Александр Малышко
      Капельки
      Доброе утро! Я принес тебе капельку. Посмотри, как в ней играет солнце! Возьми ее. Осторожно! Она такая маленькая и хрупкая. Храни ее. Это наше счастье. В ней два наших сердца сливаются в одно.
      Знаешь почему ты плачешь? Это мои слезы. А почему смеешься? А почему плачу и смеюсь я?
      Нам уже не нужны слова. Их заменяет биенье сердец. Каждый удар разливается эхом по капельке, рождая новые. Такие же красивые и хрупкие.
      Тихонечко. Ничего не говори. Послушай, как поет капель.
      Радость
      Заболел мой друг. Еще утром мы играли с ним в настоящих капитанов. Мама сделала нам капитанные шапки из только что полученной газеты. Сестричка нарисовала на них совсем настоящие звездочки. Мы вели свои корабли по жарким тропическим морям.
      -- Друзья! Оденьте трусики, -- предупреждает нас Мама.
      -- А то что, солнечный удар по попе стукнет?
      Но нам некогда, мы готовимся к бою с пиратами -- заряжаем свои водяные пистолеты.
      И вот случилась беда. Мой Друг ранен. То ли струя из пиратского пистолета, то ли солнце по попе; теперь уже не важно. Важно, что мой Друг лежит и его температура приближается к температуре знойного августовского дня.
      Мы вызываем "скорую" -- листаем страницу за страницей "Доктора Айболита" и внимательно слушаем, что же он назначит моему другу. "Радость", - выписывает рецепт Доктор. И я отправляюсь за Радостью. Надо быстрее ее найти - мой Друг болен. Я не смогу справиться один со злыми пиратами. Где же ты, Радость?
      Обращаюсь ко всем, кто встречается на моем пути: "Мне нужна Радость. Мой Друг болен. Помогите найти."
      Но люди с удивлением и большим трудом поднимают на меня глаза. Они очень заняты очень важными делами. Поэтому им грустно. Они не слышали даже, что есть на свете Радость, а уж где ее найти и подавно не знают. Да и к чему она.
      Во след мне лают злые, кусучие собаки и шипят ядовитые змеи: "Вот мы тебе покажем, что такое радость! Наша радость -- твое горе."
      Но я не боюсь их. Мой друг болен. И я, во что бы то ни стало, должен найти Радость. Hе стать их радостью, а принести Радость моему Другу.
      Одна мысль стучит в сердце: "Где. найти. Радость?.. Где. найти. Радость?.. Где. найти. Радость?.."
      Мне больше не к кому обратиться, тогда спрашиваю у себя: "А ты-то сам видел Радость, знаешь ли ее. Ты умеешь вспоминать?"
      Из затуманенной жизнью памяти выплывают, словно корабли, воспоминания. Когда я был маленький, я умел рисовать солнышко, домик. Много десятков лет назад я радовался, когда исполнялись мои желания, когда видел радостные лица людей, когда светило солнце и пели птицы, когда... А теперь вырос и забыл про это... Детство.
      Когда исполнялись мои желания... Что хочет мой Друг? Ему нужно так мало. Два глотка сока и два леденца. Нас ведь двое.
      Когда видел радостные лица друзей... Хватаю сок, леденцы и лечу к моему Другу. У меня есть Счастье! Светит солнце, поют птицы.
      Он видит Счастье, сок, леденцы. А я вижу его засиявшие глазенки.
      Мы победим пиратов.
      Пять королей
      Жили-были пять королей, пять братьев. Королевства их были хоть и совсем маленькие, но полны сокровищ. Какое золото было у них! Сделано из чистого серебра. В садах росли дивные пидидоны и маград. Виноград можно было есть до тех пор, пока не скиснет язык. По королевствам текли реки молоконового кофе. Столы ломились от простой, совсем обыкновенной, не кабачковой икры. Мороженое, как снег, таяло на платье Королей. В каждом королевстве было по два яблочных и одному молочному магазину. Короли работали там покупателями.
      Они слыли в народе очень вежливыми королями, соблюдали все правила королевского этикета. Дам, к примеру, когда приезжали в гости, высИживали из карет.
      Они даже дружили. Вот так. Все кричали Королю-кухарке: "Мы это не хотим есть. Подавай нам что-нибудь вкусненькое." Или вот так. Подходили к Королю-казначею и лелейными голосками пели: "Дай нам парочку золотых слитков на морожно да пирожно, на халву да пастилу, а то Король-кухарка замучил нас хлебом да кашами."
