Чем закончился поход бедноты

Поход первого крестоносного войска продолжался около полугода, закончился он, как и следовало ожидать, трагически.

Взятое в дорогу продовольствие кончилось, иссякли и деньги, на которые можно было купить что-нибудь из съестного у местного населения. Другого выхода не было, и крестоносцам пришлось либо просить подаяния, либо пускаться на грабеж. В этом с большой охотой участвовал всякий сброд, примкнувший к крестьянам — профессиональные воры или преступники иного толка, сумевшие избегнуть наказания, объявив о своем желании участвовать в войне с неверными.

В венгерских деревнях крестоносцы целыми отрядами врывались в дома и набивали мешки провизией. В случае сопротивления хозяев, случалось, безжалостно убивали. Как позже говорил венгерский король, крестоносцы «воздали нам злом за добро, хотя мы предоставили им право покупать по стоимости и весу и разрешили мирно идти через венгерскую землю, награбили в нашей стране золото и серебро, увели коней и мулов и всякий скот».

Грабежи продолжались и в Болгарии. В некоторых селах, едва прослышав о приближении крестоносцев, жители покидали дома, унося и пряча в укромных местах все свое добро и домашний скот. Болгария в ту пору принадлежала Византии, и когда крестьянское ополчение добралось до Софии, послы императора Алексея Комнина передали «христовым воинам» повеление, запрещавшее останавливаться где-либо на срок свыше трех дней.

И в Венгрии, и в Болгарии произошли кровавые стычки крестоносцев с местными жителями и даже войсками. Поскольку крестьяне были совершенно не обучены воинскому делу и слабо вооружены, эти сражения оборачивались для них жестокими поражениями. Таким образом еще на пути к Иерусалиму погибла чуть ли не половина крестьянского войска.

На территориях, принадлежавших Византии, крестоносцев не выпускали из вида войска императора Алексея Комнина, приказавшего «следовать за варварами и, если они станут нападать и грабить близлежащие земли, обстреливать и отгонять их отряды».

В июле 1095 года усталые, голодные крестьяне добрались наконец до Константинополя, где за проливом лежали уже земли сельджуков. К их появлению император отнесся безо всякой радости, в город их попросту не пустили. Однако и в предместьях крестоносцы, случалось, учиняли бесчинства, разоряли сады и виноградники, учиняли драки.

И византийский император, сначала пытавшийся было действовать уговорами, давая советы «дождаться прихода остальных графов», поспешил за неимением другого выхода переправить крестоносцев через Босфор. Этим он обрек их на неминуемую гибель.

На лодках и барках крестьян перевезли на азиатский берег. Здесь они поначалу располагались в пустовавшем укреплении, которое по гречески называлось Циботус. До столицы государства сельджуков Никеи был всего день пути. Крестоносцы готовились к выходу. Понимая, что немногочисленные уцелевшие «христовы воины» тотчас будут разбиты, даже сам Петр Пустынник, проделавший вместе с крестоносцами весь путь, стал их отговаривать от похода. Когда все оказалось тщетным, проповедник вместе с десятком благоразумных предпочел вернуться в Константинополь. Остальные пошли на Никею.

С самого момента их высадки крестоносцев не оставляли без внимания дозорные сельджуков. Султан Кылыч-Арслан прекрасно знал, как плохо они вооружены и как беспорядочно идут на Никею. Развязка неумолимо приближалась.

21 октября 1096 года неподалеку от Никеи, когда толпы крестьян вошли в узкую пустынную долину, сжатую горами, с их склонов на них обрушился град стрел. Потом на крестоносцев ударила быстрая конница султана. Воины, вооруженные острыми кривыми саблями, безо всякого труда смяли нестройные ряды пришельцев и обратили их в беспорядочное бегство. Спаслись лишь единицы, а на поле битвы остались 25 тысяч человек.

Этим и закончился крестовый поход простонародья; первый бой за Святой Гроб стал для этого воинства и последним.

