Нет! Даже сейчас, успокоившись, Грант не мог найти точных слов, дающих представление о том, что он почувствовал.
      — В общем, — помог ему Дуглас, — если мы правильно поняли все, что ты говорил раньше, ты почувствовал наваждение.
      — Нет, — сказал Грант, — но, впрочем, да… И все-таки нет. Понимаешь, наваждение — это когда… а здесь… Но, пожалуй, этим словом в самом деле можно условно пользоваться. Значит, я почувствовал наваждение… Здесь возникает очень много вопросов. Первый — что было причиной наваждения? Второй — почему оно прошло? Третий — почему потом пришло наваждение номер два?
      Он покрутил головой.
      — Да нет, все-таки нельзя называть это наваждением! Это что-то другое, такое, чего еще никто не испытывал. Хотел бы я, чтобы и вы это пережили, мы лучше поняли бы друг друга.
      — Возможно, — пробормотал Дуглас, — нам еще и представится такой случай…
      Наступила тишина. Трое людей, чудом заброшенных туда, где до них не был никто из землян, остро почувствовали свое одиночество и беспомощность перед лицом необъяснимого. Чужие и беззащитные в этом мире, ни припасов, ни оружия, — само их существование висело на волоске, — с остальными людьми связанные только хрупкой ниточкой радиосвязи да надеждой на «Торнадо», до прибытия которого оставалось больше четырехсот часов… Бог знает, сколько всего могло случиться за это время!
      Грант первым стряхнул с себя гнетущее оцепенение. В конце концов, он профессионал космоса, а Дуглас и Мартелл только туристы, на долю которых выпали неожиданные события, и сейчас он должен помочь им взять себя в руки.
      — И наконец еще вопрос, — бодро сказал Грант. — Совершенно неясно, зачем они прилетали сюда на такой короткий срок? Так было и в первый раз, и сейчас.
      Мартелл встряхнул головой.
      — Что они делали тут в первый раз — мы не знаем, — сказал он. — А сейчас, как ты говоришь, было так: они прошлись среди камней — и сразу же улетели?
      — Даже не улетели. Если точнее, их корабль растворился в воздухе, и я остался один. И если теперь разбираться во всем хладнокровно, я был совершенно потрясен всем этим… всеми этими наваждениями. Надо сказать, что я… Я словно бы стал другим — лучше, сильнее… я словно очистился…
      — Катарсис, — пробормотал Дуглас.
      — Может быть, все это просто-напросто какой-то гипноз? — спросил Мартелл. — Очень похоже, во всяком случае.
      — Зачем? С какой целью? К тому же это совсем не было похоже на гипноз.
      — Словом, ничего нельзя понять, — сказал Дуглас. — Прежде, как мы знаем из новейшей истории, при встрече землян с другими цивилизациями все обстояло довольно обыкновенно — так, как все это себе и можно было представить. Не существовало ничего необъяснимого, и теперь уже накоплен немалый опыт, есть даже твердо установленные правила…
      — Все встреченные прежде цивилизации уступали нам по уровню развития, сказал Грант. — А вот эти… возможно, ушли далеко вперед. И здесь уж ничего нельзя представить заранее.
      — Может быть, так, — заговорил Мартелл, — но почему же они не обратили на тебя никакого внимания? Словно тебя и не было рядом с ними? А ведь земляне, даже встретив цивилизацию значительно отставшую, все-таки замечают ее представителей.
      — Вот этого я не знаю! — ответил Дуглас и почувствовал, что вся логика их рассуждений сворачивает в тупик, из которого нет выхода. Да, собственно, так и должно было быть, потому что все оставалось необъясненным.
      — Грант, так ты уверен, что у каждого камня было свое наваждение? спросил Дуглас.
      — Уверен! На это я сразу же обратил внимание. И однако это самые обыкновенные камни. Я их все потом обошел.
      — Тогда, — сказал Дуглас, — вполне возможно, что эти камни тут совсем ни при чем.
      — И так же вполне возможно, — подхватил Мартелл, — что до прилета «Торнадо» мы так ничего и не узнаем.
