Почти весь летний период прошел у Григорьева в напряженной работе. Такого количества сложных финансовых операций он не проворачивал за все время пребывания в аппарате ЦК. Он еще не стар, и здоровье восстановилось, но к концу дня так уставал, что буквально еле волочил ноги. Если и появлялся на даче, то обычно поздно вечером.
      - Не остается сил даже поиграть с Петенькой, - жаловался он Вере Петровне, молча подававшей ужин, и сразу шел спать.
      Григорьев добросовестно, в поте лица выполнял все поручения, хотя его не посвящали в их тайный смысл и он многого не понимал из того, что ему приходилось делать. Операции совершались секретно и сводились к размещению крупных сумм партийных денег в совместных с частными лицами предприятиях.
      - Ну зачем переводят новые шикарные гостиницы в совместное владение, тем более с иностранцами? Ведь только что построили на партийные деньги, недоумевал Иван Кузьмич. - С какой целью вкладываем партийную казну в коммерческие банки? Делать деньги? Но и так же все в своих руках!
      Перестройка возродила частную собственность. Как грибы после дождя росли кооперативы, частные предприятия, коммерческие банки. Но для чего нужно было это делать на деньги партии? Только для того, чтобы ими завладела партийно-комсомольская элита? Для личной наживы?
      Григорьев считал, что в таком крупном масштабе это маловероятно, и не ошибся. К концу лета, когда противостояние между центральной властью и президентом России достигло кульминации, ему стал наконец ясен дальний прицел партийного руководства.
      - Просто не хочется верить, Владимир Николаевич, - неужели было необходимо создавать ГКЧП и отстранять Горбачева? - поделился Иван Кузьмич с Нехорошевым, приехавшим к нему на прием с очередной просьбой. - Зачем стягивать к Москве столько войск и бронетехнику? Зачем пугать людей?
      Официальное объявление - солдаты посланы для уборки картофеля. Это же курам на смех! Не такой уж дурак наш народ. - Он озабоченно взглянул на Нехорошева и понизив голос добавил: - Неужели боятся, что Ельцин их скинет? У него же никого нет, кроме толпы крикунов из "Демократической России". Он - карлик против военно-партийного руководства! Зачем нужна армия, когда достаточно спецназа? Одной "Альфе" под силу всех скрутить и доставить в Лефортово.
      Они дружески беседовали за рюмкой коньяка, удобно расположившись в мягких креслах в комнате отдыха. В последние месяцы ради Светланы он сблизился с Владимиром Николаевичем, который не преминул этим воспользоваться.
      - Колосс, мне сдается, на глиняных ногах, - не скрывая сарказма, высказал свое мнение Нехорошев. - Боятся они Ельцина, потому что за ним народ. Вот и войска нагнали, чтобы люди испугались и сидели дома, пока его будут брать.
      "Ну и дела! Неужели пойдут на кровопролитие? - мысленно ужаснулся Григорьев. - Можно ли было еще год назад представить, что такое возможно?" Вслух же мрачно предположил:
      - Если у Ельцина есть шансы победить, так для партии это катастрофа! Он не простит гонений, которым подвергался, запретит КПСС - это точно!
      Теперь он уже четко представлял себе смысл тайных операций: прятали партийную казну на случай поражения! Это означало, что победа Ельцина считается реальной и приняты крайние меры.
      - Вот вы сказали, Иван Кузьмич, что "гекачеписты" отстранили Горбачева. А так ли это на самом деле? - осторожно, как бы боясь зайти за грань дозволенного, спросил Нехорошев. - Что он изолирован и не ведает, что творится?
      - Говори яснее, - попросил Григорьев, хотя сразу отлично понял, что тот имел в виду, - и сам об этом догадывался.
      - Сдается, что ГКЧП только ширма. За всем этим стоит сам генсек, которому Ельцин поперек горла.
      - Но тогда зачем нужен этот фарс?
