Глава 1

Не помогает! Ни шампанское, ни “Женитьба Фигаро”!

С того самого дня, как наша замечательная четверка вернулась из чудного похода по королевству Кины, меня словно свинцовым глухим колпаком накрыла тоска. Я, как самый отъявленный бездельник, валялся в смятой, несвежей постели, не желая выходить на улицу и бездумно пере листывая те двенадцать каналов, которые принимал мой маленький SONY. На звонки в дверь и трели телефона я, естественно, не отвечал, так что мои многочисленные дру зья постепенно оставили меня в покое.

Наконец мне все-таки пришлось выйти из дому, по скольку у меня закончилась даже манная крупа, из кото рой я варил себе кашку, позвольте заметить, на воде. Истратив в магазине остаток денег, я принес домой два пакета какой-то еды и снова заперся в своей квартире, пре творяя в жизнь старую английскую поговорку “Мой дом — моя крепость”. Однако, как оказалось, нет таких крепос тей, которые нельзя было бы взять настойчивостью.

Погода все еще стояла весьма теплая, так что балконная дверь в моей двухкомнатной квартирке на одиннадцатом этаже семнадцатиэтажной башни не за крывалась, и однажды утром, возвращаясь из кухни после весьма символического завтрака, я обнаружил, что рядом с моей постелью в моем любимом кресле сидит Санька Резепов, мой закадычный дружок еще со школьной скамьи.

Надо сказать, что парень этот был замечательной лич ностью. В двенадцать лет он начал серьезно заниматься самбо и к двадцати годам получил восемь сотрясений моз га, правда, при этом он ни разу не обращался к врачу, ут верждая, что “само проблюется”. Последствием этих спортивных рекордов стало то, что в летнее время он про сто не мог находиться в Москве. В конце мая Сашка соби рал свой крохотный рюкзачок и отправлялся в один из аэропортов столицы, а потом мы получали открытки то из какого-нибудь медвежьего угла Алтая, где он трудился на ниве геологии, то из среднеазиатского аула, в котором наш самбист обнаружил змеиный питомник. Причем превра щение Союза Советских Социалистических Республик в Союз Независимых Государств его совершенно не трогало. “Там, где понимают по-русски, там я и дома”, — утверж дал сей космополит.

В Москву Резепов возвращался не раньше начала октяб ря, так что его появление в моей квартире в конце августа было событием весьма неординарным и, как я знал, доста точно болезненным для него самого. Поэтому мне необходи мо было удивиться. Но удивляться мне не хотелось, так что я улегся в свою смятую постельку и просто спросил:

— Давно вернулся?..

— Вчера вечером, — коротко ответил он.

— Как дела в провинции? — поинтересовался я совсем не потому, что меня интересовали провинциальные дела, просто надо было что-то сказать.

— Провинция пока жива, — ответил Сашка и неожи данно для меня добавил: — Но она скоро испустит дух, наблюдая за тихим угасанием столичных интеллигентов.

— А что, столичные интеллигенты угасают? — Я все-таки сделал вид, что заинтересовался. Однако этот грубый, лишенный романтической жилки и ушибленный на голову исполнитель самбо не поддержал затеянный им же самим романтический разговор. Вместо это го он спросил в лоб:

— И долго ты собираешься отлеживаться в своем лого вище?

Я тут же отвернулся к стене, не желая разговаривать в подобном тоне. Но он не унимался:

— Отпуск-то у тебя, между прочим, кончился, и твое начальство с нетерпением ожидает тебя на работе…

Я игнорировал это административное давление.

— И твои друзья весьма обеспокоены твоим самочувст вием, — продолжал свою агитацию Санька. — Вот, напри мер, некто Машеус отбил мне паническую телеграмму, так что я был вынужден вернуться из благословенной Респуб лики Саха, так и не откопав своего алмаза. И как только этот Машеус разузнал мое местонахождение?!

Я продолжал отмалчиваться. Если мои друзья о чем-то беспокоятся — это их дело. Меня лично ничто в этом мире не беспокоило!

