Оперативники из 111-го отделения пообещали поделиться собранными в больнице сведениями, а Василий отправился к себе.
      В кабинете его, как водится, поджидала помощница прокурора, дама непреклонного возраста и пышных форм. Она приехала, как выражались в прокуратуре, "повыяснять о делах", у которых кончался двухмесячный срок, отведенный на расследование. Собственно, выяснять было нечего, помощница прокурора все про них знала и так, причем в подробностях; истинной ее целью было поторопить оперативников и напомнить им, что прокуратура на посту и волокиты не допустит. При этом давление на оперативный состав осуществлялось в мягкой, интеллигентной форме - помощница прокурора во время беседы являла собой образец доброты и родственности. Оперуполномоченные же расценивали подобные визиты как чистейший моральный террор.
      - Давайте по очереди, - она открыла потрепанный талмуд. - Скажите, что вы хотите продлить, и прогнозы ваши, сколько времени еще понадобится. Так, убийство охранника обменного пункта...
      И тут на пороге появилась подружка всего отдела Саня, довольная и веселая.
      - Васька, киска, я тебе убийцу нашла! Ее проси - не проси, все без толку. Сто раз Василий умолял ее - при посторонних никаких "васек",,никаких "кисок"! Но он сдержался, сразу орать не стал. А вот помощница прокурора тут же сделала стойку на любимое слово:
      - Убийцу?
      - Да, представляете, - Саня расположилась поудобнее и принялась взахлеб рассказывать, как она удачно съездила в фирму ВИНТ и сколько прекраснейших мотивов для убийства было у Ку-сяшкина. Ну мог ли старший оперуполномоченный это вынести? Сколько раз он ей, дуре, говорил, чтоб при посторонних не болтала! Увидев заинтересованность на лице прокурорской помощницы, он потерял самообладание, не сдержался и заорал своим очень хорошо натренированным на крик голосом:
      - Все, хватит! Вали отсюда со своими глупостями! Немедленно! И дверь закрой!
      Саня пулей выскочила за дверь, а помощница прокурора смущенно потупилась.
      - А что такого? - Василий закурил и выпустил струю дыма в потолок. Ну, наорал, ну, выгнал. Но не бил же, предметов же тяжелых и тупых с неровной поверхностью не бросал. Доброта меня погубит когда-нибудь, это точно.
      Глава 9 ИВАН
      Иван продолжал злиться на Романа, даже на мертвого. При этом он сознавал, что и сам бесконечно виноват. Но он считал, что поступить иначе было невозможно, и не сделай он этого - Марина действительно, не дай бог, вышла бы замуж за Романа. И дело даже не в его, Ивана, переживаниях по этому поводу, а в том, что Марина была бы несчастна.
      Какое Роман имел право на то, чтобы обижать Марину? Какое он имел право на то, чтобы угрожать Ивану? Начальник жизни нашелся! Про Нефтепром он, видите ли, узнал. А кто этот Неф-тепром два года окучивал, он спросил? Прибыль это сулит огромную! Да он-то какое отношение к ней имеет? Фирму он свою никому не отдаст! Да какая она ему своя? И куда он ее засунул бы себе, если бы Иван ушел?
      Все в жизни Ивана и Марины могло бы быть иначе, если бы Роман не встрял самым подлым образом между ними и если бы он не заморочил ей голову. Все было так противно, так неестественно, что у кого угодно нервы начали бы пошаливать. Не могла Марина не чувствовать, не понимать, что не нужна она Роману. Чувствовала и понимала, но старалась себя обмануть. Но глуповато было рассчитывать на то, что Иван будет оберегать этот обман и потворствовать несправедливости.
      Иван надеялся, что после смерти Романа (грешно так говорить, но ведь так оно и есть) Марина все поймет, простит и вернется к нему.
