Джалил Мамедгулузаде
      ИСТОРИЯ С ИЗЮМОМ
      Была зима. Стояли   сильные   морозы. Мы, двое сеидов из Ирана, перешли через Аракс на русскую территорию и к вече-ру добрались до селения Зурналы. На родине у себя жилось нам довольно тяжело, и терпели мы большую нужду. Вот мы и решили пробраться на русскую территорию, потому что со стороны местного мусульманского населения всегда встречали доброе отношение и возвращались на родину с обильными да-рами.
      Пусть благословит    аллах   мусульман этого   края, каждый месяц мы бывали их гостями.
         Придя в село, мы узнали, что вечерами крестьяне собира-ются в конюшне местного аксакала и почетного человека Бала-Султана и коротают там долгие    зимние ночи за дружеской, беседой. И мы направили стопы свои к дому Бала-Султана.
      Одна половина конюшни была занята скотиной, и там было темно, а в другой половине было просторно и светло; народу тут было много. Когда мы вошли, все замолчали и, поднявшись на ноги, довольно приветливо и радушно усадили нас там, где было потеплее да посветлее. Мы сели. Тут они стали расспра-шивать нас о самочувствии. В свою очередь, и мы спросили их, о житье-бытье. Короче говоря, крестьяне проявляли к нам та-кое внимание, будто долгие месяцы только и ждали нашего прибытия. Такое отношение крестьян нас очень обрадовало.
      Прежде всего, нас мучил голод. После долгого пути в такой холод мы только и мечтали, чтобы найти гостеприимный теп-лый уголок и немного отдохнуть и отогреться. Кроме того, мы покинули свои семьи и в лютую зимнюю пору пустились в это путешествие, чтобы собрать немного денег на пропитание и по-скорее вернуться домой.
      Встретив такое доброе отношение в Зурналы, мы были уве-рены, что сумму, которую мы рассчитывали собрать, мы полу-чим тут же от собравшихся в конюшне крестьян за один вечер и нам не придется обходить в этот холод другие села; таким об-разом, мы скорее вернемся домой и порадуем наши семьи. Вот как радостно было у нас на душе!
      Завязался общий дружеский разговор. Крестьяне спраши-вали нас о новостях в Иране, а мы их - о местных событиях. Выяснилось, что в минувшем году выдался хороший урожай хлопка и хлебов.
      Напротив нас сидел какой-то эриванец, приехавший сюда для закупки кожи. За оживленной беседой прошло два часа,, и мы в достаточной степени обогрелись и ожидали ужина, по-тому что, как только мы вошли в конюшню и уселись, хозяин дома Бала-Султан послал своего слугу зарезать петуха и при-готовить для нас на ужин плов из риса "садри".
      Отворилась дверь конюшни, и первой нашей мыслью, ко-нечно, была мысль о плове. Но вошел, тяжело дыша, как после долгого бега, какой-то высоченного роста парень. Подсев к одному из крестьян, он начал что-то тихо шептать ему на ухо. Через некоторое время парень вышел.
      После того, как ушел парень, крестьяне начали тихо шеп-таться между собой. Это явно не понравилось Бала-Султану, и он сказал недовольным тоном:
      - Вам должно быть стыдно, что вы шепчетесь в присутствии наших дорогих гостей. Я никогда не ожидал от вас такого не-уважения. Если имеете что, скажите открыто, чтобы все мы слышали. Я не могу понять, какое у вас может быть тайное дело, чтобы надо было скрывать от нас.
      - Нет,  Султанага, - ответил  один  из  крестьян,- особенно тайных дел у нас нет. Если такое дело и есть, то оно вас не касается.
      Эти слова крестьянина не удовлетворили Бала-Султана, и он сказал, повысив голос:
      - Да ты что, с ума что ли спятил? Как то есть меня не ка-сается? Какое может быть у вас дело, чтобы не касалось меня?
      - Нет, Султанага, - ответил тот же крестьянин, - право, ничего особенного нет.
      И дальше крестьяне опять начали шептаться между собой. Это окончательно вывело из себя Бала-Султана, и он прикрик-нул на крестьян:
      - Да уймитесь же наконец, невежи вы этакие! Сейчас же скажите, что случилось и о чем вы шепчетесь?
      - Султанага, - снова сказал первый крестьянин, - нет у нас другого господина, кроме тебя, и нечего нам скрывать от тебя. Только одного боимся... По правде сказать, боимся, что ты не позволишь...
      - Как то есть боитесь? - сердито вскричал Бала-Султан.- Чего вы боитесь, что я не позволю? На что вы испрашиваете дозволение?
