Глава 30

Мир был нарушен, и путешествия стали опасными. Шайки бездомных людей из Элии бродили по дорогам, охотясь за неосторожными путниками, и нападали на уединенные хутора, отвозя дрова и все награбленное в Элию. Не зная, насколько им удалось оторваться от лордов, Ньял и великаны старались выбирать окольные пути: так было безопаснее, хотя и медленнее. Две ночи подряд они не разводили костра. Но у них не было с собой провизии, и путешествие стало трудным.

Грозовые тучи ушли, теплый ветер манил беглецов на юг. Вечером они вышли к крестьянскому дому. Ньял назвал свое имя седому хозяину и его перепуганной жене и попросился на ночлег. Хозяин предложил им всем еду в обмен на работу. Утром они с великаншей запрягли единорога и Авелаэра и несколько часов перетаскивали большие камни и бревна, нужные крестьянину, чтобы закончить забор, который он возводил вокруг своего дома.

— Теперь не то, что при Телерхайде, — заметил фермер. — Теперь живешь и не знаешь, кто из проходящих мимо намерен поживиться тем, что ты добывал таким трудом всю свою жизнь.

Не в силах отличить приверженца Закона от исповедника Новой Веры, а союзника лордов от воришки, Ньял с принцессой держались подальше от людей на дорогах. Но им в голову не приходило прятаться от Других. Дорога, ведущая в Гаркинский лес, была сильно разъезжена. По ней торговцы возили свои товары от обитателей леса людям-крестьянам на равнину. Телеги и целые караваны везли ткани и мед от эльфов, шерсть и шкуры от пикси, чтобы обменять их на зерно у людей и железо и золото у гномов. Как-то раз на закате Ньял и великаны наткнулись на маленький караван пикси.

— Мы устали и голодны, — сказал Ньял вожаку-пикси, не спускавшему с него ярких янтарных глаз. — Нам нужно пристанище на ночь, но мне нечем заплатить.

Пикси молча разглядел его, потом указал на поляну, где паслись быки из каравана.

Поблагодарив вожака, Ньял с принцессой отвели Авелаэра и единорога на поляну, стреножили их, и Ньял расседлал жеребца. Принцесса отвела детей в укромное местечко за деревьями, чтобы почистить их и разделить с ними скудные припасы, данные ей в дорогу человеком-крестьянином.

Ньял сел у костра, где пикси жарили мясо. Никто не сказал ни слова, когда вожак заварил в кружке отвратительного вкуса чай и подал юноше. Ньял хлебнул, поморщился. Заметив, что все пикси не сводят с него глаз, он покраснел от неловкости.

— За счастливую случайность! — сказал он и вежливо допил противное варево.

Ньял сидел, прислонившись к дереву. Страшная усталость вдруг навалилась на него. Руки казались тяжелыми, будто налитыми свинцом, глаза слипались. Голова его качнулась и упала на грудь.

— Тащите веревки, — приказал вожак пикси. — . Если шевельнется, бейте его дубиной. Недрик из Фанстока наградит нас за него.

Глаза Ньяла никак не желали открываться. Чья-то рука схватила его за запястье, и он почувствовал царапанье грубой веревки. Он затряс головой, силясь пошевелиться, но руки были слишком тяжелы, и он не мог их поднять.

— Эй! Он брыкается! — раздался голос какого-то пикси, и Ньял ощутил сильный удар по лбу. Боль была настолько резкой, что его одурманенный разум прояснился. Взревев, Ньял вскочил на ноги.

— Придушите его! — завопил вожак.

Две веревки обвивали шею Ньяла, третья затянулась вокруг правого запястья. Ньял попытался удержаться на ногах, но в этот момент веревки затянулись на горле, сдавив его, не давая крикнуть. Он задыхался. Злобные лица пикси, освещенные пламенем костра, стали расплываться. Правую руку оттягивали назад так, что веревка резала кожу запястья. В отчаянии от схватился левой рукой за рукоять Огненного Удара. Меч легко вышел из ножен, удобный, звонкий. Ньял рубанул наугад, неудачно, упал на колени. Острое лезвие рассекло одну веревку, описало дугу и перерубило вторую.