      — На «Торнадо» летят такие же люди, как мы, — сказал Грант. — Может быть, мы ничего не узнаем, даже когда они прилетят. Вдобавок, насколько я знаю, «Торнадо» может задержаться здесь только на несколько часов. Иначе, по навигационным причинам, громадный проигрыш во времени на обратном пути.
      Они замолчали и одновременно взглянули в ту сторону, где ночью творилось неведомое. Пустой и безжизненной, как всегда, была долина, и камни, разбросанные по ней повсюду, большие и маленькие, не скрывали в себе на вид ничего примечательного. Снова наступила долгая тишина, которую потом нарушил Дуглас.
      — Хорошо, что все это было, — сказал он. — Теперь у нас есть загадка, мы можем думать над ней, у нас появилась какая-то определенная цель. А это гораздо лучше, чем просто ждать, таять от голода и ничего не делать.
      — Таинственный остров, — непривычно медленно проговорил Мартелл. Таинственный остров… Пока все очень похоже на роман: робинзоны, только космические, и тайна острова, только тоже космического — планеты…

7.

      По ночам, в прохладные часы, на каменистой почве Хуан-Фернандеса действительно появлялась обильная роса. Когда вода в бочонке стала подходить к концу, Грант собрал десятки мелких камешков в одну внушительную груду у палатки. Рано утром, пока Солнце Матроса Селкирка еще не высушило влагу, ее можно было слизывать с камушков и хоть немного обманывать жажду. Иногда в атмосфере собирались тучи, и даже погромыхивал гром, но тучи еще ни разу не пролились дождем.
      Запас еды тоже заканчивался, ее расходовали микроскопическими порциями, но теперь Грант, Мартелл и Дуглас уже не так страдали от голода, как в самые первые дни. Период раздражительности, головных болей, как это бывает в начале голодания, давно миновал, и они испытывали только вялость, безразличие к тому, что происходит вокруг. Грант видел, что его друзья исхудали еще больше, и знал, что выглядит точно ток же. Они лежали в палатке, почти не разговаривая, и только раз в день Грант забирался в радиоотсек «Арго», чтобы связаться с Карелом Стинглом.
      То необъяснимое и загадочное, что волновало их еще совсем недавно, постепенно стало казаться всем троим незначительным и не стоящим внимания, тем более что ничего нового не происходило. Да и происходило ли что-то прежде; быть может, и в самом деле лишь призрачные видения пронеслись в голове у одного из них, а остальные приняли его сбивчивые лихорадочные рассказы за действительность?
      Но прошла ночь, когда высоко в небе вновь разорвалась яркая вспышка, и из долины опять донесся грохот. И эта вспышка вновь словно бы высвободила у всех троих скрытые именно для такого момента силы.
      Грант поднялся; рядом встали Дуглас и Мартелл. Новой вспышки в этот раз почему-то не было долго, они могли даже подумать, что первая только почудилась им, но затем последовали две одновременно.
      — Это что-то новое, — пробормотал Грант,
      Секунду он колебался. Надо было идти в долину, и пойти ему следовало одному, незачем подвергать риску Дугласа и Мартелла. Но… но был ли риск, рисковал ли он чем-нибудь, когда ходил в долину один в прошлый раз — ничего ведь не случилось! К тому же в глубине души он желал, чтобы и Дуглас с Мартеллом увидели то, что видел он, и испытали то, что он испытал. Это нужно было для того хотя бы, чтобы все втроем они могли потом говорить о загадке, опираясь каждый на личные впечатления, а не на впечатления только одного человека.
      Но кто знает, может быть, в этот раз не исключены какие-нибудь неожиданности? И тогда лучше, чтобы он один…
      Однако Дуглас и Мартелл сами положили конец колебаниям Гранта. Словно бы заранее сговорившись, оба шагнули вперед, в темноту; это был первый случай, когда они не ждали решения Гранта, и он их не остановил, а захватил фонарь и пошел за ними.