      Но вот беда, границы их Величеств проходили по владениям друг друга. Поэтому, когда их никто не видел, они объявляли войну. Иногда раз по десять на дню, а иногда даже по одиннадцать.
      -- Кто просил раздевать мою куклу?
      -- Никто. Я сам догадался.
      -- Ты младше меня на целую голову.
      -- Ага, я уже по нос тебе был.
      -- Почему я должен убирать чужое королевство?
      И так до мозготрясения.
      Только пятый, самый маленький, Король мечтал стать, когда вырастет, Мусорщиком.
      Короли были бессмертными, не могли умереть на всю жизнь и очень устали, устали ходить с потерянным настроением, но ничего не могли поделать с собой. Стоило только одному открыть рот, чтобы сказать даже что-то хорошее, как все остальные, еще не выслушав, начинали борьбу за свои владения. Какой от них был прок? Сидели только на своих тронах и ругались.
      Добрая Фея сжалилась над ними: послала им Радость. Впервые за вечность Короли собрались вместе. Они весь вечер дружно смеялись и плакали. Вдоволь погрустив и порадовавшись, в один голос воскликнули: "Пусть все будет всейное. Каждый из нас станет в пять раз сильней и богаче". И начали дружно разводить сад, там где раньше проходили границы.
      Только пятый, самый маленький, Король тихонько посапывал. Ему снилось, что он очищает от мусора все королевства.
      Это был не сон.
      Так начали жить-быть пять королей.
      Лепильник
      Жил-был маленький человечек. Звали его Лепильник. Все вокруг были нормальные, а он интересный. Лепильник только тем и занимался, что лепил Дворец Своей Жизни. Строил он по всем законам матики и матики, обклеивал все окна, чтобы они не простудились. Дворец должен был получиться очень красивый, единственный и неповторимый. Весь из хрусталя чистой воды. Не лучше других, но неповторимый.
      Пока же он был недостроен. Стояли необштукатуренные стены, строительный мусор валялся вокруг. Дворец стоял на видном месте и привлекал взоры всех проходящих.
      Проползал Крот и говорил, что во Дворце слишком много света. Пролетал Орел и говорил, что он стоит слишком низко. Белому Медведю было в нем слишком жарко, Бегемоту слишком холодно.
      Спортсмен утверждал, что раз здесь нет спорта, значит это и не Дворец.
      Продавец все интересовался: "Ты где берешь кирпичи? У меня выгоднее брать. Мне выгоднее."
      Архитектор тоже чем-то был недоволен:
      -- В этом Дворце есть десятый этаж?"
      -- Нет. Только пять.
      -- Ну, да. Раз, два, три, четыре, пять. А третий есть?
      Некто причитал: "Что ты наделал? Загубил такую красоту. Такой сарай разрушил." Кстати сказать, сарай принадлежал Лепильнику. Он в нем жил, пока не задумал построить Дворец.
      Все это очень напоминало игру в "Огниво", в которой Крот был Старой Ведьмой, Орел -- Дюймовочкой, Белый Медведь - Д`Артаньяном.
      И всем было невдомек, что Лепильник строил для себя и строил так, как ему было удобно, как ему нравилось, как он мог.
      Лепильник был человечком ответственным. Hо на такие вопросы не мог ответить и плакал. Плакал, но продолжал делать свое дело.
      Тут мы откроем Великую Тайну, которая так мучила Продавца:
      ОH СТРОИЛ ИЗ СВОИХ СЛЕЗИHОК.
      Зазеркалье
      -- Моя мама.
      -- Нет, моя
      -- Папа твоя мама.
      -- Зато я меньше.
      -- Нет, я меньше.
      -- А я еще меньше.
      -- Я больше меньше.
      -- Ты меня сейчас выведешь.
      -- Куда я тебя выведу?
      -- Встань на преждевременное место.
      -- Не болтай меня.
      -- Вот я тебе сейчас задам.
      -- Ах, ты, драться. Тогда получай.
      -- Ой. Что я наделал? Вот будет то мне за разбитое зеркало.
