5.СОНЯ
      ...А дети везде любопытны, смешливы, прекрасны и неповторимы... Везде!!!
      Мы с Данилой брели по лесу уже около двух часов, когда до наших ушей донеслись звонкие, ритмичные звуки барабана. Они складывались в какую-то знакомую мелодию, которую я никак не мог уловить. Мы переглянулись и двинулись в сторону барабанной дроби. Через несколько минут лес слегка расступился, и в просвете мы увидели больщую поляну, заросшую высоким разнотравьем, с большим количеством желто-фиолетовых цветов, напоминавших наши родные иван-да-марья. Посреди поляны стоял... Заяц.
      Заяц был темно-бурого цвета и совершенно невероятного размера. Если бы я встал с ним рядом, он ушами доставал бы мне до пояса. Задние лапы Зайца тонули в траве, а в передних он сжимал деревянную толкушку для картошки и такой же молоток для отбивания мяса. Этими кухонными принадлежностями он колотил по барабану, который располагался перед ним, извлекая слышанную нами бравурную мелодию, в которой я наконец узнал марш из оперы Джузеппе Верди "Аида". При этом Заяц в такт ударам мотал ушастой головой, а из-под верхней губы у него задорно поблескивали два огромных белоснежных резца. Я сразу вспомнил свой сон, с которого начался сегодняшний сумасшедший день.
      Данила стоял рядом разинув рот и с восхищением наблюдал за музыкальными упражнениями сказочного животного. Я наклонился и прошептал ему на ухо:
      - Сейчас он бросит свои колотушки и достанет губную гармошку...
      Заяц тут же прекратил колотить в свой барабан и повернулся в нашу сторону. Он действительно, как в моем сне, внимательно вгляделся в скрывавшую нас листву, а затем шагнул в нашу сторону но, вместо того чтобы бросить в траву свою кухонную утварь и достать губную гармошку, шепеляво проговорил:
      - А я фаш фижу. Фыхотите, а то... - И он вскинул свой деревянный молоток.
      Я невольно засмеялся и, раздвинув кусты, вышел на поляну. Данилка двинулся за мной.
      Фигурка Зайца вдруг подернулась странной рябью, в воздухе что-то негромко хлопнуло, и на месте Зайца оказалась маленькая девочка лет шести. Кроме коротенького бурого платьица на ней ничего не было. Лохматая, темноволосая головка не носила даже следов здоровенных, лопоухих ушей, которые украшали голову Зайца. Сжимая в тоненьких ручках свои колотушки, она, наклонив голову, с бесстрашным интересом разглядывала нас своими черными, блестящими глазенками.
      Данила остановился. Его подвижное личико выражало такое изумление, что девчушка заливисто рассмеялась. А когда Данилка начал озираться по сторонам в поисках того замечательного Зайца, который только что выколачивал дробь на барабане, эта хохотушка просто присела в траве и согнулась пополам от хохота. Я, признаться, тоже был несколько озадачен, хотя быстро сообразил, что веселый Заяц и эта не менее веселая девчушка - одно и то же существо. Мне только было непонятно, был ли это наведенный морок или девочка действительно может перекидываться зайцем. Я слегка подтолкнул Данилку в спину, и мы двинулись к центру поляны.
      Девчонка наконец перестала хохотать и, сидя на корточках, разглядывала нас хитреньким глазом. Когда мы подошли поближе, она без всякой шепелявости произнесла:
      - Какие вы смешные... - Мы присели рядом с ней и немного помолчали, разглядывая друг друга. Наконец девочка не выдержала и сказала: - Меня зовут двуликая Соня, это не потому, что я спать люблю, просто так меня мама называет. А вас?..
      - Меня зовут Илья, или дядя Илья, как тебе больше понравится, а моего друга, - я положил руку Данилке на голову, - Данила. А ты откуда здесь в лесу появилась? - попытался я перехватить инициативу.
      - А я живу здесь...
      - В лесу?
      Девчонка снова захихикала.
      - Нет. Как можно жить в лесу. Я же человек, а не зверек... Вон там наша деревня. - Она ткнула своим деревянным молотком в сторону зарослей за своей спиной.
      - А что ты здесь делала? - вступил в расспросы Данилка. Девчонка лукаво взглянула на него.
      - Ты же видел - на барабане играла. Я всегда играть на барабане в лес ухожу. Мама говорит, что в деревне я уже всех оглушила, а в лесу я никому не мешаю. А барабан мне дедушка подарил, - гордо добавила она.
      - А мне показалось, здесь заяц был... - разочарованно протянул Данила. Девчонка снова захихикала.
