У Данте перехватило горло, и он кивнул:

– Понятно.

– Хорошо. – В голосе прозвучало удовлетворение. – Сегодня я даю прием у себя дома и надеюсь на ваше присутствие. Так вот, вам предстоит сделать следующее...

Эвелин переступила порог лондонского особняка герцога Хантли с некоторым волнением. Одетая в прелестное шелковое платье цвета слоновой кости, прошитое золотыми нитками, с глубоким декольте, со сверкающими в ушах и на шее бриллиантами, она знала, что выглядит, как и подобает жене богатого человека. Тем не менее, она не могла отделаться от ощущения, что она бабочка, попавшая в сети паука.

Только присутствие рядом Люсьена придавало ей силы, чтобы держать голову высоко поднятой и улыбаться. Их разговор в саду накануне вечером пробудил в Эвелин надежду на возможность какого-то компромисса в их браке. Сегодня вечером Люсьен выглядел потрясающе в строгом черном вечернем костюме с кроваво-красной рубиновой заколкой на галстуке. Они представляли собой изумительную пару, и Эвелин, зная это, испытывала гордость.

Эвелин обратила внимание, что герцог также был одет в традиционный черный вечерний костюм, но его холеная аристократическая бледность явно проигрывала в сравнении со смуглыми чувственными чертами Люсьена. Люсьен выглядел более сильным, более опасным, чем его сводный брат. Роберт все еще казался Эвелин мальчиком, претендующим на роль взрослого мужчины.

И Роберт, и его мать приветствовали их с формальной учтивостью. На герцогине было вечернее платье даже с более откровенным декольте, чем у Эвелин, что выглядело, с одной стороны, несколько вызывающим, а с другой – элегантным. Она подошла под руку с пожилым респектабельным джентльменом, которого представила как лорда Админтона.

– Мы решили не приглашать большого количества людей, – сказала она Люсьену с неискренней улыбкой. – Будет всего двадцать четыре человека. Думаю, ты их всех знаешь.

– Да. – Люсьен прищурился, внимательно вглядываясь в дальний угол комнаты. Эвелин проследила за его взглядом и не увидела ничего такого, что могло бы так его заинтересовать. Только Данте, который, облокотившись на каминную полку, разговаривал с красивой темноволосой дамой. – Я действительно знаю всех.

– Уэксфорд пришел со мной, – хрипло сказал Админтон. У него были длинные густые усы, шевелившиеся, когда он говорил. – Я знал, что вы были неразлучной парочкой, и подумал, что вам будет приятно увидеть его здесь.

– Несомненно, – вежливо улыбнулся Люсьен. – Очень любезно с вашей стороны, милорд.

– Скоро перейдем в столовую, – объявила герцогиня, – поскольку почетные гости наконец прибыли. – Она поспешила к другим гостям, увлекая за собой Админтона.

– Не обращайте внимания на мою мать, – проговорил Роберт. – Она помешана на пунктуальности.

– Мне ли этого не знать, – поморщился Люсьен.

– Полагаю, ты хотел бы представить всем свою молодую жену. – Роберт доброжелательно посмотрел на брата. – Я рад, что ты пришел, Люсьен.

Насмешливо улыбнувшись, Люсьен ответил:

– Как я мог пропустить прием в свою честь?

Несмотря на язвительный тон Люсьена, Роберт повторил:

– Как бы то ни было, я рад, что ты пришел. А сейчас прошу извинить меня, поскольку мне необходимо подойти к другим гостям. – Он прошел в другой конец гостиной, где присоединился к беседе с пожилой четой и их молодой красивой дочерью.

– Думаю, он искренен, – тихо сказала Эвелин. – Какая бы черная кошка ни пробежала между вами, мне кажется, он действительно хочет помириться.

Люсьен усмехнулся:

– Пусть это будет тебе первым уроком. Никогда не верь светскому тону, моя дорогая, особенно если дело касается Хантли.

– Я верю тебе, – с благодарной улыбкой сказала Эвелин. – Во всяком случае, я вверяю себя тебе на сегодняшний вечер. Признаюсь, я немного боюсь.