      У Ивана была дурная привычка сравнивать своих женщин друг с другом. Причем объективные критерии в расчет не принимались. Более того, резкой критике подвергались свои же прежние пристрастия. То, что ему раньше нравилось в Ирине, теперь, в лучшем случае, казалось чем-то обыкновенным, а то и противным. Допустим, длинные волосы бывшей жены не шли ни в какое сравнение с короткой стрижкой Марины, хотя каких-то пару лет назад Иван категорически настаивал на том, что у женщины ОБЯЗАТЕЛЬНО должны быть длинные волосы: Теперь же ему казалось, что короткая стрижка Марины - предел мечтаний и любований. "Не надо, не отращивай волосы, а то они будут повсюду - на подушке, в супе, все щетки для волос будут забиты", - говорил он Марине, а Ирине однажды, на исходе их совместной жизни, предложил: "Может, пострижешься коротко?", чем поверг ее в глубочайшее изумление.
      До Марины ему нравились женщины маленькие. Сейчас субтильность бывшей жены казалась ему почти дефектом. Но не это, разумеется, явилось причиной их развода. Иван не склонен был называть вещи своими именами и обнажать истинные причины своего ухода. Дело в том, что ему было очень важно чувствовать себя, что называется, "хорошим человеком". Он совершенно не терпел угрызений совести, и каждому своему поступку искал "правильное" объяснение. С годами он научился мастерски заговаривать самому себе зубы и укрощать чувство вины. Для этого надо уметь объяснять свои поступки. Можно, конечно, признаться себе, что ушел от жены потому, что полюбил другую женщину. И к чему это приведет? Тебя сразу переведут в разряд подлецов, и будешь мучиться, страдать, ходить с поджатым хвостом, оправдываться. Так не лучше ли ОБЪЯСНИТЬ, что жить с женой больше не было никакой возможности, сделать упор на ее ошибки, которых в принципе не может не быть, - каждая жена делает что-то не то и не так.
      Вот Ирина, например. Не она ли не принимала в расчет его интересы и желания, не она ли просто не задумывалась о том, чего он там хочет и чего ему надо. Она навязывала ему свои ценности и заставляла жить по своим правилам. Сколько можно это терпеть! Она свой ресурс распорядителя его жизнью выработала, вычерпала до капельки, ничего не осталось. Слишком жадно хлебала, и все, что на жизнь было отведено, истребила за пятнадцать лет их совместной жизни. Пусть теперь сама попробует. Если хочет самостоятельно принимать решения, пусть самостоятельно с последствиями этих решений возится.
      Впрочем, все эти объяснения сгодились бы лишь на крайний случай, если бы Иван не придумал более убедительного повода для своего ухода. Потому что всегда лучше и доходчивее прикрыться серьезным грехом той женщины, от которой ты намерен уйти. Тогда уйти удастся героем, страдальцем, потерпевшим и глубоко оскорбленным. Вот он я - весь раздавленный горем и униженный. Жалейте меня скорей.
      Детектив, которого наняла Ирина для слежки за Иваном, с готовностью, всего за 500 долларов согласился вывести саму Ирину на чистую воду. Он все разузнал, проследил, составил график ее встреч с любовником Геной и своевременно доложил.
      - Приезжайте, Иван Иванович, - заговорщицки дыша в телефонную трубку, сказал он, - пора.
      Дверь квартиры, где проживал бывший трудный подросток Геннадий Попов, можно было бы открыть и гвоздем, но детектив, демонстрируя высокий профессионализм, достал из сумки целую связку отмычек. Вошли они вовремя. Ирина, совершенно голая, сидела на кровати и ела яблоко. Геннадий, тоже безо всяких признаков одежды, стоял у окна и курил. Детектив сиротливо прятался за спиной Ивана, вероятно, смущаясь не столько увиденным, сколько встречей со своей бывшей клиенткой, по отношению к которой он повел себя как последняя продажная сволочь.
      - Да-а, - голос у Ивана дрогнул, и он присел на табуретку у двери, в том смысле, вероятно, что ноги его не держали, - а я не верил до последнего.
      Детектив вздрогнул и покраснел. Как человек высоконравственный и глубоко принципиальный, он с трудом переносил лицемерие: ему-то было хорошо известно, что Иван не просто "верил", но и всячески торопил с разоблачением любимой жены.