Санька помолчал, а потом негромко и совсем незнако мым мне тоном спросил:

— Она что, на самом деле настолько неотразима?..

Я резко сел на кровати и уставился в его круглую ко нопатую физиономию, ожидая увидеть привычную гнус ную ухмылочку, превращающую и без того небольшие голубенькие Сашкины глазки в ехидные узенькие щелоч ки. Но его лицо было абсолютно серьезным, а в широко открытых глазах, в самой их глубине, затаилась некая за интересованная грусть.

— Ты откуда о ней знаешь? — поинтересовался я, все еще пытаясь уловить скрытую насмешку.

— Я, прежде чем идти к тебе, имел продолжительную беседу с Машеусом и Эликом. Правда, их рассказ был до статочно путаным, но и из этой путаницы мне стало ясно, что мой друг безнадежно влюблен… правда, неизвестно в кого. Я правильно понял, что этой несравненной… коро левы на самом деле просто не существует на свете?..

Я опустил глаза и повесил голову. Ведь Кины и в са мом деле не было на свете. На этом свете…

Сашка терпеливо ждал ответа, так что я через силу вытолкнул из себя: 7

— Да, ее действи… она осталась в другом Мире…

— А! — тут же воскликнул мой конопатый друг. — Так она все-таки существует?! Значит, ее можно отыскать!

— Я же тебе говорю, она осталась в другом Мире! — занудно протянул я и снова повалился на кровать лицом к стене.

— Ну и что?! — удивился наглый Резепов. — Подума ешь, в другом Мире! Значит, надо пойти в этот другой Мир и притащить ее в наш! Тем более что ты в этом “другом” Мире уже разок побывал. Или меня обманули?..

Он говорил об этом другом Мире так, словно это ка кое-нибудь Приполярье или Забайкалье, словно достаточ но было отправиться в “Домодедово” или в крайнем случае “Шереметьево”, и там в круглом окошке тебе тут же за наличную плату выдадут билет в этот самый “Другой Мир”!

Его наглая самоуверенность настолько меня взбесила, что я буквально взвился на своей кровати:

— Ты что, совсем в этой своей Сахе мозги отморозил?! Не понимаешь, что я тебе толкую?! Она в другом Мире!.. В другом!!! До нее не долететь и не доехать!!! Она в другом, недоступном мне пространстве… измерении… Мире!!!

Резепов спокойно смотрел на меня из удобного крес ла, ожидая, когда я закончу свой вопежь. Наконец воздух в моих легких кончился, и я со всхлипом потянул в себя новую порцию. Сашка, воспользовавшись моим вынужден ным молчанием, тут же подал новую реплику:

— Да, видно, она действительно очень хороша… Толь ко я не понимаю, что ты так орешь? Как мне рассказали твои со… как их назвать-то… со… участники, ты вместе с ними уже был в этом другом Мире и, более того, притво рялся там каким-то крутым колдуном, чародеем, магом… Ну, значит, если ты поднапряжешься, то наверняка смо жешь опять пробраться в этот твой другой Мир, к своей… этой… королеве.

В его голосе было столько неподдельного непонима ния проблемы, что я как-то сразу остыл. Тем более что говорил он без тени насмешки.

— А эти самые соучастники рассказали тебе, что мы в тот Мир попали не по своей воле? Что нас туда случайно перенесли?..

— Все, что было сделано случайно, можно повторить нарочно! — безапелляционно ответил Санька. — Надо толь ко воспроизвести все обстоятельства случайности.

— Да?! — саркастически переспросил я. — И как же я могу воспроизвести ворожбу колдуна из потустороннего мира?!

— А это тебе виднее, — пожал плечами этот неуч-тео ретик, — ты ж у нас этот… Гэндальф Серый!