Ньял глубоко вдохнул. Зрение вернулось к нему. Пикси, державший его за руку, бросил веревку и убежал. Слабость снова навалилась на Ньяла, но он все же встал на ноги.

— Я путешественник! — крикнул он. — Разве вы тролли? По какому праву вы напали на меня?

В ответ стрела вонзилась в дерево рядом с его головой.

— Эйкон вас раздери! — выругался Ньял и, спотыкаясь, побрел через потемневшую поляну.

— Ньял, сюда!

Он почувствовал руку принцессы. Та повела его в темноте, потом Ньял услышал негромкое фырканье Авелаэра. Еще одна стрела просвистела у него над ухом. Надо было торопиться. Ударом меча Ньял освободил жеребца от пут, еще одним ударом освободил единорога. Возиться с седлом времени не было.

— Бегите! — крикнул Ньял, подсаживая принцессу, Ла Тоннан и принца. Сам же повернулся и угрожающе замахнулся мечом на вожака. Пикси ловко уклонился, и двое молодых, подкравшихся сзади, схватили Ньяла за руку. Юноша стряхнул их и бросился к Авелаэру. Жеребец уже бежал, разгоняя пикси в стороны, когда Ньял прыгнул ему на спину. Взмахнув мечом, чтобы пикси разбегались поскорее, Ньял почувствовал, как стрела ударила в спину. Но жеребец вынес-таки его на дорогу и тяжелым галопом устремился в темноту,

Ни седла, ни уздечки на Авелаэре не было, и Ньял, крепко вцепившись в гриву, подгонял жеребца, пока тот не покрылся пеной и не захрипел. Постепенно по всей спине и груди растеклась боль, делая мучительным каждый вдох. Руки и ноги немели, но Ньял заставлял себя удерживать взгляд на бледном краешке луны, мелькающей за быстро несущимися облаками.

Казалось, прошли часы, прежде чем он вдруг понял, что жеребец остановился. Ньял не почувствовал, как принцесса встревоженно проверила, жив ли он, а потом привязала его ремнем к лошади. Какое-то время он в бреду разговаривал с Авелаэром, а когда ветки кустов и деревьев цепляли и хлестали по лицу, ругался, что жеребец идет через лес, а не по дороге. Иногда он слышал свистящее дыхание единорога, подгоняемого принцессой, но не понимал, что это она и ведет гнедого в поводу.

— Хорошая Старушка… — пробормотал Ньял, ему вдруг почудилось, что он едет верхом на Драконихе.

Под утро принцесса остановила единорога посреди леса у невысокого холма. Ньял на мгновение очнулся.

— Я иду к тебе, Телерхайд, — пробормотал он и наклонился вперед, чтобы прошептать что-то ободряющее на ухо жеребцу, но очень удивился, обнаружив, что лежит под ногами у Авелаэра. «Надеюсь, он меня не лягнет?» — успел подумать Ньял и снова впал в забытье. Когда принцесса подняла его на руки, он чувствовал лишь облегчение, что теперь может спать.

Глава 31

С того дня, когда и Камень, и Мир были разрушены, Ур Логга потерял покой и сон. Ему не давали покоя мысли о Дракуне, он тревожился об Уре Банфите, своем брате-короле с Фенсдоунской равнины. Одного за другим посылал он вестников на юг, но ни слова не вернулось в ответ. С его родственниками стряслась какая-то беда — Ур Логга не сомневался в этом. Никогда прежде они не пропускали Движение Камня. Каждую ночь Ур Логга тревожно прислушивался к птичьим перекличкам пикси, звучащим по всему Гаркинскому лесу.

И этой ночью он засиделся допоздна, а под утро был разбужен глухими ударами по воротам, ведущим в курган. Его жена мирно спала, и все вокруг спали. Ур Логга не встревожился из-за стука: никто в Гаркинском лесу не осмелился бы напасть на взрослого великана в его логове. Король прошел через огромный Зал Собраний, пустующий в этот ранний час. Глухой стук был там почти не слышен, но снова стал громким, когда великан пошел вверх по лестнице к воротам.

