- Ну что ты! Зарядкой решил заняться. Первое упражнение - приседания. И раз, и два.
      Меня подкинуло вверх, и я выпрямился.
      - Ты так и будешь меня таскать? - уже спокойнее спросил я.
      - Дела надо делать поутру. Торопись.
      "Тоже мне, Винни-Пух", - мелькнуло у меня в голове.
      - Кто такой Винни-Пух?
      - Читать чужие мысли некрасиво. Воспитанные леди так не поступают.
      - Так ты не вслух говоришь. Как же мне отличить, когда ты говоришь, а когда думаешь.
      - Ты хочешь сказать, что мои мысли будут слышать все?
      - Раз слышу я, скорее всего услышат и другие.
      Надо было срочно придумывать какой-нибудь блок или фильтр. Я усмехнулся и, вспомнив старый роман Беляева, представил у себя на голове клетку нашего офисного попугая, от которой тянулся провод, волочившийся по земле. Видение было настолько яркое, что я машинально пощупал голову. Колтун из волос и крови засох окончательно, но раны я не почувствовал. Неужели голова уже зажила? За одну-то ночь.
      - Что замолчал? Расскажи, кто такой Винни-Пух.
      - Винни-Пух - это такой зверь, медведь, у которого голова набита опилками. Он сказал: кто ходит в гости поутру, тот поступает мудро.
      - Видимо, у вас очень мудрый мир, если зверь с набитой опилками головой изрекает такие мысли.
      Тут я расхохотался.
      - Нет. Это не живой зверь. Это главный герой одной повести. Для детей.
      - Повесть для детей? Это что, сказка, которую рассказывает бабушка?
      - Нет. Это книга, которую написал один англичанин. Или американец.
      - Книга для детей?! Это невозможно! Книга - это высшая магия! Дети с ней справиться не могут!
      Я подумал, что она, пожалуй, права в оценке книг. И дети действительно не всегда могут с этой высшей магией справиться. Тогда либо книга с ними расправляется, либо дети перестают читать. Но вслух я глубокомысленно произнес:
      - Знаешь, мне кажется, в области искусства наши миры очень отличны. Договоримся, что мы говорим друг другу правду, какой бы невероятной она нам ни казалась.
      Пока мы так переговаривались, я подобрал с земли ярко-желтый пояс из толстой кожи, на котором с обеих сторон висели ножны, и повязал его. В ножны я вставил меч и кинжал, предварительно очистив клинки травой. Оружие привлекло меня. На серебристой стали меча русской затейливой вязью было выписано слово "Поющий", а вороненый, иссиня-черный, клинок кинжала украшали серебристые буквы, складывавшиеся в слово "Молчащий". Шершавые и странно теплые рукояти удобно Ложились в ладонь, полностью сливаясь с рукой и становясь ее естественным продолжением. Разрубленный шлем я брать не Стал, зато валявшийся в канаве кусок вишневого бархата оказался шикарным плащом на алой шелковой подкладке, и я накинул его на плечи, побеспокоив Леди. Пряжка с рубином на правом плече ей очень понравилась.
      Она заявила, что рубин идет к ее глазам. Оглядевшись кругом, я сообщил, что к походу готов.
      - Ну что ж, тогда двигаем в сторону леса, - почти пропела Леди, - и посмотрим, насколько ты скор на ногу.
      Я всегда считал себя неплохим ходоком и привычно зашагал - два шага в секунду.
      Идти было легко. Низкая трава мягко пружинила под ногами. Одежда, несмотря на всю ее несуразность, была очень удобной и не стесняла движения. Только плащ был, пожалуй, длинноват и иногда цеплялся за задранные шпоры. Как ни странно, даже перевязь легла удобно, и ни меч, ни кинжал не мешались и в то же время были как бы под рукой. Левая рука привычно лежала на рукояти меча, отводя его назад и в сторону. Правая по-прежнему в перчатке коротко отмахивала в такт ходьбе. Скоро мы вошли в лес.