      - Чтобы сохранить имидж поборника демократии. А Ельцина иначе как насильственным путем не убрать, - довольно логично изложил свое мнение Нехорошев. - Вот он и решил оказаться как бы в стороне. Как всегда! Вспомните Тбилиси, Баку, Вильнюс. Но простите, Иван Кузьмич, разве вам не лучше, чем мне, известно все это? - удивился он, проницательно глядя на Григорьева.
      - Такие вопросы решаются у нас в узком кругу ближайших соратников. Я же - хозяйственник и не принадлежу к их числу, - объяснил Иван Кузьмич, хотя знал, что не посвящен потому, что не доверяют.
      Резонные доводы Владимира Николаевича заставили Григорьева всерьез задуматься. До этого ему казалась абсурдной возможность поражения такой могучей силы, как КПСС. С присущим ему прагматизмом он стал анализировать свои перспективы на случай победы демократов. Поразмыслив, пришел к выводу, что некоторая надежда у него все-таки есть.
      - Куда они денутся? Придут ко мне на поклон, - без особой уверенности предположил он, стараясь себя успокоить. - Поинтересуются, куда подевались партийные миллионы.
      Вместе с тем его не оставляла мысль о грозящей ему опасности. Все это возможно, если только его не прихлопнут. Одна надежда - потеряют власть над спецслужбами.
      Немного успокоившись, Григорьев стал ждать дальнейшего развития событий, отчетливо сознавая, что наступил самый опасный и решающий поворот в его судьбе.
      Решив для себя, что катастрофа КПСС вполне вероятна, Иван Кузьмич задумал обеспечить себе "запасной аэродром", предоставив в случае прихода новой власти ценнейшую информацию, которой располагал. Отобрав самые важные документы, он уложил их в большой пакет, опечатал его и положил в кейс.
      Эти документы он решил хранить в домашнем сейфе - пусть будут в нужный момент под рукой, если придется дать им ход. Следует спешить, обстановка в столице накаляется, и можно ожидать всего. Его радовало, что нет свидетелей, - жена с внуком еще на даче.
      Однако, придя домой, он был неприятно удивлен - квартира полна народу: за обеденным столом Вера Петровна с тетей и супруги Никитины с детьми. Оказывается, они сговорились совместно посетить зоопарк и теперь заехали домой отдохнуть и пообедать. Иван Кузьмич заглянул в столовую, поздоровался, а потом пошел к себе в кабинет, спрятал пакет в сейф и примкнул к шумному обществу.
      - Как хорошо, что ты пришел, Ваня! - взволнованно обратилась к нему Варвара. - Ну убеди моего ненормального мужа! Нечего ему, отцу двоих детей, делать у Белого дома! Там же война может начаться!
      - А чего тебе там понадобилось, Вячеслав? - поинтересовался Григорьев, мрачно взглянув на мужа Вари. - Считаешь, без тебя там не обойдутся?
      - Вот на это и рассчитывают негодяи, - убежденно ответил Никитин, - на извечное обывательское "моя хата с краю"! На испуг берут. Но я не поддамся!
      - Но что тебя все-таки заставляет? Почему так рвешься? У тебя же дети! - наступал на него Иван Кузьмич: ему интересно знать: что движет такими людьми, как известный хирург Никитин, чем вызвана их готовность к самопожертвованию. - Ты что же, риска не боишься?
      - Боюсь, - честно признался Вячеслав Андреевич. - И детей жалко, и Варю, если что. Но иначе поступить не могу! - Глубоко вздохнул и с вызовом поглядел в глаза Григорьеву.
      - Сейчас, возможно, решается судьба России - освободится или нет народ от жестокого, лицемерного гнета коммунистического режима. Как живут наши люди? Хуже всех в Европе! Что дала революция? Построили коммунизм? Вот видишь - тебе самому смешно. А тут не смеяться - плакать надо! - Осуждающе посмотрел на Григорьева. - Тебе бы покаяться, Иван Кузьмич! Столько лет дурили народ! Вот Ельцин обещает покончить с этим, возродить Россию - и я с ним. Ради будущего своих детей! Хочу помочь, защитить! Я врач - могу понадобиться.
      Однако Григорьева его пламенная речь не смутила и ни в чем не убедила. Сытый голодного не понимает!