      В долине уже начинали свой хоровод бегающие огоньки. Точно так же было и в первый раз, когда Грант не дошел до чужого корабля, и во второй, когда он дошел. Дальше, если следовать прежнему ходу развития событий, в темноте должен был проявиться контур корабля, потом огоньки сольются в одно большое световое облако…
      Любопытно, подумал Грант как-то отстраненно, что сейчас должны испытывать Дуглас и Мартелл? Для обоих это событие ошеломляющее, они знают, что их ждет встреча с чем-то таким, с чем еще никому, кроме него, Гранта, не случалось сталкиваться. Так как же они идут к этому событию? Если Мартелл, бойкий журналист, наверняка привычен к разного рода неожиданностям, то Дуглас сугубо кабинетный ученый, увереннее чувствующий себя в призрачном, но привычном ему мире античных героев, чем среди реальных людей… О чем это я, о чем я сейчас думаю, остановил себя Грант. Надо собраться с силами, напрячь все внимание, чтобы понять наконец, почему они ведут себя так, как будто они одни, как будто нет рядом существа, заслуживающего, по крайней мере, любопытства?
      Грант прибавил шагу. Однако дальше события развивались не совсем так, как он ожидал. Прежде всего из мрака высветился контур не одного корабля, а сразу двух, причем разница в них была настолько очевидна, что не вызывало сомнений; хозяева их живут явно не на одной какой-то планете. Первый корабль представлял собой веретенообразное тело, постепенно сужающееся к обоим концам и увенчанное длинными тонкими иглами. Другой был похож на усеченную пирамиду, покоящуюся на нескольких далеко разведенных в стороны опорах. Дуглас и Мартелл, увидев эти сооружения, в нерешительности остановились, и в этот момент из обоих кораблей вышли на планету их хозяева
      Экспансивный Мартелл даже вскрикнул. Огоньки стали собираться в световое облако.
      С первого взгляда Грант понял: это были совсем не те существа, каких он видел несколько дней назад. Скафандры хозяев корабля-веретена были похожи на массивные треугольники, снабженные двумя парами коротких рук и поставленные на массивные же ноги-опоры; сверху на треугольниках были цилиндрические головы. Обитатели другого корабля вышли на поверхность Хуан-Фернандеса вовсе без скафандров, очевидно, атмосфера планеты для них, как и для землян, была безвредна. Насколько можно было судить на расстоянии, эти существа имели сходство с людьми Земли, но сходство, скорее, количественного порядка: одна голова, две руки, две ноги и туловище. Пропорции же были иными — очень короткие и плотные ноги и невероятно длинные и тонкие руки; очертания лиц трудно было рассмотреть издали. Пришельцы, те и другие, вытянувшись в цепочки, направлялись к россыпи камней, озаряемой светящимся облаком. Друг на друга они, похоже, не обращали никакого внимания.
      Выкрикнув что-то непонятное, Мартелл кинулся к ним. Немного поколебавшись, вперед двинулся и Дуглас.
      В голове Гранта теперь был полный сумбур. Загадка еще больше усложнялась. Происходило что-то совершенно невероятное. Трудно было предположить, что на одной планете в одно и то же время случайно перекрестились пути двух разных цивилизаций, а совсем недавно побывал вдобавок и корабль третьей. Неслучайность! Планета Хуан-Фернандес, похоже, была весьма посещаемой, но почему? И почему экипажи двух кораблей не обращают друг на друга никакого внимания? Не могли же, в конце концов, и те, и другие, а также и самые первые быть слепы?
      Ясно пока было только одно: всех, прибывающих на Хуан-Фернандес, отчего-то интересуют камни долины. Обыкновенные камни — таких тысячи на Земле и на любой другой планете. Но рядом с этими камнями можно испытывать необыкновенные ощущения… Не таится ли именно в этом хоть тень разгадки? Или же это простое совпадение? Необыкновенные ощущения появляются только рядом с пришельцами из другого мира: когда те улетают, камни как были, так и остаются обыкновенными камнями. Значит, дело не в камнях? Так в чем же?