      Леди в это время рассказывала:
      - Когда ты заснул... Ну и здоров же ты спать. Это ж надо, только попал в чужой мир - и сразу дрыхнуть!.. Так вот, когда ты заснул, я направилась домой к отцу и упросила его отпустить меня с тобой. Он поверил в то, что я ему о тебе рассказала, только когда сам тебя увидел. Он сказал, что таким рыжим надо помогать и не надо мешать. Так что я смогу тебя проводить до магистра. Это колоссальное приключение - странствие золотой Леди с Рыжим Пришлецом. Прямо эпическая сага.
      - Подожди. Ты что, приводила все свое семейство поглазеть на несчастного, всеми гонимого пришлеца, которого завтра, возможно, будут палить неведомым мне синим пламенем? И потом, почему вы решили, что я рыжий. Вы что, в темноте не разглядели мой колер?
      - Т-т-т! Несчастный, гонимый... рыжий громила со страшным мечом! Я не удивлюсь, если ты завтра, вместо того чтобы гореть синим пламенем, учинишь зверскую войну. Колер его перепутали. Посмотри на себя. Таких-то рыжих выпускают в единственном экземпляре, - и вдруг тихо и задумчиво добавила: Рыжие - самые сильные маги. И самые коварные.
      Тут же, уставив свои рубиновые глаза мне в лицо, она грозно поинтересовалась:
      - А что-то ты стал таким молчаливым? За последние десять минут ни одной дурацкой мысли?
      На самом деле различных мыслей и соображений в моей голове было пруд пруди. Особенно о том, что я никогда не был рыжим и не мог себя таким даже представить. Но получалось так, что Леди перестала их слышать или я перестал их транслировать. И тут я вспомнил, как поставил на своей голове попугайскую клетку.
      - А я свои ценные дурацкие мысли экранировал, - гордо заявил я, нечего тибрить чужую интеллектуальную собственность.
      Пристально глядя мне в глаза, Леди поинтересовалась:
      - Как это - экранировал?
      Когда я ей объяснил, каким образом мне удалось лишить ее возможности читать мои мысли, она опять положила мне голову на плечо и с нескрываемым изумлением прошептала:
      - Магия уровня философской! Видимо, вы, пришлецы, действительно чрезвычайно способные маги!
      Но я не особенно задумался над ее словами, поскольку как раз в этот момент мы вышли на чудесную лесную поляну.
      Небольшой пятачок ярко-зеленой густой травы тесно обступили высокие раскидистые дубы. Кустарника и подлеска практически не было, поэтому создавалось впечатление, что лес постоянно чистят. На противоположном краю поляны трава был а значительно гуще и темнее с редкими, высокими ростками осоки, я сразу понял, что там протекает ручей. Вся поляна заросла побегами земляники, и спелые ягоды ярко алели сквозь траву, но почему-то ее никто не собирал. Посреди поляны лежал большой плоский серый камень, напоминающий языческий алтарь. От камня к ручью вела прямая утоптанная тропинка, исчезавшая за ручьем в корнях дубов. На камне виднелся большой белый узел.
      Я направился было прямиком к ручью, но меня остановил тихий шепот Леди:
      - Надо в обход, под деревьями.
      Не задавая вопросов, я свернул под дубы и, осторожно ставя ноги, пошел в обход поляны. Приблизившись к противоположной ее стороне, я увидел в траве сверкание воды. Ручей был неширок, но казался глубоким и чистым. Когда я присел у воды, Леди соскользнула с моего плеча и, шепнув: "Умывайся..." - исчезла в густой траве поляны.
      Я скинул плащ, стянул сапоги, под которыми оказались самые обычные портянки, снял пояс с клинками, кольчугу, за ней, немного подумав, штаны и рубаху, а затем с наслаждением погрузился в воду. Холодная вода, обволакивая разгоряченное ходьбой тело, казалось, уносила с собой не только грязь и пот, но и усталость, тревогу и страх, который подспудно грыз и грыз мне душу.
      Действительно, только сейчас я окончательно понял, что попал в какую-то совершенно непонятную мне жестокую передрягу, которая закончится для меня скорее всего весьма плачевно.