      - Был заяц, был... - успокоил я Данилу. - Вот он, этот заяц. - Я кивнул в сторону девочки.
      - Ты - заяц?.. - недоверчиво протянул Данила.
      - Ara: - Девчонка утвердительно мотнула головой, а затем внимательно посмотрела Даниле в лицо.
      - А ты кто? Тоже зайчик?.. Нет, непохоже! Ты, наверное волчок, да? Девочке очень хотелось угадать.
      - Я - человек, и больше никто! - гордо отрезал Данила. Девочка недоверчиво уставилась на него.
      - Ты что, до сих пор одноликий? - В ее глазенках плясало недоверие. Врешь, да? Ты, наверное, в хорька перекидываешься, только признаться стыдно! Она явно начала поддразнивать Данилу. Тот выпрямился во весь свой восьмилетний рост.
      - Кто в хорька перекидывается? Сама ты - хорек ушастый! - От обиды он, казалось, готов был расплакаться. Мне, пожалуй, пора было вмешаться.
      - А в кого ты еще умеешь перекидываться? - спросил я у девчушки, отвлекая ее внимание и остренький язычок от Данилки. Она сразу повернулась ко мне, и ее глазенки засветились, изучая меня.
      - Я же сказала - я двуликая. Заяц - мой второй лик. Но дедушка говорит, что я еще не один лик получу. Он говорит, я... талантливая. Вот. - Слово "талантливая" ей, по-видимому, очень нравилось.
      - А дедушка твой тоже может перекидываться? - Я старался забросать девчушку вопросами.
      - Дедушка уже старый. У него только три лика осталось - дедушка, лев и коршун. Да и те... - она пренебрежительно махнула ручкой, - ...дряхленькие.
      - А раньше он много ликов имел? - не давал я ей передыху.
      Она смущенно потупилась, словно ее поймали на хвастовстве, и тихо пробормотала:
      - Нет, всего четыре. Только кот совсем плохо получался, а лев без гривы, а коршун зеленый...
      - Да?.. А вот твой заяц - хорош! Прямо загляденье! - похвалил я.
      Ее личико сразу засияло:
      - Правда?!
      Данила, конечно, тут же встрял.
      - Ага! Только здоровый, как телок, и зубы на лопаты похожи...
      Напрасно он так. Девчонка обиделась. Повернувшись к, нему, она распахнула свои глазки, набрала полную груда воздуха и, задержав дыхание, лихорадочно придумывала, как ему отомстить. Наконец она, не в силах уже больше удерживать воздух внутри, выдохнула:
      - Сам... хорек!
      - Так, - немедленно вмешался я, - ты, Данила, перестань ее дразнить. Я сам видел, что заяц тебе очень понравился. А ты, Сонюшка, не смей обзывать старших! Данила старше тебя и никакой не хорек, а очень симпатичный мальчик!
      Девчушка повернулась ко мне, уперлась в меня взглядом и, запинаясь, переспросила:
      - Ты... как меня назвал? Я слегка растерялся.
      - Сонюшка... А что, так тебя называть нельзя?
      - Нет, называй, пожалуйста. Меня так еще никто не называет. - Она наклонила головку, на секунду задумалась, а потом на ее личико вернулась довольная улыбка. - Мне нравится...
      - Тогда ты мне, Сонюшка, расскажи, много у вас в деревне народу живет? И что, все умеют в кого-то перекидываться?
      - А пойдемте со мной! Я вам все покажу и со всеми познакомлю! Пойдемте! Она вскочила на ноги, обхватила одной ручкой Данилу за шею, другой уцепила меня за майку и с неожиданной силой потащила за собой. Данилка от неожиданности повалился в траву, а я расхохотался.
      - Пойдем, пойдем... и не надо нас тащить. Я встал на ноги, отряхнул майку и трусы вскочившего Данилы от налипших травинок и, ухватив барабан нашей новой знакомой за свисавший ремешок, кивнул ей:
      - Веди...
      Она вытащила из травы молоток и толкушку и, зажав их в кулачках, запрыгала на одной ножке к ближней опушке леса. Мы с Данилой двинулись следом за ней.
      Миновав небольшой перелесок, мы вышли на засеянное поле, за которым виднелись высокие, крытые черепицей крыши над небольшими аккуратными домиками. Деревенька была небольшая. Вернее ее было бы назвать большим хутором, семьи на три-четыре. Скоро мы уже шагали по короткой улице, превращающейся по обеим сторонам от деревни в широкую проезжую дорогу. У одного из домов стояла невысокая, плотная, русоволосая женщина. Соня бегом припустилась к ней, заверещав на ходу своим высоким голоском:
      - Мама, мамочка, посмотри, кого я в лесу нашла. Они такие смешные. Им мой заяц понравился...
