- Снимите с него наручники! - распорядился Михаил, убедившись, что негодяй дышит.
      Он вынужденно пошел на разгром финансовой империи Козыря, но убийцей стать не желал и не собирался брать на себя функции ни суда, ни Господа Бога. Ему важно, чтобы Козырев реально почувствовал на своей шкуре дыхание смерти.
      - Пошли, ребята! Пора сматывать удочки! - скомандовал он своим, послушав, что ему передали по радиосвязи. - Сейчас прибудет милиция. Нас уже больше не могут прикрывать.
      Ночное происшествие в городе наделало много шума.
      - До чего обнаглели преступные группировки! - возмущались граждане в разговорах между собой и на страницах прессы. - Куда смотрит милиция? До чего же беспомощна власть!
      - Нас подвергают резкой критике. Вы установили, чьих рук это дело? спросил на совещании руководящего состава начальник управления у Прохорова - он заменял заболевшего шефа. - Когда покончим с этим?
      - Скорее всего погром учинила заельцовская преступная группировка. Обычная криминальная разборка, - спокойно заявил Дмитрий Иванович.
      Осведомленный о связях генерала с "авторитетами", он понимал, что распекает тот своих подчиненных так просто, для проформы.
      - Продолжают делить сферы влияния. Ну и пусть своими руками уничтожают друг друга, как пауки в банке, - высказал он резонную мысль, сознавая, что не обманет генерала своим наглым враньем.
      Прохоров был уверен, что коррумпированный начальник управления под любыми предлогами замнет эту историю. Бороться за чистку милицейских рядов он не станет, зная, что проиграет. Либо выгонят с волчьим билетом, либо, что еще хуже, устроят провокацию и самого упекут за решетку.
      Однако Дмитрий Иванович с огромным удовлетворением организовал, заранее договорившись с Михаилом, патрульное прикрытие, объявив своим сотрудникам, что им на руку бандитская разборка.
      Хоронили Вику, вернее, то, что от нее осталось, в погожее осеннее воскресенье.
      Видно, у Козырева оставался еще порох в пороховницах: банк "Сибинвест" организовал похороны своей сотрудницы с большой помпой.
      Анатолию Борисовичу важно было подчеркнуть в глазах общественности непричастность к трагической гибели своего работника, - Вику Соловьеву в городе знали. Специально пустили слух о связи Соловьевой с мафиозными структурами.
      Жаль бывшую любовницу и преданного ему человека - он действительно не желал ее смерти. Всему виной судьба, ворожившая этому проклятому Юсупову. Но Козырь, как все преступники, преклонялся перед силой и бесстрашием и потому решил временно убрать когти: увидев прибывшего с группой афганцев Михаила, повел себя как ни в чем не бывало.
      Все знали о совместном проживании покойной с начальником службы безопасности Ланского, но появление его на кладбище было открытой демонстрацией силы, еще одним вызовом криминальной группировке Козыря.
      Слухами земля полнится - усилиями приближенных к шефу людей уже пошли в ход предположения, что разгром учинен афганцами. Сотрудники банка - их на похоронах присутствовало больше других - шушукались, глядя на суровых, мощных парней, окруживших плотной стеной своего высоченного начальника. Тот стоял печально понурив непокрытую голову, и ветер шевелил его прямые соломенные волосы.
      Ритуальную часть совершили по полной программе: прощальные речи коллег, представителей общественности, с которыми не один год держала связь Виктория, друзей и знакомых. Гроб засыпали землей, на свеженасыпанный холмик возложили венки и букеты цветов, и собравшиеся проводить Викторию в последний путь стали расходиться.
      Михаил, возвышаясь среди своих крепких ребят, шагал в мрачной задумчивости. В схватке с уголовным авторитетом он победил, сделал свое дело - защитил фонд, помогающий бывшим воинам-афганцам.
      Профессионального успеха он добился, но и на этом этапе жизни судьба не принесла ему личного счастья.