Он открыл дверь, и принцесса Риб Тоннан упала в его объятия. Позади нее Ур Логга увидел испуганные мордашки детей.

— Дядя, помогите нам! Ньял из Кровелла ранен!

Принцесса повернулась и побежала к деревьям, окружающим Урский Курган. Не успев толком сообразить, в чем дело, Ур Логга бросился за ней.

Сначала он увидел единорога, привязанного к большому дубу. Единорог жадно срывал тонкие ветки, хватал ртом прошлогоднюю траву. Шерсть его потускнела от засохшего пота. У соседнего дерева стоял жеребец Ньяла. Когда великаны подбежали к нему в предутреннем сумраке, Авелаэр испуганно шарахнулся в сторону и с вызовом фыркнул. Но Ур Логга протянул открытую ладонь, чтобы успокоить животное, и жеребец позволил ему приблизиться.

Ур Логга понял, что Авелаэр прошел много трудных миль с тех пор, как гарцевал на церемонии у Обители Эйкона. Конь исхудал, а мышцы под спутанной рыжей шерстью на боках и груди стали крепче. На его ноге великанский король увидел зажившую рану, в глазах прочел изнеможение и голод.

— Здравствуй, конь Ньяла, — с уважением, которое великаны выказывают всему живому, обратился Ур Логга. к жеребцу. — Как ты пришел сюда?

— Дядя, сюда!

Ньял без сознания лежал на земле, принцесса стояла возле него на коленях.

Когда все были устроены и принцесса рассказала Ур Логге все, что знала, он созвал Совет и закрылся один в пустом королевском покое. В каменной чаще мерцал робкий огонек. Ур Логга взял лампу, терпеливо очистил фитиль, вытянул его, и наконец пламя снова стало ровным. Ничто не удерживало его в этой комнате, но он все медлил. Его сердце стучало в ожидании мудрости, которая должна снизойти на него.

Ур Логга чувствовал в себе страх, смятение, но Фаллон много раз советовал ему не позволять всяким сложностям одурманивать его племя. Ур Логга всегда с теплотой относился к младшему сыну Телерхайда. Существовала глубокая связь между Ньялом и Синой и, еще не высказанная, — между Фаллоном и Ньялом. Все они были особыми друзьями великана в человеческом племени, и великан не мог с легкостью пренебречь такими отношениями. Но он серьезно относился и к северным лордам — Блюстителям Древней Веры. А теперь эти лорды искали Ньяла из-за убийства Телерхайда. Если Ньял виновен, людское правосудие будет суровым, в этом Ур Логга не сомневался. Он так тяжело вздохнул, что лампа снова замерцала, и вышел из комнаты.

Дверь в Зал Собраний в конце длинного каменного коридора была открыта. Высокий сводчатый потолок из полированного гранита терялся в темноте, а на низких гладких скамьях Совета сидели и ждали короля его подданные.

Когда король вошел, все встали.

— Приветствуем тебя, Ур Логга, король Старшего Племени Мудрых, — торжественно приветствовало его племя.

Ур Логга протянул руки к своим подданным. Бин Лапет, самая старая, со снежно-белой шерстью на плечах, взяла короля за правую руку и повела к его камню. Ур Нелсе, самый младший из совершеннолетних, взял левую руку короля. Темные глаза юного великана светились от гордости. Племя взялось за руки.

Пусть Небо, Земля и Вода, и Огонь,

И наши любимые пращуры,

И наши потомки грядущие,

Нам мудрость такую теперь ниспошлют,

Чтоб этот Совет освятила, —

нараспев проговорил Ур Логга и закрыл глаза. В первое мгновение это ощущение открытости, незащищенности всегда пугало его. Он чувствовал, как разум всех, кого он призвал на помощь, потянулся к его разуму. Он был королем и потому открылся полностью и позволил им всем войти в свое сознание. Он ощутил слабый толчок, когда их разумы встретились. Страх исчез, как уходящий в темноту свод, и все племя вошло в своего короля, и он был открыт для всех. Теперь они знали то, что знал он, чувствовали то, что чувствовал он.