      Ирина, не без труда взяв себя в руки, обратила весь свой гнев, разумеется, на детектива.
      - Подлец! - крикнула она. - Жалкий предатель!
      Иван между тем все глубже погружался в тоску.
      - Почему ты ничего не сказала мне сама? Не-Ужели ты думала, что я не пойму?
      - Что я должна была тебе сказать? - взвизгнула Ирина.
      - Что любишь другого. - Иван ткнул дрожащим пальцем в голого и уже синего от страха Геннадия. - Вот его.
      - Люблю?! Да ты с ума сошел! Если мне и было что тебе сказать, так это то, что ты ко мне равнодушен, что не спишь со мной, что растрачиваешь свою вот эту вот энергию черт знает где и черт знает с кем!
      - Ах, так я же еще и виноват! - вот тут Иван возмутился совершенно искренно. - Ну ничего себе!
      И, красиво и скорбно поднявшись, вышел из квартиры, оставив бедного детектива на растерзание жены. Теперь уж точно бывшей.
      Глава 10 АЛЕКСАНДРА
      Ах, боже мой, какие мы грозные! Оно и понятно - надо же командный голос вырабатывать. Противно только, что не для меня, любимой, Васенька старался, а для этой тетки, которая у него в кабинете сидела. Демонстрировал ей, паскуда, как он с журналистами творчески работает.
      На прошлой неделе они до смерти напугали нашу Таню, стажерку из отдела происшествий. Она всего-то попросила у них сводку за неделю, так они три дня орали. Зачем орали? Затем, что надо же как-то реагировать на звук человеческого голоса. Можно, конечно, и промолчать, но это как-то невежливо. Вот они и орут. Надо еще видеть нашу Таню, дите малое, не привыкла еще к изысканным манерам оперов. "Сашенька, ты представляешь, - говорила она мне, - они там все время ругаются матом!" "Да не ругаются они, - успокаивала я ее, - они так разговаривают".
      Короче, им же хуже, придется им утереться и узнать всю правду о Кусяшкине из газетной статьи.
      Шефу я рассказала о своей гипотезе, он одобрил, сказал не банально: "Можешь же, если захочешь" - и обещал поставить материал в послезавтрашний номер. У меня оставалось время, чтобы проконсультироваться с каким-нибудь компьютерным человеком и узнать о ВИНТе поподробнее. Человек нашелся в записной книжке и оказался моим однокурсником и тезкой Сашей Спириным, работающим в компьютерном журнале "Писи-вик".
      Через час мы уже пили кофе в клубе "Вер-мель" на Раушской набережной. Саша по моей -просьбе привез подшивку своей газеты, заметив, правда, что я там все равно ничего не пойму. И оказался прав. Заглянув в один из номеров, я узнала, что "процесс инсталляции представляется очень простым" и что "pinnacle не понимает EDO память - ему требуются FPM-модули SIMM со временем доступа 60-70 не, и чем больше чипов установлено на модуле, тем лучше". Самая понятная фраза выглядела следующим образом: "Приятным сюрпризом оказалась возможность загрузки в память звуковой карты больших семплеров".
      - И эти задорные тексты вы печатаете каждый день?! - уточнила я.
      - У нас еженедельник. Ты название заметила? "Писи-вик", week - знаешь, что такое? Все, что кончается на "вик", выходит раз в неделю, - объяснил мне, неразумной, Саша.
      - Ну как же - пищевик, газовик... Несмотря на сложную стилистику их газеты, Саша знал много полезного о внутренней жизни компьютерных фирм.
      - ВИНТ - серьезная контора, - рассказывал мне Саша. - Обороты у них сумасшедшие, и качество вполне приличное. Они и ГСМ идут с большим отрывом от всех, и, я думаю, скоро они поделят рынок друг с другом, а всех остальных вытеснят.
      - Саш, если держатель контрольного пакета погибает, то оставшимся владельцам компании придется делиться с его наследниками?