      Часть V
      РАСПЛАТА
      Глава 27
      КРУТОЙ ПОВОРОТ
      Превосходная машина "Ауди-100" выехала на шоссе и, набирая скорость, помчалась в сторону Обского моря.
      Михаил Юсупов, внимательно следя за дорогой и не переставая держать связь по радиотелефону, обдумывал, что скажет Прохорову о последней разборке. Договорившись с ним заранее, он направлялся в Академгородок посоветоваться с другом в домашней обстановке.
      Прошедшие несколько лет мало отразились на его внешности. Благодаря регулярным тренировкам он не прибавил в весе и был, что называется, в форме. При росте около 190 сантиметров, обладая мощной мускулатурой, Михаил выглядел очень внушительно. Время только наложило на его лицо резкие складки у губ и переносицы, придававшие ему суровый, даже мрачный вид.
      "Положение становится критическим; тучи сгущаются, - невесело размышлял он, реально оценивая ситуацию. - Если верна информация об уходе Дмитрия из органов, дело совсем плохо. Все-таки здорово он помог нам держаться на плаву, отбиваться от мафии. Что я буду делать без него - не знаю!"
      С трудом отыскав свободное место, он припарковал машину у знакомого дома. За годы безупречной службы, многократно рискуя жизнью, Дмитрий Иванович не заработал у государства ни палат каменных, ни достатка. Сыновья выросли; в двухкомнатной квартире жить тесно и неуютно; но Прохоров не терял бодрости духа.
      - Вот решил уйти на пенсию. Честно говоря, еле дождался выслуги лет. Невозможно стало работать, - признался он другу, когда они удобно устроились на кухне. - Сейчас моя ненаглядная подаст нам чего-нибудь закусить и я тебе обо всем поведаю. Решил в корне изменить жизнь.
      - Знаю я, как тебе трудно приходится. Даже удивлялся порой, в чем секрет, как ты уживаешься со всеми этими мерзавцами. Знаю ведь твою честную, неподкупную натуру. Одного не могу понять - как же они терпят тебя, не боятся, не пытаются убрать?
      - Сейчас все узнаешь! - добродушно пообещал Прохоров. - Сегодня я добрый и вообще могу теперь пооткровенничать. Правда, только с тобой, поскольку тебе это нужно для дела.
      Дмитрий Иванович встал, поплотнее закрыл дверь, не желая, чтобы слышали домашние, и, вновь усевшись напротив Михаила, стал открывать ему свои тайны.
      - Секрет моего долголетия среди хищников в прямом и переносном смысле кроется в умении собирать и хранить информацию, - негромко, спокойно поведал он, будто говорил о вещах простых и обыденных. - Не последнюю роль сыграло и то, что обладаю способностью держать язык за зубами. Со многим мне пришлось мириться, на многое закрывать глаза, - помрачнев, признался он другу. - Да и как я мог бороться с начальством, когда у него порука в Москве? Любые донесения ему же возвращаются на суд и расправу.
      Когда только начинал работать, - продолжал рассказывать он, загораясь гневом, - мне тут же преподали урок: разжаловали и посадили майора Демиденко за то, что посмел пожаловаться. Устроили провокацию. Это было еще тогда - теперь-то просто убивают.
      - И как же тебе удалось с ними столько лет работать?! - Михаил поражался его выдержке.
      - Внешне все выглядит просто, хотя пришлось поломать голову и потрудиться. Я ведь неплохой юрист. Приказывали прекращать дела, выпускать бандитов - и я выполнял, но только по письменному распоряжению. А преступников продолжал ловить, большинство все-таки посадил. Дальше - не мое дело.
      - Но как они терпели белую ворону?
      - По двум причинам, - грустно усмехнулся Дмитрий Иванович. Во-первых, службу-то нужно нести и бандитов хватать, иначе разгонят. Значит, кому-то надо все-таки работать.
      - А во-вторых?
      - Собрал солидный компромат; четко дал понять своим начальникам: плохо со мной обойдутся - все не только попадет в Москву, но материалам будет дан ход. И они по своим каналам приняли меры, чтобы меня никто и пальцем не тронул. А ты думал, меня Господь Бог оберегает? - невесело рассмеялся Прохоров. - Ладно, давай-ка махнем по одной-другой! Успеем еще обо всем поговорить, - решил он сделать паузу, успокоиться. - Ты как, не боишься дорожных происшествий?