      - Ну ты и карась-идеалист! Прости, это я по-свойски, без обиды. Значит, от коммунистов решил Россию освободить, Ельцину поверил? - И насмешливо покачал головой. - А кто такой Ельцин? Один из партийных воротил, только шкуру сменил. А кто вокруг него? Секретари и члены ЦК, партийно-комсомольский актив, профессора научного коммунизма. Все перевертыши! В одночасье демократами стали! И ты, наивный, им веришь?! Просто к власти рвутся, к жирному куску! С ними может быть еще хуже. Бедная наша Россия!
      - Пожалел волк кобылу! - решительно возразил Никитин. - Ну и что? В партии было много честных людей, поверивших в красивые слова. Хуже не станет! За время вашего правления народ богатейшей по ресурсам страны так и не вылез из нищеты, отстал от европейцев на сто лет! Наши люди не хуже других. Не умеете управлять - убирайтесь с дороги! - Он взглянул на часы и встал из-за стола. - Думаю, Иван Кузьмич, когда народ тебя одернет, ты многое поймешь, - миролюбиво заключил он. - А не поймешь - тем хуже для тебя, да и для всех нас. Пойдемте, Варенька, дети! Пора домой! - позвал он своих. - Спасибо, Веруся, за компанию и за вкусный обед. Извини, если что не так. Нам надо поторапливаться. Мне, наверно, сегодня спать не придется!
      Как известно, "гекачеписты" не решились бросить армию на безоружный народ, тем более, что в войсках началось брожение и отдельные подразделения стали переходить на его сторону. "Путч трясущихся рук", как прозвали эту неудавшуюся попытку партийного руководства сохранить свой режим, с треском провалился. Участь его была предрешена. Отставка Горбачева и запрет КПСС стали вопросом времени.
      К осени, когда вернулась с гастролей Светлана и переехали с дачи Вера Петровна с Петей, Григорьев уже перестал ездить на работу; кабинет его, как и все апартаменты ЦК на Старой площади, новые власти опечатали. Он замкнулся в четырех стенах городской квартиры и никуда не выходил. Целыми днями играл с Петенькой или перебирал бумаги, запершись в кабинете. Свой архив и наиболее важные документы хранил в маленьком стенном сейфе, спрятанном за копией картины Грекова "Тачанка", висевшей над письменным столом.
      Всю заботу об отце охотно взяла на себя Светлана, - Вера Петровна, не в силах побороть возникшее отчуждение, почти не общалась с мужем, отделываясь короткими фразами. Дочь выполняла все поручения отца, заботилась о бытовой стороне его жизни.
      Зарплаты Иван Кузьмич не получал, но в деньгах они не нуждались: у него оказались изрядные накопления.
      - Мои "неприкосновенные запасы", - с усмешкой объяснил он дочери, доставая из сейфа толстую пачку сотенных в банковской упаковке, - я человек предусмотрительный. Это тебе на текущие расходы. - Подумал немного и достал из глубины сейфа толстое кожаное портмоне. - А вот это спрячь понадежнее. Иван Кузьмич смотрел на дочь серьезно и многозначительно. - Здесь немалая сумма в валюте. Пригодится вам на черный день. Мало ли что со мной может случиться? Могут, например, арестовать.
      - Неужели, папочка, дойдет до этого? За что же? Что ты такого натворил? - Светлана подняла на него испуганные глаза.
      - Да ничего особенного. Не видишь разве, какие гонения идут на партийных лидеров? К ногтю берут, если ты не "перевертыш"!
      - Но откуда у тебя столько валюты?
      - А ты как думаешь? "Быть у воды и не напиться"? - пошутил Григорьев, но тут же пояснил спокойно: - Не бойся, все честно! Это у меня скопилось от многих командировок. Я же там ничего на жизнь не тратил, а мне много полагалось. Но ты это храни лучше в банковском сейфе или у надежных людей, иначе при обыске отберут.
      - Брось ты, папуля, мрачные мысли! Был бы ты им нужен - давно бы посадили. Вон ведь скольких упекли в "Матросскую тишину", - постаралась успокоить его Светлана.