Ур Логга закончил обряд. Двадцать великанов сидели в молчании, уставясь в пол, у некоторых на щеках блестели слезы. Ур Логга закрыл свой разум, и настала блаженная тишина одиночества. Он перешел к главному Камню Племени, покрытому тростником и мягким мхом, и сел.

— Итак? — произнес он.

— Это Дракун, — прошептала Лодз Грамин, жена Ур Логги. У короля защемило сердце, когда он увидел тревогу на лице своей всегда такой жизнерадостной жены. — Племена расколоты, и люди снова охотятся на Других. О, несчастный Ур Банфит! Благодарение Закону, что хотя бы его любимая дочь и малыши уцелели.

— Долго ли все мы будем в безопасности? — спросил кто-то.

— Мы защищены здесь, в Гаркинском лесу, — сказал Ур Логга.

— Но они нападают и на лес! Люди рубили деревья, когда напали на Ур Банфита и принцессу.

— Люди Новой Веры с топорами вломились в лес возле Элии, — добавил еще кто-то. — Так говорят пикси.

— Вполне возможно, что это Дракун, — медленно проговорил Ур Логга. — Но наше племя будет жить с честью, как мы всегда жили. Мы известим северных лордов о том, что Гаркинский лес в опасности, и сообщим, что претерпело великанское племя на Фенсдоунской равнине. Теперь мы должны решить, что делать с человеком, который, как про него говорят некоторые, — убийца.

Бин Лапет хмуро покачала головой:

— Но это же малыш Ньял, ваше величество. Он дитя Телерхайда. — Слово, которым она воспользовалась, в великанском языке означало также «приемный сын». У великанов не было такого понятия «ублюдок».

— Сеятель хаоса, — проворчал великан у двери. — С убийства Телерхайда начался Дракун.

Ур Логга обнажил зубы, всасывая воздух.

— Мне думается, Мудрые, что одно и другое не может одновременно быть верным.

Племя непонимающе уставилось на него.

— Фаллон сам говорил мне, что Ньял из Кровелла — почитатель Закона. Госпожа Сина собиралась выйти за него замуж. Может ли такой юноша быть убийцей?

— Он — человек, не забывайте, — предостерег чей-то голос.

Ур Нелсе поднял глаза на короля.

— Ваше величество. — Его голос дрожал от волнения, потому что он первый раз выступал на Совете. — Что мы будем делать?

Ур Логга вздрогнул. Он надеялся, что Совет сам все решит, а на него будет возложена лишь ответственность за исполнение решения. Теперь ему предстояло принять решение самому.

— Ньял из Кровелла будет жить? — спросил король у Бин Лапет.

— Не знаю, ваше величество. Его рана не слишком тяжела, но он спит и не хочет просыпаться. Ему нужен человек-целитель.

Ур Логга ухватился за мелькнувший проблеск надежды.

— Тогда мы в первую очередь доставим его к Целителю. Если он умрет, мы похороним его как друга, со всеми почестями. Если он выживет, мы известим лордов и позволим им поступить так, как они считают должным.

Ясная улыбка осветила лицо Ур Логги, когда он вспомнил слова Фаллона: «Сперва Магия, потом политика. Вот единственно верный путь».

Глава 32

Слипфит остался со своими новыми друзьями и стал всячески помогать им, хотя никто его не заставлял этого делать. Он перетянул шатер Сины, и тот стал просторнее и крепче. Он собирал дрова, заготавливал их впрок. Однажды он исчез на несколько часов, а потом вернулся с котомкой, полной провизии и кое-каких пожиток. Сина догадалась, что он ходил к своему маленькому шатру, поставленному недалеко, ниже по течению. Трудолюбивый работник, Слипфит намного облегчил жизнь Руфа своим рвением к любому делу: он носил на себе дрова из лесу, таскал ведрами воду с реки. По вечерам он пел эльфийские песни и обменивался с Руфом историями, рассказывая об ужасных днях, когда «жаркое жарили из нечисти», и о Магии, деяния которой видел собственными глазами и благодаря которой одержали Победу в Гаркинском лесу.

— Теперь я счастливый, — сказал он Сине как-то вечером, когда они собрались в ее шатре у маленького, но веселого очага.

— Я рада, Слипфит. Я тоже счастлива, что ты с нами.