Он наклонил свою круглую, коротко остриженную го лову, с интересом рассматривая мою ошалелую физионо мию, и на его рожу выползла, наконец, столь знакомая мне глумливая ухмылочка:

— Так что давай завязывай со своей хандрой… А то мне совсем больше не хочется по балконам лазить, да еще на такой высоте…

Я непроизвольно глянул в сторону открытой балкон ной двери, и до меня наконец дошло, каким образом Саш ка оказался в моей “крепости”.

Нельзя сказать, что моя тоска после Сашкиного визи та уменьшилась, просто мне удалось затолкать ее поглуб же, так, чтобы для посторонних она была не слишком заметной. Но полностью избавиться от нее не было ника кой возможности.

Я вышел на работу, на свою драгоценную кафедру со циальной экономики в своей неповторимой академии уп равления. Я продолжил, если можно так сказать, свой научный труд под названием “Диссертация на соискание степени кандидата экономических наук”. Я возобновил свою преподавательскую и общественную деятельность. Но пре жнего азарта жизни, желания участвовать во всем и везде, прежней “активной жизненной позиции”, как говаривал мой научный руководитель, замечательный старикан, док тор, сами понимаете, экономических наук, профессор Илья Владимирович Шустов, у меня уже не было. И вообще моя жизнь стала казаться мне какой-то ненастоящей, какой-то игрой с участием бездарных артистов, унылых статистов, с моральным уродом в главной роли и похищенной главной героиней. И кроме того, я, несмотря на весьма напористую пропаганду со стороны конопатого Резепова и некоторых других моих друзей, был уверен, что оказаться в королевстве Кины или каким-либо другим спо собом еще раз ее увидеть невозможно в принципе!

Так я и жил… Или, вернее будет сказать, — так я и существовал.

Прошел учебный семестр… Народ, как всегда бурно, встретил Новый год и Рождество Христово… Прошла сту денческая сессия… Прошел Татьянин день… А в начале апреля…

В одну из суббот в начале апреля у меня выдался сво бодный день и я решил серьезно заняться своей диссерта цией. Два дня назад Илье Владимировичу удалось-таки отловить меня на кафедре, и он после теплой характерис тики моего отношения к собственной научной работе вы сказался очень недвусмысленно:

— Вы, Сергей Алексеевич, выберите время и тщатель но обдумайте такой чисто академический вопрос: имеет ли вам смысл далее заниматься диссертацией, которую вы, как мне кажется, защищать не собираетесь? После этих разду мий вы сообщите мне свое решение и, возможно, не буде те далее отвлекать меня на тягостные обязанности вашего научного руководителя.

Так что я в эту свободную субботу уселся за письмен ный стол, раскрыл папку с материалами диссертации и, уставившись на первый лист, где красивым компьютерным почерком было выведено “Практика ухода от налогов в те невой экономике России конца XX — начала XXI веков”, часа два предавался воспоминаниям о том, как впервые увидел призрак своей королевы. И тут в дверь квартиры позвонили.

Нехотя оторвавшись от своих воспоминаний, я встал из-за стола и пошел открывать дверь. За ней стоял, при слонившись к косяку, весьма неожиданный гость — Паша Торбин, о котором я ничего не слышал уже почти полгода. Кто-то, не помню кто, мне сообщил, что Паша, после того как его вышибли из театра, отправился завоевывать пери ферию то ли во Владимир, то ли в Томск — в общем, куда-то на Восток. И вот, пожалуйста, он торчит у моих 10 дверей и делает вид, что оказался здесь совершенно случайно и также совершенно случайно нажал на кноп ку звонка.

Оглядев Пашкину щуплую фигуру, я, надо признаться, без должного гостеприимства пробурчал: “Проходи…” — и посторонился, пропуская его внутрь.

Паша вошел, лениво переставляя ноги, сбросил свою по тертую кожанку на скамейку в прихожей и, не снимая мок рых ботинок, пошлепал в комнату. Правый карман его широких мешковатых брюк, прикрытый длинным растяну тым свитером, подозрительно оттопыривался. Окинув ком нату критическим взглядом, Пашенька убедился, что в ней мало что изменилось и, игнорируя явно рабочую обстановку на моем письменном столе, направился к журнальному сто лику, притулившемуся между двух кресел. Затем, освободив свой карман от бутылки коньяка “Арарат”, он поставил ее на столик, плюхнулся в кресло и пробурчал:

— Привет!..