      О героях
      Начнем нашу сказку самым обычным сказочным началом. Итак, жила-была маленькая девочка, которая боялась всего на свете. От этого у нее запутались все нервы и она постоянно плакала. От плача она совсем потерялась и не знала где находится. Ей становилось еще страшнее и она начинала плакать еще сильнее.
      Больше же всего на свете она боялась домашних животных муравьев и школу:
      -- Я в школу не пойду.
      -- Но учиться то надо, -- возражали ей.
      -- А у меня портфеля нет.
      -- Купим.
      -- А я обратной дороги не знаю.
      Она мечтала о том дне, когда ей исполнится 20 лет и не надо будет ходить в школу. Но до 20-летия было еще очень далеко. Время, казалось, остановилось.
      Самым большим праздником был день, когда ей удавалось остаться дома. Она тогда хвасталась: "Я сегодня в школу не ходила, потому что всю школу окончила."
      Но на завтра нужно было опять идти на мучения, где ее только и ждали учителя, чтобы что-нибудь спросить. Девочка учила все уроки и всегда отвечала на "пять", но страшно боялась, что ее спросят и она не сможет ответить. Весь урок сердечко у нее колотилось, как у трусливого зайца. Хотя, что я говорю. Заяц по сравнению с ней был хищником. И вправду, он хотел колобка съесть.
      На переменках она трусилась и со страхом ждала, когда начнется следующий урок.
      Страх. Всюду Страх. Злой и ужасный. Никем не видимый. И от этого еще страшнее. Это он ходил рядом и мучил девочку. Девочка хотела убежать от него, но он всюду ее догонял. Казалось, нет от него спасения.
      Но однажды, доведенная до отчаяния, девочка шагнула навстречу страху: "Все равно. Будь что будет. Сколько же можно так жить?" -- подумала она и сама подняла руку на уроке.
      И, о чудо! Страх убежал. Оказывается, он сам большой трус. Чтобы показаться смелым, он ходит и пугает маленьких и больших детей. Но убегает от тех, кто не боится его и идет ему навстречу. Таких людей называют героями.
      Просто, они не боятся Страха.
      Папамам
      Когда ты будешь старенький, а я новенький, я расскажу тебе сказку. Жили-были Папамам. Все было у них пополам. Они сами не знали где заканчивался один и начинался другой. По другому их еще называли бабушкой и недедушкой, а бабушкиным мужем. Недедушка хоть и имел животик, такой что не ухудишь, но был слабый. Репку вытянуть не мог. В школе он так и не научился разговаривать, говорил не "харасо", а "каласо". Бабушка тоже не далеко ушла. Печатными буквами писать не умела, только украинскими.
      Хоть они уже вырастили свой рост, но они не были взрослыми, они были нашими, с моим знакомым братом, папой и мамой.
      У меня три вида мозгов было. Четвертого мне не надо. Первый -нашкодничал. Когда надо было идти и просить прощения я шел и говорил: "Дай!"
      Второй -- решил учиться. И начал благодарить тебя за работу, которую ты заставлял меня делать, чтобы я не вырос никому не нужным, в том числе и себе, ленивцем.
      Третий -- стал послушным. Быть послушным мне понравилось. Никто не ругает, не наказывает.
      Когда я вырасту -- буду Айболитом. Только я дома буду работать, тебе помогать. Но я не хочу вырастать, а то вырастешь и ты умрешь. Давай, лучше, ты всегда будешь стареньким, а я новеньким. И будем рассказывать друг другу сказки.
      Молитва
      Папа!.. Куда ты, туда и я. Не уходи без меня на работу, а то..., а то... заблудишься. Возьми меня с собой.
      Я ни за с кем не скучаю, только за тобой капельку много.
      Папа маленький не заменит папу настоящего. С фотографией не поиграешь.
      Когда ты приходишь я смеюсь так, что слезинки высыхают.
      Папа! Не уходи!
      Папа!.. Куда ты, туда и я.
      Ворчалкин
      -- Это не ругательство. Это имя такое. Это когда тебе до всего есть дело. Мало того, ты знаешь как правильно, а другие об этом не догадываются. Им нужно подсказать. Они об этом не просят? Ну и что?
      Кстати, ты почему здесь стоишь? Встань с другой стороны. Стой. Неправильно. Не с той ноги пошел. Что? Это я не с той ноги встал? А ты почему смеешься? Лучше ответь, что делать, если писять хочется? Всем ходить по стойке смирно. Играем в молчанку.