      Однако времени на раздумья не оставалось. Первая группа пришельцев уже выстраивалась вокруг одного из камней, трое землян были совсем рядом с ними. Мартелл, бешено жестикулируя, начал им что-то говорить, и Грант вдруг увидел, что цилиндрические шлемы некоторых из этих существ повернулись в сторону журналиста. Значит, они его все-таки заметили, слышали?! Но сейчас же в глазах и ушах Гранта точно так же, как и в прошлый раз, все померкло, а потом, через какое-то время, внутри него стали открываться картины, краски, звуки…
      Он стоял в центре круглой комнаты, стены которой от пола до потолка опоясывались разноцветными лентами, и почему-то знал, что на самом деле это не ленты, а книжные ряды. Он чувствовал, что на него смотрят бесчисленные корешки, его мучила жгучая жажда узнать, что таит в себе каждая книга. И взгляд его вдруг словно бы проник внутрь всех этих книг, бесчисленные типографские значки сложились в истины, которые все вместе, разом, накрепко отпечатались в его мозгу. Но ему было мало только этих истин, и стены комнаты с книгами стали раздвигаться. Они уходили все дальше, к горизонту, и, значит, больше становилось книг и больше таящихся в них истин. Зачарованный, Грант смотрел им вслед и желал, чтобы они отодвигались еще быстрее, потому что вместе с этим все быстрее и полнее становился поток истин, среди которых он плыл. Все легче было держаться на плаву; чем бурнее был поток, тем — странное дело — проще было с ним справиться. И наконец вокруг не осталось ничего, кроме этой бешеной стихии, полным хозяином которой Ом себя чувствовал, Грант мог сделать с потоком все, что хотел: задержать или ускорить его течение, направить в любую сторону, столкнуть одну с другой волны, обрушить их на то, что мешало ему… Но и этой возможности было ему мало, потому что оставалось еще многое, пока неизвестное и скрытое, и надо было во что бы то ни стало проникнуть в это неизвестное и скрытое…
      Грант вынырнул из этого потока и оказался там, где были камни, пришельцы, Дуглас и Мартелл, силуэты двух кораблей, однако еще какое-то время его не покидало необыкновенное, пьянящее ощущение, пережитое только что. Хотелось тут же, как можно скорее поделиться им с журналистом и историком, узнать, что видели и чувствовали они. Но фигуры в массивных скафандрах пошли дальше, и, подчиняясь неодолимой силе, Грант двинулся за ними…
      Все, что происходило дальше, слилось в такой же калейдоскоп причудливых впечатлений, как и в прошлый раз. Разница была лишь в том, что, выныривая из них время от времени, он видел рядом с собой журналиста и историка, не отстававших ни на шаг, а также в том, что следом за ними, повторяя их путь, шла другая группа пришельцев. В какой-то момент краем глаза Грант увидел, что рядом с двумя кораблями появился контур третьего, и уголком мозга осознал, что среди каменного лабиринта ходит еще одна группа… Конец необыкновенного калейдоскопа был прежним: не в силах пошевелиться, переполненный всем, что обрушилось на него, Грант стоял на краю каменной россыпи, провожая взглядом уходивших к своему кораблю существ в треугольных скафандрах. Рядом, застыв в неподвижности, глядя в ту же сторону, стояли Дуглас и Мартелл.
      Мимо, не обращая внимания на них никакого, прошла вторая группа пришельцев, потом третья. Вскоре силуэты кораблей исчезли один за другим, однако светящееся облако почему-то никак не гасло.
      Медленно, трудно Грант приходил в себя. Повторялось то же самое: пронесшаяся в душе буря оставила ощущение необыкновенного подъема, очищения, оставила желание совершить какие-то невозможные вещи, оставила доброту, мудрость, понимание, силу. Он переживал это уже во второй раз и помнил, как это ошеломляет впервые.