      - Ты ж понимаешь, что официальная прибыль не имеет ничего общего с реальной. Везде двойная бухгалтерия; основной творческий метод - контрабанда, и даже если наследники предъявят свои права, они получат копейки. Там система простая - пока жив, пока работаешь, имеешь солидный доход. Убили, ушел извиняй, дядька. Нет человека - нет дохода.
      - Тогда получается, что каждый из владельцев должен стремиться к тому, чтобы перестрелять всех своих компаньонов и наложить лапу на их доли, - не столько спросила, сколько констатировала я.
      - Не совсем, - не согласился Саша. - Три, четыре, иногда семь учредителей - это не просто слияние их первоначальных капиталов. Каждый везет свой воз. Они делят функции, за каждым - определенный участок работы. И если кого-то пристрелили, это может оказаться серьезным ударом для всех остальных. Потому что функции у них очень разные. Я, например, отвечаю за производство; ты - за продажу; он - за финансы. Убери его и попробуй сама разобраться в бухгалтерии. А это ужас, просто ужас! Там каждый ключевой человек - на вес золота. Для того чтобы работать в подобных структурах, надо иметь редкие мозги и редкую скорость мышления. Так что они друг для друга тоже капитал. Потом, они люди цивилизованные, это тебе не торгаши украинской водкой. Не в их правилах убивать друг Друга.
      - Но может же сложиться такая ситуация, когда кому-то из них это понадобится?
      - Может. Если стратегии расходятся. Один считает, что надо затевать долговременное сотрудничество с китайцами, а другой китайцев не хочет, а хочет корейцев. Но, как правило, они все-таки договариваются. В ВИНТе, насколько я знаю, - Саша сморщил лоб, как бы вспоминая, что там в этой фирме делается, таких разногласий вообще никогда не было.
      - А если кто-то отошел от дел, прибыли с ним приходится делить?
      - Ты имеешь в виду Гарцева? О его уходе от дел в компьютерном мире было много разговоров. Но общий принцип такой: если кто-то из отцов-основателей перестает работать, они передоговариваются, кому сколько в свете его ухода. К тому же того, кто отошел от дел, вполне можно надуть. Откуда он может знать о реальном положении дел?
      - Так он лезет во все, документы проверяет, - попыталась возразить я.
      - Алексаша, даже налоговая полиция не может их толком проверить. Документы же надо где-то взять. Где они, эти документы, куда они запропастились? Да и были ли вообще? Нет, обмануть бездельника - не проблема. Если ты в этой каше не варишься вместе со всеми, то контролировать что бы то ни было тебе будет очень трудно.
      С Сашей я проговорила больше двух часов, с очень-очень большой пользой для себя, но ему не удалось развеять мои подозрения по поводу Кусяшкина. Вернувшись в редакцию, я предалась созданию эпохального материала и просидела, надо отдать должное моему трудолюбию, до десяти вечера. Потом провозилась, собираясь, пока -то, пока - се. В общем, только в одиннадцать я вышла на волю и поехала домой.
      Последующие события я помню не очень отчетливо, поскольку все происходило быстро, как при ускоренной перемотке пленки. Помню, что было очень страшно. Сначала - шаги за спиной, а в таком тихом и безлюдном переулке, как наш, это уже достаточно неприятно. Потом обозначились "владельцы" шагов в количестве двух верзил отвратительного вида, потом один бросился ко мне и вырвал из рук сумку, заметьте, с диктофоном и свеженаписанным материалом. Не столько из любви к своему имуществу, сколько от страха, я вцепилась в сумку мертвой хваткой, то есть дала ему понять, что сумку мне отдавать не хочется. Он настаивал и привлек к нашей молчаливой дискуссии товарища. Если бы мы играли в перетягивание каната, у меня не было бы никаких шансов одолеть этих двоих, но игра была другая, они просто таскали меня вместе с сумкой туда-сюда до тех пор, пока сильный толчок в спину не выбросил меня на проезжую часть. Последнее, что я услышала, был отвратительный визг резины по асфальту.