      Но тело мое (или не мое) отдыхало в этой спокойной, прохладной воде. Я тщательно и аккуратно промыл голову и ощупал ее. Засохшую кровь смыло, и под ней над самым ухом я нащупал широкий и плотный рубец, который совершенно не болел.
      Наплескавшись вдоволь, я наконец вылез на берег и, озираясь по сторонам, быстро обтерся рубахой и оделся. Почему-то мне очень не хотелось, чтобы Леди увидела меня голым.
      Когда я натягивал сапоги, мне в голову пришло, что неплохо бы поглядеть на себя - каков я есть. Но где взять такое зеркало? Впрочем, если Леди права и пришлецам в этом мире действительно доступна магия, не попробовать ли мне чего-нибудь такое наколдовать. Ухмыльнувшись, я подошел к берегу ручья, прикрыл глаза, мысленно протянул руки к другому берегу и ухватился за край воды. Ладони защекотала текучая прохлада. Немного напрягшись, я рывком поставил полотно воды вертикально и открыл глаза. Передо мной стояло переливающееся зеркало, в глубине которого резвились маленькие рыбки и лениво шевелились темные водоросли. В этом зеркале отражался здоровенный, высокий детина лет двадцати пяти в яркой, но сильно заляпанной грязью одежде, с длинным мечом у пояса, на эфесе которого покоилась левая рука. Правая рука, затянутая в перчатку, свободно свисала вдоль тела. Продолговатое симпатичное лицо с ярко-синими глазами и тонким, длинным, прямым носом заросло золотистой щетиной. Его голова была покрыта густой лохматой шевелюрой цвета чистого пламени, спускавшейся до плеч. Рыжий!
      Вздохнув, я протянул затянутую в перчатку руку к зеркалу, и оно тут же, мягко вздохнув, ухнуло на свое прежнее ложе, ударив волной в мой берег и подняв со дна коричневое облако ила.
      Рыжий!
      Но что-то еще обеспокоило меня в том изображении, которое я увидел. Да, во-первых, на том парне в зеркале не было кинжала, во-вторых, похоже, я купался, не сняв перчатку.
      Я поднял правую руку к глазам и внимательно ее осмотрел. Ладонь до запястья была затянута в желтую плотную кожу, на которой были приклепаны поперечные металлические полосы. Заканчивалась перчатка простроченной каймой, но, когда я попытался потянуть край перчатки, вместе с ним оттянулась и кожа руки. Перчатку невозможно было снять, она была частью руки и при этом совершенно не мешала пальцам двигаться и ощущать прикосновения.
      - Ну что, ты готов? - раздался голосок Леди. - Тогда пошли завтракать.
      Я зашагал следом за своей провожатой по протоптанной тропинке к центру поляны, к большому серому камню.
      Усевшись возле камня, я развязал лежащий на нем большой узел из грубого отбеленного полотна. Внутри оказался каравай черного хлеба, похоже, домашней выпечки, приличный кусок копченого мяса, четыре огурца и каменный кувшин с молоком. Увидев эту снедь, я понял, что почти умираю с голоду. До сих пор было как-то не до еды. Леди свернулась клубком на камне напротив.
      - Что вам положить, Леди, - галантно обратился я к своей спутнице.
      - Немного молока, пожалуйста.
      Я снял с кувшина крышку, напоминавшую маленькое глубокое блюдце, и, поставив его перед Леди, плеснул в него молока. Кинжалом нарезал крупными ломтями хлеб и мясо, разрезал вдоль два огурца, но посолить их было нечем. Леди с интересом наблюдала за моими действиями. Я взглянул на нее, взял ломоть хлеба, положил на него кусок мяса, накрыл все половинкой огурца и с наслаждением откусил. Продукты были, что называется, отменного качества, а клиент, который всегда прав, достаточно голоден, поэтому за столом довольно долго царило полное молчание, нарушаемое только сочным хрустом огурцов. Леди, поглядывая на меня, прихлебывала свое молоко.
      Утолив первый, самый зверский голод, я поискал глазами, во что бы налить себе молока.
      - Пей из горшка. - В голосе Леди явно звучала смешинка.
      - Могу ли я вместе со своей глубочайшей благодарностью за спасение от голодной смерти задать праздный вопрос?