      - Твоими бы устами да мед пить, доченька! Я и сам на это рассчитываю, - признался Григорьев, запирая сейф и ставя картину на место.
      У него действительно с течением времени появилась надежда, что о нем забыли. Но он жестоко ошибался.
      Однажды в дождливый день, когда Григорьев чем-то занимался у себя в кабинете, а Вера Петровна кормила малыша на кухне, раздался резкий звонок в дверь. Оставив внука за столом, она пошла открывать.
      - Вы к кому? - оставив дверь на цепочке, спросила она у стоявших на площадке двух солидного вида мужчин.
      - Товарища Григорьева нам, мы из Управления капитального строительства, пришли осмотреть состояние квартиры. - Один показал какое-то удостоверение. - А хозяин ваш дома?
      - Он в кабинете, - вежливо ответила она посетителям. - Проходите, пожалуйста, только просьба получше вытереть ноги.
      Вошедшие неторопливо выполнили ее просьбу.
      - Мы сначала с хозяином поговорим, а потом с вами. Не возражаете? осведомился тот, что, очевидно, был за старшего.
      Они направились в кабинет, а Вера Петровна вернулась на кухню к внуку. Занимаясь с Петенькой, она уже позабыла о визите посторонних, как вдруг услышала за окнами дикий вопль, и ей почудилось, будто что-то тяжелое ударилось о землю... Оставив внука, перепуганная, она выскочила в холл, но тут из кабинета вышли посетители.
      - Вы слышали - там кто-то кричал?! - задыхаясь от ужаса, проговорила Вера Петровна.
      - Может, что и случилось, - равнодушно ответил старший, глядя на нее холодными, рыбьими глазами и настойчиво предложил: - Попрошу вас вернуться на кухню. Нам нужно сказать вам нечто важное.
      Говорил он спокойно, ровным голосом, но Вера Петровна почувствовала озноб, таким холодом от него веяло - будто те человек, а робот... Понимая пришла беда, сама не своя от страха, она прошла с ними на кухню, усадила за стол и присела рядом с Петенькой, обхватив его рукой и прижав к себе, будто боялась, что отнимут.
      - Уважаемая Вера Петровна, - так же ровно и холодно, как автомат, произнес старший, - мы не ремонтники, а сотудники органов. - Сделал небольшую паузу и с угрожающими нотками в голосе продолжал: - С нами, как вы понижаете, шутки плохи. Что бы ни случилось, о чем бы вас ни спрашивали, нас здесь не было! Нас вы никогда не видели! - Снова сделал паузу и, отчеканивая каждое слово, жестко предупредил: - Если хоть слово вами будет сказано, неважно кому, даже дочери, своего внука вы больше не увидите никогда! - И выразительно указал глазами на притихшего, ничего не понимающего мальчика.
      Не прощаясь оба встали и направились к выходу. Вера Петровна растерянно смотрела им вслед, обратив внимание: под мышкой старший несет большой пакет с какими-то бумагами, - когда вошли, она его у них не видела.
      Не успела за ними закрыться входная дверь, как снова затрещал звонок на лестничной клетке стоял перепуганный дежурный вахтер.
      - Вера Петровна! - воскликнул он, возбужденно тараща глаза. - Там, на улице, - Иван Кузьмич... С балкона упал!.. Зашибся насмерть!.. - И тяжело побежал по лестнице вниз.
      Не помня себя, оставив дверь нараспашку, как и он, позабыв о лифте, она бросилась вниз по лестнице... Увидев бездыханное тело мужа, окруженное гудящей толпой, Вера Петровна дико закричала и опустилась рядом с ним на мокрый асфальт...
      Григорьев лежал раскинув руки, уткнувшись лицом в мутную жижу, образовавшуюся под ногами прохожих после прошедшего осеннего дождя. Так Иван Кузьмич завершил свои дни.
      Глава 22
      ПРЕДАТЕЛЬСТВО
      После смерти отца у Светланы наступили нелегкие времена. Дела в театре шли ни шатко ни валко. Союзное министерство ликвидировали, и она лишилась покровителя в лице Нехорошева. Куда он исчез, ей было неизвестно.