      - У меня таблетки, а с двух рюмок не захмелею, - заверил его Михаил.
      Он и сам не прочь немного расслабиться - разговор предстоит непростой и долгий.
      Минувшие годы прошли у Михаила в непрерывной борьбе с мафиозными структурами, - те пытались взять фонд Ланского под свой контроль и поживиться за счет бывших воинов-афганцев. В этой необъявленной войне происходило немало стычек и не Обходилось без жертв. Из-за непонятной терпимости городских властей к преступным группировкам приходилось на изуверскую жестокость бандитов отвечать крутыми мерами, выходящими за рамки закона.
      Выпестованные Юсуповым мощные, умелые парни из боевого подразделения службы безопасности навели страх на уголовников и причинили им такой материальный урон, что от Ланского отступились - себе дороже. Разумеется, вряд ли удавалось бы отбивать атаки преступных элементов и наказывать вымогателей, если бы не покровительство отдела по борьбе с организованной преступностью, и главным образом подполковника Прохорова.
      - А знаешь, первый серьезный конфликт с нашим генералом у меня был из-за тебя, - продолжал Дмитрий Иванович, когда отдохнули и перекусили. Какие уж у него или у городского начальства были связи с Козыревым - не знаю, но они крови жаждали, за горло меня брали, чтоб нашел тех, кто с ним расправился.
      Они ведь не дураки - раскусили, что я вас прикрываю, стали мне угрожать, - потемнев лицом, вспоминал он. - Но, я тут уперся! Сначала пытался доказать, что нам выгоден разгром банды Козыря. А когда убедился, что на пользу дела им наплевать, прямо заявил, что, как бывший афганец, не дам своих собратьев в обиду. Тут и врезал им компроматом. Здорово напугал!
      - А теперь они все же взяли над тобой верх?
      - Да нет, не сказал бы! Просто мне давно опротивели их рожи и вообще действовала на нервы продажная обстановка. Все надеялся, что-то изменится с приходом "новой метлы", но так и не дождался. А потом, сколько можно нуждаться? - поднял он на Михаила усталые глаза. - Ведь взяток я не беру, а жить тоже хочется прилично. Вот и не устоял: предложили должность советника в банке - что-то вроде главного криминалиста с тройной зарплатой, - немного понурясь заключил он свой рассказ. - Раз государство не ценит - буду служить "новым русским"; они, надо признать, профессионалов уважают.
      - Теперь твоя очередь. - Дмитрий Иванович откинулся на спинку стула и сосредоточенно посмотрел на друга, всем своим видом показывая, что готов внимательно слушать. - Выкладывай, Миша, что тебя привело.
      - Ты, Иваныч, ведь знаешь, что в городе от нас, не без твоей помощи, отвязались. Козырь, после того как мы его проучили, слинял. Говорят, аж в Швейцарию подался, виллу там купил и живет, - неторопливо начал Михаил. Другие оказались послабее, но прибрать фонд к рукам все еще мечтают. Теперь хотят подорвать нас изнутри - иным методом.
      - Это как же? Говори яснее! - оживился Прохоров и, не скрывая интереса, поудобнее устроился на стуле.
      - Погоди немного, сейчас тебе вся их комбинация будет понятна, сделал легкий жест рукой Михаил. - Мне сдается, что нас хотят задушить своими же руками, с помощью бывших афганцев.
      - Каким же это образом? - вновь не удержался от вопроса Дмитрий Иванович.
      - К нам из Москвы прислали "укрепление", заместителя Ланского, некоего Пенькова; ты о нем, наверно, слышал. - Михаил немного волновался. Владимир Георгиевич сначала даже обрадовался: знал, что тот имеет связи с правительственными чиновниками. Пригодится, считал. Но вышло плохо.
      - Что именно? Не тяни резину! - опять не выдержал Прохоров: ему было любопытно.
