Вернулся победителем.
      Англичане же в этот день все еще продолжали медленно, тяжело идти на север. Их обратный путь оказался далеко не таким легким, как у норвежца. Более того, как выяснилось уже совсем скоро, экспедицию Роберта Скотта ожидала настоящая трагедия.
      Это были уже совсем не те люди, которые, хоть и из последних сил, но все же упрямо продолжали еще несколько дней назад идти к полюсу, движимые надеждой стать первопроходцами. Назад, к стоянке экспедиционного корабля, возвращались люди сломленные, страдающие уже не только физически, но и морально, с отчаянием сознающие, что их поход оказался в глазах всего мира напрасным, потому что мир признает только победителей.
      И все-таки в эти дни Уилсон еще находил в себе силы не прекращать научных наблюдений и собрал 16 килограммов редких геологических образцов. Усталые, изможденные люди безропотно тащили в санях этот дополнительный груз. И никто за все это время не позволил себе ни одного резкого слова в адрес Амундсена - состязание было честным, они его проиграли.
      Первым начал сдавать самый молодой и самый сильный из спутников Роберта Скотта - Эдгар Эванс. От голода уже страдали все, но он больше, чем остальные. Он то и дело отставал, падал, руки и ноги у него были обморожены. Он шел, как в бреду; наконец он упал в трещину во льдах, сильно расшибся, и у него обнаружились явные признаки сотрясения мозга.
      17 февраля Эванс отстал от остальных настолько, что почти скрылся из вида. Когда товарищи вернулись к нему, он стоял на снегу на коленях, руки его были обнажены. Трое - Уилсон, Боуэрс и Скотт - пошли вперед, чтобы вернуться с санями, а с Эвансом остался Отс. Потом Эванс потерял сознание и больше не приходил в себя. В этот же день в половине первого дня он скончался. До склада с продовольствием оставался тогда лишь один переход.
      Вслед за первым актом трагедии последовали остальные. Впрочем, даже и теперь путешественники продолжали держаться. Вот запись Скотта от 3 марта: "В своем кружке мы бесконечно бодры и веселы, но что каждый чувствует про себя, о том я могу только догадываться".
      Но еще в конце февраля очень резко упала температура. Морозы достигали 40°. Англичане часто сбивались с пути.
      Лоуренс Отс отморозил ноги. 5 марта в дневнике появились такие записи: "Дела идут все хуже и хуже... Ноги Отса в плачевном состоянии... Топливо уже совсем на исходе... Никто из нас не ожидал таких страшных холодов... Друг другу мы помочь не в состоянии, каждому хватает заботы о самом себе... Мы мерзнем на ходу, когда дорога трудная, ветер пронизывает нашу теплую одежду..."
      Благородный, мужественный человек, Лоуренс Отс спросил товарищей, что ему делать дальше? Не лучше ли будет, если друзья оставят его одного, а сами пойдут вперед, пока для этого остались еще хоть какие-то силы?.. Никто на это не согласился, и Отс еще несколько дней, испытывая невыразимые страдания, продолжал идти вместе со всеми.
      В эти дни Скотт приказал Уилсону вручить всем таблетки с ядом.
      Второй акт трагедии был настолько страшен, что Скотт даже потерял счет дням. Он так и написал: "Пятница 16 марта или суббота 17. Потерял счет числам, но верно, кажется, последнее..." Экспедиция потеряла Лоуренса Отса, конец которого был мужествен и величаво благороден. Простыми, благородными словами его описал Роберт Скотт:
      "Третьего дня за завтраком бедный Отс объявил, что дальше идти не может, и предложил нам оставить его, положив в спальный мешок... Уговорили его пойти с нами после завтрака. Несмотря на невыносимую боль, он крепился, и мы сделали еще несколько миль. Ночью ему стало хуже. Мы знали, что это - конец... Последние мысли Отса были о его матери... В течение многих недель он переносил жестокие страдания... Это была бесстрашная душа. Конец же был вот какой: Отс проспал предыдущую ночь, надеясь не проснуться, однако утром проснулся. Это было вчера. Была пурга. Он сказал: "Пойду пройдусь. Может быть, не скоро вернусь". Он вышел в метель, и мы больше его не видели..."