      - Покрутится теперь папина дочка! Не все коту масленица! злорадствовали некоторые в труппе. - Останется без ролей.
      И правда, другой пришлось бы круто, но честный и бесхитростный характер Светланы, ее доброжелательность и незлобивость помогли: постепенно ее оставили в покое. Правда, новых ролей тоже не давали, что сказалось на заработке.
      Пока не кончились деньги, оставленные Иваном Кузьми-чом, жить еще было можно. Но потом наступила катастрофа - ни на что не хватало.
      - Ну и цены! Просто астрономические! Ни к чему не подступишься, жаловалась Вера Петровна дочери, возвращаясь из похода по магазинам.
      - Зато полно всего - выбирай что хочешь! Магазины забиты товарами, резонно заметила Светлана. - Хотя мы ведь привыкли, что у нас все задаром.
      Все блага и льготы, которыми пользовались Григорьевы, закончились. Никакие заслуги Ивана Кузьмича в зачет не шли. Лишились Кремлевки, машины, спецобслуживания, продовольственных заказов. Дачу отобрали - теперь надо думать, куда везти Петеньку на лето. Даже накопления на сберкнижке пропали в результате реформ и инфляции.
      - Пойти, что ли, работать? - предложила Вера Петровна дочери. - Я все-таки какой ни есть ветеринар: диплом имею, кое-что еще помню.
      - А кто с ребенком останется? - отрезала Светлана. - Няньку наймешь? Нет уж, сиди дома! Я что-нибудь придумаю.
      В спектаклях она занята мало, есть у нее возможность подработать на стороне, в каком-нибудь эстрадном ансамбле, благо их расплодилось в последнее время как грибов. И она начала поиски. Однако вскоре пришла в отчаяние. Возможностей устроиться оказалось немало, чему способствовали и ее красота, и хороший голос. Но так уж, видно, устроен мир искусства: путь к успеху для нее, как она убедилась, пролегает через постель продюсера или руководителя ансамбля.
      - Что делать, мамулечка? - горестно делилась она с Верой Петровной. Ведь надо работать и хочется, но разве я могу пойти на такое?! Себя не буду уважать! Неужели нет другого выхода?
      Но безвыходных ситуаций не существует. Выручил, как всегда, Марк Авербах. Он позвонил сразу, как вернулся с гастролей.
      - Привет, Светик! - услышала она в трубке его бодрый голос. - Как поживаешь? Как мама и Петенька? Прости, что долго пропадал: мы все Штаты объездили: сегодня здесь, завтра там. Позвонить - денег не было: гонорар выплатили перед самым отъездом.
      - Ну и ладно! Живой-здоровый вернулся, и на том спасибо! обрадовалась Светлана. - Нам нужно повидаться, Марик. Мне срочно требуется твоя помощь.
      - А я для этого и звоню! Мне надо сувениры вам вручить, которые привез. Говори, когда приехать? Хотя лучше бы - в первой половине дня.
      - Понятно. Творческие работники - пташки ночные! - рассмеялась Светлана. - Как насчет завтра, часика в три? Идет? Тогда ждем.
      Повеселев, она стала готовиться к свиданию со старым другом. Ожидание предстоящей встречи приятно ее взволновало, и Светлана удивилась: что это с ней происходит?
      - Наверно, просто соскучилась, - решила она недоумевая. - Ведь раньше была к Марку совершенно равнодушна.
      Марк явился ровно в назначенное время, в великолепном виде: прибавил в весе, раздался в плечах и не казался теперь худым и длинным; темно-синий клубный пиджак и черные брюки сидят безукоризненно; весь по-иностранному выхоленный, в больших, красивых очках и с безупречным пробором.
      - Ты, Марик, прямо как американец! - поразилась Вера Петровна, открыв ему дверь. - Тебя не узнать - до чего стал интересный!
      Он поблагодарил за радушный прием, вручил букет роз, поцеловал руку, галантно польстил:
      - Вы тоже отлично выглядите! Неприлично молодо для бабушки! Кстати, как чувствует себя внучок? Я по нему соскучился. А где Света?