      - А то, что, поработав недолго, Пеньков предложил реорганизацию. Видно, там, наверху, хорошо все продумали. По их плану-фонд делится на две части. Одна - производственная, зарабатывает деньги; другая - распределяет блага. Ты понял? Хотят поделить на две самостоятельные организации. В одной - финансовые средства, выделяемые сверху и собственные, а в другой контора Ланского. Которая должна распределять то, что дадут. Неплохо задумано? - И умолк, стараясь унять негодование.
      - Вроде бы дошло-о до верблюда! - протянул невесело Прохоров. - А неглупо рассчитали, может и получиться. Так воровать легче, и по-крупному! Ну а я чем могу быть полезен? Ведь не с пустыми руками ты явился? Так?
      - Конечно! Как узнал, что уходишь, - сразу бросился к тебе, откровенно признался Михаил. - Выручи еще раз! Узнай, пока еще есть связь, все о Тихоне Пенькове. Чем занимался, с кем дружил. Нам нужно знать, кто за ним стоит. Придется опять занять круговую оборону. - Он помолчал. - А на новой работе от души желаю успеха! Мои ребята тебе всегда помогут, можешь не сомневаться. Не говоря уже обо мне. Сам знаешь!
      "До чего же трудно нам придется без Дмитрия! - думал Михаил по дороге домой. - Придется искать новых друзей в этой продажной конторе. Есть ведь еще хорошие люди? До чего же все надоело... и тянет домой, в Москву..."
      - А не придираешься ли ты к нему понапрасну? Мне кажется, он ошибается, - не согласился с Юсуповым Владимир Георгиевич. - Парень молодой, горячий. Связан с правительством. Хочет стать самостоятельным. Нормальное честолюбие! И нам спокойнее. Где деньги, там всегда склока.
      - Удивляюсь твоей доверчивости! - решительно возразил Михаил и даже слегка пристукнул ладонью по столу шефа; они, как всегда, при обсуждении щекотливых вопросов, сидели вдвоем в кабинете Ланского, задержавшись после работы. - Ну разве ты не видишь, какую подрывную деятельность он развил? И какие денежки ты собираешься распределять? Которые Пеньков со своими хозяевами разворуют, а ты и проверить их не сможешь, раз они самостоятельные. Средств тебя лишат, а все претензии будут к тебе! - Михаил весь кипел от возмущения. Чтобы успокоиться, встал, походил по кабинету; снова сел. - Запросил данные на Пенькова, чтобы сориентироваться, как с ним сладить, но хотел бы и у тебя узнать, что о нем известно.
      - Мало я его, к сожалению, знаю, - раздумчиво произнес Владимир Георгиевич. - Слышал в Афгане, что есть такой, в тылу работает, отзывы самые лестные: мол, хороший, свойский малый. Помогал офицерам посылки домой переправлять. Оборотливый. Говорили, что много чего сам отправлял: дубленки там, радиотехнику... Но кто этим не грешил? - Он подумал немного. - А ты всерьез полагаешь, что он с высокими чинами хочет казну, отпускаемую ребятам, и наши доходы разбазарить? - Поднял на Михаила недоверчивый взгляд. - До чего же мерзко, коли так!
      Юсупов сидел устало положив руки на стол и мрачно размышляя - как бы взвешивая все "за" и "против". Ланской решил успокоить верного сподвижника:
      - Знаешь что, Миша? Поедем со мной в Москву, а? - предложил он, тепло взглянув и положив свою ладонь на его руку. - Меня пригласили на похороны Трифонова. Ты о нем слышал. Очередное заказное убийство, которое, конечно, не сумеют раскрыть. Так вот, - мягко добавил он, - хоть дело и невеселое, но все же оторвешься немного от всего, развеешься. Заодно и о Пенькове больше узнаешь. Соскучился небось по Москве? - И улыбнулся, глядя на прояснившееся лицо Михаила. - Вот как я здорово угадал! А я проведу совещание с руководителями движения. Думаю, сообща отобьем охоту у чиновников лезть к нам в карман, какого бы ранга они ни были! - Поднялся, тронул Михаила за плечи. - Ну все! Пошли домой! Ты холостяк, а меня семья ждет. - В дверях остановился, напомнил: - Не забудь: завтра к девяти в аэропорт - спонсоров встречать.