      Искать Отса, ушедшего из палатки, чтобы не мешать больше товарищам, у них уже не было сил.
      19 марта Скотт, Уилсон и Боуэрс разбили палатку в 20 километрах от спасительного лагеря с продовольствием. Туда можно было дойти за день, самое большее за два. Но уже и у самого Скотта была отморожена нога. Сможет ли он сделать такой переход или лучше Боуэрс и Уилсон отправятся туда вдвоем, а потом вернутся назад с продуктами?
      Но утром началась невероятная пурга. Она продолжалась несколько дней, и не было никакой возможности выйти из палатки. Трое людей, лежа в спальных мешках, могли только прислушиваться к вою ветра.
      ...Восемь месяцев спустя люди с судна "Терра Нова" во главе с судовым врачом Эдвардом Аткинсоном, обеспокоенные долгим отсутствием Роберта Скотта и его спутников, нашли палатку, занесенную снегом, в которой лежали три замерзших человека.
      В закрытых спальных мешках были тела Уилсона и Боуэрса. Скотт, но всей вероятности, умер последним. Отвороты спального мешка человека, дошедшего до Южного полюса, были раздвинуты, как будто он собирался встать, чтобы идти дальше. Рука Скотта лежала на спальном мешке Уилсона. Под его плечом Эдвард Аткинсон нашел маленькую сумку, где были несколько писем и три записные книжки, в которых велся экспедиционный дневник, подробно рассказавший обо всем. Среди уцелевшего снаряжения был фотоаппарат с большим количеством заснятых негативов.
      Наверное, до самых последних минут, пока он еще мог держать карандаш, Скотт продолжал свои записи. Он написал письма жене доктора Уилсона и матери Боуэрса. Он написал последнее письмо своей жене, в котором есть поразительнейшие слова, - человек, совершивший настоящий подвиг, человек энергии, воли, настойчивости писал, прося жену беречь их маленького сына: "Больше всего он должен остерегаться лености, и ты должна охранять его от нее. Сделай из него человека деятельного. Ты ведь знаешь, я должен был заставлять себя быть деятельным, у меня всегда была склонность к лени"*.
      _______________
      * Сын Роберта Скотта Питер Скотт стал крупным ученым-биологом. Он один из основателей "Красной книги" - списка тех видов животных, которые могут исчезнуть с лица Земли и нуждаются в охране. В настоящее время профессор Питер Скотт - вице-президент Международного фонда охраны дикой природы и председатель комиссии по редким и исчезающим видам животных Международного союза охраны дикой природы.
      Ученый известен также поисками Несси, реликтового животного, которое, возможно, живет в шотландском озере Лохнесс.
      Еще одно письмо оставил Роберт Скотт - письмо ко всему английскому народу. Слова его просты и величаво прекрасны: "Мы знали, что идем на риск. Обстоятельства повернулись против нас... Я взываю к своим соотечественникам с просьбой позаботиться о наших близких. Если бы мы остались в живых, то какую бы я поведал повесть о твердости, выносливости и отваге своих товарищей! Мои неровные строки и наши мертвые тела должны поведать эту повесть..."
      Тревога о будущем своих близких, остающихся, как он знал, почти без всяких средств к существованию, жестоко терзала Скотта в последние часы жизни. В его дневнике можно найти такую запись, сделанную уже неверной рукой умирающего: "Не оставьте наших близких!" Не о себе думал Роберт Скотт в эти последние часы, а о тех, кого он оставил далеко от Антарктиды.
      "Мы помираем в очень безотрадном месте... Пишу вам прощальное письмо в надежде, что оно, быть может, будет найдено и отослано вам", - написал Скотт одному из своих друзей.