      - Валяй, вместе с благодарностью.
      - Откуда такая замечательная еда? Разве в вашем краю змеи разводят молочный и мясной скот и сооружают предприятия пищевой промышленности?
      Леди удивленно подняла свою изящную головку:
      - Слушай, ты попроще можешь выражаться? А то я чувствую себя как при дворе полоумного принца.
      - Ты знаешь, я, пожалуй, действительно напоминаю полоумного принца Гамлета. Когда я вижу, что надо мной подсмеиваются, я всегда начинаю нести заумь.
      - Гамлет?.. - протянула она задумчиво. - Нет, не знакома... И никто над тобой не подсмеивается. А продукты... Ну, видишь ли, я все-таки не какая-нибудь гадюка бездомная. Я из очень высокопоставленной, можно даже сказать, королевской семьи. А люди, живущие в округе, почитают меня, как весьма серьезную богиню местного значения, с которой опасно ссориться. Так что, ты сидишь за алтарем в храме, посвященном мне, и вкушаешь жертвенные дары, мне принесенные. Вкусно?
      Я поперхнулся молоком и внимательно оглядел "храм".
      - Так именно поэтому по этой траве нельзя ходить?
      - По этой траве не ходят и из почтения ко мне, и потому, что это очень опасно для жизни. Ты что, никого не видишь?
      Я еще раз внимательно огляделся. Шагах в пяти от алтаря из травы показался развернутый капюшон королевской кобры. Да, здесь действительно не погуляешь.
      - Если ты сыт, то собирай остатки, и поехали. Поговорить можно и в пути.
      - Ну, допустим, ты поедешь на мне, - сказал я, заворачивая остатки еды в полотно, - а на ком поеду я?
      Завязав узел, я протянул Леди руку, и она быстро скользнула на свое привычное уже место на моем плече.
      - Ты, как тебе и положено, поедешь на боевом коне. Нельзя же такого молодца усадить в телегу. Или в карету, даже если бы ее можно было достать.
      Я в детстве пару-тройку раз катался на лошади и не могу сказать, чтобы получал при этом большое удовольствие. Особенно в тот раз, когда я не успел усесться на спине у лошади, а она тронулась в путь. Лошадь тихо шла по дороге, я уныло болтался у нее на боку, корябая ее шею ногтями, а мой двоюродный братец лежал в придорожной канаве, помирая от хохота. Зараза! Это он подбил меня "прокатиться на лошадке". Шагов через пятнадцать я грохнулся на дорогу, а мудрая скотина аккуратно обошла меня и пошла дальше, даже не обернувшись. Так что считать себя достаточно опытным наездником я не мог. Что и высказал Леди.
      Она удивленно подняла головку:
      - По твоему виду не скажешь, что ты не знаком с основами верховой езды. Но поскольку другого транспорта все равно нет, я думаю, что ты справишься.
      Ее уверенность меня несколько приободрила.
      Мы покинули храм моей подруги по уже знакомой тропинке и двинулись вдоль ручья, вниз по течению. Буквально через несколько шагов я увидел привязанного к дереву коня.
      Я уже говорил, что недостаточно разбираюсь в лошадях, но эта мне очень понравилась. Высокий гнедой жеребец, с черной гривой и хвостом, широкой грудью и чуткими ушами косился на меня огромным влажным глазом из-под длинной челки. Передние ноги у него были одеты в белые чулочки, а на лбу звездой сияло небольшое белое пятно. Сбруя и седло из простой коричневой кожи с железным набором были не новые, но прочные.
      Когда я подошел, конь потянулся ко мне теплыми ноздрями и шумно фыркнул. Я очень удивился, что на Леди он не обратил никакого внимания, насколько я представлял себе лошадиные повадки, конь должен был бояться змей.
      - Похоже, ты ему понравился, - раздался ее мелодичный голосок. - Надо будет выразить свое удовольствие Мишле. Мишля - это мой главный жрец, чтоб ты знал, - добавила она.
      Я отвязал повод и закинул его на спину лошади. Затем подошел сбоку, вставил ногу в стремя и, ухватившись рукой за передок седла... Как бы мне хотелось сказать "соколом взлетел в седло затанцевавшей подо мной лошади", но, правды ради, приходится сказать... взобрался на коня.