      - Нет, Султанага, - сказал крестьянин. - И не беспокой-тесь! Никаких у нас тайн от вас нет. А если и есть, то не стоит говорить. Мы и без того знаем, что вы все равно не позволите, так что и говорить не к чему...
      Бала-Султан вскочил вне себя от гнева и стал громко кри-чать:
      - Будьте вы прокляты! Пусть накажет вас аллах! Прок-лятье аллаха на ваших родителей! Что вы тянете? Скажите же наконец, что случилось! Не выводите меня из себя!..
      Тогда обратился к Бала-Султану другой крестьянин и ска-зал:
      - Султанага, то, что мы задумали, от аллаха не сокрыто, незачем и от тебя скрывать. Только одного мы боимся, что ты не позволишь нам идти.
      - А куда вы собираетесь идти? - уже тихим голосом спро-сил Бала-Султан.
      Ответа со стороны крестьян не последовало. Бала-Султан повторил свой вопрос. Крестьяне продолжали молчать. Бала-Султан крикнул раздраженно:
      - Куда же вы хотите идти?
      Тогда один из крестьян ответил так:
      _Султанага! Вот тебе сущая правда. Все мы боимся, что ты не позволишь. Но я открою тебе всю правду. Если и буду знать, что ты убьешь меня, все равно скажу правду. Дело в том, что сейчас, вот сию минуту, по почтовой дороге идет в Эривань караван верблюдов и везет восемнадцать тюков изюма. Об этом только что сообщил Кербалай-Гейдарали. Он рассказал, что один из тюков был немного поврежден и высыпалась горсточка изюма на дорогу. Кербалай-Гейдарали клялся жизнью своего сына, что такого изюма до сих пор еще не при-возили из Тебриза... Султанага! Пусть благословит аллах память твоего покойного родителя Гусейн-Султана, умоляем тебя, уважь, окажи нам милость!
      - Хорошо, а что я должен сделать? - с удивлением спросил Бала-Султан. Какую милость оказать вам?
      Крестьянин минуту молчал, колеблясь, и сказал:
      - Ей-богу, Султанага, и выговорить боюсь, но скажу! Если проявишь милосердие и позволишь, мы сейчас вскочим на ло-шадей, возьмем оружие, остановим караван и отобьем несколь-ко мешков изюма. Привезем сюда и всю зиму будем по вечерам лакомиться понемногу. К примеру, если привезем десять меш-ков, то нам на всю зиму хватит. Ради аллаха, Султанага, такой случай вторично не представится. Султанага, недаром же ска-зал поэт: случай прозевал простак, умный - не упустит. Про-сим тебя, Султанага, пожалей нас!
      - Что вы мелете? - в крайнем удивлении проговорил Бала-Султан.- С ума, что ли, сошли? Не побросали же караван-щики мешки с изюмом на дороге, чтобы вы пришли да унесли. Не может быть того, чтобы при караване не было охраны или погонщика. Кто же подпустит вас к каравану, чтобы на глазах у всех вы утащили чужое добро?
      Тогда выступил еще один из крестьян и сказал так:
      - Как то есть не подпустят, Султанага? Как посмеет погон-щик остановить нас? И потом нас будет не двое или трое без-оружных пеших людей. Наверное, при караване будут двое или трое безоружных погонщиков, а нас будет двадцать-два-дцать пять вооруженных всадников. Что нам трое жалких погон-щиков в чарыхах?! Мы и очнуться им не дадим. Султанага, напрасно ты думаешь о нас так плохо, мы вовсе не такие уж жалкие трусы!
      - Послушайте, ради аллаха, откажитесь от этой мысли! От вас кровью пахнет! Как могу я при седой моей бороде раз-решить вам идти на разбой. Братья мои, ей-богу, никакого проку от этой затеи не будет. Откажитесь лучше от своего намерения. Опасное это дело. Вы молоды, пойдете на них, одно слово вы им скажете, одно они вам скажут, начнется ссора, там и до беды недалеко. Попробуй потом отвечать перед поли-цией!