Не отвечая на его приветствие, я направился на кухню и вернулся с двумя коньячными бокалами, нарезанным ли моном и остатками халвы. Паша за это время успел отку порить бутылку и, как только я поставил бокалы на стол, тут же наполнил их до половины. Я сел напротив своего друга, и мы, молча поприветствовав друг друга поднятием наполненной посуды, выпили. Коньяк был слишком хо лодный.

Паша сразу же сунул в рот ломтик лимона и принялся громко причмокивать. Я предпочел халву.

Высосав лимон, а затем сжевав его остатки вместе с коркой, Пашенька снова наполнил бокалы, но поднимать свой не стал, а откинувшись на спинку кресла, довольно протянул:

— Хорошо…

— И что хорошего? — поинтересовался я.

— Сейчас все хорошо, — закрыв глаза, ответствовал Паша. — Привычное кресло, привычная выпивка, знако мая морда напротив… Хорошо. И в душу никто с ногами не лезет…

— Да.. — чуть усмехнулся я. — Тебе, похоже, душу-то всю истоптали, раз тебе со мной хорошо…

Пашенька приоткрыл один повеселевший глаз и быст ро оглядел меня:

— А что, кому-то с тобой плохо?..

— Да всем… — Я поскреб, небритый подбородок. — И мне со всеми…

— Что, и со мной? — индифферентно поинтересовал ся Паша.

— О присутствующих не говорю, — ответил я таким тоном, что было нетрудно понять, насколько мне интерес но с Пашей.

Однако он не обиделся. Наоборот, обхватив бокал паль цами и согревая его в ладони, он задумчиво поглядел на меня и медленно протянул:

— А знаешь, я ведь тоже смотрю на твою физиономию без прежнего энтузиазма. Только в отличие от тебя я, как представитель творческой профессии, привыкший анали зировать моральное состояние образа, задумываюсь над этим феноменом…

— Слушай, — перебил я его, — ты, может быть, и от носишь себя к представителям, только я ни слова не понял из того, что ты тут наговорил. Выражайся попроще, чего ты хочешь?

Он посмотрел на меня долгим и каким-то неуверен ным взглядом, а потом проговорил неожиданно охрипшим, совершенно неактерским голосом:

— Я назад в Кинию хочу…

— Куда?! — опешил я.

— В Кинию… — снова прохрипел Паша.

— Я тебе не “Аэрофлот”, билетов в Африку не выдаю, — попытался иронизировать я.

— А я тебе не про Кению говорю, а про Кинию, — неожиданно заорал Пашенька и, вскочив на ноги, расплес кал из бокала коньяк.

Это было настолько на него не похоже, что я замер с открытым ртом. Заметив мое удивление, Паша еще больше распалился:

— Ну что вытаращился?! Да, я хочу в королевство, где властвует твоя Кина! Я хочу назад, туда, где водятся колдуны, выпи, бестелесные призраки и без душные кадавры! Я хочу назад в Тефлоновую Пустыню!!!

— Зачем?.. — оторопело поинтересовался я.

— Ты понимаешь, — несколько тише, но с тем же дра матическим надрывом начал Паша, — я все время кого-то изображаю, какие-то персонажи… Я прыгаю из театра в театр, со сцены на сцену, из роли в роль и никак не могу получить такую, какую исполнял там… в том Мире! Там я был… Нет! Там я жил настолько полной жизнью, что те перь мне все кажется пресным и пошлым… Ты знаешь, я начал спиваться, но и это дело, — он стукнул ногтем по бутылочному стеклу, — уже не действует на меня. Я не могу больше! Я хочу назад!

— Но ты же понимаешь, что нам туда не добраться… — попытался я охладить его темперамент.