      Можно только догадываться о том, что происходило в палатке, занесенной снегом, в эти последние, самые страшные часы. О чем говорили между собой трое измученных, умирающих людей? Чем были заполнены мысли Боуэрса и Уилсона? О ком вспоминали, прислушиваясь к нескончаемому вою ветра, отважные, мужественные спутники Роберта Фалькона Скотта, разделившие с ним до конца и его путь к Южному полюсу, и его судьбу? Может быть, Скотт слабеющим голосом читал свои последние записи вслух? Вот, например, эту запись:
      "Четверг, 29 марта. Каждый день мы были готовы идти - до склада всего 11 миль, но нет возможности выйти из палатки, так несет и крутит снег... Выдержим до конца. Мы, понятно, все слабеем, и конец не может быть так далек. Жаль, но не думаю, чтобы я был в состоянии еще писать".
      Пурга не кончалась. Снег все больше заносил палатку. Яростная, жестокая Антарктида стремилась стереть все следы незваных пришельцев, потревоживших ее покой, проникнувших в самое ее сердце, к Южному полюсу. Какая из спасательных партий могла бы отыскать палатку? Нельзя было рассчитывать на это, если их и найдут, то, в лучшем случае, лишь месяцы спустя...
      И вот еще одно, быть может, самое красноречивое свидетельство поразительного мужества этого внешне холодноватого, скупого на эмоции, сдержанного человека, победившего полюс, но опоздавшего на тридцать пять дней: самая последняя запись, сделанная Скоттом, такова: "Перешлите этот дневник моей жене". Но он зачеркнул эти слова - "моей жене" - и написал сверху другие: "моей вдове..."
      Кроме тел трех погибших героев, остатков снаряжения и жалких крох еды, в палатке нашли 16 килограммов собранных Уилсоном редких геологических образцов.
      Простой трехметровый крест из австралийского красного дерева стоит сегодня в Антарктиде в память о Роберте Скотте и его экспедиции к Южному полюсу. На нем - строка из поэмы английского поэта Альфреда Теннисона "Уллис" - "Бороться и искать, найти и не сдаваться!"
      А письма и дневники Роберта Скотта хранятся теперь в Лондоне, в Британском музее. И есть еще один памятник ему и его товарищам: на Темзе, недалеко от лондонского парламента, стоит на вечной стоянке судно "Дисковери", которым командовал Роберт Скотт во время своего первого путешествия в Антарктику. На судне - музей, где собраны личные вещи Скотта, фотографии, связанные с двумя его путешествиями.
      Но, наверное, самый лучший памятник Роберту Скотту - это то, что многие из тех, кто знакомится с его подвигом впервые, хотят хоть немножко стать на него похожим - перенять его железную волю, непреклонную решимость, целеустремленность, даже умение с высоким достоинством терпеть поражение. Когда-то на него хотел быть похожим даже человек, сумевший его опередить, - Руал Амундсен.
      "Иду на восток"
      Топограф медленно поднимался к вершине острова. Остров оказался невелик и пуст: похоже, что его единственными обитателями были лишь полярные чайки. От всех соседних островов он ничем не отличался - клочок земли, покрытой скудной растительностью, с которого даже летом не сходил полностью снег. А островов было здесь немало - по сути дела, настоящий маленький архипелаг.
      Человек поднимался все выше. Вершина острова была не такой уж высокой: каких-нибудь 30 метров над уровнем моря. Опытным взглядом топографа он определил это с безошибочной точностью. Но вот добраться до нее оказалось не так-то легко.
      Подъем был каменистым, а земля под камнями сырой и тяжелой. Камни осыпались под ногами, земля комьями налипала на сапоги. Но наверху, на самой вершине острова, топограф еще издали увидел деревянный столб, который наверняка кто-то поставил здесь неспроста. Значит, надо было подняться.
