникам, а потом выдают их за подлинные.
      ГЕНЕРАЛ. Откуда вы все это знаете?
      МАВР. Ваше Святейшество! Я попал в "щель Времени" и пролетел по его течению четыре с лишним столетия. Как это у мня получилось, объяснить не могу. Но знаю, что прах ваш захоронят в Риме на кладбище церкви Иль-Джезу и спустя семьдесят лет Папа Римский канонизирует вас в святые.
      ГЕНЕРАЛ. Ну-ну, и на много ли изменится мир за это время?
      МАВР. Человечество добьется огромного технического прогресса, но, в целом, умственная зрелость и нравственность будут оставлять желать лучшего. Вам, наверное, хочется знать о воцарении Царства Христа, чему вы сейчас посвящаете всего себя?
      ГЕНЕРАЛ. О, вы даже об этом осведомлены?
      МАВР. Треть населения Земли практически ничего о Христе-Спасителе не узнает. Другая треть особого желания знать так и не проявит. Для одних Он слишком далек, другие озабочены настолько своими делами, что не задумываются ни о каких дарах небесных. Люди будут либо бороться за свое выживание чисто физическое, либо искать удовольствий чрева и плоти, но каждый в отдельности - грешить, каяться, снова грешить и снова облегчать душу самыми различными способами, включая покаяние в церкви. Многие не способны сделать ничего путного ни руками, ни умом, однако обладают даром опутывать людей невидимыми цепями, ловко подменяя цели средствами. Духовные ценности христианства все ещё задавлены стремлением к обогащению и превосходству в борьбе за власть в государстве. Правила честной игры в торговле и прочих делах? По-прежнему считаются чуть ли не безумием, а самой справедливой игрой из всех возможных все так же признается технически совершенная и эффективная, в смысле практических результатов. Поверьте мне, государь у нас продолжает обманывать граждан, сеять среди них иллюзии и убеждать, будто, избирая его, они выбирают из двух зол меньшее.
      ГЕНЕРАЛ. Любопытно, чем же тогда займутся братья мои, если к тому времени не разбегутся в разные стороны?
      МАВР. Не разбегутся и все так же будут отождествлять служение Христу со своим личным делом, свое моральное удовлетворение с победой Всевышнего, в которую вкладывается вся неистовость их духа. Насколько это у них получается, мне мало известно. Думаю, среди членов вашего Ордена есть и те, чья жизнь протекает где-то на грани между верой и неверием в Христа?
      ГЕНЕРАЛ. Неужели? Жаль, очень жаль, что я не могу подтвердить это через моих профессов. Кстати, меня излишне убеждать по поводу господства себялюбия и лживости в человеке. Это мне известно не меньше вашего. Но вот вам лично, дон Маурисио, приходилось ли иметь дело с членами моего Ордена?
      МАВР. Еще до моей первой экспедиции за границу я изучал все попадавшие мне материалы об Ордене. Позднее в странах Старого и Нового Света иногда приходилось сталкиваться с его членами, в основном тайными. Если хотите, могу рассказать о своих впечатлениях поподробнее.
      ГЕНЕРАЛ. Да, да, конечно. Только постарайтесь поменьше утаивать, как бы ни горька была правда.
      МАВР. У меня сложилось ощущение, что, по характеру и методам работы своей, Орден представляет собой специальную службу Римской Католической Церкви или нечто похожее. У него своя широко разветвленная сеть негласных "привлеченных" источников информации и помощников, выполняющих роль фигур влияния. Представляющие интерес сведения регулярно направляются в Рим параллельно с сообщениями приходских священников, монахов других орденов и папских нунциев. Получена информация в доверительных беседах, на исповеди, из анонимных донесений и тому подобное ад инфинитум - до бесконечности. Подстать любой государственной секретной службе вроде той, где мне приходилось работать, Орден практикует особые приемы оказания психологического воздействия на человека, поддерживает суровую военную дисциплину. Прямо или косвенно ваши люди замешаны в политических заговорах, интригах в кругах элиты с целью нейтрализации врагов Римской Церкви.
      ГЕНЕРАЛ. Желал бы знать, где и когда это было.
      МАВР. Спустя тринадцать лет после вашей кончины, если не ходить далеко в будущее, в ходе подготовки заговора против английской королевы Елизаветы и возведения на престол Марии Стюарт. Тогда члены Ордена доставляли тайные инструкции на остров в отверстиях посоха или изящной трости, запрятанными в сутане или подошвах ботинок. Исполнены донесения на тончайшей бумаге, чтобы в случае опасности сживать их и проглотить. Многие начальники Ордена оказывались в других странах духовниками королевских семей и в зависимости от конъюнктуры либо поддерживали королей против знати, либо знать против королей. Английский драматург Вильям Шекспир, имя которого будет известно всему миру. Вложит в уста персонажа из своего "Макбета" тонкий намек на одного провинциала Ордена и его трактат о хитроумном использовании лжи. Появятся даже инсинуации о связях самого Шекспира с иезуитами.