      Женщина заулыбалась, покачивая головой, подхватила подбежавшую Соню на руки и неспешным шагом двинулась навстречу нам. Подойдя, она опустила дочь на землю, забрала из ее ручек "барабанные палочки" и, продолжая улыбаться, молча стала нас разглядывать. Мы, в свою очередь, не спускали глаз с нее. Ее правильное лицо, обрамленное густыми, прямыми, темно-русыми волосами, показалось мне странно знакомым. Еще раз окинув ее пристальным взглядом, я понял, что она очень напоминает женщин, которые в санатории сидели за одним столом с пустоглазыми верзилами в пижамных штанах. Меня непроизвольно передернуло. Данила с удивлением посмотрел на меня.
      - Меня называют двуликая Лайта, я мама вот этого зайчишки... - Женщина положила ладонь на темную головку Сони и выжидающе посмотрела на нас.
      И тут вмешалась Соня. Она подскочила к нам и зачастила:
      - Это вот - Данила, - она ткнула пальчиком в Данилкин живот, - а это дядя Илья. Данила - очень смешной, особенно когда сердится, - она фыркнула смешком, - а дядя Илья назвал меня Сонюшкой... - Она метнулась назад к матери и, требовательно задергав ее за широкую юбку, потребовала ответа: - Правда красиво, правда?..
      - Правда, правда... - улыбнулась мать. - Только, раз уж ты привела гостей, давай-ка сама их и принимай. Покажи, где можно умыться, покорми, приготовь постель на ночь...
      - А ты мне поможешь? - Девчушка испуганно смотрела на мать.
      - Ну конечно, я тебе помогу, - серьезно ответила та, однако улыбка продолжала прятаться в ее губах. Девочка сразу стала очень серьезной, можно даже сказать, торжественной. Она сделала шаг в нашу сторону, с достоинством поклонилась и важно произнесла:
      - Гости дорогие, прошу в наш дом. Мы озаботимся вашим отдыхом, вашей пищей, вашими удобствами. Вам будет хорошо. - При этом она своей маленькой ручкой сделала плавный приглашающий жест в сторону дома.
      Данила почесал свой лохматый затылок и качнулся вперед, собираясь двинуться к дому, но я удержал его, положив руку на его плечо. Он вопросительно стрельнул глазом в мою сторону. Я скорчил совершенно серьезную рожу и старательно повторил поклон Сони. Данила, спохватившись, тоже неуклюже поклонился.
      - Спасибо, маленькая хозяйка, за предложенное гостеприимство. Мы идем издалека и далеко, поэтому с радостью и благодарностью примем твою заботу о нас. - Я старался придерживаться взятого Соней торжественного тона.
      После моих слов двуликая Лайта несколько ошарашенно посмотрела на нас, зато мордашка Сони стала совершенно счастливой. Потеряв всю свою торжественность, она подскочила к нам, схватила нас за руки и потащила к дому. Улыбаясь, мы двинулись за ней. Ее здоровенный барабан колотился о мою ногу.
      Таким порядком мы поднялись на крыльцо. Соня выпустила наши руки и налегла на тяжелую деревянную дверь, потемневшее полотно которой было изрезано простенькой резьбой. Дверь отворилась, и мы вошли в прохладу небольшой прихожей.
      - Ваша комната наверху, под крышей. Там у нас останавливаются все гости, снова зачастила Соня.
      - Вот тут у нас туалет, - она указала своим крошечным пальчиком на неприметную дверь в дальнем конце прихожей, - там можно умыться и пописать. Кушать мы будем в столовой, пойдем я сразу покажу... - И маленькая стремительная ракета рванула по небольшому коридору в глубь дома. Мы поспешили за ней и услышали тихий, довольный смех за спиной. Я оглянулся, мама Сони стояла в дверях и, улыбаясь, качала головой.
      Столовая была довольно просторной, с большим обеденным столом посередине и резным буфетом у одной из стен. Широкое окно выходило на улицу.
      - Ужинать мы будем через... - Соня стрельнула глазами на мать, и я заметил, как она исподтишка показала два растопыренных пальца, - ...через два часа. А сейчас я провожу вас в комнату.
      Когда мы проходили через прихожую к лестнице, ведущей наверх, Данила вдруг проворчал:
      - А почему ты, заяц, говоришь "ужинать"? Мы еще и не обедали.