      Глава 11 ИРИНА
      Иван был родом из Новосибирска, его родители до сих пор жили там. При этом все студенческие годы их семья - Иван, Ирина, Лиза - были на иждивении у ее мамы, и родители Ивана помогать им не считали нужным. Почему, хотелось бы спросить? Вопрос, который Ирина задавала себе регулярно. Ее мама еще работала, но зарплату медсестры большой никак не назовешь. Отец умер, когда Ирина училась в десятом классе, но даже тогда, когда он был жив, достаток в семье был весьма скромным. Отец был слишком мягким и слишком интеллигентным, денег зарабатывать не умел и был счастлив своей должностью старшего научного сотрудника в каком-то НИИ. К тому же в последние годы он тихо спивался, на что уходила большая часть его. скромной зарплаты.
      Иван где-то что-то подрабатывал, но эти деньги уходили больше на развлечения, чем на жизнь.
      В трудные моменты Ирина не стеснялась напоминать Ивану, ЧТО она для него сделала.
      Торчал бы сейчас в своем Новосибирске - раз; и если бы не мама, которая кормила его все студенчество и Лизой занималась, фиг бы он так окрутел - два. Это теперь мама для него слишком простая, а тогда все ему нравилось - и котлетки, и чистые пеленки, и то, что посуду за ним моют, и что ночью ребенок спать не мешает, потому что детская кроватка - в маминой комнате.
      Ирина, к тому же очень обстоятельно, с цифрами и фактами в руках, умела доказывать, что жизнь домохозяйки и матери - тяжелейший труд, который лишь частично, лишь слегка может быть оплачен высокими заработками мужа. Убедить в этом Ивана было несложно, равно как и в том, что работать, имея ДЕТЕЙ и ДОМ, позволяют себе только безответственные ехидны.
      С Ромой они всерьез поссорились и, собственно, так толком и не помирились больше, после того, как он позволил себе в этом усомниться.
      - Ир, не смеши меня, - сказал он однажды в присутствии Ивана, что было расценено Ириной как попытка вбить клин и подорвать ее авторитет в глазах мужа, - неужели ты думаешь, что Ваня не нашел бы себе мцсквичку, при его-то популярности у девчонок? Или ты считаешь, что он умер бы с голоду, если бы не женился на тебе? Выжил бы как-нибудь, уверяю тебя. А то, что Лиза пла-хала в комнате у твоей мамы, так ведь рожать на третьем курсе - это ты придумала, а не он. Почему он должен тебе рукоплескать и благодарить за то что ребенок не у него над ухом орал?
      Что касается загулов родного мужа, когда он исчезал на неделю-другую на рыбалку, охоту или "отдохнуть от всего, так вымотался", то Ирина относилась к ним плохо, но терпимо. Во всяком случае, у нее всегда была возможность впоследствии отыграться и потребовать компенсации. Многие приписывали ей женскую мудрость, говорили, что она "делает вид, что ничего не замечает". Ничего подобного - все она замечала, но прекрасно отдавала себе отчет, что ничего с этим поделать не может. К тому же Иван привыкал возвращаться, а привычка - вторая натура. Цикличность загулов успокаивала: ушел - вернулся, ушел - вернулся. Главное, чтобы из ритма не выбивался. Ирина называла временные пропажи мужа "критическими днями": "Так организм устроен, что поделаешь, со всеми бывает".
      К тому же - не цойман, не вор. Она могла сколько угодно предполагать или догадываться, что подразумевается под очередной "рыбалкой", но ведь не видела же она этого собственными глазами. И не хотела видеть и знать. Поэтому логика железная - она регулярно устраивала облавы, подробно выспрашивала подружек в ВИНТе - с кем, куда, надолго ли? И - ничего конкретного.
      .