– Не бойся. – Люсьен нежно поцеловал ей руку. – Ты дочь барона и жена одного из богатейших людей в Лондоне. Кому, как не тебе, находиться здесь.

– Просто будь рядом.

Люсьен успокаивающе сжал ее пальцы.

– Хорошо, дорогая.

Люсьен неторопливо провел Эвелин по гостиной, представляя ее всем собравшимся. Он надеялся, что к обеду позовут прежде, чем он дойдет до Данте и его собеседницы, но ему не повезло. Несмотря на то, что Люсьен, насколько возможно, оттягивал этот момент, все же вскоре они оказались перед этой парой.

– Люс! Привет, старина. – Данте выглядел так, будто всю ночь пропьянствовал, однако он улыбался Люсьену, надеясь, что их встреча прошлым утром уже забыта.

Люсьен лишь холодно кивнул.

– Данте.

С лица Данте сползла улыбка, и Люсьен почувствовал на себе вопросительный взгляд Эвелин. Проигнорировав и то и другое, он обратился к собеседнице Данте:

– Добрый вечер, леди Тернботтом. Разрешите представить вам мою жену, Эвелин Дюферон.

Ослепительная брюнетка взглянула на Эвелин:

– Очень приятно.

– Рада с вами познакомиться, леди Тернботтом, – вежливо произнесла Эвелин.

Но Летиция Тернботтом уже устремила взгляд своих темных глаз на Люсьена.

– Давно не виделись, Люсьен. Рада была услышать о твоем воскрешении.

То, как она произносила букву «р», напоминало мурлыканье кошки. Когда-то Люсьен находил ее низкий бархатный голос и изящную фигуру весьма соблазнительными. Сейчас он видел перед собой просто красивую женщину.

Данте глупо улыбался. Люсьен заметил, как насторожилась неискушенная Эвелин, которая, будучи воспитанной в провинции, тем не менее почувствовала неприкрытый интерес Летиции к ее мужу.

– Действительно давно. Как поживает лорд Тернботтом?

– Он умер. – Она одарила Люсьена многозначительной улыбкой, адресованной только ему. – Я теперь вдова.

– Сожалею о вашей утрате.

Летиция вызывающе рассмеялась:

– А я нет.

Данте тоже засмеялся. У Эвелин же столь циничное отношение женщины к кончине своего мужа вызвало шок, и Люсьен не мог не согласиться с ней. Раньше такое замечание со стороны красивой женщины показалось бы ему остроумным. Но теперь, когда сам был мужем, он надеялся, что Эвелин никогда не стала бы говорить о его смерти столь непочтительно. Сейчас Люсьену было стыдно от осознания того, что прежде и он рассмеялся бы, как Данте и леди Тернботтом.

Люсьен повернулся к Эвелин и от одного только взгляда в ее честные зеленые глаза почувствовал себя лучше. Он уже не был тем, кем был раньше. Сейчас он понимал, что становится лучше.

– Прошу извинить нас, – сказал он, – но мне хотелось бы представить мою жену остальным гостям, до того как позовут к столу. – Сдержанно кивнув Летиции, он отвел Эвелин от парочки.

– Вы что, повздорили с Данте? – тихо спросила Эвелин, когда они немного отошли. – Мне показалось, что ты зол на него.

– Зол, – коротко ответил Люсьен, хотя это слово совсем не отражало его чувств в отношении человека, который предал его. – У нас произошла размолвка.

– Похоже, это что-то более серьезное, чем обычная размолвка.

Он сурово посмотрел на нее.

– Не сейчас, Эвелин.

– Хорошо. – Она вздернула подбородок в своей обычной манере и выразительно посмотрела на него. – Мы поговорим об этом позже.

– Возможно. – Люсьен улыбнулся, заметив выражение озабоченности на лице Эвелин, и повел ее к следующей группе гостей.

Обед тянулся бесконечно долго.