      Соня немного притормозила и с достоинством ответила:
      - Еда вечером называется ужин. Такие большие мальчики должны это знать. Если вы не обедали, значит, за ужином съедите побольше. - Потом она выразительно пожала плечами и добавила: - Не станем же мы изменять название еды из-за того, что ты не соблюдаешь режим.
      Данилка вдруг покраснел, а я чуть не расхохотался. Хорошо, что в этот момент мы достигли дверей предназначенной нам комнаты.
      А комната эта удивительно походила на ту, в которой я останавливался, когда приезжал к Ворониным на дачу. Расположена она была также под крышей, также была обита желтой сосновой доской и янтарно светилась в лучах вечернего заходящего солнца. Только вид из небольшого окна показывал не розовые Светкины кусты и не соседний, навсегда недостроенный коттедж, а чистую улочку и поле с колышущимися колосьями на нем. Да еще в этой комнате стояли две узкие кровати. Мы с Данилой вошли в комнату, а сзади раздался голос Сони:
      - Вы осмотритесь, а я пойду маме помогу. - И она, осторожно прикрыв дверь, затопала по лестнице вниз.
      Данилка подошел к окну и прижался лбом к стеклу, а я уселся на одну из кроватей и внимательно огляделся. Кровати были застелены. На них лежали небольшие подушки в цветных наволочках и легкие покрывала. В стене я заметил стенной шкафчик и, открыв его, обнаружил только две пижамы. Они были одинакового размера и, пожалуй, подошли бы Данилке, но мне, с моим почти двухметровым ростом, они были безусловно малы.
      Когда я повернулся, чтобы поделиться с Данилой своими находками, я увидел, что его плечи вздрагивают. Мальчишка плакал, уткнувшись в стекло.
      Я подошел и молча обнял его за плечи. Он повернулся ко мне, уткнулся лицом мне в живот в районе желудка и, хлюпнув носом, начал незаметно вытирать глаза о мою футболку. Так мы постояли несколько минут. Затем я усадил его на одну из кроватей, сам уселся рядом и вполголоса сказал:
      - Давай-ка, друг Данила, расставим акценты...
      ИНТЕРЛЮДИЯ
      Светлана Воронина очень гордилась своим сыном. В душе. Она никогда и нигде не хвасталась его умом, памятью, воспитанностью или успехами в учебе, а тем более не делала этого в присутствии самого Данилы. И все-таки она была убеждена в неординарности своего первенца. Ему шел восьмой год, и он перешел во второй класс элитной школы, которую почему-то переименовали в лицей. Учился он очень хорошо, хотя отличался очень независимым характером.
      Но сегодня он, вернувшись из школы, вытащил из ранца дневник и молча развернул его на столе перед носом своей матери. Внизу открытой страницы бегущим "учительским" почерком было выведено: "Прошу родителей явиться в школу к заведующей учебной частью", дальше шла неразборчивая подпись.
      Светка минут пять изучала запись в дневнике своего сына, приходя в себя от вызванного ею шока и давя в себе рвущийся наружу вопль "Что ты там натворил???". Она была дисциплинированным, сдержанным человеком и поэтому заучив дневниковую запись наизусть, спросила ровным без модуляций голосом:
      - Ну и что ты там натворил?
      Данила подал ей ручку и попросил:
      - Ты распишись, что видела.
      Светлана поставила рядом с подписью завуча свою закорючку и снова подняла вопрошающие глаза на сына.
      - Я, мамочка, ничего не натворил. Я только обратился к Елене Николаевне с небольшой просьбой, а она сначала спорила со мной, а потом нарисовала вот это безобразие. - Он тряхнул раскрытым дневником.
      - И все-таки... - настаивала Светлана.
      - Я думаю, что Елена Николаевна сама тебе все расскажет.
      - И как ты думаешь, можно отцу показать твой дневник? Это был удар ниже пояса. В глазах Данилы промелькнул испуг - отца он побаивался. Но недрогнувшим голосом, в меру независимо, он ответил:
      - Ну, если ты считаешь необходимым... - перекладывая всю возможную ответственность за такой явно, по его мнению, неразумный поступок на мать.
      - А Ирина Алексеевна в курсе твоего общения с заведующей учебной частью школы? - Ирина Алексеевна была классным наставником Данилы, который уже втерся к ней в любимчики.
      - Нет. Из беседы с ней я понял, что она не может выполнить мою просьбу. Это в компетенции... - Данила произнес это, недавно узнанное, слово с небольшой запинкой, - ...только Елены Николаевны.