Кто командовал рыцарскими войсками

Но в это же время в путь на Восток уже выходили и рыцарские отряды. Рыцари подготовились к экспедиции, разумеется, не чета крестьянам.

Обновлены были оружие и доспехи, закуплены выносливые лошади — и для путешествия, и для боя. Где только было возможно, рыцари, бароны и сеньоры раздобывали денег — они были нужны не меньше, чем оружие. Замки и деревни отдавались в залог, а то и вовсе распродавались, с просьбами о ссудах на богоугодное дело обращались к настоятелям богатых монастырей.

Наконец, когда был собран урожай, в поход двинулись главные силы «христова воинства».

Вместе с рыцарями на Восток отправлялись оруженосцы и многочисленные слуги. Обозы везли оружие и большие запасы продовольствия. Войско сопровождали и своры борзых псов, а в повозках помимо всякой всячины находились клетки с охотничьими соколами: и в пути бароны не собирались отказывать себе в любимой охотничьей забаве.

Но все же, хоть и хорошо подготовились рыцари к долгому путешествию, настоящей крестоносной армии, по сути, еще не было. Отряды выходили из разных мест, не было у них ни единого плана, ни полководца, объединившего бы под своим началом всех. Рыцари двигались разными путями, разной была и численность отдельных отрядов. Все знали лишь одно: прежде всего надо добраться до Константинополя, а оттуда, собравшись всем вместе, идти в Святые места.

Однако несколько предводителей рыцарского войска уже определились: ими стали самые крупные и влиятельные из сеньоров.

Одним из них был герцог Нижней Лотарингии Годфруа IV, чаще называемый древними хрониками Готфридом Бульонским. Вместе с лотарингскими рыцарями он отправился в поход едва ли не раньше всех, в августе 1096 года, словно предчувствуя, сколь важную роль предстоит ему сыграть в битве за Гроб Господень.

Чтобы собрать средства для экспедиции, герцогу пришлось заложить родовой замок Бульон с двумя мельницами в придачу. Может быть, именно этот факт стал причиной того, что многочисленные легенды и предания, повествующие о войне за Иерусалим, прославляют не только отвагу и доблесть Годфруа 1Y, но и его бескорыстие, щедрость. Остались и описания внешности герцога — статный широкоплечий воин-герой с голубыми глазами и русой бородой, образец рыцаря. В 1096 году Готфриду Бульонскому не было еще и сорока лет.

Граф Раймунд IV Тулузский, другой предводитель крестоносцев, был старше чуть ли не на два десятка лет, однако тоже слыл отменным воином. Он был одним из крупнейших феодальных владык не только Франции, но и всей Южной Европы. Прежде он сражался с маврами, захватившими Пиренейский полуостров, теперь первым из могущественных сеньоров откликнулся на призыв Церкви двинуться на освобождение Иерусалима.

Граф вел в Константинополь большое войско отлично вооруженных, испытанных в боях рыцарей. Несомненно, что у него были не только христианские побуждения: в случае военной удачи в Палестине можно было бы подчинить себе города, связанные торговлей с подвластными графу портами Южной Франции, и тогда в его казну стали бы поступать огромные пошлины на товары, отправляемые Средиземным морем и с Запада на Восток, и с Востока на Запад.

Третьим видным военачальником был в этом крестовом походе Боэмунд Тарентский, предводитель пусть небольшого, но прекрасно вооруженного рыцарского воинства из Южной Италии, сравнительно недавно захваченной норманнами. Боэмунд был сыном от первого брака предводителя завоевателей — Роберта Гвискара. Однако, женившись вторично, Гвискар оставил почти все свои земли, поместья и города вместе с герцогским титулом младшему сводному брату Боэмунда, а ему самому — лишь скромное княжество Тарент на берегу Адриатического моря.