Эвелин сидела за столом напротив Люсьена и была вынуждена наблюдать, как сидевшая с ним рядом леди Тернботтом весь вечер заигрывала с ее мужем. Брюнетка явно относилась к тем женщинам, с кем раньше тесно общался Люсьен. Бессердечная вдова, которая даже ради приличия не собирается соблюдать траур по своему усопшему мужу.

Вместо этого она шепталась с Люсьеном и бросала на него призывные взгляды. Она поворачивалась из стороны в сторону, пытаясь задеть его своим пышным, полуобнаженным из-за возмутительно глубокого выреза бюстом. Наклонялась к нему и словно машинально поглаживала его руку.

Эвелин все видела. И это вызывало у нее желание ткнуть в леди вилкой.

Удивленная своей столь яростной реакцией, Эвелин заставила себя перестать обращать внимание на заигрывания леди Тернботтом. В конце концов, она же отказывается делить с Люсьеном постель, и симпатии любого члена общества окажутся на стороне ее мужа, пожелай он завести любовную интрижку. У Эвелин не было никакого права выказывать ревность по поводу его флирта с другой женщиной, коль скоро она сама отказывает ему в выполнении супружеских обязанностей.

Но как бы то ни было, лучше бы Люсьен вел себя достойнее и не заводил интрижки прямо на ее глазах.

Наконец длительное изысканное застолье все же подошло к концу, и Эвелин с облегчением встала из-за стола вместе с другими дамами. Мужчины задержались выпить портвейна и выкурить сигару. Люсьен бросил на нее вопросительный взгляд, но она предпочла проигнорировать его, направляясь вслед за герцогиней в гостиную.

Эвелин хотелось остаться одной, но поскольку она была почетной гостьей, каждый считал своим долгом поговорить с ней. Большинство женщин казались настроенными весьма благосклонно, однако Эвелин обеспокоил пристальный взгляд леди Тернботтом, наблюдавшей за ней из другого конца гостиной.

К Эвелин подошла герцогиня.

– Надеюсь, вы не скучаете, моя дорогая?

Учтивость хозяйки насторожила Эвелин.

– Нет-нет, ваша светлость. Было так великодушно с вашей стороны устроить прием в нашу честь.

– Несомненно. Можно вас на пару слов? – Один высокомерный взгляд герцогини заставил стоявших рядом дам отойти в другую часть гостиной.

– Конечно. – Эвелин сосредоточила внимание на своих манерах, перестав прислушиваться к волнению, зарождавшемуся внутри ее.

Герцогиня отвела ее в уединенный угол гостиной. Из уважения к хозяйке другие женщины старались держаться вне зоны слышимости их беседы. Эвелин удивило, с какой властностью герцогиня обращалась с другими людьми, но в то же время это не могло не вызвать ее уважения. Герцогиня Хантли, несомненно, была выдающейся женщиной.

Но и Эвелин Дюферон была не промах.

– Дорогое дитя, я не могла не заметить ваших страданий за обедом. – Кларисса похлопала ее по руке, что должно было означать материнскую заботу. – Я знаю, что ваша мать умерла несколько лет назад.

– Да. – Эвелин боролась с желанием отдернуть свою руку, чтобы избавиться от холодного прикосновения Клариссы.

– Тогда позвольте мне направлять вас в этих делах. – Она заговорщически понизила голос. – Мужчины иногда бывают просто животными.

Эвелин напряглась.

– Что вы имеете в виду?

– Я, естественно, обратила внимание на то, как ваш муж флиртовал с леди Тернботтом. Конечно же, она является дорогим другом нашей семьи, но она также и молодая красивая вдова. Такие женщины часто бывают неотразимыми в глазах мужчин.

– Я уверена, Люсьен просто проявлял учтивость. – Бог должен был бы наказать ее за такую откровенную ложь, но Эвелин скорее позволила бы обрить себя наголо, чем признаться этой женщине в том, что поведение Люсьена причиняло ей боль.

Герцогиня в очередной раз покровительственно похлопала Эвелин по руке.