      Он знал: ставить на островах такие вот памятные знаки - старый обычай моряков, плавающих в этих студеных водах. Бывали случаи, когда под такими вот знаками находили важные документы, сообщающие о том, что судно зимовало здесь или погибло где-то поблизости. Какое же судно могло побывать здесь, на этом маленьком островке в группе Мона, у западного побережья полуострова Таймыр?
      Он добрался наконец до вершины, сбил с сапог комья налипшей земли и остановился, переводя дух.
      Столб был большой, высотой 2,5 метра. Его основание было укреплено камнями. Топограф подошел к нему вплотную. Впрочем, надпись, аккуратно вырезанную на столбе, он прочитал еще издали: "Геркулесъ 1913 г.".
      Вот так была сделана первая из находок, проливающих хоть какой-то свет на загадочную судьбу экспедиции русского полярного исследователя и геолога Владимира Александровича Русанова. Столб, поставленный экипажем "Геркулеса" на маленьком острове, получившем позже название остров Геркулес, нашел советский топограф А. И. Гусев, участник гидрографических исследований возле западного побережья Таймыра.
      Шел 1934 год. "Геркулес" Русанова вышел в плавание за 22 года до этого.
      В этой экспедиции очень много загадочного. Загадочной оказалась не только постигшая ее судьба - даже обстоятельства, при которых началась экспедиция, не очень понятны. Во всяком случае, весть о плавании, которое в 1912 году решил начать Владимир Русанов, была для всех неожиданной. Ждали другого: закончив геологические исследования на Шпицбергене, проводимые по поручению правительства, он должен был вернуться на своем "Геркулесе" в Архангельск или в какой-либо другой русский северный порт. Русанов, однако, принял другое решение. Впрочем, на него это было похоже на человека предприимчивого и независимого, человека дерзкого ума и дерзких замыслов, привыкшего ставить перед собой цели, которые другого отпугнули бы...
      И человека, путь которого на север, к полярным экспедициям, оказался весьма причудливым и своеобразным.
      В папках дореволюционных полицейских дел, хранящихся в одном из архивов, можно найти такую запись: "Секретно. Сведения о лице, привлеченном к дознанию. Фамилия, имя, отчество: Русанов Владимир Александрович. Время рождения: 1875 год, 3 ноября. Место рождения: г. Орел. Происхождение: сын купца. Народность: русский..."
      1898 годом датирована эта запись, Русанову было тогда около двадцати трех лет. Причина "привлечения к дознанию" - революционная пропаганда и хранение нелегальной литературы. Достаточная по тем временам причина, чтобы быть подвергнутым тюремному заключению или ссылке. Владимиру Русанову довелось испытать и то и другое.
      А до этого, ровно год назад, в 1897 году, он окончил - это кажется совсем уж неожиданным! - Орловскую духовную семинарию; он был определен туда по решению семьи - матери и отчима. Но, должно быть, этот путь не очень увлек будущего путешественника. После окончания семинарии он оказался не в церкви, как следовало бы, а на естественном факультете Киевского университета. Студентом он не мог стать после окончания семинарии - стал вольнослушателем. Но учение продолжалось недолго: вместе с другими студентами Русанов был "привлечен к дознанию". Потом, отбыв заключение, в качестве политического ссыльного отправился на Север, сначала в Вологду, а затем в Усть-Сысольск, нынешний Сыктывкар. Незначительнейшая должность ожидала здесь строптивого вольнослушателя, не пожелавшего, вопреки воле семьи, стать священником, - статистик земельного управления. В Усть-Сысольске Владимир Русанов впервые встретился с Севером. Это была встреча, определившая всю его дальнейшую судьбу.
      Но, наверное, было бы неправильным видеть в судьбе Русанова только случайность. Что-то уже было заложено в его характере. Склонности, которые потом проявились в полной мере, пока еще дремали. Нужен был лишь какой-то внешний толчок, чтобы все стало на свои места, - не могло быть иначе...