      Грант потянул за локти Дугласа и Мартелла, и они двинулись за ним послушно, как автоматы. Нужно было дать им время успокоиться, нужно было возвращаться в лагерь. Они отошли от камней в полном молчании, и Гранту самому не хотелось сейчас ничего говорить…
      Но необыкновенные события еще не закончились: с грохотом из ночной тьмы проявился еще один корабль. Прошло какое-то время, и Грант увидел, что навстречу им движутся несколько темных фигур. Все ближе, ближе, и уже можно было определить, что эти неизвестные тоже шли без скафандров и внешне очень походили на землян. Вот только лица у них Грант разглядел, и они были цвета густой хвои. Поравнявшись с тремя робинзонами, пришельцы окинули их пристальными любопытными взглядами, а идущий впереди вдруг совершенно по-земному кивнул. Дуглас и Мартелл смотрели на это, как загипнотизированные, но внутри Гранта открылись какие-то шлюзы.
      — Мы с Земли, мы терпим бедствие! — выкрикнул он, подскочив к переднему. — У нас больше нет еды, помощь придет не скоро!..
      Он показал в сторону «Арго» и на небо, ударяя себя в грудь, и увидел, что его слушают. Но человек с лицом цвета хвои опять-таки совершенно по-земному развел руками; жест был очевиден — не понял ни слова. Потом незнакомец улыбнулся, обнажив ослепительно-белые зубы, вновь виновато развел руками, кивнул, и вся группа пошла дальше. Ошеломленный Грант проводил их взглядом, автоматически отметив, что на этот раз пришельцев всего пятеро.
      Земляне дошли до лагеря, не проронив ни слова, и уже отсюда Грант увидел, как исчез с Хуан-Фернандеса четвертый корабль. До самого рассвета все трое молча сидели у люка «Арго», пока Грант не спросил Дугласа:
      — Ты можешь рассказать, что с тобой было… ну, что ты видел, переживал? У самого первого камня?
      Дуглас встряхнулся: его мысли вернулись из неведомых далей.
      — У первого… сейчас… Да, это я запомнил! Было острое ощущение невероятной ограниченности и скудости наших представлений о прошлом, ясное понимание, что огромные пласты, в которых и скрыто главное, неизвестны нам. Это мучило меня, доводило до исступления. И вместе с тем крепла поразительная уверенность, что впереди историков-антиков ждут великие, просто грандиозные открытия, что все перевернется в прежних представлениях. И даже, — добавил Дуглас, — что это я… я все переверну.
      Грант хмыкнул, сопоставляя это с тем, что пережил у первого камня сам.
      — А ты? — спросил он Мартелла, но Мартелл не ответил, он глядел в сторону долины и беззвучно шевелил губами.
      Тогда Грант снова повернулся к Дугласу.
      — Ну так что же ты об этом думаешь? Что это такое по-твоему?
      Дуглас думал долго. Он даже закрыл глаза, подставив лицо поднимающемуся Солнцу Матроса Селкирка, и было похоже, будто он ждет от него подсказки.
      — Не знаю, — ответил он наконец, — не знаю. Но это что-то такое, что мне помогло.

8.

      Тучи, изредка застилавшие небосвод, наконец-то разразились дождем — когда до прилета «Торнадо» оставалось несколько суток. Косые сильные струи ударяли в каменистую почву, вода толстым слоем стекала по невидимым стенкам палатки. На всякий случай Грант наполнил все емкости, какие только нашлись в «Арго», хотя к этому моменту никто из них не страдал от жажды: им вполне хватало тех мизерных порций, что можно было по утрам собирать с груды камешков.
      И голод тоже не стал для них злейшим врагом, хотя последняя банка консервов была съедена бог знает сколько дней назад. Грант не без удивления подмечал, что даже внешне Дуглас и Мартелл стали выглядеть лучше. Однажды Дуглас даже побрился, а глядя на него, сбрил бороду и Мартелл.