— А! — тут же поймал он меня на слове. — Значит, ты тоже хочешь туда?

— Моего желания мало… — привычным устало-безна дежным тоном ответил я.

Паша открыл рот, но возразить ему не позволила на стойчивая трель дверного звонка. Вместо ответа он захлоп нул рот, посмотрел на меня подозрительным глазом и спросил чуть ли не шепотом:

— Ты кого-то ждешь?..

— Нет… — пожал я плечами, удивленный не меньше его.

— Так, может, мы никого не пустим? Все равно конь яка у меня больше нет.

Однако звонок продолжал настойчиво верещать. Было ясно, что этому нежданному гостю отлично известно мое местонахождение.

Я встал и направился в прихожую. Подойдя к входной двери, я заглянул в глазок, однако с другой стороны он был прикрыт, по всей видимости, пальцем.

— Ну кто там балуется? — строго спросил я.

— Открывай, Гэндальф — Серый Конец! — послышал ся из-за двери девчачий голосок, причем “Гэндальф — Се рый Конец” прозвучало как пароль.

Я открыл дверь. За ней стояла Машенька. В голубых джинсиках, белой дутой куртке и белой апочке, с горлом, обмотанным длинным белым шарфом, она была замечательно симпатична, однако я обратился к ней достаточно сурово:

— Что надо, Машеус?..

— Фу! Какой грубый! — Маша скорчила презритель ную физиономию. — Неужели ты докатился до того, что будешь держать своего старого друга, тем более девушку, на пороге?

Мне пришлось посторониться, приглашая ее пройти внутрь. Маша легко перепорхнула порог и, водрузив на тум бочке небольшой полиэтиленовый пакет, бывший у нее в руках, принялась раздеваться. Заметив на скамейке Пашину кожанку, она подняла на меня глаза:

— У тебя гость?..

— Ага… — безразлично бормотнул я.

— Так, может, я не вовремя? — Ее руки застыли на лацканах куртки.

— Вовремя… — пробурчал я.

Машеус повесила куртку на крючок и вопросительно посмотрела на меня.

Я молча кивнул и направился в комнату. Девчонка по следовала за мной и, увидев сидящего в кресле Пашеньку, обрадованно воскликнула:

— Отлично!

— Да? — повернулся я к ней. Она радостно покивала. Тогда я указал ей на второе кресло, а сам отправился на кухню за табуреткой для себя и бокалом для Машеуса.

Правда, когда я вернулся, она уже прихлебывала конь як из моего бокала. Я подсел к столу и, обращаясь к Маше, кивнул на Пашеньку:

— Видишь типа? Явился ко мне и заявляет, что хочет вернуться в Кинию.

— Я тоже хочу… — спокойно произнесла Машеус.

— Вот как? — снова удивился я. — А тебе-то это зачем? Машеус бросила на меня долгий взгляд, содержавший вную жалость к моим мыслительным способностям, и мол ча покачала головой. В ее ушах посверкивали знакомые изумруды в серебре, словно удивляясь тому, насколько мужчины могут быть тупыми.

— Да он тоже хочет, — кивнул в мою сторону уже за пьяневший Паша, — только сомневается в своих колдовс ких способностях.

Машеус бросила в мою сторону еще один жалостли вый взгляд и потребовала:

— Но попытаться ты все-таки можешь?!

Она втянула своим курносым носиком запах согрев шегося коньяка, пригубила из бокала темной жидкости и, покатав ее во рту, проглотила. После чего зажмурила глаза и на выдохе произнесла:

— Если ты не сможешь этого сделать, то этого не смо жет сделать никто…

— Поэтому он и боится! — кивнул головой пьяный ис полнитель роли хоббита. — Если у него не получится, ника кой надежды не останется, а для него лучше крошечная надежда, чем полная уверенность в своей никчемности.

И в этот момент я понял, насколько прав Паша. Этот недоделанный Фродо словно заглянул в глубину моей души и высказал то, что я сам боялся сказать даже себе самому!