      После ухода шефа Михаил долго еще сидел в его кабинете, поддавшись мрачному настроению. Спешить ему действительно некуда: дома никто не ждет. Как никогда за все это время, почувствовал, что устал от непрерывной борьбы и от неустроенности своей жизни в Западносибирске. Нет, он слишком привередлив, так ему никогда не завести семьи. Никого он не может принять в сердце, все сравнивает со Светланой... Это просто Божья кара, что он не в силах ее забыть!
      Было у него несколько курортных романов, но это с замужними женщинами; выдавали себя на отдыхе за свободных - от скуки или в поисках приключений. Одна, очень интересная дама, врач-кардиолог, немного старше его, так долго скрывала свое истинное семейное положение, что они регулярно встречались почти год - в его неуютной холостяцкой квартире, которую снимал для него фонд, - терять московскую прописку он не хотел. Объясняла она это тем, что муж ее, хирург, уехал на работу по конкурсу в Штаты. Они давно разошлись, но развод, по его просьбе, не оформили, иначе не выпустили бы за границу. Дома остались его родители, больные старики. Вот вернется, и они все устроят. Только когда Михаилу надоел неустроенный быт и он потребовал пусть переезжает жить к нему, она призналась, что у нее дома не только муж, но и двое детей.
      Такой мистификации Юсупов своей подруге не простил - расстался с ней без переживаний, поскольку особых чувств не испытывал.
      Только напряженная работа, проходившая в постоянном противодействии интригам и козням врагов, выручала - настолько выматывала, что не до личных неудач.
      Кажется, жизнь его в Западносибирске подходит к концу - нужно возвращаться; здесь он себя исчерпал. Но как оставить Ланского? Сомнут его, если останется один, без помощи.
      За прошедшие годы Михаил всего три раза побывал в родной Москве. Дважды - по делам службы, а дольше всего - когда сгорел его старый московский дом и ему дали однокомнатную квартиру в отдаленном Орехово-Борисове.
      Когда он последний раз побывал в Москве, старый дом уже восстановила и реконструировала какая-то инофирма. Вполне возможно, ее агенты и организовали поджог - территория в самом центре столицы неоценима.
      Новую свою квартиру он сдавал молодой паре западно-сибирцев, обучавшихся в Москве, но по договоренности в любой момент мог освободить для себя.
      В конце концов он решился: "Ну что ж, найду себе замену и вернусь! Не век же быть к шефу привязанным. Пора начать самостоятельную жизнь, в Москве. Жилье у меня есть, денег накопил немало - моту войти в пай серьезного дела. Я же дипломированный юрист - хватит с меня этой мышиной возни!" Надоели бесконечные дрязги вокруг движения помощи бывшим воинам-афганцам. В голове уже созрел план новой деятельности, но нужно хорошенько все продумать.
      Этого не может быть! Доколе же его будет бить судьба? Михаил не прочитал и половины письма, строчки расплывались у него перед глазами. Его суровая, закаленная жизненными невзгодами душа давно уже не знала нежных эмоций, но слезы наворачивались на глаза, помимо его воли. Как же так? Сколько же ему сейчас лет? - Двенадцать? В каком он классе? Наверно, уже в пятом или шестом... О Господи! Отложил письмо, горестно уронил голову на руки. Сидел у себя в офисе, за рабочим столом, плохо соображая, что делает и где находится.
      - Никого ко мне не пускать и ни с кем не соединять! - крикнул он дежурному охраннику.
      Тот заглянул доложить об очередном посетителе и испуганно ретировался: никогда не видел хладнокровного, выдержанного шефа в таком взвинченном состоянии.