      - Султанага, - вмешался еще один крестьянин, - ты пра-вильно изволишь говорить, в таком деле и до беды недалеко, и кровь может пролиться, потому что если какой-нибудь жал-кий погонщик верблюдов посмеет возразить таким молодцам, как мы, то такому погонщику рот может заткнуть только пуля. Но ты напрасно опасаешься полиции. Мы, как говорится, не ляжем там, где потечет под нас. Если и случится беда, мы никогда не допустим, чтобы кто-нибудь из посторонних знал о нашем деле. Султанага, тебе ведь хорошо известно, что в таких делах мы большие мастера. Мы же не новички какие-нибудь. Не первый раз мы пойдем на такое дело, чтобы полиция сумела раскрыть его и причинить нам беспокойство. Клянусь твоей головой, Султанага, ни одна душа не узнает о нашем деле. После некоторого раздумья Бала-Султан сказал:
      - Это ты правду сказал: я знаю, что вы не новички, но все-таки боюсь, ей-богу, боюсь. И земля уши имеет, мир полон неблагонадежных людей. Будьте же осторожны, ребята!
      Человек десять-пятнадцать крестьянских парней радостно вскочили с мест и со словами: "Пусть продлит аллах твою жизнь, Султанага!" - выбежали из конюшни.
      За ними вышло еще несколько крестьян. Остальные приня-лись седлать лошадей, которые находились тут же, в конюшне. Выходившие крестьяне вскоре вернулись в конюшню с новыми крестьянами; все они были одеты по-дорожному и вооружены: у кого кинжал на поясе, у кого ружье в руке. Человек двадцать-двадцать пять вывели из конюшни лошадей, и вскоре послы-шался топот копыт.
      Оба мы сидели очень удрученные. Во-первых, нам стало ясно, что все наши надежды рухнули, потому что каких пожерт-вований можно было ожидать от подобного рода мусульман? Во-вторых, нас очень беспокоило то, что крестьяне ушли на разбой, потому что все могло иметь для нас самые печальные последствия.
      Эти мрачные мысли не оставляли нас в покое. Видя, как мы расстроены, Бала-Султан обратился к нам и сказал:
      - Эх, господа! Ей-богу, времена очень изменились! Никто и в грош не ставит мнение аксакалов. Все твердишь: послу-шайте, сидите спокойно, от таких затей кровью пахнет, кто занимается разбоем, тот грешит против аллаха и получает пори-цание людей. Но что толку, сам говоришь, сам и слушаешь.
      Бала-Султану ответил мой товарищ.
      - Султанага, - сказал он, - напрасно вы изволите жало-ваться на времена. Я так понимаю, что если бы не последовало ваше разрешение, то молодежь не отправилась бы за изюмом.
      Кроме нас двоих да Бала-Султана, в конюшне оставался еще один старик. Когда мой товарищ кончил свою речь, этот старик кашлянул, выбил пепел из трубки и, ни на кого не глядя, покачал головой.
      - Нет, господа, - сказал он тихо, как бы про себя, - вовсе не так. Наша молодежь не такая, как вы думаете. Да пошлет им аллах свое проклятье! Таких наглецов, как наши парни, на всем свете не найти. Если они что задумают, так их ничем не остановишь. Напрасно вы думаете, что без позволения господина Султана они не отважились бы на разбой. Они бы непре-менно пошли на разбой, если бы Султанага и не дал им согла-сия. Будь они прокляты, они никогда не прислушиваются к мнению других.
      В эту минуту издали донесся выстрел. Мы оба вздрогнули и подскочили на месте. Уж очень испугались. Бала-Султан тоже, казалось, забеспокоился и, приподняв голову, стал при-слушиваться. А что до старика, так тот, ничуть не меняя поло-жения, преспокойно набил трубку табаком и закурил. Мне казалось, что он не слышит, но я ошибался. Покачав головой, он пробормотал, потупившись:
      - Пусть накажет вас аллах, пусть весь род сгинет с лица земли! Маленький кусочек свинца заставит плакать чьих-то детей.
      Прошло некоторое время, и раздались еще два выстрела. Страх охватил- меня. Мой товарищ наклонился ко мне и испу-ганно спросил тихим голосом:
      - Что нам делать, Сеид-Гусейн? В какую историю мы влипли!
      Я растерянно посмотрел на моего товарища, не зная, что ответить.
      Через несколько минут издалека донесся топот копыт. Не-много спустя раздался еще выстрел. После этого выстрелили еще раз пять или шесть. Вскоре топот послышался совсем близко. И вот распахнулась дверь конюшни, и парни, тяжело дыша, ввели лошадей и свалили в углу несколько мешков изюма. Бала-Султан вскочил с места и стал хвалить крестьян:
      - Молодцы, ребята, молодцы! Пусть аллах умножит вас! Да не проживу дня без вас!
      Крестьяне молчали. Тогда Бала-Султан обратился к одному из парней:
      - Джафарали, почему молчишь? Вы все чем-то расстроены? Или набедокурили?