      Попался Иван только один раз, и совершенно случайно. В тот раз Ирина его специально не ловила; она знала, где он, но ей и в голову не могло прийти... Как минимум пару раз в неделю среди дня он наведывался в квартиру тещи, "чтоб спокойно поработать - без телефонов, без посетителей". Неля Павловна все дни напролет проводила у Ирины, с детьми, и потому ее квартира была пуста и безлюдна. Но однажды теща Кусяшкина вернулась существенно раньше обычного. Собственно, ничего ТАКОГО она там не увидела, просто в квартире с Иваном была девушка. Но Ирине оказалось достаточно. Скандал был грандиозный, Ирина даже собрала вещи, детей и уехала к маме, в ту самую квартиру, пообещав заняться разводом в самые ближайшие дни. Это не было инсценировкой, Ирина действительно переживала, плакала, чувствовала себя оскорбленной.
      Мероприятие закончилось успешно - Иван страшно испугался. Он звонил по двадцать раз на дню, оправдывался, уговаривал, просил прощения. Она простила, тем более что жить в однокомнатной квартире вчетвером уже не было никакой мочи.
      А потом у Ирины появился, или, как она говорила, "завелся", Гена, и жизнь потекла совсем по другому руслу.
      Глава 12 ВАСИЛИЙ
      Василий не любил ссориться с Саней, и сейчас он всей душой стремился к миру. Он уже составил текст покаянной речи - весьма, правда, кондовый, но она ведь многого не запросит, а сам факт того, что капитан Коновалов посыпает голову пеплом и просит простить его, дурака, должен был отозваться в ее душе прекрасной музыкой.
      К тому же он не допускал мысли, что ее обида на него была чрезмерной. Ведь знает же она, что он относится к ней со всей возможной нежностью. К тому же они уже пережили период конфликтов и привыкания друг к другу. Когда Саня впервые появилась в управлении, маленькая, хорошенькая и наглая, Василий тоже попытался ее выгнать. Журналистов он не любил с детства, и доказывать ему, что для Саши Митиной из "Городского курьера" он должен сделать исключение, было бесполезно. Однако Саня проявила завидное упорство. Отсутствие гостеприимства ее не испугало, даже взбодрило. Она ходила в отдел, на работу, поила пивом сотрудников всего управления, рассказывала последние новости, демонстрировала сногсшибательные туалеты - от юбок длиной (нет, короткостью) в 20 сантиметров, до кислотного цвета кофточек, от которых глаза заклинивало на лбу. Она сочиняла поздравительные стишки к дням рождения оперативников и, главное, не публиковала в своей газетке особых гадостей. Материалы показывала и фактические ошибки безропотно исправляла. Споры возникали только вокруг оценок работы милиции. Она уверяла, что это уже "не вашего собачьего ума дело; оценивать качество вашей работы - святое право налогоплательщиков". Василий так не думал, но с годами пришел к выводу, что совсем избавиться от журналистов, как и от тараканов, невозможно: трави, дави, затыкай щели- все равно рано или поздно появятся. А если так, то из всех зол Саня - наименьшее, к тому же очень симпатичное. Значит, навсегда с ней ссориться нельзя. "А то, - говорили в отделе, (Господи, пощади!) пришлют вместо нее какого-нибудь урода".
      Под "уродом" оперативники подразумевали "дурака", но Гоша Малкин трактовал подобные сентенции как фрейдистскую оговорку.
      - Саня - душка, красавица и умница. Вот основа вашего с ней бескорыстного профессионального сотрудничества.
      - И вашего, - отвечал Василий.
      - И нашего, - соглашался Гоша. На самом деле Саня не была красавицей. При дотошном анализе ее внешности недостатков можно было насчитать немало: и волосы могли бы быть погуще, и нос - покороче. Но обаяния в ней было - море, и смотреть на нее, а в особенности - слушать ее, любили все. Она относилась к тому типу женщин, в которых невозможно не влюбиться, хоть немножко, и которых невозможно разлюбить.