      - Петенька набегался, спит у себя в детской. А Светочка пошла в булочную за хлебом, сейчас будет. Проходи, не стесняйся! Поскучай пока в гостиной, посмотри телевизор. - И ушла на кухню заниматься обедом.
      Удобно расположившись в широком, мягком кресле, Марк вытянул длинные ноги; "ящик" включать не стал, а предался мечтам о будущем, как всегда, связанном, разумеется, со Светланой. Все годы, прошедшие с момента своего неудачного сватовства, он не переставал думать о своей единственной любви и отнюдь не отказался от намерения добиться счастья.
      Пока был жив Иван Кузьмич, он не решался снова проявить инициативу и лишь упорно надеялся на благоприятное изменение обстоятельств - верил в свою счастливую звезду.
      - Все равно ее добьюсь! - постоянно твердил он, открывая душу своему другу Виктору Сальникову.
      Оба "старые холостяки", они жили в одном дворе и тесно сошлись после исчезновения Михаила; им было что сказать друг другу. Сало сделал себе хороший протез, но инвалидность развила в нем комплекс неполноценности и он не женился, боясь, что брак будет ненадежен и принесет ему лишь разочарование. Афганистан опустошил его душу, он во многом разуверился. Там попробовал "наркоту" - и не смог уже избавиться от пагубной привычки. Зарабатывал он хорошо, торгуя в коммерческой палатке, но все дочиста проживал и постоянно нуждался в деньгах.
      Марк, получив очередной "левый" гонорар, всегда заходил к нему ссудить деньгами и поговорить за жизнь. Сидели допоздна, в меру выпивая, покуривая травку, - в общем, кейфуя.
      - Ну что ты заклинился на Свете? За тобой же бабы бегают! Не то что за мной, безногим, - произнес с горечью Сало. - Она ведь, я думаю, никогда не забудет Мишку. Сильно его любила! Просто не верится, что есть еще на свете такие девчонки! Мне бы такую, да где она?
      - Не могу ничего с собой поделать, Витек. Это как неизлечимая болезнь, - грустно признался Марк. - Как однажды поселилась она у меня в душе, так и не хочет оттуда уходить.
      - Вот я два года встречаюсь с одной... Вдова известного режиссера-киношника, - откровенно поделился он с другом. - Ты видел его фильмы, знаешь. Души во мне не чает, красивая женщина. Большая квартира, машина, дача... Казалось бы, чего не жениться? - Помолчал, как бы удивляясь сам себе, и упрямо выставил подбородок. - Нет, не могу! Мне нужна только Света! Да и как друг Миши чувствую, что обязан ее защитить, поддержать в жизни. Не может ведь она оставаться одна с сыном до конца дней. Не отдам никому другому!
      В таком состоянии Марк жил все последние годы. Время от времени он заводил связи с женщинами, но никогда не забывал интересоваться жизнью Светланы, Веры Петровны и малыша, оказывая им, тайком от Григорьева, разные услуги. Теперь, когда нет у них отца и мужа, зная в каком трудном положении Светлана, ее мать и сын, он решил, что настала пора действовать.
      Когда пришла Светлана и разбудила Петеньку, Марк вручил любовно подобранные в Штатах подарки. Вере Петровне - красивый кухонный набор, Свете - дорогую косметику, а малышу - огромного плюшевого медведя.
      - Это чтобы не забывал отца! - со значением пояснил он, вручая Петеньке это чудо, которое тот восторженно схватил. - А для тебя, Светочка, я приготовил сюрприз, который оставил пока дома. Потом вручу, - таинственно объявил он.
      - Что же это за сюрприз? - В ее глазах засветилось естественное женское любопытство. - Ты меня заинтриговал.
      - Простите меня, дамы, но это пока секрет. Скоро узнаете, - мягко, но решительно ответил Марк, давая понять, что дальнейшие расспросы бесполезны.
      "Пусть немного поломают головы - это полезно". Он остался доволен, что сумел разжечь их любопытство.