Был Боэмунд властолюбив и тщеславен. Старые счеты были у него и самим Константинополем — обосновавшись в Южной Италии, норманны вели долгую борьбу с Византией, в которой в конце концов потерпели поражение. Не без оснований император Алексей Комнин видел в нем опасного врага; к тому же Боэмунд был не только отважным воином, но и искусным дипломатом, способным на любую изощренную хитрость ради достижения своей цели.

Готфрид Бульонский и Раймунд Тулузский — прирожденные воины, Боэмунд Тарентский — и воин, и дипломат. Был однако в первом крестовом походе еще один предводитель, занимающий совсем уж особое место — епископ Адемар из южнофранцузского города Пюи, которого Урбан II уполномочил быть духовным главой всего рыцарского воинства. Имел он дипломатический дар, никогда не ошибался в суждениях, умел удерживать неоспоримыми доводами самые горячие головы от скоропалительных решений, а вдобавок происходил из графского рода Валентинуа и сам был отменным воином. Не раз, защищая свои владения от вражеских набегов, надевал он поверх одежды епископа доспехи, имел собственных вассалов-рыцарей, да и на Восток отправился во главе большого отряда своих ленников.

Как рыцарей встретили в Византии

К зиме первые отряды рыцарей-крестоносцев стали подходить к Константинополю. Отправившись раньше всех, Готфрид Бульонский и к столице Византии подошел первым — в декабре 1096 года, — и разбил шатры и палатки неподалеку от городских стен.

К апрелю у стен Константинополя появились норманнские рыцари Боэмунда Тарентского и рыцари Южной Франции во главе с Раймундом Тулузским. Было их, как пишет константинопольский летописец, «больше, чем песка на берегу и звезд в небе, и на плечах у них были красные кресты».

Не без опаски относился к крестоносцам византийский император, да и основания для этого у него, конечно, были. Подобно первой волне крестоносцев-крестьян, рыцари прокатились по европейским дорогам, чиня немало зла местному населению. Если им не давали продовольствия добровольно, отнимали силой. Крестьянские жилища обчищались, иной раз хозяев убивали, если они оказывали сопротивление, дома жгли. Войдя во вкус, христианские воины стали грабить не только деревни, но и города.

Император Византии был очень встревожен и другим — его разведчики, постоянно сопровождающие рыцарей на дорогах страны, донесли, что Боэмунд Тарентский пробовал начать переговоры с Готфридом Бульонским о совместных военных действиях не во имя Гроба Господня, а для того, чтобы захватить Константинополь. Правда, как передавали, Годфруа IV отклонил такое предложение, но Боэмунд, старый враг Византии, мог попробовать склонить на свою сторону других рыцарей.

Алексею Комнину приходилось принимать все меры для того, чтобы обезопасить свою страну. Еще тогда, когда крестоносцы только подходили к византийской столице, навстречу им были направлены послы. Они дали понять предводителям рыцарского войска, что как только крестоносцы перестанут чинить грабежи и разбой, Византия сама за небольшую плату будет предоставлять им продовольствие. Но одновременно печенежским наемникам, составляющим значительную часть византийского войска, был отдан тайный приказ время от времени нападать на воинов с красными крестами на одежде, принося им как можно больше ущерба. Рыцарям надо было дать понять, что империя все еще сильна и вполне может постоять за себя.

Но вместе с тем в Константинополе вызревали планы, осуществление которых позволило бы использовать силу крестоносцев в собственных целях. Если бы удалось уговорить их предводителей принять вассальную присягу на верность императору Алексею, то земли, отвоеванные на Востоке у неверных, стали бы ленными владениями византийской короны. И казалось, не столь уж трудно обвести вокруг пальца варваров, гордившихся древностью своих родов, но не умеющих поставить подпись под документом...