      Ведомые любовью и нежностью оперативники не упускали возможности сделать для Сани что-нибудь приятное. К прошлому Международному женскому дню празднику, ненавидимому сильной половиной человечества, отдел по расследованию убийств приготовил ей подарок - отпечатанный в типографии плакат: "Их разыскивает милиция" с портретом Сани и подробным описанием ее внешности. Описание выглядело так: "рост выше среднего, телосложение астеническое, волосы русые, тонкие, до плеч, глаза зеленые, небольшие, нос заостренный, уши чуть оттопыренные".
      - Слушай, Саня, - потрясение сказал Леонид, - да ты страшилка какая-то получаешься.
      - А я тебе про что говорю, - охотно согласилась Саня. - Внешность подкачала. Поэтому я в приличные места и не хожу, все у вас да у вас.
      - Нет! - Леонид решительно вычеркнул и про нос, и про небольшие глаза, и про тонкие волосы. - Напишем так: "Стройная, походка легкая, на щеках ямочки, голос приятный, улыбка открытая..."
      - Про зубы, про зубы не забудь, - подсказала Саня. - Зубы смотреть будешь? Прикус правильный, укус смертельный. И про ногти...
      Плакат удался и до сих пор украшал Санино рабочее место в редакции "Курьера", то самое рабочее место, где ей надлежало быть и где сегодня ее не было.
      Василий был готов извиняться, текст приготовил, доброе выражение лица репетировал, а Саню найти не мог. В редакции сказали, что она уже два дня не появлялась, злобно так сказали, с намеком на возможные санкции за столь вольное поведение. Дома ее тоже не было, во всяком случае к телефону никто не подходил.
      "Ладно, сама появится, - решил Василий, - тем более коллеги ей передадут, что я ее искал, так что она может мне звонить безо всякого ущерба для собственной гордости".
      Сосредоточиться на мыслях о пропавшей Сане Василию мешал служебный долг, а именно необходимость найти убийцу несчастных Гарцева и Грушиной. Василий был почти уверен, что оба они стали жертвами одного и Того же злодея, и не только потому, что при жизни они были женихом и невестой, но и потому, что практически в одно время, со слишком маленьким интервалом, они из этой жизни ушли.
      Роберт Михайлович колдовал над трупом Марины Грушиной, но и без него было понятно, что ее отравили. Зачем? И кому могла помешать эта парочка? Смерть Гарцева можно было бы объяснить множеством причин, но кому могла понадобиться его девушка? Если это мафиозные разборки, шантаж или вымогательство, то убийства должны были произойти в другой последовательности. Всегда сначала убивают кого-то из близких, а ужпотом бизнесмена. Или Грушина знала, кто угрожал ее возлюбленному Гарцеву? Это не исключено, учитывая, что ее отравили вскоре после того, как она обрела способность разговаривать.
      Оперативники поделили фронт работ - Леонид отправился в ВИНТ, а Василий - в дурдом, надеясь, что Грушина успела, сказать что-нибудь "важное перед смертью, с врачом-то она беседовала. Может быть, там есть зацепочка.
      Однако... человек предполагает, а жизнь - начеку. Телефонный звонок, точнее, последовавший вслед за ним разговор, изменил планы капитана.
      - Василий Феликсович, к вам посетительница, - известил его дежурный. Говорит, по делу Гарцева.
      - Пропустите.
      Посетительницей оказалась внушительных размеров дама, одетая весьма витиевато во что-то греческо-японское - не то тунику, не то кимоно радикально-красного цвета. Поверх чего был надет, разумеется, зеленый пиджак. Василию показалось - мужской.
      -.Люся, - представилась она, - Люся Морозова.
      - То есть Людмила...
      - ...Григорьевна. Но для вас - просто Люся.
      - Вы мне как-то особенно доверяете? - уточнил старший оперуполномоченный.
      - Да, - горячо согласилась она. - Вам - да. Василий скрипнул зубами.
      - Благодарю, польщен безмерно. Чем обязан? Судя по тому, как милейшая Люся располагалась в кресле, он понял, что пришла она надолго, может быть навсегда.
      - Увы, у нас не так много времени, - изви-, нился Василий, - так что перейдем к делу.