      А отбыв ссылку, Русанов уехал во Францию. Царское правительство не разрешило ему в дальнейшем жить в тех городах, где были университеты, а он хотел учиться дальше. В Париже Русанов закончил Сорбонну, знаменитый Парижский университет, где специализировался по геологии. Чтобы собрать материалы для диссертации, в 1907 году, уже вернувшись в Россию, плавал к Новой Земле. Частью на старом, полуразвалившемся баркасе, частью пешком он прошел Маточкин Шар с запада на восток, а потом в обратном направлении. Это было первое путешествие Русанова в Арктике. Ему исполнилось тридцать два года.
      Год спустя он был на Новой Земле во второй раз - плавал в качестве геолога во французской арктической экспедиции на корабле "Жак Картье". В этот раз он дважды пересек Северный остров. В третий раз Русанов был на Новой Земле в 1909 году, участвуя в русской правительственной экспедиции.
      Прошло совсем немного времени, и бывший политический ссыльный, отнюдь не оставивший вольнолюбивые идеи, возглавил собственные экспедиции в Арктике. По-прежнему его главный интерес - Новая Земля. В 1910 году он плавал к ней на парусно-моторном судне "Дмитрий Солунский", которым командовал капитан Г. И. Поспелов, потомственный помор, один из опытнейших капитанов-промысловиков. В этот раз путешественник обошел кругом Северный остров, описал западный берег от полуострова Адмиралтейства до Архангельской губы и сделал важное географическое открытие: остров Панкратьева - не остров, а полуостров.
      Пятое плавание Русанова состоялось в 1911 году. На парусно-моторной лодке "Полярная" он обошел вокруг весь Южный остров и произвел ряд топографических и гидрографических работ.
      Но уже не только Новая Земля интересовала исследователя. У него появились новые цели, более многообразные и смелые. Его все больше и больше увлекала важная проблема Северо-восточного морского пути из Атлантического океана в Тихий вдоль всего побережья России через Северный Ледовитый океан.
      Пройти вдоль всего побережья... Это побережье в общем уже было достаточно хорошо изучено и нанесено на карту. Очень многое сделала для этого еще знаменитая Великая Северная экспедиция - десятилетние комплексные исследования русских моряков в Северном Ледовитом океане, проходившие в необычайно трудных условиях, но давшие громадные географические материалы. С. Муравьев и М. Павлов, Д. Овцын и В. Прончищев, С. Челюскин и Х. Лаптев, Д. Лаптев и П. Ласиниус - вот имена героев Великой Северной экспедиции, состоявшейся в первой половине XVIII столетия. Затем исследования продолжались, уточнялись очертания берегов и островов, стирались остающиеся еще белые пятна.
      Но долгое, очень долгое время так и оставалась неосуществленной мечта целых поколений моряков и географов - совершить сквозное плавание по Северному Ледовитому океану, пройти от Баренцева моря до Берингова пролива. А ведь еще Михаил Васильевич Ломоносов писал о том, что освоение такого пути совершенно необходимо для России, как, впрочем, и для других стран, что это позволит экономить и время, и средства, доставляя грузы из Европы в Азию. Но как пройти этим путем, если почти все дни в году вода здесь скована льдами?
      Попытки сделать это не удавались ни англичанам, которые разведывали Северо-восточный путь еще в XVI веке, ни голландцу Виллему Баренцу - он трижды пытался совершить такое плавание в самом конце того же XVI столетия, но каждый раз неудачно. Впрочем, после плаваний Баренца осталась хорошая память о нем - море, названное его именем. И лишь одному человеку суждено было пройти Северо-восточным путем до Русанова - шведскому путешественнику Нилсу Адольфу Норденшельду.
      4 июля 1878 года он вышел из Гётеборга на судне "Вега". Оно прошло благополучно почти через все моря Северного Ледовитого океана - в тот год была исключительно благоприятная ледовая обстановка. Но когда до входа в Берингов пролив оставалось только 200 километров, судно все-таки было затерто льдами. Вынужденная зимовка продолжалась десять месяцев. Потом "Вега" вышла в Тихий океан.