      Заказное письмо прибыло в адрес фонда вчера, во второй половине дня, Михаила на работе не было. Секретарь передала ему конверт утром, как только он вошел в офис:
      - Михаил Юрьевич, а вам письмо из Москвы, личное. С вас причитается! сообщила она ему с улыбкой.
      Эта девушка, давно и безнадежно в него влюбленная, от сослуживцев знала: холостой шеф службы безопасности шашней на работе не допускает.
      Михаил усилием воли взял себя в руки и снова принялся за письмо, шевеля губами и шепотом выговаривая слова.
      "Дорогой Миша! Простите, что обращаюсь к Вам, может быть, слишком фамильярно. Вы, наверно, забыли Светлану и ее маму, Веру Петровну. Но я измучилась, думая о Вас, и, прочитав письмо, Вы поймете почему. Наберитесь терпения: хочу передать все, что у меня на душе, иначе Вам не понять, почему осмелилась Вас потревожить.
      Иван Кузьмич, царство ему небесное, не родной отец Светы, хотя и растил ее как дочь. Скрыли мы с ним это от человека, которому она обязана жизнью. Он узнал, что Светлана его дочь, совсем недавно - ей уже за тридцать.
      Ужасная несправедливость... Всю жизнь считала, что поступаю правильно, в интересах дочери, а настоящий ее отец сам виноват... Слишком поздно я прозрела, и это мучит мою совесть.
      Вот почему сейчас, когда происходит почти то же самое с Вами и Светой, - решила не молчать больше. Повторить эту трагедию, на мой взгляд, преступление.
      Пишу Вам тайно от Светланы - она ничего не знает, не хочет, чтобы Вам стало известно что, что не пожелали Вы услышать от нее, когда вернулись из плена. Насколько я Вас успела узнать, - не сомневаюсь: Вы ничего не ведаете, иначе вели бы себя по-другому.
      Так вот, Миша: у Вас есть сын - Петенька, Петр Михайлович. Света моя родила его вопреки воле Ивана Кузьмича. Ваша покойная мама успела подержать его на руках и благословить. Вот почему Светлана не отдала медальон - его носит по праву Ваш сын.
      Фамилию Петеньке дали Григорьев, так как ваш брак не зарегистрирован. Мальчик убежден - так ему сказали, - что папа погиб в Афганистане; так он считает до сих пор.
      Понимаю, что своим письмом вношу осложнения и в Вашу жизнь, и в непростую жизнь моей дочери. Вызову, конечно, ее недовольство - она мать и имеет решающее право определять судьбу своего ребенка. Но, как видите, все же не Молчу. Да простит мне Бог! В. Григорьева"
      Прочитав письмо до конца еще раз, Михаил долго сидел с окаменевшим лицом, молчал, страдал... Ему казалось, что слезы душат его, но глаза оставались сухими.
      "А ведь она хотела мне сказать, пыталась, а я не дал! Не стал ничего слушать!.. Безмозглая скотина! Эгоист! Обиделся - а ведь столько лет меня считали погибшим... Это я ее предал!"
      Этот большой, мужественный человек никак не мог совладать со своим горем, взять себя в руки. "В Москву надо ехать! Скорее домой, в Москву! Увидеть наконец сына!"
      Родной город встретил его дождем и туманом - он даже опасался, что не разрешат посадку. Разрешили, но в условиях низкой облачности пришлось заходить на посадку второй раз.
      Когда Михаил вступил на московскую землю, первое свое побуждение позвонить Светлане прямо из аэропорта, сразу договориться о встрече - он подавил. Было уже один раз так, а сейчас он обязан действовать осмотрительно, не подводить Веру Петровну.
      Никому не нужен переполох, - столько лет пропадал, может и еще немного подождать. Надо сначала разведать обстановку, поговорить с Верой Петровной... Звонить лучше из дома - телефон ему, к счастью, как афганцу, поставили в новой квартире вне очереди.
      Однако, пока он добрался до дома и привел себя в порядок с дороги, времени на личные дела не осталось: пора ехать в "Россию", к Ланскому сопровождать его на церемонию похорон.