      Должно быть, капитан Карел Стингл, которому было уже рукой подать до Хуан-Фернандеса, терялся в догадках, слыша по радио голос Гранта — бодрый и жизнерадостный, вовсе не похожий на голос человека, умирающего от голода и жажды. Грант обменивался со Стинглом шутками, просил по дальней связи передать приветы людям, что были ему дороги, заказывал меню первого обеда, который будет устроен на Хуан-Фернандесе из запасов «Торнадо», но ни словом не обмолвился о том, что происходит на планете. Загадку Хуан-Фернандеса они решили разгадать сами, потому что… потому что Карел Стингл ничем не мог помочь им на расстоянии. Кроме того, это была их загадка, это они, а не кто-то другой, столкнулись с нею на своем Таинственном острове. Она пока так и оставалась загадкой, хотя теперь обо всех этих необыкновенных событиях Грант, Дуглас и Мартелл знали куда больше, чем прежде.
      Выяснилось: Хуан-Фернандес был весьма оживленной планетой. На него то и дело продолжали прилетать чужие корабли, причем не только по ночам, а в любое время. Поначалу трое робинзонов каждый раз кидались к новоприбывшим, чтобы показать — они терпят бедствие, им нужна помощь, и каждый раз на них либо попросту не обращали внимания, либо показывали, что не понимают их. Зато всякий раз повторялось одно и то же: следуя за пришельцами по лабиринтам камней, трое робинзонов окунались в мир поразительных ощущений и впечатлений, которые переворачивали душу и надолго оставляли чувство подъема, очищения, свежести…
      И вот это в самом деле помогало им жить: откуда-то появлялись новые силы, они забывали о голоде и жажде, их волновали проблемы, оставшиеся вроде бы далеко-далеко отсюда, в большом мире, проблемы, которые, казалось бы, уж никак не могли волновать людей в их положении. Они спорили о стихах, обсуждали результаты археологических раскопок на планете Психея, размышляли о нововведениях в футбольных правилах. В конце концов Грант, Дуглас и Мартелл, уже не пытаясь обратить на себя внимание, просто стали присоединяться к очередной группе инопланетян, чтобы вновь испытать этот очищающий порыв.
      Десятки кораблей опустились на Хуан-Фернандес за это время. Это был фантастический парад космической техники, и Грант стал добросовестно запечатлевать каждый образец на пленке. Для специалистов это был бы бесценный материал. Из каждого корабля выходили на Хуан-Фернандес пришельцы — самых разнообразных форм, расцветок, способов передвижения. Такого не видел еще ни один человек Земли! Здесь побывали существа, похожие на гигантских муравьев, на огромные колобки, на ходячие кактусы, существа шестиногие, восьмирукие, наконец, как две капли схожие с землянами; и Грант тоже всех снимал. Они высаживались огромными группами и по двое-трое. И все без исключения направлялись к камням.
      Каменных россыпей, как выяснилось, в долине было несколько. Были и отдельные, обособленные камни. Как заметили Грант, Дуглас и Мартелл, разные группы пришельцев направлялись в разные концы долины. Некоторые, затратив немало времени, обходили все камни. Потом очередной корабль улетал, и робинзоны снова оставались одни, имея полную возможность строить гипотезы, одну невероятнее другой.
      Так, Мартелл однажды сказал:
      — Наш Хуан-Фернандес — какое-то святое место для этой части Вселенной. Сюда совершают паломничество, чтобы…
      Он не договорил. За него продолжил Дуглас:
      — Возможно, в самом деле все эти камни — памятники кому-то. К ним приходят… вернее, прилетают, чтобы поклониться, вспомнить…
      — А все эти ощущения? — спросил Грант.
      — Может быть, какой-то ритуал, — неуверенно сказал Дуглас.
      Некоторое время спустя, когда трое робинзонов наблюдали закат, ожидая прихода ночи, одной из последних своих ночей на Хуан-Фернандесе, Дуглас начал размышлять вслух:
      — Есть чувства, недоступные людям… пока… в силу несовершенства человека, его психики. Но придет время, и человек откроет эти чувства, совершенно новые, неизведанные, вроде тех…
      Он запнулся.
      — Ты о чем? — спросил Мартелл.
      — Я, кажется, знаю, что это такое. — Дуглас медленно выпрямился. — Это ведь так просто, это…
      Грант и Мартелл впились в него взглядами. Дуглас покачал головой.