– Дорогая, мужчины есть мужчины. А ваш муж, позволю себе быть откровенной, известен своим отношением к прекрасному полу. Все, что остается делать в этом случае благовоспитанной жене, – это смотреть в другую сторону. – Герцогиня печально вздохнула. – Конечно, ему следовало бы подождать несколько дольше, чем две недели после свадьбы, прежде чем начать флиртовать с другими женщинами. Но боюсь, так ведут себя все повесы.

– Я благодарна вам за совет, – сухо ответила Эвелин. – Прошу меня извинить, ваша светлость, но я хотела бы освежиться.

Герцогиня кивнула.

– Конечно, дорогая. Просто попросите служанку, и она проводит вас.

– Благодарю. – Эвелин поспешила из комнаты, спиной чувствуя довольную усмешку Клариссы.

Служанка проводила ее в туалетную комнату и ушла только после того, как Эвелин уверила ее, что без проблем найдет дорогу назад. Как только служанка ушла, Эвелин в изнеможении опустилась на стул рядом с умывальником и вгляделась в свое отраженное в зеркале бледное лицо.

Она знала, что такое может случиться, даже ожидала этого. Люсьен был человеком страстным и не мог долго обходиться без женщины. Тем не менее, она полагала, что он больше дорожит их браком и не станет опрометчиво стремиться к плотским утехам. Эвелин надеялась, что он, хотя бы ради Хлои, попытается наладить их отношения.

Слезы подступили к ее глазам. Будь он проклят! Она надеялась, что хоть что-то значит для него, что он действительно мечтал о настоящем браке и настоящей семье. Да, она не хотела полного сближения. Но если бы он только отнесся к этому с пониманием, если бы уступил хоть чуть-чуть, возможно, у них все наладилось бы.

Но конечно, не в том случае, если он будет увиваться за каждой красивой женщиной, попавшейся ему на глаза.

Эвелин отошла от умывальника и принялась мерить шагами комнату, не в силах справиться с переполнявшими ее эмоциями. Одно то, что он заигрывал с этой вдовой, уже достойно порицания, но то, что он делал это на глазах у чопорных и надменных членов своей семьи, давая им повод смеяться над ней, было просто недопустимо.

Нужно сегодня же поговорить с ним. Если только он вернется домой вместе с ней.

Окно было открыто, от него тянуло прохладным ветерком. Одурманенная насыщенными ароматами гостиной, Эвелин раздвинула занавески и, жадно вдыхая свежий воздух, посмотрела на раскинувшийся внизу сад. Герцог Хантли был достаточно богат, чтобы иметь собственный дом в Лондоне, и не просто дом, а роскошный особняк в престижном районе. Дом был окружен прекрасным садом, и Эвелин с удовольствием вдыхала аромат цветущих под окнами роз, заглушавший менее приятные запахи городского быта. Ночная прохлада успокаивала ее. Свет от похожей на римскую монету полной луны позволял разглядеть сад. В темноте белели каменные скамейки и садовые скульптуры, окруженные темным кустарником.

Вдруг внизу она заметила какое-то движение и увидела появившихся на дорожке людей. Их было двое. Они остановились под деревом, яростно перешептываясь. Эвелин, спрятавшись за занавеской, продолжала наблюдать за ними.

Вскоре один из собеседников повернулся, и в свете луны она узнала направлявшегося в дом герцога Хантли. Эвелин никогда прежде не замечала такого холодного и жесткого выражения на его лице. Это было совсем не похоже на Роберта, словно в нем уживались два персонажа: юный, похожий на мальчишку герцог и какая-то неизвестная ей личность. Неужели он демонстрировал всем свое фальшивое лицо мальчишки-герцога, за которым скрывался жестокий и расчетливый человек? Но зачем это ему понадобилось?

Его собеседник двигался медленнее, и, как только он вошел в полосу лунного света, она узнала в нем Данте.