      Получив солидный гонорар, перед отъездом из Штатов Марк купил великолепную короткую шубку из пушистого мормота - для будущей жены. Сначала решил держать это в секрете, но что-то подсознательно толкнуло приоткрыть его Светлане, - видно, сама судьба подсказала.
      Обедать они сели как бы всей семьей: Марк расположился напротив Светы с сыном, а Вера Петровна - во главе стола: ей ведь все время приходилось вставать - подавать, убирать. Душа его ликовала: принимают уже не только тепло и приветливо, но и как своего, близкого человека.
      За едой много не говорили. Марк, любуясь Светланой - ее свежим, румяным лицом, синими, как июльское небо, глазами, высокой, полной грудью, открывающейся в вырезе блузки, - изнывал от страстного желания, но вел себя безупречно, ничем не выдавал своих устремлений.
      Наблюдая за симпатичнейшим Петенькой, с удовольствием отметил, что любовное внимание и забота бабушки дали свои плоды: мальчик растет здоровым, крепеньким; за столом держит себя спокойно, воспитанно. Удивительно похож на Михаила: такой же кареглазый, круглолицый; те же прямые, соломенного цвета волосы... Ну и отлично - он ничуть не ревновал, живая память о замечательном парне, его друге. Он уверен в себе и не боится морального с ним соперничества. Трезво все оценивая, он понимает: Света никогда не полюбит его как Мишу. Но в нем живет надежда, что она сумеет оценить его любовь и заботы, привяжется к нему, станет верной женой и подругой.
      После десерта Марк интересно рассказывал о жизни и быте американцев, о их характере и нравах, восхищался:
      - До чего же богатая страна! Изобилие всего - фантастическое. Просто не верится, что у нас когда-нибудь будет нечто подобное! Но люди выглядят... хоть и приветливыми, но какими-то неприятно самодовольными, примитивными, что ли, - дополнил он объективности ради. - Но в общем нам до них шагать и шагать! - заключил он и решил, что пора перейти к насущным делам.
      - Так какие, Светик, у тебя проблемы?
      - Мне нужна "левая" работа, Марк, чтобы не бросать театра, - без предисловий призналась она. - Мама сидит дома с Петей, ей с ним и по хозяйству дел по горло. А на жизнь нам не хватает.
      Марк не нуждался в объяснениях: много лет работая в шоу-бизнесе, хорошо знал, какие там порядки и с чем связаны перспективы для молодой, хорошенькой певицы.
      - Это нелегкий вопрос, - серьезно отозвался он. - Здесь надо тщательно все обдумать, слишком много подводных камней. Хотя-я... есть вроде один интересный вариант, - задумчиво протянул он и сделал паузу, размышляя.
      - Да говори же, Марик! - торопила его Светлана. - Не мучай бедную женщину.
      - Ладно. Вот что мне пришло в голову, - начал он, прикидывая в уме некую комбинацию. - В нашем ансамбле основная солистка, жена руководителя, Ракитина, слаба здоровьем. Несколько раз из-за нее чуть не срывались концерты.
      - Думаешь, меня возьмут вместо нее? - не поверила Светлана. - Как бы не так!
      - Я и не говорю, что вместо нее. Это пока невозможно, - спокойно пояснил Марк. - Скорее, на подмену. У вас одинаковый голос, и внешне вы очень похожи, только она темноволосая. Но это поправимо: покрасишься или наденешь парик. Думаю, муж ее, Аликперов, эту идею одобрит.
      Светлана изумилась - ей и в голову не приходило, что возможны такие мистификации.
      - Нет, ничего не выйдет! Разве это честно? Как можно обманывать публику? - возмутилась она. - Не смогу я так!
      - А ты не горячись, Светик, - спокойно возразил Марк. - Сама знаешь многие эстрадные звезды зачастую выступают под фонограмму. Это что, не обман публики?
      Наша-то все время "гонит фанеру", голос часто садится. - Он взял ее за руку и, успокаивающе глядя поверх очков, как взрослый ребенку стал рисовать заманчивую перспективу: - Рассуди трезво: речь идет об эпизодических заменах, за них хорошо заплатят, гарантирую. Совесть твоя будет спокойна. Ты должна выходить и петь - без "фанеры". Какой уж тут обман! Заменяют же исполнителей в театрах.