      -- А дышать можно?
      -- Я так не играю.
      -- Нельзя же каждое слово, сказанное полушутя, буквально воспринимать.
      -- Вы все полушутите. Почему вы меня не жалеете?
      -- У тебя же ничего не болит.
      -- А позавчера я кашлял. И, вообще, хочу на море.
      -- Вот же море.
      -- Это не море, а вода в синем ков... вшике, вшике, вшике, в синем ковшике.
      Смотри, спит с открытым ртом. Кричал, видно, рот не успел закрыть. Такой хорошенький. Не знаю почему. Такой смешной. Не знаю почему.
      В болоте
      -- Светит солнце высоко.
      Светит солнце далеко.
      Над горами, над лесами.
      Побегу, найду я солнце.
      -- Фу, самое пекль, самая пекль.
      -- Пойдем вперед, там легко и светло.
      -- Нет, там ветер дует и чуть-чуть холодина.
      -- Это совсем не далеко.
      -- У меня средняя нога болит.
      -- Что ты за пискля, пройдешь два километра и пищишь.
      -- Не ходи, а то заблудишься.
      -- Мы и так заблудились.
      -- А вчера, только что один ушел и не вернулся. Я кричал, кричал, а он не услышал. Слепой, наверное.
      -- Мы поедем на автобусе, а потом потихонечку на самолете. Пойдем, пока не дедушки.
      -- Хоть я и весь ухоженный, но уходить не хочу. Мой животик не хочет. Здесь такая охота на комаров и бабочек. Просто ква.
      -- Ква-ква.
      -- Ква-ква-ква-ква...
      Большой
      Какое сегодня число? Ноябрь или Декабрь? Мне после лета через два года три месяца будет. Я уже большой. Знаю, что такое библиотека: это где книги красиво расставлены; штаб -- это когда на мусорку идут играть, воруют там и на дерево лезут.
      Я уже большой и так люблю варенье. Сам налью себе в блюдце, никого не буду просить. Папа, когда узнает, обрадуется, поцелует меня по голове и скажет: "Какой ты большой, сынок!"
      Ой-ой-ой-ой. Разлил. За тряпкой. Быстрее. Ой, и рукавом влез, и тряпки не хватает. Куда ты убегаешь? Мы так не договаривались. Что делать?
      Пойду к папе. Все расскажу. Нет, не пойду. Никто не видел. Никто не узнает. А так он еще вспомнит про баночку витаминов, которую я съел, а сказал, что это тараканы. Сначала по одному витаминчику, потом по два, потом ладошками. Зачем я про ладошки сказал? У тараканов нет ладошек. Нет, пойду.
      Папа занят. Как же к нему обратиться? Что сказать? Не расплакаться бы. Он сам повернулся ко мне:
      -- Что случилось, сынок?
      -- Я... Я... Я... Там... Я... Намочил... Я...
      -- Не плачь. Сейчас разберемся. Пойдем посмотрим, что там? Разлил? Ничего страшного. Сейчас уберем. Рубашку испачкал? Давай снимем ее, умоемся. Как ты вырос, сынок, какой ты стал большой.
      Оттепель
      Мы с другом пишем сказку. Привезли полный грузовик букв на магнитиках и бросаем эти буковки на доску. Они так забавно прилепляются. Некоторые падают. Не подходят, значит. Мы бросаем и бросаем. Знакомые буквы, незнакомые. Все бросаем.
      Получается такая интересная сказка про Папу Карлсона и Сапогатого Кота, про козлят и их маму козлятину, про листочки, которые играют с ветром в догонялки...
      -- Пойдите, лучше, нарисуйте букву А, как я в детстве рисовал.
      -- Шкодничать лучше, чем буквы рисовать. И, потом, нам рисовать нечем. У нас два единственных карандаша осталось, а у фломастера шапки нет, и мы не знаем как плавильно букву "лы" говолить. Мы придумаем, а ты лучше напиши в грязновике своими каляками, чтобы мы вчера, когда вырастем, еще раз почитали. И другие почитают.
      Ты тоже писал когда-то сказки. Только забыл их приклеить магнитиками, вот они и рассыпались. А теперь увидел и вспомнил, что это твоя сказка.
      Ты незаметно вырос, стал белый, как снег, и умеешь читать глазками. Они, как сосульки.
      Слышишь? Из них капают капельки.