      Как только я оказался в седле, Ворон, как я назвал про себя этого красавца, мотнул головой и двинулся мерным шагом между деревьями по едва заметной тропинке.
      - Ты его не дергай, - прошептала Леди, - пока что я его поведу.
      - Так куда мы направляемся?
      - Я думаю, тебе надо попасть в Холм. Только там мы сможем разыскать необходимую информацию и нужных людей. До Холма мы, не торопясь, доберемся за два-три дня. За это время ты лучше узнаешь наш мир и, может быть, самого себя. А дальше сориентируемся.
      3. ПУТЬ
      ...Я стараюсь, чтобы знакомые мне люди были или моими друзьями, или моими врагами. Я боюсь безразличных знакомых. Если Вы человеку безразличны, его действия в отношении Вас совершенно непредсказуемы.
      Правда, его действия также непредсказуемы, если он Вам друг или враг...
      Солнце стояло уже достаточно высоко, когда тропинка, по которой мы продвигались, незаметно превратилась в довольно широкую тропу. Видимо, ею часто пользовались местные жители, и хотя назвать дорогой ее еще было нельзя, но уже можно было не пригибаться, увертываясь от низко растущих сучьев. Деревья расступились, и яркое синее небо в обрамлении высокой зелени казалось широкой лентой, потерянной в траве. Лучи солнца, проходя сквозь листву, вырисовывали на плотной низкой траве причудливый ковровый узор, в котором терялись мелкие лесные цветочки.
      Леди рассказывала в основном о себе, потому что, по ее собственному уверению, с Миром людей была знакома недостаточно и не хотела, чтобы у меня создалось о нем превратное мнение.
      - С миром людей ты и сам рано или поздно разберешься, но мне хочется, чтобы ты достаточно хорошо знал, с кем пустился в путешествие, - заявила она.
      Как я понял из ее рассказа, она была "продуктом какого-то давнего, забытого волшебства, одним из тех чудес, которые создавали маги этого Мира в далеком прошлом из самых обычных животных.
      - Так что ты не очень удивляйся моему поведению или некоторым моим способностям. Тебе, возможно, придется повстречать и другие весьма удивительные существа, - постоянно повторяла она.
      Слышать ее и разговаривать с ней могли немногие - двое-трое ее жрецов, кузнец из ближней деревни, несколько детей. Все прочие люди ее не понимали, очень боялись и далеко обходили ее поляну. Причину этого я так и не понял, но, по ее словам, ее считали чрезвычайно опасной. Поэтому-то круг ее знакомых был довольно ограничен, и ее очень обрадовала возможность пообщаться со мной.
      Так, беседуя и подтрунивая друг над другом, мы потихоньку продвигались вперед. Безмятежная тишина и покой были разлиты вокруг. Даже появившийся утром ветерок затих к полудню.
      Именно в этот момент полного покоя мой меч вдруг запел.
      Было такое ощущение, что басы большого мужского хора повели негромко, но мощно какую-то древнюю мелодию без слов. Несложная гармония из пяти-шести нот, однообразно повторяясь, казалось, оплетала тело невидимыми живыми канатами, поднимая из глубин подсознания восторг и ужас неслыханных битв. Тон мелодии постепенно повышался, и вот в нее вступили баритоны. Я ничего не слышал, кроме этой завораживающей мелодии. Волосы на моей голове стали подниматься, как наэлектризованные. По ладони правой руки под рукавицей прошло покалывание, и в ее середине забилось невидимое сердце, подчиняясь ритму звучащей в моей голове мелодии. Меч у меня на боку резонировал в такт звуку, и его рукоять казалась размытой. Звук поднялся еще выше и в общее звучание стали вплетаться тенора. Рука в перчатке, словно подчинившись чужой воле, поднялась и легла на рукоять меча. И вдруг, взвизгнув дискантом, мелодия умолкла. Пальцы правой руки сомкнулись на рукояти и рука сразу успокоилась.