“Вот зараза мохноногая!” — мелькнула в моей пока еще трезвой голове беззлобная мысль, и я тут же поймал себя на том, что думаю о Пашеньке как о хоббите из рода Мохноногов.

Я снова поскреб свой давно не бритый подбородок и поднял взгляд на своих друзей. Оба они молча рассматри вали меня, дожидаясь достойного ответа на Пашино заме чание. Пока я придумывал этот ответ, в прихожей снова раздалось настойчивое дребезжание звонка, и мои собу тыльники в один голос поинтересовались:

— Ты кого-нибудь ожидаешь?!

Я молча пожал плечами, выражая недоумение, и по шел в очередной раз открывать дверь.

Как вы, наверное, сами догадываетесь, за дверью сто ял Элик Аббасов, сжимая в своем пудовом кулачке безза щитный полиэтиленовый пакет.

— Я по делу! — произнес он, как только моя физионо мия появилась в проеме открывающейся двери, и попер на меня всей своей массой, ни минуты не сомнева ясь, что я немедленно уступлю ему дорогу.

Я действительно посторонился в основном из-за про снувшегося любопытства: а что такое скажет немногослов ный Душегуб в обоснование своего желания вернуться в Кинию?

Элик зацепил курточку на крючок и молча, не огляды ваясь на хозяина квартиры, направился прямиком в ком нату. Увидев находящихся там персонажей, он ничуть не удивился, а пробурчал нечто вроде “прекрасно” и извлек из своего пакетика… бутылку “Ахтамара”, вызвав уважи тельный взгляд всей нашей троицы, три здоровенных ли мона и коробку шоколадных конфет.

Ну а я, естественно, поплелся на кухню за очередным бокалом и последней табуреткой.

Оставшаяся табуретка была колченогой, и перед ее упот реблением требовалась тщательная настройка одной из но жек, чтобы в самый неожиданный момент не оказаться на полу. Так что мне пришлось несколько задержаться на кух не, а в это время в комнате уже слышался звон бокалов. Когда я вернулся к своим друзьям, они, похоже, уже клюк нули по одной и Паша вещал собравшимся, как его гени альное исполнение роли пьяного капитана в пьесе господина Коляды “Дураков по росту строят” потрясло об щественность города Судогды Владимирской области.

— Вы не поверите, — тряс Паша ладошками перед соб ственной физиономией, — но когда я упал третий раз, зал просто взорвался аплодисментами и тут же началась драка!..

И тут он как-то сник и горько пробормотал:

— Но лучшая моя роль — это все-таки Фродо Сум никс…

Я пристроился к столу и подсунул свой пустой еще бокал поближе к Элику. Тот набулькал мне до половины и после того, как я пригубил этот нектар богов, неожиданно заявил:

— Нам всем необходимо вернуться в… ну туда… назад! — и Элик оглядел компанию внимательным трезвым взглядом, словно хотел убедиться, что мы его правильно поняли.

Мы его правильно поняли. Машеус энергично тряхну ла головой, Паша икнул и выдал: — Ну!..

Я хмыкнул, улыбнулся и тоже подтвердил понимание:

— В нашем разговоре появилась свежая струя. Все пре дыдущие ораторы говорили, что хотят вернуться… туда… Но сейчас мы услышали слово “должны”! Пусть докладчик объяснит, сколько и у кого я занимал…

— Занимал?.. — не понял Элик.

— Ну если я кому-то должен, значит, я у кого-то за нял! — пояснил я свое требование.

— Тебе не хватит коньяку? — совершенно не к месту поинтересовалась Машеус.

— Я же в свое время не ограничивал вас в пиве?! — тут же огрызнулся я в ее сторону. Наверное, я сделал это слиш ком резко, Машеус неожиданно покраснела, хотя ей это было совсем несвойственно.

— Я поясню, кому и сколько мы должны, — перевел разговор на прежние рельсы Элик, — только вы внима тельно послушайте меня.

Он снова оглядел нас строгим взглядом, даже Пашень ка подтянулся и чуть протрезвел.