      Джафарали молчал. В это время послышался вновь топот. Отворилась дверь, и несколько парней втащили в конюшню какой-то тяжелый тюк. Мы подумали, что это тоже мешок с изюмом. Но оказалось не так: парни втащили в конюшню чей-то окровавленный труп.
      Бала-Султан подошел близко, приоткрыл тюк, посмотрел на убитого и проговорил с горечью:
      - Пропади вы пропадом! В чем провинился этот несчастный погонщик, что вы его убили, оставили его семью без кормильца?
      Никто не проронил ни звука. Тогда Бала-Султан хлопнул обеими руками по коленям и стал кричать:
      - Вай, вай, вай! Будьте вы прокляты!  Чего ж вы стоите!
      Берите лопаты и кирки, скорее выройте в углу глубокую яму.
      Бросим труп в яму и сверху прикроем навозом. За дело! Скорее! Не мешкайте! Надо спешить! Вай, вай!..
      Парни стояли, понурив головы и не отвечая Бала-Султану. Одни из них не сводили глаз с тюка, другие стояли потупив-шись.
      - Чего вы стоите? - торопил их Бала-Султан. - Чего раз-думываете? Теперь уж поздно думать. Скорее беритесь за лопаты!
      Парни продолжали стоять, не отвечая Бала-Султану и не глядя на него.
      - Оглохли вы, что ли? - рассердился наконец Бала-Сул-тан.- Сколько раз можно говорить одно и то же? В самом начале я предупреждал вас, чтобы не ходили на недоброе дело, беды не оберетесь. Вы не послушались меня, пошли и вот из-за нескольких мешков изюма убили человека. Но теперь уже поздно раздумывать. По крайней мере, скройте следы своего лиходейства.
      Тогда один из парней положил обе руки на рукоятку своего кинжала, вздохнул и, закатив глаза, сказал Бала-Султану:
      - Султанага, зарыть труп в уголке конюшни дело немудре-ное: возьму кирку и в одну минуту выкопаю глубокую яму, за-рою труп. Что тут особенного? Но этим мы еще себя не спасем. Как бы глубоко ни закопали труп, все равно его найдут, отко-пают, и всех нас пошлют на каторгу.
      Не успел парень сказать это, как все товарищи в один голос поддержали его:
      - Он прав! Кербалай-Мамед сказал сущую правду. Всех нас сошлют в Сибирь.
      - А что, ребята, вас кто-нибудь видел? - с удивлением спросил Бала-Султан.
      - Клянусь твоей головой, Султанага, - ответил Кербалай-Мамед,- ни одна душа нас не видела. При караване было всего трое погонщиков. Двоих мы убили при самом караване, а этот несчастный погнался за нами, думая отбить мешки, и добежал до самой деревни. Тут мы его и прикончили, а труп принесли сюда, чтобы никаких следов в нашем деле не осталось.
      - Так чего же вы боитесь в таком случае? - спросил Бала-Султан.- Вас же никто не видел. Нечего и бояться.
      - Султанага, - ответил Кербалай-Мамед, - мы никогда в жизни не поступали так опрометчиво, как в этот раз. Уж на-верняка завтра же утром нас свяжут и отведут в тюрьму.
      - Правильно говорит! Так и будет! Наверняка уведут в тюрьму! - заговорили все остальные.
      - Братцы! - недоуменно воскликнул Бала-Султан. - С ка-кой стати уведут в тюрьму? Кто на вас донесет? Среди нас ведь нет посторонних.
      - Прости меня, Султанага, - сказал Кербалай-Мамед, ка-чая головой, - но ты сам не знаешь, что говоришь. Нет, Султан-ага, ей-богу, нам крышка! Тут уж ничем не поможешь. Нам уже стало ясно, что крестьяне опасаются нас, боятся, что мы проговоримся где-нибудь об их преступлении или сооб-щим властям. Чтобы успокоить их на этот счет, товарищ мой обратился к крестьянам:
      - Братья, слава творцу, все здесь присутствующие мусуль-мане и нет среди нас ни одного иноверца. И вы мусульмане, и мы мусульмане, к тому же еще потомки пророка. Мы не имеем никакой возможности уверить вас, кроме как поклясться нашим святым предком и поцеловать его достославную книгу с тем, что до конца нашей жизни мы нигде ни словом не обмолвимся о том, что было сегодня здесь. И если мы нарушим эту клятву, пусть аллах пошлет две тысячи проклятий на весь наш род до семьдесят седьмого колена и пусть в обоих мирах мы будем покрыты вечным позором и пребывать с черным лицом!