      Мы выехали из-за поворота и увидели, что поперек тропы-, лежит здоровенное дерево, на котором восседает молодой парень, покачивая на коленях заряженный самострел. Ворон остановился шагах в пяти от препятствия и, задрав голову, заржал.
      - Привет, - произнес парень, - вот и свиделись.
      Леди не проявляла беспокойства, поэтому я, несмотря на свои сведенные на рукояти меча пальцы, ответил достаточно спокойно:
      - Ну и что дальше?
      - А дальше - все, - весело осклабился парень. - Слезай с лошади и снимай с себя все.
      - Ха, Робин Гуд хренов. Ты что, думаешь, напугал меня своей пукалкой.
      Парень озадаченно посмотрел на свой самострел и, подняв голову, заявил:
      - Кольчужка мне твоя нравится, портить жалко. Придется бить тебя в глаз.
      - Из твоей стрелялки не то что кольчугу, глаз пробить вряд ли удастся. И как ты думаешь, что с тобой будет, когда ты промажешь.
      Тут, видимо, паренек окончательно обиделся.
      - Над моими стрелами работал полный маг, мои стрелы мимо не летят, вдруг заорал он. - А если ты по-хорошему не понимаешь, поговорим при свидетелях.
      При этих словах из придорожных кустов вылезло еще человек восемь мужиков достаточно ободранного вида. В руках у них были обычные топоры, и только двое неловко держали грубо выкованные мечи. Мужики сгрудились позади своего предводителя, глухо ворча какие-то ругательства. Тот приосанился и грубо скомандовал:
      - Ну, позубоскалил, хватит. Слезай, а то поможем. Моя рука потянула из ножен Поющего, но тут мне в ухо быстро зашептала Леди:
      - Погоди с мечом. Говори то, что я подскажу, только будь пострашнее.
      Я выпрямился в седле и, грозно сведя брови, заорал:
      - Как вы посмели, дерьмо безмозглое, заявиться в лес Золотой Погибели с оружием. Жизнь вам, конечно, опостылела, но не до такой же степени. Давно не встречали хозяйку леса?! Соскучились!
      Мужики замолчали и робко попятились. Двое приложили правые ладони ко лбу и быстро провели ими до подбородка, не то умываясь, не то что-то стирая с лица.
      Их командир мгновенно среагировал на изменение настроения своих подручных и, соскочив с лежащего дерева, заорал, в свою очередь, размахивая самострелом:
      - Нашел кого пугать детскими сказками. Где она, твоя Золотая Погибель? Бабка темная ее придумала, детей малых пугать. Если ты под ее охраной, пусть покажется и сама об, этом скажет, А мы посмотрим, правда ли, что у нее шкурка золотая. Проверим пробу. Ха-ха! Считаю до пяти. Слезай или пусть тебя воскресит твоя Золотая Погибель! Раз...
      Поскольку Леди молчала, молчал и я, хотя имел, что сказать.
      - Два...
      Моя рука опять потянула Поющего из ножен, и опять я услышал тихое:
      - Спокойно...
      - Три... - Парень начал поднимать свой самострел.
      И тут у меня над ухом раздался мелодичный свист, а затем напоминающий плевок. На лбу у главаря шайки появилось небольшое красное пятно, словно кожа лопнула от резкого удара. Края раны потемнели, как бы обугливаясь, и сама рана стала быстро расти. Казалось, что кожу на лице и черепе быстро пожирает невидимый огонь. Парень уронил свой самострел и с диким воплем: "Мама!" схватился руками за голову. Кожа на ладонях тотчас потемнела к стала также исчезать. Ноги у несчастного подогнулись, и он упал сначала на колени, а затем навзничь. Из горла у него вырывались невнятные звуки, поскольку ни губ, ни языка у него уже не было. Его руки беспорядочно скребли землю, а ноги дергались, срывая куски дерна. Через мгновение он затих, а еще через несколько секунд перед нами лежала груда одежды. Воротник рубахи венчая голый белый череп, а из рукавов торчали белые кости кистей. В зубах у черепа была зажата большая, похоже, золотая монета.