— Значит, так, — начал Элик и, чуть прихлебнув из своего бокала, поставил его на стол. — Я летом защищаю диплом…

— Поздравляю!.. — тут же брякнул Паша, но, встретив тяжелый взгляд тролля, смутился. — Пршу прщеня…

— Так вот, летом я защищаю диплом, тема которого — “Социальные причины детской немотивированной преступности”. Естественно, я начал собирать для него данные. Я поднял необходимую мне информацию за по следние десять лет и обнаружил довольно странную вещь. Последние шесть месяцев отмечены рядом каких-то со вершенно изуверских случаев, главными героями которых стали дети от шести до четырнадцати лет.

Элик снова оглядел нас, убеждаясь, что мы достаточно внимательны. Потом он полез в задний карман брюк и вы тащил сложенный вчетверо листок бумаги.

— Вот, я специально для вас сделал выписки…

И он начал читать. Это были выдержки из материалов, опубликованных в газетах. Информация действительно была жутковатой. Особенно мне запомнились две из приведенных Эликом статей.

В первой, опубликованной в “Нью-Йорк тайме”, рас сказывалось о рождественском пикнике, устроенном для учеников одной из элитных мужских школ Нью-Арка в де кабре прошлого года. Ребятишки девяти — двенадцати лет, общим числом восемнадцать, выехали с двумя своими пре подавателями на расположенную недалеко от города фер му для встречи с Санта Клаусом. Поначалу все шло очень хорошо, детки вместе с преподавателями и хозяевами фер мы веселились, пили кока-колу, ели чизбургеры с хот-до гами или что там еще. Но совершенно неожиданно, как раз в тот момент, когда к ферме должен был подкатить на оленьей упряжке заказанный Санта Клаус, с детьми про изошло нечто странное. Мальчишки затеяли во дворе ка кую-то озорную игру, а когда преподаватели попробовали их успокоить, закололи обоих… вилками. Причем они вты кали свои столовые приборы в двух взрослых мужчин, пока те не перестали шевелиться. После этого мальчики из элит ной школы загнали хозяина фермы вместе с женой и дву мя детьми в погреб, выкопанный под домом, и запалили дом. Дом пылал вовсю, когда к нему подъехал Санта Клаус и увидел, как восемнадцать элитных школьников весело отплясывают на пожарище. Актер, исполнявший роль Санта Клауса, попробовал выяснить у ребят, что же здесь про изошло, и получил ответ, что они веселятся. А когда он попытался по своему мобильнику вызвать полицию и по жарных, ребятки сломали ему руку, затем, освободив его мешок от подарков, затолкали в него Санту и спустили его в протекавшую поблизости речку. Беднягу спасло только то, что река была быстра, но неглубока, и он отделался всего лишь пневмонией.

Пожарные и полиция все-таки приехали, их вызвали с соседней фермы, увидев в небе зарево. Деток посажали в автобус и привезли в школу, куда сбежались и напуганные родители.

Самое поразительное заключалось в том, что малолетние преступники сами рассказали о своих подвигах, ничего не скрыв от изумленных родителей и следователей. На вопрос “Почему они пошли на убийство своих преподава телей” детишки отвечали, что те мешали им веселиться. А свою расправу над хозяйской семьей и несчастным Сантой они объясняли тем, что это было очень весело.

В общем, полное веселье.

Корреспондент сообщал, что все участники этого уве селительного мероприятия здоровы, но помещены в закры тое медицинское учреждение, поскольку дети “…неадекватно оценивают свои действия и остаются опасными для окру жающих”.

Второй случай произошел на нашей милой Родине в недалекой от Москвы Коломне. Два мальчика десяти и две надцати лет в течение одного вечера жесточайшим обра зом расправились над девятью жертвами. Шестеро из них были их сверстниками, двое — взрослыми людьми, а по следний — старик семидесяти двух лет. Из этих девяти че ловек выжили только двое, но и они на всю жизнь останутся калеками.