— Вы не похожи на Далло. Вы добрая, — сказал он серьезно.

Девочка появилась у входа, и Слипфит встал.

— Сидите уж, я присмотрю за ней. Привык справляться с капризные женщины, так вот.

Девочка начала поправляться, но поначалу Сина не распознала симптомов и приписала странное поведение девочки ее скверному характеру. Лишь через какое-то время девочка, сперва такая стеснительная, перестала прятаться. А когда она начала часами безудержно рыдать и прыгать повсюду на четвереньках, издавая своеобразные звуки, Сина поняла, что имеет дело с сумасшествием. И чем больше Сина пыталась заботиться о девочке, тем более возбужденной та становилась. В конце концов Сина просто оставила теплые шкуры на видном месте и позволила несчастной делать, что ей заблагорассудится. Но ее кваканье всю ночь напролет и то, что она повсюду бегала голышом, Сина переносила с трудом.

Сумасшедшая отказывалась есть вместе со всеми. По вечерам Сина готовила ужин и раскладывала его на три огромные порции. После ужина, когда Руф, Слипфит и Сина засиживались у костра, девочка подкрадывалась сзади и воровала оставшуюся еду. Она всегда ела на четвереньках, опустив голову в миску. По кончику носа сбегали слезы, приправляя ужин солью ее непостижимых горестей. Непрерывный плач вперемежку с кваканьем не давал Сине сосредоточиться.

Еще одним источником ее беспокойства был Бихан. Сина боялась, что его съедят волки, поскольку резвый пони постоянно срывался с привязи и исчезал на несколько дней. Руф Наб все время ворчал, что Бихан всегда знает заранее, когда нужно будет везти дрова. Как бы хитроумно гном ни привязывал пони, пустой недоуздок частенько насмехался над ним по утрам. Вся эта суматоха требовала от Сины невероятных усилий для ежедневной медитации.

Одним особенно шумным утром Сине никак не удавалось сосредоточиться. Бихан надумал появиться после двухдневного отсутствия и рысил по тропинке, приветствуя всех радостным ржанием. Река бушевала после недавнего ливня, а сумасшедшая девочка сидела на берегу и непрестанно квакала. Руф Наб со Слипфитом деловито пилили бревно, при этом Слипфит распевал песню пильщиков. Сина не выдержала и отправилась на поиски более спокойного места.

Возле реки в тени ущелья всегда было мрачно и зябко. Но недалеко, за шатрами, возвышался крутой утес с трещинами и уступами. Стоя у его подножия, Сина с тоской подняла голову и увидела лучик света, упавший на узкую трещину в скале. Трещина вела наверх, и там, высоко над уступами, голубел клочок неба. Сина подобрала подол и начала взбираться.

Трещина расширялась, поднимаясь зигзагами по лицевой стороне утеса. В некоторых местах она образовывала нечто вроде ступеней, высеченных в сером камне. Чем выше взбиралась Сина, тем шире становилась трещина. Стали попадаться трава, и дикие цветы, и даже маленькие деревца. Добравшись до плоской вершины, Сина упала на голый камень, еле дыша от усталости. Эта сторона ущелья была выше противоположной, и сквозь листву деревьев Сина видела Троллевы горы.

Переведя дух, Сина осторожно подобралась к краю скалы. Внизу виднелся шатер и слышался далекий визг пилы. Найдя удобное местечко подальше от обрыва, Сила села и закрыла глаза. Она молилась, как делала всегда, о мудрости, о том, чтобы быть хорошей Целительницей. Когда над Гаркинским лесом встало солнце, она все еще сидела неподвижно, пытаясь успокоить разум и почувствовать в себе биение Закона. Но перед ее мысленным взором чередой шли тяготы будничной жизни.

Корова у великанов перестала доиться. Великаниха твердила об этом уже неделю, но Сипа никак не могла понять, в чем дело. Великанский малыш снова болел, и молоко ему было так нужно. Болезнь девчушки оказалась серьезнее, чем ожидала Сина. У нее не было опыта в лечении сумасшествия. Сина позаботилась, чтобы девочке хватало еды, но совершенно не представляла, как ей помочь. Как учил ее Фаллон, Сина пожелала добра всем, кого знала, а затем ее мысли вернулись к Ньялу. Она снова почувствовала страх, как во сне, когда ей спились страшный приговор и казнь любимого.