      Впоследствии, вспоминая тот момент, когда судно, победившее льды, огибало мыс Дежнева, путешественник написал: "Теперь, наконец, достигнута цель, к которой столько наций стремилось... не только без потери жизни кого-либо из путников, но и даже без болезней участников предприятия и без малейшего повреждения на корабле. Кроме того, опыт исполнен при обстоятельствах, которые показывают, что то же дело может совершаться несколько лет подряд, а может быть, и ежегодно в течение нескольких недель".
      Ежегодно? Да нет, почти 35 лет прошло со времени плавания Норденшельда, и никому больше не удавалось повторить его удачу. В чем тут причина? Русанов, прекрасно понимая важность освоения Северо-восточного пути, считал, что причина неудач кроется в том, что моряки стараются держаться слишком близко к берегу. Он полагал, что ближе к северу океан должен быть меньше загроможден льдами, и написал об этом в своей статье "Возможно ли срочное судоходство между Архангельском и Сибирью". Вывод, казалось бы, нелогичный... Но Русанов считал: где-то около 80° с. ш. в Северном Ледовитом океане есть подводное теплое течение и, значит, льдов там не может быть.
      Впрочем, он полностью отдавал себе отчет в том, что пока это лишь гипотеза. Гипотеза будет доказана, когда все предположения будут подтверждены бесспорными доказательствами. И есть только один способ найти доказательства - успешное плавание. Он готовился к этому плаванию даже тогда, когда был занят другими делами.
      В 1912 году авторитет Владимира Русанова как полярного исследователя и геолога был очень высок. Именно ему, бывшему политическому ссыльному, русское правительство дало важное поручение - разведать запасы каменного угля на Шпицбергене. Приняв предложение, Русанов отправился в Норвегию, чтобы купить судно для предстоящей экспедиции. Вместе с ним отправился будущий капитан этого судна - Александр Степанович Кучин.
      Примечательный человек, человек, оставивший свое имя в истории географических открытий, человек, участвовавший в знаменитой экспедиции Амундсена в Антарктику. А случилось это так. Окончив Архангельское мореходное училище, Кучин, сын помора-матроса, уехал в Норвегию. Сам Фритьоф Нансен обратил внимание на молодого русского моряка, имеющего немалый опыт плавания в полярных морях; Нансен рекомендовал его Амундсену для участия в экспедиции к Северному полюсу. Амундсен же, как известно, уже выйдя в Атлантику, объявил экипажу "Фрама" о своем решении идти не к Северному полюсу, а к Южному. И Кучин стал единственным русским участником экспедиции, во время которой знаменитый норвежец вместе с четырьмя спутниками достиг самой южной точки Земли, опередив Роберта Скотта. После плавания в Антарктику Кучин вернулся в Россию, и Русанов пригласил его в свою экспедицию на Шпицберген.
      Не следует думать, что купленная в Норвегии парусно-моторная шхуна "Геркулес" полностью оправдывала свое название. Прежний владелец шхуны выбрал его в честь своего родственника, имя которого было Геркулес, скорее всего в насмешку - ведь родственник, несмотря на грозное имя, на самом деле был маленьким, щуплым человеком. Но Русанов считал, что для плавания в Арктике нужны именно такие суда. Во-первых, на подобных судах он проводил все свои прежние экспедиции, а во-вторых, все тот же Амундсен, исследователь, впервые прошедший Северозападным морским путем, совершил это плавание на судне "Йоа", почти таком же, как "Геркулес".
      Водоизмещение судна, которое купил Русанов, составляло всего 63 тонны, длина "Геркулеса" была лишь около 25 метров, мощность мотора всего лишь 16 лошадиных сил. Но зато впервые у него было судно, которым он мог распоряжаться по своему полному усмотрению.