Пацанов задержал наряд милиции и отвез их в отделе ние, где они попытались напасть на дежурного, взявшего ся вести среди них воспитательную работу. Свои жуткие расправы малыши объяснили тем, что “…никому не позво лят спорить с собой или утверждать, что они не правы”.

Элик прочитал нам четыре такие истории, хотя, по его словам, их у него было собрано больше двадцати. Когда он закончил, мы долго молчали, потрясенные услышанным, и, как всегда, первым нарушил это молчание Пашенька:

— Я что-то не понял, какое отношение эти газетные россказни имеют к нашему… к нашей Кинии?

Тут же встрепенулась Машеус:

— А может, у Элика есть еще какие-то соображения на этот счет? В конце концов, он собирал эти сведения и как-то обрабатывал…

Мы снова повернулись к нашему троллю.

— Соображения есть… — медленно проговорил он, — но сначала посмотрите, что получается. Итак, за шесть последних месяцев произошло двадцать два случая зверс ких убийств, совершенных детьми. Во всех имеющихся у меня публикациях говорится только о… мальчиках. Ни од ной девчонки во всех этих приключениях не уча ствовало. Всего таких мальчишек-изуверов набирается восемьдесят четыре человека. Интересна и хро нология этих… случаев. Они происходили регулярно, через каждые шесть-семь дней, более длительные перерывы слу чаются всего дважды и составляют четырнадцать дней. Мне кажется, что таких случаев было двадцать четыре, я просто не нашел нужных сообщений или… об этих случаях не уз нали газетчики. Места этих происшествий, казалось бы, ничем и никак не связаны, однако мне удалось найти эту связь, когда я принялся, казалось бы, бесцельно блуждать по страницам мировой печати.

В совершенно других, порой научно-популярных из даниях я обнаружил сообщения о неких странных атмос ферных явлениях. В целом ряде мест на нашей Земле наблюдался необычный феномен: внезапно наступала мер твая тишина, как будто все живое на мгновение замирало, не было слышно даже журчания воды в реке, а затем разда вался такой звук, словно лопалась басовая струна. После этого в воздухе появлялись яркие серебристые блестки, которые быстро тускнели и исчезали. И все.

Я нашел рассказы двенадцати свидетелей подобных яв лений. И, как оказалось, все двенадцать произошли в не посредственной близости от мест, где пару часов спустя маленькие мальчики принимались убивать и калечить всех подряд. Повторяю, это явление зарегистрировано в две надцати случаях из имеющихся у меня двадцати двух. Но…

— И что? — опять встрял торопыга-Паша.

— А ты вспомни, что сопровождало наш перенос в Ки нию и обратно?! — задумчиво проговорила Машеус и мно гозначительно посмотрела на меня.

Вот тут мы замолчали надолго! Даже Паша, казалось, протрезвел.

Наконец я прервал затянувшееся молчание:

— Значит, ты считаешь, что…

— Ты понимаешь, — перебил меня Элик, — эти мальчи ки не сошли с ума, не помешались, они прекрасно понима ли, что они делают. Только вот оценивали они все, и в первую очередь свое поведение, совершенно не так, как должен был им подсказать их, хоть и небольшой, жизненный опыт! Они становились агрессивны до жестокости, самовлюбленны и эгоистичны, безразличны к окружающим. Останавливались они только тогда, когда попадали под при стальное наблюдение вооруженных взрослых, то есть тогда, когда понимали, что получат жесткий отпор!

— И из этого ты делаешь вывод…

Элик молча посмотрел мне прямо в глаза, потом вздох нул и ответил:

— Они стали бездушными… Они стали без души . И доб рались до них… оттуда, из того Мира… кто-то оттуда похи тил их души… И я думаю, что, если не вмешаться, эти визиты за душами наших земных мальчишек будут продол жаться. Теперь вы понимаете, почему я говорю, что мы должны вернуться туда?!

И все трое повернулись в мою сторону, как будто я один был против идеи возвращения. Ребята явно преуве личивали мои возможности.