Расцвет рыцарства

Были, однако, у рыцарства и совсем другие времена: невиданный расцвет идеалов, неукоснительное следование рыцарскому кодексу чести, культ беззаветной любви и поклонения Прекрасной Даме. И конечно были для того свои причины.

Первые среди них — это крестовые походы на Восток для освобождения Гроба Господня из-под власти неверных, начавшиеся в конце XI века, это укрепление королевских династий на тронах западноевропейских стран и, как следствие, ограничение своеволия и независимости баронов, это развитие светской культуры.

Крестовые походы, растянувшиеся на века (читателей ждет о них отдельный рассказ), объединили рыцарское сословие. Феодал, прежде лишь изредка встречавшийся с соседями и гордившийся своей независимостью, стал чувствовать себя членом единого крепкого братства, пусть и говорящего на разных языках и разбросанного по разным уголкам Европы, но долгое время сражавшегося с общим врагом.

Походы, жизнь на Востоке, изменили сама мировоззрение рыцаря. Это были кровавые войны, но вместе с тем — увлекательное образовательное путешествие.

Перед безграмотным рыцарем-солдатом, прежде знакомым лишь с окрестностями своего замка, да замков соседей и сеньора, неприхотливым в быту, предстал незнакомый мир, похожий на волшебную сказку. Уже один только город Константинополь, где обычно собирались рыцарские отряды перед тем, как переправиться в Малую Азию, производил на рыцарей ошеломляющей впечатление.

На городских площадях и улицах были установлены бронзовые статуи конных императоров, в лавках менял лежали целые груды золота, дорогие ковры устилали полы богатых домов, местные жители носили наряды из шелка, пурпура и бархата, на рынках в изобилии были тонкие вина, диковинные фрукты, сахар, корица, имбирь..

А на Востоке, арене жестоких сражений крестоносцев с неверными сарацинами, жизнь была еще роскошнее. Причем рыцаря ошеломляла не только ее внешняя сторона. Несравненно выше, чем на его родине, на Востоке были развиты науки, искусства, литература. Невежественный европеец получал здесь новые сведения о мире, пополнял знания, обогащал ум, учился — иначе нельзя было — восточным языкам, перенимал привычки жителей Востока.

При близком знакомстве с сарацинами — ведь кроме войн случались и долгие перемирия — слабела и фанатичная ненависть к «неверным», с какой христиане отправлялись в крестовые походы. Прежде сарацины представлялись рыцарю жестокими и коварными, а на деле оказались человечнее самих христиан, с заботой относились к своим неимущим и больным единоверцам. Рыцарь, чтивший свой кодекс чести, не мог не восхищаться и великодушием, отвагой сарацинских воинов.

И когда бесславно закончились крестовые походы, вся Европа была уже совсем не той, чем до их начала, переняв лучшее в восточной культуре и науках, вдохнув утонченность литературы, привыкнув к восточной роскоши в быту, и перенеся все это на родную почву.

А вдобавок ко всему многие из своевольных и строптивых сеньоров погибли на востоке, многие знатные роды вымерли, и благодаря этому окрепла королевская власть. К XIII веку в Европе затихают междоусобные распри, прекращаются и внешние войны, наступает время относительного покоя.

Под влиянием долгой мирной жизни, у феодалов развиваются совершенно новые потребности, теперь они совсем не чужды культуре, знаниям. К дворам герцогов, графов потянулись певцы, музыканты, художники — у богатых сеньоров вошло в моду покровительствовать искусствам. Изменились и сами замки, их покои полны позаимствованной на востоке роскоши — новая мебель, восточные ковры на полах, гобелены на стенах. Замки всегда полны рыцарей-гостей; случалось, те из них, что были победнее, месяцами жили при богатых дворах, принимая участие в турнирах, пирах, светских беседах, а потом переезжали в гости к другому богатому и гостеприимному сеньору.

Совсем иным стал идеал рыцаря — теперь это не только воин, мастерски владеющий оружием и способный одолеть на поединке противника, но вместе с тем галантный кавалер, умеющий сложить стих, знакомый с игрой на музыкальном инструменте, следящий за быстро меняющейся модой.

Культ Прекрасной Дамы

С расцветом рыцарства связан и расцвет культа Прекрасной Дамы, одно из самых знаменитых и возвышенных проявлений рыцарства. Дело в том, что и женщина стала совсем другой; разительно изменилась сама ее роль в обществе.

В раннюю эпоху рыцарства, до крестовых походов, даже в самых знатных родах она занимала починенное, достаточно униженное положение. Барону-феодалу было, как правило, все равно, на ком жениться, лишь бы за невестой дали много земель. Сеньоры нередко выдавали своих дочерей замуж насильно — за тех, кто был им особенно полезен.