Эвелин отступила в комнату и попыталась осмыслить увиденное. Зачем эти два человека уединились в саду? Она заметила, что обычно при встречах они лишь обменивались дежурными фразами официальных приветствий, не более того. И Эвелин чувствовала, что герцогу претит присутствие в его доме незаконнорожденного карточного игрока. Однако Данте был другом Люсьена, и ему явно покровительствовал граф Админтон, с которым дружила герцогиня, поэтому его и пригласили сегодня на прием. Конечно, могло случиться так, что Данте каким-то своим высказыванием задел Роберта, но почему-то Эвелин склонна была полагать, что Данте достаточно умен, чтобы не делать этого. Хотя Данте и не вызывал у нее доверия, Эвелин должна была признать, что такой человек вряд ли будет вести себя неподобающим образом в светском обществе. И уж конечно, у него хватит ума не оскорблять герцога в его собственном доме.

Довольная тем, что эта загадка отвлекла ее от мрачных мыслей о браке, Эвелин по дороге в гостиную не переставала прокручивать в голове эту ситуацию.

Вернувшись в гостиную, она увидела, что джентльмены уже присоединились к дамам. И как только Эвелин вошла, к ней сразу подошел Люсьен. Его появление всколыхнуло в Эвелин все те тревожившие ее эмоции, с которыми она пыталась справиться, поэтому она старалась даже не смотреть в его сторону. От него пахло духами вдовы, и Эвелин боялась, что, стоит ей открыть рот, и она начнет кричать, как базарная торговка.

Она взяла Люсьена под руку просто по необходимости и осталась стоять рядом с ним, обмениваясь любезностями с подходившими к ним с поздравлениями гостями. Одновременно она наблюдала за поведением других людей, находившихся в гостиной.

Леди Тернботтом следила за Люсьеном, как голодный человек за пронесенным мимо аппетитным блюдом. Герцогиня выглядела довольной, в ее холодных голубых глазах таилась злобная радость. Роберт казался совершенно равнодушным, однако Эвелин заметила его брошенный как бы невзначай взгляд в сторону Данте. Данте же непринужденно беседовал с лордом Админтоном, не обращая внимания на окружающую обстановку.

А Люсьен вообще ни разу не попытался заговорить с Данте.

От стольких впечатлений у Эвелин закружилась голова, и она принялась считать минуты, остававшиеся до отъезда.

Что-то ее беспокоило.

Едва закрылась дверь за его камердинером, Люсьен посмотрел в сторону комнаты Эвелин. За весь вечер она сказала ему всего пару слов, а когда они вернулись домой, она просто пожелала ему спокойной ночи и удалилась к себе.

Люсьен терпеть не мог, когда она становилась демонстративно вежливой. Эвелин могла ругаться с ним, высказывать ему свои претензии, заигрывать с ним, но не было ничего хуже, чем ее холодная вежливость. Что-то было не так.

Без пиджака, в брюках от вечернего костюма, Люсьен подождал, когда уйдет служанка Эвелин. Затем подошел к двери в смежную комнату.

Дверь была заперта.

Люсьен посмотрел на дверной замок, и его внезапно охватил гнев. Как посмела Эвелин запереться от него? Разве он не потакал всем ее желаниям? Разве он не вел себя по отношению к ней как джентльмен, не пытаясь силой взять то, что принадлежит ему по праву? Разве он не пытался обольстить ее, а не брать грубой силой? И в благодарность за это она запирается от него?

Сначала предательство Данте, теперь это. Сколько же неприятностей может свалиться на человека в один день? Какое-то время Люсьен с трудом удерживался от желания вышибить дверь ногой. Однако если Эвелин считает, что может таким образом укрыться от него, она может придумать и еще что-нибудь. Кроме того, шум вызовет суматоху среди слуг, да и вообще такой поступок еще больше отдалит Эвелин от него.

Наверное, она и за служанкой заперла дверь, ту, что выходит в холл. Но оставался еще один путь.

Открыв свое окно, Люсьен выбрался на узкий карниз. В каких-то двух футах от него в открытом окне комнаты Эвелин развевались от легкого ветра занавеси. Он ловко перепрыгнул со своего карниза на ее. Затем через окно влез в комнату.