Император действовал умно и тонко. Как только Готфрид Бульонский появился у стен столицы: Алексей тут же послал к нему в лагерь в качестве посла не кого-нибудь, а брата французского короля Филиппа I Гуго Вермандуа. Этот знатный принц волей судьбы оказался в Константинополе вообще раньше всех, но не по свой воле — брат короля потерпел кораблекрушение у берегов Греции, и спасшие его византийцы немедленно доставили принца в столицу. Обласканный императором, получивший от него много денег, как компенсацию за понесенные убытки, Гуго Вермандуа тут же согласился принять вассальную присягу на верность византийской короне. Теперь же он явился к Готфриду Бульонскому с предложением сделать то же самое, получив за это благословение и всяческую помощь Византии.

Однако Годфруа IV надменно отвечал, что у него одна цель — освободить Гроб Господень, и никаких других обязательств он брать на себя не намерен; к тому же вассальная клятва уже связывает его с германским императором.

Тогда Алексей Комнин пригласил герцога в свой дворец, но тот не принял приглашения. Вместо него к императору отправились три знатных рыцаря, которые лишь выслушали вновь повторенное предложение императора, не дав никакого ответа.

В бесполезных разговорах шло время, а Алексею приходилось спешить: к Константинополю уже приближались другие рыцарские отряды, нельзя было дать им возможность соединиться. И чтобы вынудить лотарингского герцога принести клятву вассальной верности, император решился применить силу.

Как крестоносцы стали вассалами византийского императора

В один прекрасный день в лагерь крестоносцев перестали доставлять продовольствие и сено для лошадей. Взбешенные рыцари в ответ стали грабить окрестности. Потом Готфрид Бульонский даже вывел все войско из лагеря и пошел на штурм Константинополя.

Но атаку быстро отбили войска византийцев, рыцарям пришлось отступить в свой лагерь. Его тотчас окружила конница наемников-печенегов, на рыцарей обрушился град стрел...

И гордому лотарингскому герцогу пришлось смириться: несколько дней спустя в присутствии знатнейших византийских вельмож он принес Алексею I торжественную вассальную клятву. Готфрид Бульонский обязывался передать все города и земли, а также крепости, которыми предстояло ему овладеть, под начало того, кто будет назначен с этой целью императором.

Алексей Комнин мог торжествовать: войска крестоносцев должны были отвоевать у сельджуков те самые земли, которые прежде принадлежали Византии. Для герцога Бульонского и его приближенных был устроен великолепный пир. Когда празднества завершились, византийцы поспешили переправить рыцарей на азиатский берег.

Случилось это как раз вовремя — почти тотчас же к Константинополю подошло воинство Боэмунда Тарентского, которого лукавый византиец опасался больше всех других предводителей Святого войска. Должно быть, частенько вспоминалось императору и его приближенным одно древнее пророчество: именно франк, пришедший с востока, должен лишить последнего константинопольского императора и государства, и самой жизни... Однако хитрый норманн решил превзойти Алексея Комнина в лукавстве. Едва появившись в окрестностях Константинополя, он оставил войско и поскакал в город в сопровождении лишь нескольких всадников, как самый преданный друг императора. От былой вражды, которую он должен был бы испытывать к византийцам, не осталось и следа. К золотому трону, где ожидал его император, Боэмунд подошел с открытым взором, приветствовал Алексея, как своего друга и союзника.

Первая беседа оказалась необыкновенно учтивой, византиец и норманн обменивались любезностями, разговор шел о пути, который проделали воины Боэмунда, и о тяготах предстоящей дороги по каменистым равнинам Малой Азии.

Однако, оказавшись в отведенных ему роскошных покоях. Боэмунд не смог скрыть того, как мало доверяет он византийскому императору. Кушаний, присланных ему с императорской кухни, отведывать он не стал, опасаясь быть отравленным, а стал предлагать их присутствующим, делая вид, что щедро всех одаривает. Правда, все обошлось, Алексей не решился извести ядом своего опасного гостя.

В следующие дни продолжался обмен любезностями. Император не скупился на подарки, зная, что предводитель норманнов далеко не богат. В казне Боэмунда осело немало золотых и серебряных монет, получил он и дорогие одежды.