      Когда товарищ мой кончил говорить,  Бала-Султан сказал:
      - Нет, нет, господа! Напрасно вы сомневаетесь. Совершенно не беспокойтесь и ничего плохого не думайте. Мы прекрасно знаем, что вы никогда не сделаете нам ничего худого.
      Бала-Султан замолчал; крестьяне безмолвствовали. Через некоторое время один из них обратился к нам:
      - Знаем мы вас, господа! Знаем мы и ваших предков. Кто бы вы ни были, сеиды или еще кто, все равно, человеку до-верять нельзя. Три года назад двое сеидов убили на почтовой дороге армянина и вытащили у него из кармана два рубля пятьдесят копеек. Потом в Нахичевани они на чем-то не сош-лись, и вот один из них пошел к начальнику и рассказал, как они убили того армянина. Мы не можем довериться таким, как вы, сеидам и погубить себя. Пожалейте нас! Вы-то не ста-нете кормить наших детей, когда нас сошлют в Сибирь.
      Остальные поддержали говорившего и стали кричать, пере-бивая друг друга:
      - Нет! Нет! Никогда не доверимся! Ни за что не дове-римся!.'.
      Бала-Султан снова заступился за нас и начал уговаривать крестьян:
      - Послушайте, не городите чушь! Эти люди не из тех! Они вовсе не такие, как вы думаете. Зачем говорить пустое?!
      Но крестьяне не поддавались уговорам и кричали в один голос:
      - Ей-богу, Султанага, не может этого быть! Никому на свете нельзя доверять. Что нам какие-то незнакомые иранские сеиды? Нет, Султанага, не годится так!..
      Тогда мы принялись умолять   их:
      - Помилуйте! В чем мы провинились перед вами? Не со-грешили же мы, что пришли к вам. Ради аллаха, дайте нам уйти спокойно. Клянемся святым нашим предком, что нигде не пророним ни слова о том, что видели.
      Тогда крестьяне стали кричать  еще громче:- Нет, нельзя! Не отпустим! Ни с места, не то пристрелим!
      Что было дальше, не помню. В памяти сохранилось лишь то, что несколько парней пошептались между собой и начали медленно подступать к нам. Мой товарищ сунул голову в окон-ный проем, разбил стекло вдребезги и выбросился во двор. За ним выпрыгнул из того же окна я и упал прямо на товарища. Послышались крики крестьян:
      - Держи их!
      Выпрыгнув из окна, я тут же пустился бежать, но товарищ мой, бедняга, сделав несколько шагов, упал, затем встал и, ухватившись за меня, заковылял за мной. Вот так, отбиваясь от деревенских собак, с невероятными мучениями мы выбрались из селения.
      Измученные и еле живые, мы кое-как добрались до армян-ского села, переночевали в какой-то заброшенной конюшне и на рассвете, голодные, снова пустились в путь. Поздно вечером добрались до селения Нурджаман. Мы шли очень медленно, потому что у моего товарища была ушиблена нога и очень его мучила. Мы так были напуганы, что мечтали лишь об одном: как бы поскорее попасть к себе домой...
      Через пару дней мы перешли Аракс и ступили на иранскую землю. Удрученные, с пустыми руками мы пришли в нашу деревню. И никому не осмелились рассказать о наших злоклю-чениях.
      Спустя год после этого происшествия мы снова очутились на территории России, намереваясь попасть в Эривань. Обойдя стороной селение Зурналы, мы заночевали в деревне Улахлы. Расстояние между этими двумя селениями равно полутора агачам. Ночью мы завели разговор о селении Зурналы, о Бала-Султане и о разных событиях в этом селении в надежде узнать что-нибудь о прошлогоднем ограблении каравана с тюками изюма, об убийстве погонщиков и о последствиях этого дела. Каково же было наше удивление, когда никто не мог вспомнить о подобном происшествии. В конце концов один из крестьян спросил нас:
      - Господа, а не разыграли ли вас зурналинцы?
      Только тут мы догадались, что зурналинцы не останавли-вали никакого каравана, не отбивали никаких тюков с изюмом и тем более никаких погонщиков не убивали, просто они сыг-рали с нами историю с изюмом. Только тогда мы поняли, что зурналинцы затеяли с нами эту игру, чтобы выпроводить нас из их села; иначе ведь, когда мы выбросились из окна и пусти-лись бежать, они могли и пристрелить нас из ружей и, поймав, просто прикончить.
      1904