Как только он спрыгнул на пол, Эвелин испуганно повернулась к нему от зеркала. Ее вид вызвал у Люсьена улыбку, хотя прикрытое только шелковой рубашкой тело моментально возбудило его.

– Доброй ночи, моя дорогая.

– Что ты здесь делаешь? – Эвелин оглянулась, схватила капот и накинула его на себя. – Уходи, Люсьен.

– Ну-ну, разве можно так разговаривать с любящим мужем?

– С любящим? – насмешливо переспросила Эвелин.

– Похоже, я тебя расстроил, моя дорогая. – Игриво улыбнувшись, Люсьен уселся в кресло и вытянул свои длинные ноги. – Так чем же я тебя обидел?

У Эвелин был такой вид, будто она вот-вот вцепится ему в лицо ногтями, но она не сделала этого, а только нетерпеливо вздохнула.

– Я устала, Люсьен, и хочу спать.

– Ложись, пожалуйста, – сказал он, кивнув на кровать. – Но учти, я не уйду, пока не узнаю, что тебя беспокоит. И зачем ты заперла дверь?

Последние слова Люсьен почти выкрикнул, а Эвелин невинно моргнула.

– Правда? Я не помню.

Так, оказывается, она хочет поиграть с ним! Люсьен поднялся, с удовлетворением отметив, как она нервно сглотнула, прежде чем изобразить на лице вежливое вопросительное ожидание. Разве Эвелин не знает, что он мастер такого рода игр?

– Ты ступаешь на опасную тропу, дорогая. Разве я не был хорошим мужем, несмотря на твой отказ делить со мной постель? Разве я не предоставил тебе кров и пищу, не покупал тебе и нашей дочери красивые наряды?

– Ты делал все это.

– Тогда мне непонятно, отчего ты злишься на меня.

– Я не злюсь. Просто устала. Пожалуйста, уйди, Люсьен, чтобы я могла лечь.

– Ты такая упрямая. – Он медленно приближался к ней, в то время как она, пятясь, отступала от него. – Идти-то мне некуда, милая женушка. Ты же сама заперла все двери. – Люсьена позабавил ее пораженный вид.

Эвелин прекратила пятиться и не сдвинулась с места, даже когда он приблизился к ней вплотную.

– Похоже, замки тебя не останавливают.

– В этом мире нет ничего, что удерживало бы меня вдали от тебя, моя сладкая Эвелин. – Люсьен провел пальцем по ее груди. – Разве только то, что ты скрываешь в этом своем упрямом сердечке.

Эвелин оттолкнула его руку.

– Мы уже обсуждали это, Люсьен.

– Очевидно, недостаточно. – Он наклонился, вдохнул аромат ее волос. – Скажи мне, что я сделал такого, что обидело тебя, любовь моя.

– Твоя любовь? – Эвелин обеими руками толкнула его в грудь. От неожиданности Люсьен чуть не упал. – Как ты смеешь называть меня так после того, как позволил этой... этой шлюхе крутиться возле себя весь вечер?

– Какого черта!.. Ты говоришь о Летиции?

– Да, я говорю о Летиции, – передразнила она его. – Я весь вечер наблюдала за вами. Это было отвратительно. Если тебе необходимо общаться с подобными женщинами, делай это, пожалуйста, но только не на моих глазах!

– Ты, наверное, думаешь, что я поощрял ее?

– Все так подумали, – ответила она резко. – Даже ее светлость, герцогиня, высказалась по этому поводу.

– Я приношу свои извинения, если подверг тебя какому-то унижению, – сказал несколько ошеломленный Люсьен. – Но я вовсе не потворствовал Летиции.

– Но ты и не противился ее заигрываниям.

– Вероятно, нет. Но я же мужчина, Эвелин, мужчина, у которого красивая жена, не позволяющая ее касаться. Не думаешь же ты, что я буду слеп и глух к знакам внимания со стороны других женщин только потому, что ты не хочешь быть со мной.