Наконец, когда византиец подвел разговор к вассальной присяге, Боэмунд Тарентский согласился принять ее без промедления. Земли, отвоеванные у неверных, он обязывался держать на правах ленника византийской империи.

В свою очередь и Алексей Комнин обязывался предоставить Боэмунду в вечное и безраздельное пользование землю близ Антиохии, когда ее отвоюют крестоносцы, «в пятнадцать дней ходу длины и восемь дней — ширины», как записал в свою хронику один из грамотных рыцарей-норманнов, изо дня в день ведущий свои записи.

Очень скоро отряд Боэмунда Тарентского тоже переправился на берег Малой Азии. По-видимому, значения данной им вассальной клятвы предводитель норманнов не преувеличивал.

Перед началом рыцарской войны

Тем временем в Константинополь прибывали все новые рыцарские отряды, казалось, им не будет конца. После утомительного, полного невзгод пути, столица Византии просто ослепляла крестоносцев своим великолепием.

Но такое великолепие могло вызвать и жгучую зависть самых необузданных рыцарей; прекрасно понимая это, император стремился как можно скорее переправлять всех, кто появлялся в его столице, вслед за Готфридом Бульонским и Боэмундом Тарентским, на азиатские берега, захваченные неверными.

Учтивыми речами, щедрыми подарками, Алексей Комнин пытался склонить к вассальной присяге Византии и всех других военачальников крестоносного войска. По свидетельству того же Фульхерия из Шартра, император выдал им «вволю из своих сокровищ — и шелковых одеяний, и коней, и денег, в которых они весьма нуждались для совершения такого похода». Однако далеко не все были готовы принести клятву вассальной верности с такой же легкостью, как Боэмунд из Тарента.

По-разному отнеслись к предложению Алексея Комнина предводители больших и малых отрядов. Самые дальновидные понимали, что союз с Византией, пусть и ценой вассальной присяги, окажется очень полезным: византийцы предоставят флот, обеспечат войско продовольствием, дадут опытных, знающих все дороги и тропы проводников, а преодолеть предстоит горы, пустыни...

Другим же казалось, что стоит признать императора своим сеньором, и будут упущены плоды всех побед, которые предстоит одержать на Востоке. То, кто станет управлять отвоеванными землями, решать будут не не сами крестоносцы, а император Алексей.

Наотрез отказался принести присягу граф Раймунд Тулузский. Его примеру последовали и некоторые другие — например, рыцарь Танкред, племянник Боэмунда Тарентского, позже проявивший такие чудеса храбрости во время битв с мусульманами, что великий итальянский поэт XVI века Торквато Тассо сделал его одним из героев своей поэмы «Освобожденный Иерусалим».

Но все же в конце концов почти все из знатных рыцарей преклонили перед византийским императором колено и, положив ладонь на Святое писание, поклялись, что признают его своим верховным сеньором на тех землях, что предстояло отвоевать на Востоке. Правда, в глубине души ни сам сеньор, ни его новые вассалы не доверяли друг другу. Император «наперед видел, насколько латиняне ненадежны, не верны слову... устремляются от одной крайности в другую и из корыстолюбия готовы продать своих жен и детей».

Написал такие слова один из византийских авторов, было его мнение, конечно же, предвзятым, но все-таки полностью необоснованным его тоже не назовешь...

Как бы то ни было, все новые и новые отряды крестоносцев высаживались на берегу Малой Азии, где их поджидали переправившиеся раньше.

К лету 1097 года все крестоносное войско оказалось во вражеской стране. Совсем недалеко от побережья была Никея — столица государства сельджуков. Мощные городские стены прикрывали дорогу, ведущую в глубь страны. Чтобы идти на Иерусалим, сначала надо было взять Никею.

Рыцарская война за освобождение Святого Гроба началась.

Как крестоносцы осаждали Никею

Старинный греческий город Никея сотни лет принадлежал Византии; история городе тесно была связана с историей христианства.