      В июле 1912 года Русанов отправился на Шпицберген.
      Снова вернемся к загадкам, связанным с началом экспедиции. Здесь надо прежде всего сказать о том, что сегодня загадочным остается даже сам состав русановской экспедиции. Мало, очень мало знаем мы о большинстве тех людей, что отправились вместе с Русановым в путь. По сути дела, лишь имена их сохранило время в коротких документах, разбросанных по разным архивам: штурман К. А. Белов, старший механик К. А. Семенов, механик Ф. А. Быковский, матросы В. Т. Черемхин, В. Г. Попов, А. С. Чухчин... Всего 13 мужчин было на борту "Геркулеса", четырнадцатой была женщина невеста Русанова француженка Жюльетта Жан, врач и натуралист экспедиции*.
      _______________
      * Архивные поиски, проводимые участниками экспедиции "Комсомольской правды", помогли недавно установить имена еще двух участников плавания "Геркулеса". В архиве Арктического и Антарктического научно-исследовательского института был обнаружен документ, назвавший имя матроса Ф. М. Ермолина. Еще одно имя стало известно после того, как в редакцию "Комсомольской правды" в ответ на публикацию материалов о поисках, которые ведет экспедиция газеты, пришло письмо от москвички В. П. Гавриловой. Она сообщила, что ее двоюродный дед Алексей Раввин также был матросом экспедиции В. А. Русанова, и представила его письма, сохранившиеся в семейном архиве. (Прим. автора.)
      А для современников Русанова загадочным так и осталось вот что. Знали ли все эти люди заранее, что их ждет работа не только на Шпицбергене, что Русанов, впервые получив в свое полное распоряжение судно, задумал плавание Северо-восточным морским путем? Сегодня это тоже остается пока загадкой, решить которую, возможно, когда-нибудь помогут новые архивные находки.
      Впрочем, нельзя сказать о том, что Русанов тщательно скрывал свои планы. Еще составляя план Шпицбергенской экспедиции, он написал, что с судном, подобным "Геркулесу", "можно будет быстро двинуть вперед вопрос о великом северном морском пути в Сибирь и пройти Сибирским морем из Атлантического океана в Тихий океан". Он даже подчеркнул эти слова, но ни один из правительственных чиновников не обратил на них никакого внимания. Они не были прямым указанием на то, что он решил совершить свое плавание сразу же после работ на Шпицбергене, такого указания не найти нигде.
      В чем тут причина? Быть может, подобно Амундсену, который всегда был для него примером, Русанов решил объявить спутникам о своих планах лишь на Шпицбергене, хотя "Геркулес" заранее был нагружен достаточным запасом и продовольствия, и снаряжения? В пользу такого предположения говорит то, что телеграмма Русанова, доставленная попутным судном в Петербург из Маточкина Шара, оказалась для всех такой неожиданной. "Иду к северо-восточной оконечности Новой Земли, - написал Русанов, - оттуда на восток... Запасов на год. Все здоровы..." Наверное, если бы участники плавания знали об этом заранее, знали б и их близкие, знали б многие...
      Однако возможно и другое: участники плавания сознательно держали свои планы до поры до времени в секрете. Причина? Хотя бы простое суеверие моряков, знавших о том, сколько было прежде неудачных попыток пройти Северо-восточным путем. Второе предположение, во всяком случае, как-то больше связывается с характером Русанова, искреннего и прямого человека, который вряд ли был способен скрывать свои планы от ближайших товарищей, от тех самых людей, которых сам же выбрал для того, чтобы проверить гипотезу о более северном варианте морского пути из Атлантического океана в Тихий. Но как бы то ни было, это остается неизвестным.
      А на Шпицбергене вместе с геологом Р. Л. Самойловичем Русанов всего за месяц выполнил всю программу намеченных работ. Он разведал и нанес на карту несколько крупных месторождений каменного угля. Затем, оставив на Шпицбергене трех членов экспедиции - А. Я. Попова, З. В. Сватоша и Р. Л. Самойловича, которые и доставили потом в Россию все геологические материалы работ, - "Геркулес" отправился к Маточкину Шару, а затем на восток...