– Я так вовсе не думаю, – холодным тоном произнесла Эвелин. – Я только прошу тебя не флиртовать в моем присутствии. Как твоя жена, я требую хоть какого-то уважения к себе.

– Значит, в твое отсутствие я могу флиртовать и даже заводить любовные интрижки?

Эвелин резко кивнула:

– Именно так.

– Понятно. – Люсьен был раздавлен. А ему-то казалось, что их отношения вот-вот наладятся, ведь он был так уверен, что Эвелин хочет его.

Потрясенный ее равнодушием, находясь все еще под впечатлением от предательства Данте, Люсьен сделал то единственное, что хоть как-то могло помочь его уязвленному самолюбию. Он обнял ее и поцеловал.

Эвелин сопротивлялась. Люсьен не обращал внимания на укоры совести, на протест со стороны Эвелин и только крепче сжимал ее в своих объятиях. Она его жена перед Господом, и он не уйдет из ее комнаты, словно побитая собака.

Запах лаванды возбуждал Люсьена почти до потери сознания. Он втискивался в ее бедра, крепко прижимал ее живот к своему изголодавшемуся телу, обхватив одной рукой выпуклые полушария ее ягодиц. Внезапно Эвелин перестала сопротивляться. Ее руки обвили его шею. Ее губы податливо раскрылись, и она ответила на его поцелуй.

Люсьена заволокло пеленой страсти. Он гладил и сжимал нежную плоть через тонкую ткань капота и ночной рубашки. Нагретый теплом Эвелин тонкий шелк почти не мешал ему ощущать ее тело.

Люсьен на миг оторвался от ее губ, чтобы набрать в легкие побольше воздуха, но Эвелин обеими руками обхватила его голову и притянула к себе для очередного горячего, отчаянного поцелуя.

Теперь из ее горла вырывались другие звуки, то были требовательные стоны, которые перемежались с его страстными возгласами. Она терлась об него своим телом, сжимала пальцы в его волосах, втискивалась бедром между его ног, чтобы прижаться к его твердой, возбужденной плоти. Он щекотал носом ее шею, целовал плечи, зарывался лицом меж ее грудей.

– О Боже! – шептала Эвелин. – Трогай меня, Люсьен!

После того как она произнесла это, последние остатки сдержанности куда-то исчезли. Ее возбужденные соски едва не прорывали тонкий шелк, и Люсьен обхватил губами один сосок прямо через ткань рубашки, одновременно лаская рукой другую грудь. Эвелин с низким, жадным стоном откинула назад свою голову, его же прижала к своей груди, побуждая продолжать начатое.

Люсьен не оставлял ее грудь, намочив слюной ткань, которая стала прозрачной. Но теперь уже даже это казалось непереносимой преградой между его губами и ее кожей. Дрожащими руками он стянул капот с ее плеч и принялся за ночную рубашку.

Эвелин с готовностью набросилась на его рубашку и начала высвобождать ее из-под ремня.

Его шрамы. Проклятие, Люсьен не хотел снова внушать ей отвращение. Он наконец стянул с нее рубашку, которая опустилась на пол небольшим холмиком вокруг ее ног, так что Эвелин предстала перед ним обнаженной. Затем он сжал руками ее ладошки, которые гладили его грудь под рубашкой.

Эвелин подняла голову и вопросительно посмотрела на него, но Люсьен ничего ей не ответил. Он знал, что ему нужна только она. И ему надо было убедиться, что между ними все еще существует магия притяжения. Что у их брака есть будущее.

Люсьен поднял ее на руки и понес к кровати. Заметив тень тревоги в ее глазах, он наклонился к ней и начал целовать ее, прежде чем она вспомнила бы о своих принципах. Прежде чем она вспомнила бы, что дала обещание не спать с ним.