Короли тоже охотно раздавали свободные лены вместе с их богатыми наследницами тем баронам, что им верно служили. Церковь мало вмешивалась в семейные отношения, потому что на женщину смотрела, как на орудие дьявола, соблазнительницу рода человеческого, смирялась с браком, как с неизбежным злом, и ставила безбрачие много выше брака.

Жены баронов коротали свое время в особых женских покоях за рукоделием да чтение и появлялись перед посторонними мужчинами лишь в редких торжественных случаях.

Законы того времени гласили, что женщина не могла ни выступать в суде, защищая свои интересы, ни заключать никаких сделок без ведома и согласия своего супруга. Муж же считался ее полновластным повелителем, и в законах были даже определены случаи, когда барон имел полное право бить жену за какие-нибудь провинности.

Однако два века спустя положение женщины переменилось в корне. Из прежних, скромных и незаметных хозяек и рукодельниц женщины стали царицами общества, госпожами, руководительницами и законодательницами новой придворной жизни.

От женщины, Прекрасной Дамы, теперь требовались вкус к изящному, обходительность в обращении, умение занять гостей, интерес к поэзии, чуткость, отзывчивость. Женщина оказалась восприимчивее к новой культуре, чем мужчина, и сама стала причиной ее дальнейшего развития, увлекая за собой все светское общество.

Как рыцари служили прекрасным дамам

Зародился культ Прекрасной Дамы в южной Франции, в графстве Прованс, и оттуда быстро распространился по всей Западной Европе.

В одном из старинных источников можно найти такие слова: «Рыцари имеют многообразные достоинства: одни — хорошие воины, другие отличаются гостеприимством и щедростью; одни служат дамам, другие блистают костюмом и вооружением; одни смелы в рыцарских предприятиях, другие приятны при дворе».

Что касается провансальских рыцарей, то они особенно блистали щедростью, гостеприимством, костюмами, да самозабвенно служили дамам и при дворе чувствовали себя лучше, чем на поле битвы.

Прованс был богат, просвещен, здесь процветали торговля и ремесла, развивалась литература. И положение дамы в Провансе тоже было несравненно более высоким, чем в каких-либо других графствах, герцогствах и королевствах. Она могла сама распоряжаться своим имуществом, была абсолютно равна во всех правах с мужчиной.

Культ Прекрасной Дамы зарождался с особого поклонения Деве Марии. В ее честь возносились горячие молитвы, слагались стихи. Она именовалась «кроткой Дамой небес», «небесной королевой», ее изображения на иконах стали облекаться в драгоценные одежды, увенчиваться короной.

Такое поклонение Богородице возвеличивало в свою очередь и земную женщину. Земная любовь к ней получала все более возвышенный, более духовный характер и окрашивалась особыми поэтическими тонами. Окружая почитанием какую-либо «даму сердца», рыцарь, в сущности, служил не ей, а какому-то отвлеченному идеалу красоты и непорочности, который он создавал в своей душе.

По установившимся взглядам того времени, рыцарь и не должен был стремиться к разделенной любви, дама сердца должна быть для него недосягаемой, недоступной. Такая любовь, как считалось, становилась источником всяческой добродетели и входила в состав рыцарских заповедей. «Редкие достигают высшей добродетели, храбрости и доброй славы, — гласило одно из поучений, — если они не были влюблены».

Идеальный рыцарь теперь — честен, умен, скромен, щедр, набожен, смел, вежлив и непременно влюблен.

Служение Прекрасной Даме сделалось всеобщим обычаем, никто из рыцарского сословия не мог от него уклониться. Каждый после посвящения в рыцари должен был избрать себе даму, знатную или незнатную, замужнюю или нет, и добиться у нее дозволения служить ей.

Само же служение заключалось в постоянном ношении цветов ее герба, сражениях в ее честь на войне или на турнире, прославлении ее имени и готовности исполнить малейшую ее прихоть.

При этом выборе, однако, рыцарь далеко не всегда руководствовался истинной любовью и привязанностью. Часто он лишь следовал принятому обычаю или тешил свое самолюбие, стараясь добиться расположения какой-либо знатной дамы или знаменитой красавицы.

От верного служения Прекрасной Даме рыцаря не избавляли даже семейные узы; при этом, любопытно, собственная супруга почти никогда не выбиралась повелительницей и предметом обожания.