      Мужики, уронившие свое вооружение, со стеклянными глазами, все как один, сучили лапами по своим мордам. Двое в мокрых штанах стояли на коленях, а один, неловко лежа на брюхе, бормотал:
      - Пощади... пощади... пощади...
      В воздухе нехорошо запахло.
      Ворон, переступая точеными ногами, слегка попятился от завонявших злодеев.
      - Вот ты, - я протянул руку и указал на казавшегося наименее испуганным верзилу, - подойди сюда.
      Мужик, с трудом переставляя ноги, сделал несколько шагов в мою сторону. Остальные, кроме того, что лежал на пузе, как по команде, стали пятиться назад.
      - Стоять! - заорал я на них и, обратившись к впереди стоявшему, повторил вопрос Леди: - Рассказывай, кто вас надоумил прийти в этот лес с оружием и нападать на мирных путников?
      - Господин, - просипел он и замолчал.
      Несколько последних лет очень многие пытаются именовать меня "господин". Но когда это слово употребляют вкупе с моим именем или фамилией, сам говорящий теряется и краснеет, понимая весь идиотизм такого обращения, а я ясно чувствую издевательство и насмешку и начинаю нести свою обычную ахинею.
      Но в этом случае я сразу понял, что мужичок действительно считает меня господином и другого обращения не мыслит. Поэтому я кивнул и, подбадривая его, произнес:
      - Продолжай.
      Несколько приободрившись, мужик повторил:
      - Господин, - а затем через паузу продолжил: - Мы все из Сизой Топи. Две недели назад к нам приехал герольд из Холма и объявил, что хозяин Холма, полный маг Арк, приглашает всех желающих на охоту за Огненным Вепрем. Всем, кто будет рядом с ним, когда он встретится с Вепрем, Арк обещал по целому желтяку.
      - Желтяк - это золотая монета, - пояснила мне Леди. - Сумасшедшие деньги.
      - Мы понимали, что с Вепрем будет разбираться сам Арк, а нам достанется Вепрева свита. Конечно, этот орешек тоже не по нашим зубам, да ведь деньги-то, господин, какие. Неделю мы думали, да и собрались. А Гришня со своим самострелом... - он с ужасом кивнул на валявшуюся груду одежды, все зудел: слушайтесь меня, целы будете и с желтяками. А когда пришли в Мох, слышим - Арк уже разделался с Огненным Вепрем и отправился в Холм отращивать себе новую руку. Тогда Гришня и предложил подождать на тропинке. Что ж мы, говорит, так и пойдем назад с пустыми карманами. Вот мы и завалили деревце поперек тропы, а ведь знали о Золотой Погибели. Все Гришня, сука. Сказок наслушались... в штаны наложили...
      Мужик замолчал, опустив голову. Молчали и остальные, даже лежавший перестал талдычить свое "пощади".
      Леди недовольно проворчала:
      - Пусть дерево с дороги уберут, железо свое закопают и убираются в свою Сизую Топь.
      - Ладно, - сказал я, - Гришня ваш свой желтяк получил. Если сами не хотите зубками за золото ухватиться, убирайте с дороги дерево, закапывайте свое железо и, никуда не заходя, двигайте в свою Сизую Топь. Золотая Погибель вас пощадила.
      Мужики похватали свои топоры и живо принялись обрубать на лежащем дереве сучья. Затем, с помощью неизвестно откуда взявшихся веревок, шустро сволокли ствол в лес. Минут через десять дорога была свободна, а мужики принялись мечами копать на обочине яму, о чем-то тихо переговариваясь. Закончив копать, они спихнули в яму завернутые в одежду кости, оставшиеся от Гришин" бросили туда же мечи, а затем встали вокруг ямы, поглядывая на верзилу, с которым я говорил. Тот шумно вздохнул и направился в мою сторону. Подойдя поближе, он опять вздохнул и заговорил, оглядываясь на своих товарищей:
      - Господин, пощади, разреши забрать топоры домой. Как в хозяйстве без топора. Семку вон жена без топора из дому выгонит. Разве ж новый топор купишь. Попроси Золотую Погибель оставить топоры. Мы отслужим. - Все согласно закивали патлатыми головами.