      "Ладно, ничего страшного - завтра, - с волнением перед встречей с наследником рода Юсуповых - Стрешневых думал он. - Интересно, на кого он больше похож - на меня или на Свету? По глазам увижу... Головенка-то, наверно, беленькая, а глаза - карие..." Радостное ожидание захватило все его помыслы, и он ни о чем не мог думать по дороге к шефу. Тот прибыл в Москву накануне и приветствовал Михаила новостью:
      - Могу тебя обрадовать: вчера мы с отцами-командирами единодушно договорились дать афронт всем этим новейшим прожектерам. Ты был прав - все согласились, что это далеко идущий план, - акулы нацелились проглотить наши фонды. А такие, как Пеньков, лишь их подручные. - Он помрачнел. - Но акулы эти крупные, большую власть имеют. Очень нам опасны: в их распоряжении спецслужбы, выполнят любой приказ. - И закончил, уверенный в своем друге и сподвижнике: - Так что для тебя, дружище, есть работа.
      Михаил смешался, - он уже принял твердое решение поговорить с шефом, но момент явно неудачный: Ланской на него рассчитывал, не бросать же его в такой критической, опасной ситуации. Как быть? Может, отложить на время? Порекомендовать кого-то вместо себя, оттянуть до отъезда... Однако объявить о своем уходе в последний момент - еще хуже. Нет! Отступать некуда, Ланской не кисейная барышня. И на нем, Юсупове, свет клином не сошелся. Полищук надежный парень, будет на месте. Наконец он обратился к Ланскому:
      - Владимир Георгиевич, дорогой, давай-ка присядем на несколько минут, поговорить надо. У нас в запасе полчаса.
      - А что такое? - насторожился Ланской, почувствовав по задушевному тону Михаила, что тот готовится сказать что-то необычное. - Случилось что-нибудь непредвиденное?
      - Расстаться нам придется, Владимир Георгиевич, хоть и понимаю, что оставлю тебя не вовремя. Но ничего поделать с этим нельзя! - Серьезно и твердо посмотрел в глаза шефу и у него защемило сердце. - Я тебе сейчас скажу, ты поймешь почему я не могу вернуться в Западносибирск, - продолжал Михаил, и по его виду Владимир Георгиевич понял, как глубоко он переживает. - Ты отец двух сыновей, чуткий человек и хороший друг. - Он помолчал. - У меня нашелся сын, он здесь, в Москве. Ему уже двенадцать лет, а я его еще ни разу не видел. Теперь ты понимаешь... Это для меня важнее всего, всех самых неотложных дел на свете!
      Ланской был безумно огорчен: он и не представлял, что в такой трудный момент вдруг лишится ценного помощника и преданного друга. Но возразить ему было нечего, он подавленно молчал.
      - Я сейчас все бросил бы и помчался к сыну, - признался Михаил. - Но не могу тебя оставить в опасном положении, обстановка сложная. Ты мне дорог, и, кроме тебя, у меня, собственно, и близких никого нет, - удрученно заключил он. - Родственников моих, как ты знаешь, по всему свету разбросало. Не хотелось бы и тебя потерять, дружище! Прости уж меня! Сегодня служу я тебе в последний раз. - Говоря это, Михаил не подозревал, что произнес вещие слова.
      На похороны Трифонова собрался весь цвет руководителей общественных организаций бывших воинов-афганцев. Он был одним из наиболее авторитетных лидеров, объединял многочисленные структуры, разбросанные по всей стране, и координировал их деятельность.
      Вереницы машин запрудили все подъезды к кладбищу. Лидеры прибыли с помощниками и телохранителями; опасаться следовало любой провокации - такая сложная криминальная обстановка сложилась вокруг деятельности афганских организаций.
      Панихида шла своим чередом; похороны были обставлены пышно и торжественно, произносилось много речей. Говорили о славном боевом пути павшего лидера, о его больших заслугах по становлению и укреплению общественного движения бывших воинов-афганцев; клялись отомстить убийцам. Убийство было тщательно подготовлено; смертельный выстрел из снайперской винтовки сделан с дальнего расстояния.