Но добиться расположения выбранной дамы было, как правило, нелегко. Нужно было совершить ряд подвигов во славу избранницы, одержать громкие победы на турнирах, и только тогда, когда подвигов по ее мнению набиралось достаточно, приходило время особого обряда: дама принимала воздыхателя в свои рыцари.

Обряд почти в точности повторял вассальную присягу сеньору. И основным условием тоже была верность избраннице. Но дама не брала на себя никаких обязательств; обещались только благоволение и милость. Эта духовная связь рыцаря со своей Прекрасной Дамой должна была оставаться тайной для всех, однако ее, как правило, совсем не скрывали. Нередко рыцарь служил знатной даме с прямого согласия ее мужа.

Правила поклонения и служения становились все более утонченными. Провансальские поэты обозначили здесь даже целый ряд ступеней. На первой стоит робкий рыцарь, который уже носит в сердце тайную любовь, однако не смеет еще открыться своей избраннице. Когда он решается на признание, то поднимается на вторую ступень и называется «молящим». Если же дама наконец допускает его к служению себе, рыцарь становится «услышанным», ну и так далее...

Однако красавицы, избалованные всеобщим почитанием, привыкли играть чувствами и нередко оказывались очень капризными. От служащих им рыцарей они требовали самых невероятных порой подвигов в свою честь. Приказ немедленно отправиться на Восток — на подмогу продолжающим сражаться с неверными крестоносцам, — был еще не самым трудным заданием. Недаром провансальский поэт XII века высмеивал капризы Прекрасных Дам такими строками: «То я должен достать красавице из огня саламандру, то выстроить на море дом из слоновой кости, то перенести сюда из Галилеи гору, на которой сидел Адам... Одна надежда осталась у меня: если гора растает, как снег, тогда ответит она мне любовью...»

А много позже, уже в XIX веке, образ капризной красавицы рыцарских времен нарисовал Василий Андреевич Жуковский в знаменитой балладе «Перчатка». Наверное, не сыскать человека, который бы не знал ее. Помните? На арену со львами и тиграми красавица бросила перчатку и приказала своему рыцарю Делоржу принести ее обратно. Не говоря ни слова, рыцарь спустился на арену, поднял перчатку и кинул ее даме в лицо со словами: «Не требую награды».

Упадок рыцарства

Эпоха поклонения Прекрасной Даме, непрерывных празднеств, турниров, стихов, святого соблюдения всех заповедей чести — это время расцвета рыцарства. Увы, если был расцвет, должен быть и упадок. Он в самом деле пришел к рыцарскому сословию уже в конце XIII века.

Праздность, роскошная, веселая жизнь, посвященная лишь удовольствиям и развлечениям, изнежила, размагнитила суровых, неприхотливых некогда воинов. Вдобавок, такая жизнь требовала немалых расходов, и потому приходилось закладывать и перезакладывать замки и земли.

К купцам, в обмен на насущно необходимую звонкую монету. постепенно переходили и сокровища, добытые на Востоке — золотые и серебряные украшения, драгоценные камни. На дорогие ковры, ткани тоже можно было всегда найти покупателя. Купеческое сословие быстро богатело, этому способствовало и невиданное развитие торговли, начавшееся вместе с крестовыми походами. С течением времени роскошь обихода купцов стала затмевать блеск все больше бедневшего рыцарства. Теперь рыцари относились к купцам уже не с прежней высокомерной снисходительностью — купеческое сословие вызывало откровенную ненависть.

И рыцарям, отложившим лютни и арфы, забывшим о Прекрасных Дамах, пришлось вновь, как это было на заре рыцарства, взяться за старое ремесло грабежа. Многие родовые замки стали настоящими разбойничьими гнездами, откуда безнаказанно совершались набеги на купеческие обозы и караваны.

Рыцари не гнушались нападать и на путников, захватывать их в плен, требуя за свободу огромный выкуп. Даже замки соседей-рыцарей были лакомой приманкой, уходили в небытие и кодекс чести, и дружеские узы.

Вдобавок ко всему и блестящие дворы крупных сеньоров — герцогов и графов — стали приходить в запустение, а там ведь всегда и самый бедный из рыцарей мог получить приют, да вдобавок богатые подарки.

В Германии, в Тюрингии, счастливые для рыцарства времена завершились со смертью ландграфа Германа, и при дворе его наследника Людовика, отличавшегося благочестием и набожностью, началась унылая, тусклая жизнь, где не было места для праздников и стихов.

Для рыцарей юго-восточной Германии праздничная, утонченная жизнь завершилась со смертью герцога Австрийского, погибшего в битве с венграми.