В 325 году именно в Никее проходил Вселенский Собор, на котором был выработан и принят «символ веры» — изложение религиозных догматов, безусловно верить в которые обязан каждый христианин.

В том же IV веке город был основательно укреплен. Стены растянулись общей длиной на шесть километров, в западной части города они поднимались прямо из вод Асканского озера. Мощные стены, представляющие собой неправильный пятиугольник, перемежались мощными башнями; их было больше двух сотен.

В 787 году в Никее прошел еще один Вселенский Собор, на нем осуждено было иконоборчество — религиозное движение, направленное против чрезмерного почитания икон.

К такому-то городу, одной из христианских святынь и мощной крепости, подошли крестоносцы, горя желанием взять Никею с хода. Дело казалось не таким уж сложным — рыцарям должен был помочь сам Господь, а вдобавок, как стало им известно, самого султана Кылыч-Арслана не было в столице из-за войны с одним из эмиров в глубине Малой Азии.

На Востоке шли точно такие же междоусобные феодальные войны, как на Западе.

Однако первый штурм был отбит — с городских стен на крестоносцев обрушились тучи стрел, полилась кипящая смола. Приходилось готовиться к длительной осаде.

Граф Этьен Блуассский и Шартрский сообщал на родину своей супруге: «Наши досточтимые князья, видя, что Никея защищена башнями, которые нельзя взять обычными средствами, приложили немалый труд, чтобы соорудить чрезвычайно высокие деревянные башни с бойницами и построить всякого рода орудия».

Под словом «орудия» подразумевались такие распространенные осадные средства, как тараны, штурмовые лестницы, машины для метания камней. Воины графа Тулузского попытались было по всем законам осадного искусства подвести подкоп под одну из башен, но мусульманские воины вовремя обнаружили и завалили подземный ход.

Крестоносцы стояли у Никеи уже полтора месяца, когда к городу подошли крупные войска султана. Вблизи городских стен произошла ожесточенная битва.

Нет, утверждая, что в рядах крестоносцев не было потерь, граф, опьяненный победой, преувеличивал. Сельджуки были умелыми, хорошо вооруженными воинами; на поле битвы осталось не меньше трех тысяч человек из крестоносного войска. И все же «христовы воины» одержали полную и безусловную победу. Возможно, султан Кылыч-Арслан проявил излишнюю самонадеянность: после битвы в лагере сельджуков нашли огромный запас веревок, заранее приготовленных для пленных рыцарей. Им нашли совсем другое применение — с помощью веревок через стены все никак не сдававшейся Никеи перебрасывали отрубленные головы воинов-сельджуков для устрашения гарнизона.

И все же город, обложенный со всех сторон, никак не сдавался. Оказалось, что со стороны Асканского озера Никея постоянно получала продовольствие и вооружение. Предводителям крестоносцев пришлось обращаться за помощью к византийскому императору, по распоряжению которого к озеру доставили суда и спустили их на воду. Вскоре эти корабли с воинами-византийцами на борту полностью блокировали и водные подходы к осажденному городу.

На 19 июня был назначен решительный штурм, всю ночь войско крестоносцев провело в последних приготовлениях и с рассветом пошло на приступ. Однако первые лучи солнца высветили поразительную картину: на башнях Никеи появились византийские флаги. Это означало, что гарнизон сдавался, однако не рыцарям-крестоносцам, а императору Алексею Комнину.

Первые победы крестоносцев

Хитрый, дальновидный византиец, не без основания мало доверявший всем вассальным клятвам, сумел обвести вокруг пальца и Раймунда Тулузского, и Готфрида Бульонского, и Боэмунда Тарентского. Во время осады Никеи предводитель византийского отряда, того самого, что блокировал город со стороны озера, вступил в тайные переговоры с гарнизоном. Никейцы уже мало верили в то, что султан сможет оказать им помощь, и предпочли сдаться императору Алексею, чтобы уберечь город от разгрома и разорения. Как раз в ту самую ночь, когда крестоносцы готовились к штурму, византийцы уже были в городе.