      — Нет… все-таки не знаю. Что-то здесь не так.
      А на рассвете Грант один ушел в долину. Он вдруг поймал себя на том, что ему хочется побыть одному: может быть, только тогда и удастся понять — что все это значит? Ему казалось, что ответ где-то уже совсем рядом, почти на поверхности.
      Он добрался до самой дальней каменной россыпи, присел на один из камней и дал волю мыслям, которые отчего-то сдерживались, когда рядом были Дуглас с Мартеллом.
      Камни… Все дело, конечно, в камнях. Что-то скрывается внутри них, таинственным образом действует на человека, стоящего рядом с пришельцами. Видимо, и те испытывают какие-то ощущения — вероятнее всего, и прилетают-то сюда, чтобы испытать их. Так что же это такое? Что скрывается внутри камней?
      Он нашел самый маленький среди них и хотел его взять, чтобы принести в лагерь. Там его можно было разбить на части, посмотреть, что внутри. Но и самый маленький камень оказался таким тяжелым, что Грант не смог даже приподнять его. Несколько часов спустя, не поленившись, Грант снова пришел в долину, вооруженный тяжелым молотком. Но молоток тот отскакивал от камней, как резиновый мячик, а на них не появилось ни трещины, ни вмятины. Интересно, подумал Грант, есть на «Торнадо» какие-либо приборы для просвечивания твердых поверхностей, изучения внутренних структур? Вряд ли.
      Отбросив молоток, Грант снова присел на камень.
      "Торнадо" прилетит завтра днем. Он может пробыть на планете лишь несколько часов, иначе, из-за перемещения системы Солнца Матроса Селкирка в пространстве, легкому кораблю не хватит топлива на обратный путь. Значит, ни о каких исследованиях не будет и речи. Вот бы повезло, и во время стоянки «Торнадо» на Хуан-Фернандесе прилетела очередная партия… экскурсантов. Тогда капитан Карел Стингл увидел бы все своими глазами, сам бы все испытал.
      Грант усмехнулся, когда на ум ему пришло это слово — «экскурсанты». И в то же время оно всколыхнуло что-то в его сознании, пробуждая неясные ассоциации. Ему показалось даже, что это слово имеет некое отношение к разгадке, но вот только какое? Некоторое время он поворачивал его в мозгу так и эдак… Нет, ничего это слово не давало.
      Итак, хорошо бы Карелу Стинглу все увидеть своими глазами. И хорошо бы взять один из камней на борт «Торнадо», чтобы доставить туда, где им смогут заняться специалисты. А впрочем, нет, подумал он тут же. Все надо оставить на Хуан-Фернандесе как есть. Ясно, что нужна специальная экспедиция, и она обязательно будет здесь работать.
      Он представил себе людей, которые будут вести здесь исследования, и что-то кольнуло его. Сам-то он уже будет далеко отсюда — вероятнее всего, через какое-то время вернется на «Антарктиду». Туристы Мартелл и Дуглас тоже займутся обычными делами. Правда, Мартелл, конечно же, напишет свою книгу, и она пойдет нарасхват. Дуглас опять окунется в мир Елены Прекрасной и Троянской войны, И всем им будет не хватать этих камней с необыкновенными свойствами, поразительных ощущений, переворачивающих все внутри, поднимающих мысли, чувства, устремления на необыкновенную высоту, высвобождающих все скрытые силы души…
      Грант встал и прошелся взад и вперед. По всем биологическим законам он должен был бы сейчас еле ноги таскать. Вот уже сколько времени во рту не было ни крошки еды. Все дневное питание — несколько глотков воды. А он бодр и свеж, и даже боль в колене давным-давно прошла. И всему причиной — эти камни, молчаливые, обычные на вид, но скрывающие в себе удивительные свойства…
      Он окинул взглядом всю долину, все эти сотни камней. И вновь что-то шевельнулось внутри него; вновь пришло чувство, что разгадка совсем близко, надо только сделать какое-то незначительное усилие. Что же мешало ему?