      Леди помалкивала, и я согласно кивнул:
      - Забирайте.
      Мужики быстро закидали яму землей и направились к кустам, из-за которых раньше появились. Только тот, что со мной беседовал, переступая с ноги на ногу, задержался и вдруг выдохнул:
      - Господин, можно спросить? - и остановился, открыв рот, сам изумленный своей наглостью.
      - Ну, - коротко бросил я.
      - Господин, - мужик просветлевшими глазами в упор разглядывал меня, как будто хотел заглянуть под плащ, прикрывавший мою левую руку, - а кота с тобой нет?
      - Какого кота? - Я в изумлении уставился на мужика.
      - Такого черного, здоровенного.
      - Нет со мной никакого кота, - заорал я, почувствовав скрытую издевку. - Проваливай!
      Мужик, как мне показалось, с облегчением вздохнул и припустился за своими подельщиками, ожидавшими его около кустов, что-то им глухо пробормотал, и все они гурьбой поломили сквозь кусты.
      - Весь лес потопчут, - проворчала Леди.
      - Так, значит, ваше полное имя, Леди, Золотая Погибель? Преклоняюсь. Я послал Ворона вперед. - Теперь я понял, почему для вас не проблема продукты питания и средства передвижения. Где можно обучиться такому плевку? Готов платить за уроки!
      - Т-т-т, понесло... - Леди явно была смущена. - Нигде уже не научишься.
      - Как так. Неужели утраченное искусство?
      - Понимаешь, много веков тому назад одному великому магу был сделан заказ на создание существа, которому можно было бы доверить охрану кладов. Маг перебрал множество вариантов, начиная от привидений и кончая одушевленными клинками. Но самым эффективным средством, как оказалось, была змея, вооруженная таким вот способом убивать. Причем убитый всегда держал в зубах золотой, в знак того, что он покушался на чужое добро. Так был создан мой предок. Но побочным явлением наложенного заклятия стало то, что заклятая змея приобретала почти человеческий разум, способность, хотя и ограниченную, общаться с людьми и иметь только одного детеныша. Так вот, рождая попеременно то сына, то дочь, наш род дошел до меня. Я последняя. Поэтому отец и не хотел отпускать меня с тобой.
      - И для тебя очень опасно сопровождать меня?
      - Знаешь, мы все время своего существования не покидали этого леса. В нем наша способность действует очень эффективно. В округе нас знают и почитают. А что будет вдали от этого места, не знает никто. Стоит ли рисковать?
      - Так, может быть, тебе остаться?
      - Нет! Я ж умру от любопытства, если не узнаю, что же с тобой станется. Кто же мне расскажет, если я сама не увижу? И потом, разум у меня почти человеческий, ты мне понравился, и я очень хочу тебе помочь.
      Мы оба как-то смущенно замолчали.
      Ворон с шага перешел на неспешную рысь. Солнце повисло на вершинах деревьев, готовясь нырнуть за горизонт. В воздухе посвежело, потянуло легким ветерком.
      - Зато теперь я знаю, кем ты был, пока не стал пришлецом, - бодрым голосом заговорила Леди. - Это ж тебя величали Огненным Вепрем. И с тобой выяснял отношения Арк из Холма. Послушай! - вдруг воскликнула она. - Эти олухи, заявили, что с тобой мог справиться только сам Арк, а это значит, что Огненный Вепрь - полный маг!
      - Ну и что? - спросил я.
      - А то, что маг никогда не становился пришлецом!
      - Все когда-нибудь бывает в первый раз, - философски изрек я.
      - И этот мужик, - лихорадочно продолжала Леди, явно меня не слушая, он, видно, сразу об этом подумал. Набрался смелости и спросил про кота!
      - Да в чем дело? - встревожился наконец и я.
      Леди подняла голову и внимательно поглядела мне в глаза:
      - Существует среди людей то ли легенда, то ли предание о том, как великий маг-прорицатель, первый маг этого Мира, перед своей смертью предсказал, что гибель этого Мира наступит с приходом рыжего пришлеца с золотой змеей на плече и черным котом за пазухой, - она запнулась и повторила тише: - С золотой змеей на плече...