Все надежды предводителей христианского войска на богатую добычу, на выкуп за именитых сельджуков, а также за саму султаншу, остававшуюся в городе, развеялись прахом. По приказу византийского военачальника Михаила Вутумита крестоносцев впускали в город небольшими группами, под охраной стражи. Еще до этого из города была вывезена казна.

И все же искусный дипломат Алексей Комнин сумел смягчить явное недовольство своих вассалов-крестоносцев. Он щедро одарил рыцарей и их вождей сокровищами из казны султана Кылыч-Арслана, передал им все припасы, хранящиеся в Никее, коней «неверных». После этого возвращение Никеи Византийской империи казалось всем закономерным и вполне справедливым. Дары Алексея Комнина оказались столь значительными, что вассальную клятву императору принесли и все те из крестоносцев, что уклонились от этого раньше.

Воодушевленные первым успехом, тем более, что он достался недорогой ценой, защитники Святого Гроба готовились идти дальше.

Увы, пророка из графа не получилось...

От Никеи путь крестоносного войска лежал на юго-восток, по пустынному высокому плоскогорью. Местность была унылой — почти без растительности, без воды. Редко-редко встречались соленые заболоченные озера да ручейки, стекающие с горных склонов. Воду для питья в основном приходилось добывать в глубоких колодцах, разбросанных вдоль дороги. Нещадно палило раскаленное азиатское солнце.

Легче всего было идти по ночам. Многотысячное войско крестоносцев далеко растянулось по дороге. Часто то там, то здесь на христиан нападали легкие и быстрые отряды сельджуков.

Перед лицом общего врага объединились все пребывавшие до этого в разладе эмиры. В конце июня 1097 года огромное войско «неверных» — около 250 тысяч воинов — поджидало христиан близ города Дорилей. 31 июня здесь произошла новая ожесточенная и кровавая битва.

Первый рыцарский отряд во главе с Боэмундом Тарентским вступил в долину неподалеку от города рано утром. Крестоносцы предвкушали отдых после долгого ночного перехода, многие уже снимали доспехи...

В этот момент со всех окрестных холмов на них обрушился град стрел. Потом в бой вступила кавалерия. Такова была обычная тактика «неверных» — они старались захватить противника врасплох, пуская в дело лучников, а потом довершали сражение кавалерийской атакой. Именно так безо всякого труда разбито было едва вступившее в Малую Азию крестьянское крестоносное ополчение. Однако рыцари оказались для сельджуков гораздо более грозным противником.

Хотя в первые мгновения боя сельджукам в самом деле удалось нанести рыцарям немалый урон, европейцы быстро пришли в себя. Прямо в разгар схватки они вновь облачались в доспехи, садились на коней. Сам Боэмунд Тарентский, призвав своих баронов быть «единодушными в вере христовой», проявлял чудеса храбрости.

К полудню к месту битвы подошли остальные силы крестоносцев, которых вел Раймунд Тулузский. Они с хода ринулись в сражение, и сельджуки дрогнули. К тому же их ошеломило появление еще одного рыцарского отряда, который повел в бой человек, совсем не похожий на воина — в длинной сутане, с огромным серебряным крестом на шее, вооруженный не мечом, а короткой, но увесистой палицей.

Это был епископ Адемар, которому Папа римский поручил быть духовным главой христианского войска. При виде его крестоносцы преисполнились воодушевления, а среди мусульман началась паника.

Отряды сельджуков бежали с поля боя, бросив обоз, вооружение, пленных, которых успели захватить в начале сражения, шатры султана Кылыч-Арслана и эмиров, полные драгоценностей. В результате победы крестоносцы «взяли большую добычу, золото и серебро, коней, ослов, верблюдов, овец, быков и многое другое».

Как рыцари продвигались на Восток

Предав земле павших в схватке, отдохнув несколько дней, защитники Гроба Господня двинулись дальше.