Прекратилась и династия немецких королей и императоров Гогенштауфенов, представители которой были главными вдохновителями блестящей рыцарской жизни. Монархи этой династии Генрих VI и Фридрих II были знамениты тем, что сами писали стихи и служили Прекрасным Дамам, а после них в Германии наступили жестокие времена междуцарствования, когда на троне одна фамилия сменялась другой — императорскую власть пытались вырвать друг у друга владетельные немецкие князья.

Казалось, снова наступил хаос разобщенного X века. «Многие из тех, которые были богатыми, сделались бедными, — писал современник. — Села опустели, поля стояли опустошенными, и вся страна покрылась стыдом. Где жил прежде в довольстве и счастье крестьянин, теперь не кричит петух, не кудахчет курица; нет там ни овцы, ни скота, ни коня, пасущихся на лугу; никому не мешает спать звон колокола, потому что заброшены все церкви».

«Прекрасные Дамы» в эти мрачные времена вновь, как прежде, запирались в потаенных комнатах замков и заменяли рыцарские романы молитвенником, а роскошные платья полу монашеским убором.

Всеобщее разорение коснулось и богатого, просвещенного Прованса. Его опустошили северофранцузские рыцари, призванные римским папой, посчитавшим, что среди свободолюбивых и вольномыслящих провансальцев распространяется вероучение, расходящееся с постулатами христианской Церкви, и подлежащее искоренению. Двадцать лет в Провансе продолжалась война, полностью опустошившая цветущий край. Города лежали в развалинах, на месте многих замков лишь чернели обгоревшие стены.

Как проходил обряд разжалования

Вырождалось, скудело блестящее совсем недавно рыцарство. Тот, кому остатки чести и достоинства не дозволяли разбойничать, продавали свой меч и копье любому, кто желал их купить, и становился наемным воином. И все чаще обедневшее сословие, становившееся все более жалким, служило мишенью для насмешек со стороны крепнущего купечества и горожан.

Вышучивались кастовость рыцарей, их гордость, даже торжественные обряды. В одной из сатирических поэм того времени воина посвящают в рыцари следующим образом: возводят на кучу навоза, оружие приносят в дырявых корзинах, на голову надевают шлем, который три года пролежал в закладе у ростовщика. Боевая лошадь, которую подводят рыцарю, оказывается жалкой клячей, «спина которой похожа на рыбий скелет».

Правда, такие жалкие, готовые закладывать доспехи и едва ли не побираться рыцари и в самом деле встречались в ту пору. По представлениям тех, что еще сохраняли возвышенные идеалы чести, достоинства, они унижали, позорили рыцарское звание. И вот в XIV веке появился особый обряд разжалования.

Рыцаря, подлежащего разжалованию, одетого в одну длинную рубаху, возводили на подмостки, окруженные толпой веселящихся зрителей. На глазах у лишаемого звания на куски разбивалось его оружие, с сапог срывали шпоры, щит привязывали к хвосту жалкой клячи. Герольд трижды вопрошал, обращаясь к другому герольду: «Кто это?» Второй отвечал: «Это рыцарь». И тогда первый герольд трижды повторял: «Нет, это не он! Это не рыцарь, это негодяй, изменивший своему слову!»

Затем священник читал псалом: «Да будет дни его кратки, и достоинство его да возьмет другой. Да будут дети его сиротами, и жена его вдовою. Да не будет сострадающего ему; да не будет милующих сирот его. Да облечется он проклятьем, как ризою, и да войдет оно, как вода, во внутренности его, и, как елей, в кости его». Потом разжалованного рыцаря на носилках, словно мертвеца, несли в церковь и служили над ним панихиду...

Что значит воевать по-рыцарски

И все же были еще у рыцарства новые взлеты, как, впрочем, и новые падения.

В 1328 году на французском престоле династия Валуа сменила Капетингов. При новом короле, Филиппе VI, двор преобразился. Король покровительствовал рыцарству, сам чтил его заповеди, и в Париже не прекращались празднества, турниры. Залы Лувра, королевского дворца, вновь заполнились красавицами в роскошных платьях, опять зазвучали нежные мелодии. Новую возможность показать себя во всем своем блеске дала рыцарству и начавшаяся вскоре война с Англией, когда Эдуард III, английский король, заявил свои права на французский престол.

Эта война оказалась небывало долгой, она получила название Столетней, хотя на самом деле длилась даже дольше века — с 1337 по 1453 год, — и поначалу представляла собой ряд блестящих поединков, в которых французские и английские рыцари состязались не только в искусстве владения оружием, но и в великодушии, в верности служения своим дамам.