      И сегодня еще шахтеры добывают уголь там, где когда-то поставил заявочные столбы русский путешественник и геолог Владимир Русанов. Шахты Шпицбергена - это память, которую оставил о себе этот замечательный человек. Путешественник вместе с "Геркулесом" и всеми участниками своей экспедиции пропал без вестп. Телеграмма, доставленная в Петербург, оказалась и первым и последним сообщением о его плавании Северо-восточным морским путем.
      Но еще долго судьба "Геркулеса" не вызывала серьезного беспокойства. Год спустя, в 1913 году, все были уверены в том, что экспедиция просто-напросто вынуждена где-то зимовать перед тем, как отправиться дальше, на восток. Но потом прошел еще год... Наконец, в министерство внутренних дел России с требованием немедленно начать поиски Русанова обратился знаменитый русский путешественник П. П. Семенов-Тян-Шанский. Тогда только на поиски было послано судно "Эклипс". Оно было арендовано у Норвегии. Поисковую экспедицию возглавил известный полярный путешественник Отто Свердруп.
      Он провел "Эклипс" вдоль всего побережья Карского моря. Однако льды, держащиеся близ берегов, не позволили обследовать его целиком. К тому же, и сам Отто Свердруп вынужден был осенью 1914 года встать на зимовку. Следующей весной он продолжил плавание, пройдя от мыса Вильда до мыса Челюскин. Никаких следов экспедиции Русанова обнаружено не было.
      Новые поиски "Геркулеса" после этого не велись: началась первая мировая война, потом свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция, а вслед за тем страна была охвачена огнем гражданской войны.
      И когда были наконец обнаружены несомненные следы пропавшей без вести экспедиции, после начала плавания "Геркулеса" прошло двадцать два года. В 1934 году топограф А. И. Гусев нашел на одном из островов группы Мона столб с надписью "Геркулесъ 1913 г.", а другой топограф той же советской гидрографической экспедиции почти одновременно обнаружил другие следы Русанова на одном из островов в шхерах Минина, лежащих поблизости.
      Здесь когда-то была стоянка либо всего экипажа "Геркулеса", либо нескольких людей с судна. Топограф, вместе с двумя рабочими высадившийся 9 сентября 1934 года на самом северо-восточном острове шхер, нашел здесь патроны и гильзы, серебряные часы с гравировкой "Попов", остатки фотоаппарата, барометр, две кружки, два ножа, буссоль, несколько монет и пуговиц и ряд других мелких предметов. В том, что здесь были именно люди Русанова, сомнений не оставалось: топограф нашел и бумажник, в котором лежала мореходная книжка матроса "Геркулеса" А. С. Чухчина, справка, выданная другому матросу - В. Г. Попову, - "О службе на пароходе "Николай". Еще одно бесспорное свидетельство - обрывок рукописи с сохранившимися словами: "В. А. Русанов. К вопросу освоения пути через Сибирское море..."
      Этот остров по именам двух матросов, чьи документы были найдены на нем, называется теперь островом Попова - Чухчина.
      В истории географических открытий много драматических случайностей. Вспомним хотя бы те семь часов опоздания Роберта Бёрка, которые стоили ему жизни. И в судьбе экспедиции Русанова можно найти нечто похожее: шхеры Минина лежат как раз там, где "Эклипс" из-за льдов не смог подойти поближе к побережью Таймыра.
      Судно прошло всего лишь в нескольких километрах от тех островов, где были найдены потом следы пропавшей без вести экспедиции.
      ...Солнце с каждым днем опускалось все ниже. Наконец, пришел день, когда на горизонте остался только его краешек. Потом и он скрылся, наступила долгая, унылая, однообразная полярная ночь.