Сина открыла глаза. Поднявшийся ветерок сметал с обрыва прошлогоднюю листву. Сухие листья кружили в воздухе, плавно опускаясь в реку. Сина попыталась следовать мыслями за ними, плавно скользить по течению жизни, но ничего не вышло. Даже следя за листьями, она журила Фаллона, тревожилась о Ньяле и думала о новом составе травяной настойки для лечения сумасшедшей девочки.

Оставив медитацию, Сина взглянула вокруг. Лес подступал почти к самому краю ущелья: высокие, остроконечные вечнозеленые деревья. Но над этой зеленой стеной Сина увидела тускло блестящий камень, как будто там продолжался уступ, не видимый за деревьями. Полная решимости найти вершину, Сина начала продираться через спутанные кусты и низко нависающие ветви.

Деревья были старыми, их могучие корни выпирали из земли. Повсюду лежали крупные валуны. «Похоже, будто они стояли, да упали», — подумала Сина. Запнувшись за торчащий корень, она чуть не упала сама, но в этот момент снова на мгновение увидела уступ. Это оказался никакой не уступ, а высокое нагромождение камней, обвитое засохшей виноградной лозой. Зачарованная, Сина бросилась вперед через заросли. Выяснилось, что камни были вовсе не кое-как навалены, а тщательно подогнаны друг к другу. «Ну точно тут поработали каменщики! — изумленно подумала она и провела пальцем по тонкому шву между двумя камнями. — Но это невозможно! Никто не умеет так плотно соединять камни! Во всяком случае, теперь — не умеет».

Оттянув толстую лозу, Сина внимательно осмотрела постройку. Та оказалась довольно-таки большой. Стена плавно закруглялась, уходя в лес, — Сина шла вдоль стены, пока лианы и густой подлесок не преградили ей путь. Тогда она повернула назад. Сердце ее бешено колотилось. Еще шаг, и она увидела перед собой проход в стене.

Проход — изящная арка чуть выше головы Сины — был узким, заросшим диким виноградом. Гонимая неистовым порывом, который, казалось, затягивал ее внутрь, в темноту, Сина продралась через высохшие побеги. Внутри оказалось круглое помещение, пол которого был усыпан Щебнем и старыми птичьими гнездами. Сквозь два узких арочных окна струился слабый свет, с потолочных балок свисала паутина. Сбоку от входа начиналась лестница с давно прогнившими перилами, ее ступени терялись в стене, а напротив стоял удивительный очаг — маленький и низкий, в виде головы человека с раздутыми щеками и открытым ртом — он как будто вдувал теплый воздух в комнату. Великолепное мастерство: тончайшая каменная кладка великанов, но очаг был сложен для людей.

От громких криков снаружи Сина вздрогнула. Нехотя вышла она из башни и направилась через кусты к ущелью.

— Эй! — крикнула она. — Кто тут?

— Эге-гей! — раздалось в ответ. — Привет!

— Я здесь! Кто вы?

На другой стороне ущелья закачались ветви дерева, и появилась группа великанов. Они замахали Сине с другого края пропасти.

— Подождите! — крикнула она. — Подождите, мы встретим вас и проведем в лагерь!

Руфу Набу потребовалось время, чтобы пройти по тропе вдоль реки Тьмы к лугу, разыскать великанов и привести их в лагерь. Сина не удержалась и обняла Ур Логгу, тот, согласно ритуалу, пробежался пальцами по ее волосам, шепча:

— Госпожа, как славно видеть вас здоровой и невредимой.

— Ваше величество, вы-то мне и нужны! Я нашла на утесе нечто удивительное! Я должна непременно показать вам это!

— Да, с удовольствием посмотрю, что бы там ни находилось. Но сперва я должен просить о помощи. О магической помощи. — Тревожные морщины избороздили лицо Ур Логги. — Я бы не беспокоил вас, но Мастер Фаллон слишком далеко — быстро до него не добраться.