      Неужели придется дожидаться тех достаточно отдаленных времен, когда на Хуан-Фернандесе будет работать экспедиция, когда она опутает камни проводами приборов, исподволь собирающих разнообразную информацию? И кто-то другой, а не он сам найдет ответ…
      Подняв молоток, Грант еще раз ударил по камню. Ударил просто так, не ожидая каких-то результатов. Молоток, как и следовало ожидать, вновь отскочил, как резиновый мячик. Усмехнувшись, Грант двинулся в обратный путь. Почему-то после этого последнего удара на душе у него стало очень легко, даже весело. Он шел, насвистывая задорную мелодию, гвоздь сезона. И хотя он уходил от камней, ему казалось, что каждый шаг приближает его к разгадке. Даже мелодия, которую он насвистывал, тоже, похоже, имела отношение к разгадке.

9.

      "Торнадо" опустился на Хуан-Фернандес в тот момент, когда на планете не было чужих кораблей. Медленно осела пыль, поднятая тормозными двигателями. Открылся люк, показался капитан Карел Стингл, облаченный в скафандр. Это было понятно: хоть воздухом Хуан-Фернандеса можно было дышать, кто знает, какие в нем могли быть микроорганизмы. Поэтому, как ни трудно было представить, Гранта, Дугласа и Мартелла ждал карантин.
      Стингл быстро ступил на землю планеты. Следом, тоже в скафандрах, появились два других члена экипажа с пластиковыми сумками в руках. Трое робинзонов стояли возле «Арго»: потом они кинулись к новоприбывшим, а те побежали навстречу.
      Грант и Стингл обнялись. Сквозь стекло шлема было видно, что лицо у капитана действительно загорелое, и Грант улыбнулся. Но лицо у капитана по понятным причинам было озабоченным, и, отпустив на мгновение Гранта, он обернулся к своим спутникам. Тут же появились приготовленные заранее пищевые рационы. Ничего лишнего, именно то немногое, что прежде всего необходимо человеку, долго страдавшему от голода.
      Они поели, медленно, с наслаждением.
      Однако на лице капитана Карела Стингла Грант легко читал и удивление, потому что, без сомнения, тот был готов к гораздо худшему.
      — Все не так плохо! — подмигнул ему Грант. — Кроме того, мы приготовили вам сюрприз.
      — Потом поговорим, — неуверенно сказал Стингл, — отдохните сначала.
      — Да нет, — ответил Грант, — сейчас.
      Загорелое лицо капитана Стингла все больше вытягивалось, когда он в крошечной рубке «Арго» просматривал стереоснимки кораблей, побывавших на Хуан-Фернандесе, и разнообразных существ, прилетавших в них. Наконец он без сил опустился в кресло.
      — Камни? — сказал он. — Они все ходили смотреть на камни?
      В нем сработала какая-то пружина, и, выскочив из рубки, капитан крупными прыжками помчался в долину. Грант настиг его только тогда, когда капитан, обойдя все россыпи, уже сидел на одном из камней в глубокой задумчивости.
      — Вот что, — хрипло сказал Стингл, увидев Гранта, — в любом случае мы не можем оставаться здесь более двух часов. Ты же сам навигатор, должен понять. А вообще, — признался он, — у меня голова идет кругом.
      — Еще бы, — сказал Грант.
      — Нужна специальная комиссия. Даже если мы рискнем остаться, вряд ли это много даст.
      — А сам ты что про все это думаешь?
      — Да я не знаю, что и подумать, — искренне ответил Карел Стингл. — Во всяком случае, мне бы страшно хотелось увидеть все это своими глазами.
      Грант взглянул в прозрачное небо, словно ожидая, что вот-вот опустится еще чей-то корабль. Ему этого тоже очень хотелось.
      Но за те два часа, что «Торнадо» оставался на Хуан-Фернандесе, так ничего и не случилось. Пришел момент расставания с планетой, давшей на время приют робинзонам. Как выяснилось, для них уже была приготовлена герметическая карантинная камера с круглыми большими иллюминаторами, сквозь которые экипаж во время полета мог смотреть на них, а они на экипаж.