      - Я, собственно, по поводу убийцы Ромы и Марины. Вы ведь его ищете?
      Он потрясение развел руками.
      - Ваша догадливость, Людмила Григорьевна...
      - Люся. Просто Люся.
      - У вас есть для нас информация?
      - Да. Но только про то, кто убийца этих двоих
      - Боже мой, Людмила... Люся, я бы никогда не посмел переваливать на вас всю нашу оперативную работу.
      - Так вот, их убила, записывайте, Ольга Вадимовна Мальцева.
      - Почему вы так думаете?
      - Вы мне не верите?
      - Конечно, верю. Но мне придется убеждать в этом свое начальство, поэтому, вы уж извините, хотелось бы поподробнее.
      - Хорошо. Потому что она вообще такой человек.
      - То есть на досуге любит поразвлечься убийствами?
      - Ей, знаете, ничего не дорого. Она не ценит самого главного. Предательница. Я ее знаю давно, с детства. И даже тогда она отличалась от других своим эгоизмом. У нас в пионерском штабе это не приветствуется.
      -- В пионерском?
      Василию взгрустнулось. Он-то, грешным делом, подумал, что его собеседнице никак не меньше сорока. Милицейская работа не проходит бесследно, усталость накапливается, и до того доходит, что опытный сыщик пионера от пенсионера отличить не может.
      - Сейчас наш штаб называется "Дом творчества молодежи", но мы по привычке называем его, как в детстве, "штаб", - продолжала гостья.
      - И каким же творчеством вы занимаетесь?
      - Преимущественно туризмом.
      Василий вынужден был согласиться, что Люся просто-таки открывает ему глаза на современную действительность. То, что туризм теперь отнесен к творческой деятельности, он, увы, не знал.
      - И что же?
      - Она живет в свое удовольствие, ни с кем не считаясь. Я так хочу, и все. Представляете? Василий уверенно кивнул.
      - Есть же обязанности, долг, чувство локтя. Нельзя разорять чужие гнезда. Как говорит!
      - Чье гнездо было разорено? - уточнил он.
      - Вы все поняли, да? Рома собирался жениться на Марине, а Оля, ну Мальцева, я имею в виду, она Рому сбивала с толку.
      - Разлучница?
      - Да! Да! Причем, я уверена, ей Рома и нужен-то не был, она все это делала из чистой вредности, чтобы досадить.
      - Кому?
      - Всем. Мне, например. Так и говорила:
      "Что, Люсечка, не складывается твой пробирочный брак?"
      - ?
      - Она утверждала, что это я уговорила Рому жениться на Марине.
      - А вы не уговаривали?
      - Ну какие могут быть уговоры, если взрослые люди решают создать семью. Да, я приветствовала это решение и радовалась, но решение они принимали самостоятельно.
      - Твердо решили пожениться?
      - Твердо.
      - Тогда чем могла им помешать Мальцева?
      - В том-то и дело, что ничем. Поэтому она их и убила.
      "Сколько же во мне терпения, сколько любви к людям", - подумал старший оперуполномоченный.
      - Убила из чистой вредности, чтобы вам досадить?
      - А как вы думаете, мне не досадно?
      - Ну, все-таки убийство - это слишком сильное средство. И, заметим, небезопасное для убийцы. Так рисковать, чтобы просто вас позлить. Можно было придумать что-нибудь менее кровавое.
      - Ой, да у нее фантазия-то не работала никогда. Придумать! Это Оля-то! Взяла и убила.
      "И я сейчас возьму тебя и убью, - с удовольствием подумал Василий.Дыроколом или пепельницей".
      - Спасибо, Люся, спасибо. Информация --бесценная. Мы обязательно проверим.
      Но с такими людьми так просто не расстаются.
      - Чтоб вам было понятно, какая она злодейка, я расскажу об одной тайне. Вы уж, пожалуйста, не говорите никому, это просто для вас, чтоб вы поняли. Люся заговорщически огляделась. - Оля цинично заразила весь наш штаб одной болезнью.