От первых лет той войны осталось немало любопытных свидетельств, показывающих взаимоотношения рыцарей, сражавшихся под разными знаменами, но вместе с тем ясно ощущавших свою принадлежность к одному и тому же европейскому рыцарскому братству, видевших в противнике воинов, абсолютно равных себе. В конце концов не так уж много времени прошло с тех пор, как англичане и французы вместе, бок о бок друг с другом, сражались в Святой Земле с неверными...

Однажды два рыцарских отряда французов и англичан, встретившись в чистом поле, начали готовиться к сражению. Но прежде некий французский рыцарь в одиночку подскакал к англичанам и предложил кому-нибудь из них сразиться с ним во славу своей дамы. Вызов немедленно был принят, и оба отряда ждали, чем закончится поединок.

Точно такой же случай произошел при осаде англичанами замка Тори. Шел штурм, когда один из французских рыцарей крикнул со стены: «Есть ли здесь какой-либо рыцарь, готовый сразиться в честь своей дамы? Посмотрим, есть ли среди вас, англичан, влюбленные?»

Штурм тотчас прекратился, и английский рыцарь выехал для поединка и стал ждать противника.

А во время долгой осады англичанами города Ренн, столицы Бретани, французский рыцарь Оливье-де-Мони переплыл в полном вооружении крепостной ров с единственной целью — отнять у одного из английских рыцарей... шесть куропаток. Куропаток зарезал охотничий ястреб Оливье-де-Мони, но упали они на английскую сторону, а француз хотел преподнести их дамам осажденного города.

И он действительно заставил английского рыцаря сдаться ему в плен, но был во время поединка тяжело ранен. Тогда рыцарь тут же, на месте боя, вернул пленнику свободу, но взамен попросил помощи английских лекарей. В лагере осаждающих Оливье-де-Мони радушно принял герцог Ланкастерский, а когда рыцарь излечился от ран, наградил его на прощанье дорогими подарками.

Да и сами короли подавали придворным пример следования рыцарским заповедям на поле боя. Эдуард III, скрыв свое звание, вызвал на поединок французского рыцаря Эсташа-де-Рибимона, знаменитого отвагой и удалью.

После поединка на копьях начался бой на мечах. Дважды француз опускался на колени, изнемогая под тяжелыми королевскими ударами, и дважды вновь поднимался, чтобы продолжить бой. Наконец он признал себя побежденным.

О том же, кто был его противником, он узнал лишь тогда, когда Эдуард III распорядился подарить ему дорогое платье и пригласил в замок Кале, захваченный англичанами, на ужин. За столом французскому рыцарю прислуживал сам принц Уэлльский, наследник английского престола. Этим английский король показывал, как высоко он ценит доблесть противника...

Когда закончились рыцарские времена?

И все же не за горами был окончательный закат рыцарства. Рыцари вынуждены были сойти со сцены истории прежде всего, как военная сила.

Долгие годы, надежно закрытый доспехами, вооруженный тяжелым и длинным копьем, рыцарь имел полное преимущество и над легко вооруженной конницей, и над пехотой.

Но в той же Столетней войне, в знаменитой битве при Креси в Северной Франции в 1346 году французских рыцарей хладнокровно расстреляли английские лучники; стрелы, посланные мощной тетивой, которая натягивалась сильной и искусной рукой, навылет пробивали доспехи.

Позже на полях сражений появилось и огнестрельное оружие. К концу XIV века рыцарь был вынужден закрыться доспехами с ног до головы; броня защищала и боевого коня. Но теперь рыцарь не мог производить на поле битвы быстрые маневры, а выпав из седла, не способен был подняться на ноги без посторонней помощи и легко становился добычей воина-пехотинца.

Полностью потеряв в конце концов свое военное значение, рыцарство потеряло и всякую почву под ногами. Конечно, далеко не сразу оно окончательно и полностью исчезло с лица земли. Еще и в XVI веке давались рыцарские турниры, на которых самим королям случалось облачаться в доспехи. Но само рыцарское сословие в этому времени уже переродилось — рыцари стали дворянами.

Совершенно изменилось само устройство общества: дворянин не был столь же независим, как рыцарь, обязанный своему сеньору лишь клятвой вассальной верности, которую можно было разорвать при необходимости. Монарх на престоле был полным и безраздельным властелином всех своих подданных.

Однако, по счастью, не исчезли вместе с рыцарями лучшие из их идеалов — понятия о чести, достоинстве, верности слову. Дворяне переняли их, стараясь им следовать. Разве не похожи, например, на рыцарей, чтящих свой кодекс чести, мушкетеры из романов Дюма?

Рыцарское вооружение