Эвелин откинулась на подушки, а Люсьен целовал ее, используя все свое мастерство, поглаживал ее нежное благоухающее тело. Ее тело расцвело после рождения их ребенка, стало более женственным, большую округлость приобрели ее бедра и грудь. На животе были чуть видны серебристые полоски, напоминавшие о том, что она родила ребенка. Его ребенка. Люсьен жалел, что ему не довелось наблюдать, как менялось ее тело, следить, как протекал процесс ее беременности.

Он наклонился и поводил губами вдоль этих едва заметных линий, это заставило ее ахнуть. Эвелин подняла ноги в молчаливом приглашении. Но Люсьен повел свои губы по ее коже вверх, опять нацеливаясь на грудь.

Ее соски призывно торчали, требуя ласки, и он с готовностью стал ласкать их, теребя чувствительные бутончики зубами и языком. Эвелин со стоном выкрикивала его имя, выгибала спину, даже ругала его за то, что он так много времени уделяет ее груди. Наконец, когда она чуть ли не принялась рвать его волосы, Люсьен оторвался от груди Эвелин и впился в ее губы.

Он целовал ее неторопливо, хотя его всего трясло от возбуждения. Постепенно увеличивая страстность поцелуя, он касался языком ее языка, затем убирал свой, дразня ее. Пощипывал ее нижнюю губу. Сжав ладонями ее голову, он не давал ей повернуться и полностью завладел ее ртом.

Кожа Эвелин покрылась бисеринками пота. Сколько раз уже она тянула рубашку Люсьена в отчаянной попытке сорвать ее с него. И каждый раз он отвлекал ее поцелуем во влажный сосок или в чувствительную жилку на ее шее. Каждый раз, отдаваясь наслаждению, она широко раскрывала глаза и забывала о том, что хотела сделать.

Рука Люсьена скользнула между ее бедер. Эвелин только и ждала этого, уже давно была теплой и мокрой. Она тихо вскрикнула, едва он коснулся ее чувствительных складок, ноги ее тут же раздвинулись, предоставляя ему лучший доступ внутрь. Теперь он ласкал ее умелыми пальцами, целуя то в живот, то в грудь, то в губы – всюду.

Наконец он переместился и поцеловал ее туда, куда ей больше всего хотелось.

Эвелин вскрикнула при первом же прикосновении его рта. Пока он доставлял ей интимное наслаждение, она руками прижимала его голову к своему лону. Ее пальцы стискивали его волосы, как будто ей хотелось вцепиться во что-то. Все равно во что.

Люсьен просунул ладони под ее ягодицы и приподнял ее бедра для лучшего проникновения. При каждом толчке его языка она вздрагивала и издавала тихие, невнятные страстные звуки. Она была так возбуждена, что уже очень скоро затрепетала в оргазме. Застонав от удовольствия, Эвелин вцепилась руками в его волосы и зажала его голову между бедер. А затем ее тело ослабло.

Люсьен стоял на коленях и смотрел на нее. Сейчас он мог бы обладать ею, Эвелин не отказала бы ему. Ее нежная женственная плоть манила его, и тело ответно реагировало. Его член начинал, пульсировать от одной мысли о проникновении внутрь этого теплого, манящего лона. Сегодня она не скажет «нет». Но что она скажет завтра?

Ничего не наладилось. Люсьен знал это. Но, по крайней мере, он убедился, что она все еще хочет его. Страсть не прошла, но смогут ли они решить свои проблемы.

Морщась, Люсьен поднялся на ноги. Страстное желание гнало по его жилам горячую кровь и почти до боли напружинивало его мускулы. Но он не даст Эвелин повода обвинять его в том, что он принудил ее. Это было очень трудно, но Люсьен сделал это – отвернулся от такого спелого, возбужденного женского тела.

Эвелин приподнялась на локтях, когда услышала, как он открывает дверь, разъединяющую их комнаты. Щелчок замка прозвучал на удивление громко в тишине комнаты.

– Люсьен? Ты куда?

– В постель. – Он не посмел даже взглянуть на нее, чтобы не утратить решимости. – Спокойной ночи.

Люсьен шагнул за дверь, закрыл ее за собой и остался наедине со своими ночными дразнящими мечтами и неудовлетворенностью.