      ГЕНЕРАЛ. Не могу оспаривать, меня в то время не было. Но все же крайне любопытно узнать другое. Чему вы лично научились у моих учеников? Если было чему учиться.
      МАВР. Всякий раз, когда я беседовал с вашими людьми, сеньор Генерал, меня поражала их виртуозная аргументация, умение ловко дезориентировать собеседника и подтолкнуть его к непроизвольной откровенности. Иногда это выглядело в разговоре как бы нарочито, но всегда говорилось благожелательным тоном. Должно быть, обо мне у них тоже складывалось далеко не благоприятное впечатление. Вот, мол, вещает красиво, а средства-то имеет в виду этически сомнительные.
      ГЕНЕРАЛ. Простите, какие вы сказали?
      МАВР. В смысле нравственно не безупречные. И ведь, действительно, чего только ни сделаешь на благо отечества, какие методы ни попробуешь, включая благонамеренный обман, двусмысленность слов и поступков, утаивание подлинных намерений и прочее из того же арсенала. Разведчики, политики и священники извечно прикрывают свой обман благородными целями укрепления могущества их государства церкви и влияния их кланов. Они считают свое право на обман законным, свои резоны - разумными, даже благоразумными, решения своих высших начальников - почти откровениями небесными.
      ГЕНЕРАЛ. Если можно, поконкретнее, пожалуйста.
      МАВР. Совершенно конкретно вам говорю: меня восхищала блестящая, доведенная до совершенства техника ведения иезуитами дискуссии, искусного оперирования понятиями вместо фактов. По этой части у меня были и собственные наставники, но ваши люди продвинулись намного дальше. То есть они глубже осознают, что человек может откликнуться на просьбу, если создать такие условия, когда он невольно почувствует свой моральный долг перед тем, кто просит. Мало того, человек может казаться благочестивым и даже искренне верующим вроде бы, но в то же время по ночам в тайне даже от жены писать трактат "Еретические мысли относительно божественности Христа". Все в нем определяется особенностями устройства его ума, души и воли, но способность рассуждать здраво у него - величина переменная: его поступки могут представляться благоразумными, но за всем этим стоит и склонность к сумасбродству. Он ещё и склонен издеваться над собою и себе подобными, за внешним добросердечием скрывать неутолимое желание распалиться сладострастием, а то и поизмываться над чужим или своим человеческим достоинством. Прямо как те жрецы языческие, которые всегда считали кровь невинных необходимой для искупления за людские грехи, но сами себя в жертву редко когда предлагали.
      ГЕНЕРАЛ. Проще говоря, вы утверждаете, что каждый из нас двоих совмещает в себе качества проповедника и шпиона?
      МАВР. Если нет, то почему нравственно сомнительные средства мы предпочитаем использовать чаще всего не сами, а через своих помощников? Для нас истинная мудрость - перехитрить оппонента красиво, незаметно и тоньше, чем может подсказать самое искушенное воображение. Считая желательным обязывать своим благодеянием людей преимущественно честных, нередко готовы удовлетворить потребности человека любого склада ума и души на пользу нашего дела, за исключением разве отпетых мошенников или проклятых Богом преступников. Мы постоянно остерегаемся, как бы наша незаметная навязчивость не привела к обратному результату, поэтому в основе понимания нами справедливости заложен принцип "Каждому свое и по заслугам". Когда можно избежать возможного для нас ущерба, считаем нормальным отказаться от своих обещаний. Тем более, считаем ненужным их выполнять, если те даны под давлением, не сулят нам ничего хорошего или получены от нас бесчестным человеком.
      ГЕНЕРАЛ. Хоть уста клянутся, ум клятвою не связан. Не так ли? Однако правильное ли у вас складывается впечатление о делах моих праведных, я пока не уверен.
      МАВР. К сожалению, лично о вас у меня довольно скупые сведения. Ведь даже для самых доверенных лиц Ордена вы остаетесь загадкой. Говорите с подчиненными только о делах и таким тоном, будто избегаете даже намека на свое к кому-то расположение. В работе вы неутомимы. Спите здесь же в своем кабинете не более четырех часов в день. Редко когда выходите погулять или выезжаете за город. Все секреты Ордена поступают к вам через личного секретаря Хуана де Поланко, испанца еврейского происхождения и члена коллегии секретарей Папы Римского.
      ГЕНЕРАЛ. Вы ещё не сказали, что каждый божий день в эту комнату приходит множество разных людей, с которыми я обычно беседую с глазу на глаз, как сейчас с вами. Много сил у меня уходит на составление директивных писем и чтение поступающих сюда со всего мира сообщений. У меня довольно сильно подпорчен желудок, но я всегда стараюсь найти время позаботиться о питании, одежде и здоровье моих братьев. Поверьте, никогда никому не скажу такого, чего не смогу повторить публично.