Ур Логга махнул рукой одному из своих спутников. Великан подошел, передал королю большой сверток и отдернул одеяла. Сина вскрикнула. На большущих руках Ур Логги лежал Ньял, такой неподвижный, что Сина испугалась — не мертв ли он.

— У него рана в спине, госпожа, — объяснил Ур Логга. — Мы ее не трогали. Ньял приехал к нам два дня назад, и с тех пор он хоть и дышит, но не просыпается.

Сина побежала к шатру, чтобы освободить место перед костром. Великан бережно опустил Ньяла на землю, и Сина осмотрела рану. Прямо под лопаткой торчало сломанное древко стрелы. Руф уже кипятил воду, а Слипфит подал Сите сундучок с травами.

— Мне нужно остаться одной, — сказала Сина. — Ваше величество, пожалуйста, подождите снаружи. И заберите девочку, я не могу сосредоточиться — она так шумит.

Сумасшедшая девочка сидела на земле у входа в палатку, уставясь на Ньяла широко открытыми глазами. Когда Ур Логга подошел к ней, она отскочила и на четвереньках запрыгала от палатки.

Оставшись одна, Сина тщательно осмотрела Ньяла. Его пульс был медленным и слабым, а дыхание — едва уловимым. Кожа бледная и холодная на ощупь. Он не вздрогнул, когда Сина пощекотала его пятки. К этому времени вода закипела. Сина приготовила припарку и сосредоточила свое внимание на ране.

Края раны опухли и воспалились. Мягкими нажатиями пальцев Сина нащупала наконечник стрелы, застрявший в ребре. Она потянула. Стрела не поддалась. Достав из сундучка маленький кинжал, Сина осторожно надрезала кожу вокруг древка, стараясь расширить рану. Она не выносила вида крови и вынуждена была несколько раз прерывать операцию. Затем она осторожно покачала стрелу из стороны в сторону. Наконечник неожиданно высвободился, и обломок стрелы оказался в руке у Сины. Отложив его в сторону, Сина прочистила рану и наложила примочку. Покончив с процедурой, она позвала Руфа, чтобы он помог ей перевернуть Ньяла на бок и укрыть его шкурами. Сина влила юноше в рот немного чаю из ивовой коры, но он не смог проглотить питье. Его серые глаза потемнели, зрачки расширились.

— Как он, госпожа? — осведомился Ур Логга, когда Сина вышла из палатки.

— Рана загноилась.

— Он очнулся?

— Пока нет.

Почетная Великанская Стража уже развела костер и готовила обед. По своему обычаю, великаны выкопали яму и вскипятили воду, опуская в нее горячие камни. После бесконечного водянистого супа сытная каша стала настоящей радостью. Даже сумасшедшая девочка ела со всеми вместе. Усевшись на корточки возле шатра, она жевала комковатую кашу губами, как будто у нее не было зубов. Ур Логга с любопытством поглядывал на девочку, потом быстро отвернулся, когда та запрыгала к реке напиться. Великаны сутки напролет ехали без сна, чтобы доставить Ньяла к Сине, и после обеда сразу уснули.

Слипфит прибирал в шатре, когда Сина зашла посмотреть на Ньяла. На какое-то мгновение она снова испугалась, что Ньял мертв. Рана уже не была горячей, но пульс показался чуть слабее, чем раньше, а дыхание — чуть реже.

— Эй, я сожгу это? — Слипфит протянул окровавленные тряпки и обломок стрелы.

— Дай я посмотрю. — Сина взяла стрелу. Тонкое древко было примотано сухожилием к кремневому наконечнику. Край наконечника был старательно обколот, доведен до остроты.

— Стрела пикси, как думаешь?

— Да. Маленькая и хитрая, как и те, кто ее сделал.

Когда Сина рассматривала стрелу, в отблеске пламени очага сверкнул крошечный кристаллик, застрявший у древка между наконечником и обмоткой. Сина потрогала кристалл пальцем, потом кончиком языка. Язык онемел, а через минуту палец потерял чувствительность.

— Паслен!

— А? — спросил эльф.