      Кажется, этот аргумент не возымел действия, и Марк привел еще один довод:
      - Если сумеешь реализовать свой талант, показать, на что способна, тебя заметят и оценят. В мире шоу-бизнеса все тайное становится явным. Так что тебе стоит использовать этот шанс! - И добавил, будто сомневаясь: - Но есть одно отягчающее обстоятельство - неприятно о нем с тобой говорить.
      Светлана - она уже настроилась согласиться - снова насторожилась.
      - Не стесняйся, Марик, давай все как есть. Мы с мамой поймем - многое уже знаем об эстраде.
      - Тебе проходу не дадут, - просто объяснил Марк. - Житья не будет от навязчивых поклонников. Да и наш руководитель похотлив, как павиан, ни одной юбки не пропускает. А уж тебе покоя не даст - это точно!
      Воцарилось неловкое молчание. Наконец его нарушила Вера Петровна:
      - Так что же ей делать прикажешь - повеситься? Лучше было уродиной родиться?
      - Тогда вообще говорить бы не о чем. Уродинам у нас не место, - весело ответил Марк. - Есть выход, и, мне кажется, неплохой.
      Обе женщины смотрели на него во все глаза, - долгожданный момент наступил.
      - Выходи замуж за меня, Света. Тебе больше оставаться одной нельзя, сама видишь. Мою жену никто пальцем не тронет. - Поглядел на нее горячим взглядом и тихо, с глубоким чувством заговорил: - А Миша, там, где он есть, на нас не обидится. Он знает, что мы оба его любим и верны его памяти. Я буду воспитывать его сына как своего!
      Произнеся все это на одном дыхании, Марк умолк и решил, что больше не вымолвит ни слова. Пусть подумают хорошенько. Сейчас решается его судьба пан или пропал!
      Так они сидели молча и не смотрели друг на друга. И снова первой собралась с силами Вера Петровна:
      - Мне думается, ты прав, Марик. У Светочки не будет лучшего выбора. Ты испытанный друг и давно любишь ее и Петеньку. Решать, конечно, Свете. А я за! - И добавила после небольшой паузы: - Только жить нам здесь, всем вместе.
      Светлана, вся пунцовая от нахлынувших чувств, словно онемела, не зная, что говорить и думать. Такой Марк видел ее впервые, сердце его радостно встрепенулось: согласится! Его долготерпение и отчаянная любовь победили!
      Выйдя замуж за Олега, Надя искренне радовалась предстоящей семейной жизни. Первый год заграничного существования, подбадриваемая необычной обстановкой и красочными впечатлениями, она боролась с разочарованием, терпеливо ждала, что у них все наладится.
      Оказавшись впервые в Париже, все свободные дни и вечера они посвящали знакомству с его достопримечательностями. Один Лувр чего стоил! Оба любили живопись, много дней провели в залах Национального музея, где часами простаивали перед картинами импрессионистов.
      - Теперь я уверенно могу отличить Моне от Мане! - шутила Надя, чувствуя себя чуть ли не профессиональным искусствоведом.
      Вечерами с наслаждением посещали уютные парижские кафе и рестораны, начиная с уличных и кончая "Максимом". Однако, не получая никакого удовольствия от близости с мужем, Надежда поняла, что они не подходят друг другу, и поддалась смятению.
      "Как жить дальше? Я просто этого не выдержу! - тоскливо думала она, стараясь представить ожидавшее их будущее. - Надо заставить его пойти к специалисту. Ведь есть какие-то способы... А лучше всего завести ребенка! Это и есть выход: займусь воспитанием малыша, и он отвлечет на себя всю мою энергию и эмоции".
      Однако и здесь у них ничего не вышло, и Надежда совсем затосковала. Дома ничего не радовало, Олег раздражал. На людях она не показывала вида, что у них не все ладно. Но когда они оказывались одни, ему доставалось! Постоянно в плохом настроении, Надя дерзила мужу и огрызалась по любому пустяку.