      - Как же это допустили? Почему охрана прошляпила? - спросил Михаил у знакомого телохранителя одного из московских лидеров. - Каким образом все произошло?
      Он стоял в толпе сподвижников, окружавших место последнего прощания с покойным, и внимательно следил за обстановкой, ни на секунду не упуская из поля зрения своего шефа, который вместе с другими лидерами находился рядом с гробом.
      - Трифонов в окружении друзей был в этот момент у входа в баню, куда приехал вместе с ними - отдохнуть, расслабиться, - рассказывал ему знакомый. - Кого-то они ждали, что ли; денек был отличный. Охрана не дремала: все чердаки проверены, как всегда; за окнами наблюдали. Как этот снайпер ухитрился найти брешь и успеть выстрелить - ума не приложу. Охранник не забывал следить за своим начальником и слушать переговорное устройство. - Видно, работал профессионал высокого класса из спецслужб; стрелял из подвала - об этом варианте даже не подумали.
      - Неужто Юсупов? - негромко сказал кто-то сзади, слегка тронув Михаила за плечо. - Сколько лет, сколько зим...
      Михаил обернулся - Сергей Белоусов из следственной группы, работавшей вместе с ним в Афганистане. Они не были близкими приятелями, но относились друг к другу с уважением.
      - Очень рад тебя видеть в такой отличной форме. - Сергей дружески улыбался. - Много слышал от ребят о твоих невероятных приключениях. Но теперь воочию убедился, что это не миф. Ты знал Трифонова?
      - Нет, я здесь со своим шефом, его пригласили на похороны, - ответил Михаил Белоусову, не прекращая наблюдения. - Я тоже очень рад снова встретить старого товарища. Чем теперь занимаешься, какое отношение имеешь к Трифонову?
      - Я его хорошо знал по Афгану. Прекрасный человек; очень большая для всех нас потеря. Просто пришел проститься. А занимаюсь... можно сказать, своей специальностью. Вместе с другом, который раньше работал в прокуратуре, создали на паях детективное агентство - частные расследования. Процветаем! - И показал на крепкого мужчину, выше среднего роста, стоявшего поодаль с большим букетом цветов. - Вот он стоит - коренастый такой, в кепке. Трифонова он тоже хорошо знал, часто с ним общался.
      Послушай, давай отойдем в сторону и потолкуем, расскажешь о себе. - Он взял Михаила за локоть. - Очень хочется знать, как живешь, чем занимаешься. Здесь неудобно.
      - Не могу отойти, я на службе. - Михаил напрягал зрение. - Не нравится мне обстановка. Видишь, вон там, за вырытой могилой, парней? Так вот, одного я знаю по Афгану - вон того, толстомясого. Сапер, проходил по делу о хищении взрывчатки. Скользкий тип. Что ему здесь надо? Тоже знал Трифонова? Не похоже.
      - Да брось ты! Все враги мерещатся, - решительно возразил Белоусов. Они, конечно, есть, и очень опасные. Но сюда не сунутся, побоятся. Видишь, какая крутая собралась публика? Разнесут в клочья! Пойдем, не бойся за своего шефа! - теребил его Сергей. - Ничего ему не угрожает в таком окружении.
      И Михаил уступил - вопреки своим правилам. Потом ничем не мог этого объяснить, кроме как велением судьбы, сохранившей ему жизнь. Едва они успели отойти за массивный гранитный памятник - мощнейший взрыв разметал все вокруг и перепугал жителей близлежащих домов.
      Масштабы происшедшей трагедии были ужасающими. Радиоуправляемое взрывное устройство, заложенное вблизи могилы, убило десятки человек, около ста покалечило. В результате этого наиболее крупного из происшедших в столице террористического акта погибли многие лидеры движения. Вместе с ними пострадали совершенно непричастные люди - родственники, друзья и просто те, кто случайно оказался рядом.
      Только лежа в больнице Юсупов и Белоусов узнали, что среди погибших оказались Ланской и компаньон Сергея, и все подробности о том, что с ними самими произошло после рокового взрыва.