— Когда я была у пикси, я видела, как они убили огромного шалка отравленной стрелой. Яд получают из травы, которая называется черный паслен. Животное от этого яда засыпает, и тогда даже маленькому пикси легко его убить.

— Мой друг убитый? Он умирать?

— Нет, если я сумею ему помочь.

Сина перебралась через груду одеял к сундучку с травами.

— Здесь должно быть какое-то противоядие.

Она осмотрела свой запас мешочков и пузырьков, трогая ярлычки. «Подобное лечится подобным» — этот закон исцеления она хорошо усвоила. Фаллон научил ее, как правильно выбрать лечение с помощью этого закона. Как жар лечит лихорадку, как нож лечит раны, так и травы могут вылечить отравление. «Черный паслен — одна из самых сильнодействующих трав, — говорил ей как-то Фаллон. — Он может не только исцелить, но и убить, если применить его неосторожно. Существует несколько трав, которые требуют к себе такого уважительного отношения». Но в ее сундучке была только одна такая. Зеленая чемерица.

— Подобное лечится подобным, — вслух сказала Сина, доставая листья чемерицы из мешочка.

Она сняла припарку со спины Ньяла и заменила ее пастой из чемерицы, смешанной с горячей кашей, чтобы та лучше прилипала. Затем растолкла еще листьев и, замочив их ненадолго в теплой воде, сделала пасту, кусочек которой положила Ньялу под язык.

— Слипфит, позови, пожалуйста, Руфа. Если что-то случится, он мне понадобится.

Но ничего не случилось. Несколько часов Сина сидела возле Ньяла. Она все делала, как учил ее Фаллон. Закрыв глаза, она представляла Ньяла здоровым, смеющимся, представляла радость от объятия его сильных рук. Но Ньял по-прежнему лежал, едва дыша, и ни на что не откликался.

У Сины затекла спина, и она вышла из шатра. На дне ущелья сгустился мрак. Великаны лежали на земле, тихо похрапывая. От реки поднимался вечерний туман, а в воздухе пахло дождем. Сина подошла к спящему Ур Логге и коснулась его плеча.

— Ваше величество, я хочу вам кое-что показать. Пойдемте со мной.

Ур Логга проснулся мгновенно. Сумасшедшая девочка, как испуганная птица, бросилась наутек, когда Сина повела великана к тропе, начинающейся у подножия утеса и идущей к его вершине.

Камни намокли и стали скользкими от густого тумана. Сина поднималась осторожно, хватаясь за скалы. Сзади нее, тяжело дыша, взбирался Ур Логга. Наверху Сина помедлила. Вокруг стояла жуткая тишина. Даже шаги звучали приглушенно.

— Это здесь. — Сина показала на деревья.

Отведя в сторону ветки, она вошла в лес. Ур Логга шел сзади. Несмотря на свой огромный рост, двигался он совершенно бесшумно, не громче, чем дышал бы эльф.

Сина подошла к арочному входу. Чтобы войти, великанскому королю пришлось повернуться боком. Внутри он с изумлением огляделся. Осмотрел очаг — странную человеческую голову. Провел пальцем по стыку камней над входом. Осмотрел высокий сводчатый потолок и поднялся по изгибающейся лестнице до завала. Сина ждала у очага. Когда Ур Логга вернулся, его руки и колени стали черными от пыли, а шерсть на голове покрывала паутина.

— Странное место, правда? — спросила Сина.

Голос великана был хриплым от волнения.

— Госпожа Сина, вы поистине обладаете великим Даром. Вы отыскали Святилище Китры!

Глава 33

Лягушка не отходила от Ньяла. Когда она увидела его, бледного и неподвижного, несказанное отчаяние охватило ее. Казалось, колдунья победила бесповоротно, и для Меллорит не осталось в этом мире ни крупицы надежды. Лягушка хотела только одного: уйти к своим сестрам, дружно квакающим на берегу, и погрузиться в забвение. Но колдунья и тут победила. Зеленые сестры плавали, пели и прыгали и были счастливы в своем первозданном лягушачьем состоянии, но лягушка, которая когда-то была девочкой по имени Меллорит, хоть и плавала, и пела, и прыгала, как они, помнила свою совсем иную жизнь и оплакивала ее.