      На этом сын закончил разговор, подхватил свой ранец и отправился в свою комнату выполнять домашние задания.
      - Я надеюсь, тебя из школы не исключают?.. - бросила ему вслед мать свой последний вопрос, на что получила крик из-за двери:
      - Нет!..
      На другой день Светлана вошла в кабинет завуча, оставив на всякий случай Данилу в коридоре. Елена Николаевна, невысокая стройная женщина в возрасте, приближающемся к среднему, с холодноватыми строгими глазами, точными движениями и железной выдержкой, не первый год работала в школе и хорошо знала этот причудливый, неповторимый мир. Ей приходилось разбирать немало запутанных, законспирированных ситуаций, участниками которых были дети разного возраста, темперамента, социального слоя, но сейчас она была в явном замешательстве. "Похоже, Данила и ее поставил в тупик", - подумала Светлана, представившись и увидев реакцию завуча на свою фамилию.
      - Сын рассказал вам, почему я пригласила вас в школу? - поинтересовалась Елена Николаевна.
      - Вы знаете, нет. Он сказал, что вы сами мне все расскажете.
      - То есть вы хотите сказать, что он не рассказал вам о тех требованиях, которые он выставил к школе?.. - удивилась Елена Николаевна. В то же время она с невольным уважением к восьмилетней малявке подумала: "Значит, он даже не попытался сделать из матери своего единомышленника". А у Светланы в голове промелькнуло: "Господи! Данила выставил какие-то требования к школе", - ведь для нее это было все равно что потребовать, ну, например, отставки президента России. Причем на полном серьезе, как все, что делал Данила.
      - Так... - прервала молчание Елена Николаевна. - Ну вот, значит, так... Вчера после занятий ваш сын явился ко мне в кабинет и убедительно попросил уделить ему десять минут для серьезного разговора. Обратите внимание, уважаемая Светлана Васильевна... - Завуч незаметно заглянула в лежащую перед ней тетрадку, подсматривая имя и отчество посетительницы, а Светлана облегченно вздохнула - почтительное обращение оставляло надежду на то, что требования, выдвинутые Данилой, не были неисправимо наглыми. Завуч между тем продолжала: ...Я передаю сказанное вашим сыном почти дословно! Так вот в этом кабинете ваш сын предложил мне официально освободить его от изучения некоторых школьных предметов, включенных в программу обучения. Причем его обоснования этого требования!..
      - Какие предметы? - перебила завуча Светлана.
      - Что? - не сразу поняла Елена Николаевна. - Ах... Ну, во-первых, труд. Данила заявил, что уже владеет начатками столярного ремесла и способен починить дома небольшие поломки электроприборов. А лепить из пластилина слоников и всякое другое... "непотребство" он считает бездарной потерей времени! - Елена Николаевна возмущенно воззрела на родительницу, ожидая сочувствия.
      - Вы знаете, он действительно много всякого строгает на даче. Они с отцом даже мебель делают. И электричество он дома чинит. Иногда... - неуклюже поправилась Светлана, увидев растерянность на лице завуча.
      - Да?.. - Елена Николаевна нервно потерла виски. - Затем он заявил, что не будет больше заниматься физкультурой. Он сказал, что с него достаточно плавания, которым он занимается уже пять лет, и фехтования... А он что, действительно фехтует? - вдруг заинтересованно наклонилась она к Светке.
      - Да. У него два раза в неделю занятия в динамовской школе олимпийского резерва. А еще он танцами занимается... - вдруг неожиданно для себя добавила Светка.
      - Вот как... - Завуч задумчиво склонила голову.
      - Но почему он заявил, что не будет заниматься пением и родной литературой?.. - вдруг возмущенно вспомнила она. - Он мне сказал, что то, что они сейчас проходят, он даже в детском саду не читал!.. А Ирина Алексеевна его так хвалила, - добавила завуч.
      - Да вы знаете, он сейчас "Капитанскую дочку" читает... - начала оправдываться Светка.
      Глаза у Елены Николаевны широко раскрылись.
      - Вот как... - несколько растерянно произнесла она.
      - Да. Это он после "Крестоносцев" Сенкевича начал. Он говорит, что Пушкин гораздо сильнее... - неожиданно приврала Светлана.
      - Ага... А я вот хотела бы у вас спросить, почему он мне сказал, что не хочет с будущего года изучать географию и историю. Он утверждает, что ему необходимо получить от школы глубокие знания математики, физики, химии, биологии. Остальное ему или совсем не понадобится, или он сам способен это узнать... Похоже, он уже сейчас знает, что ему понадобится во взрослой жизни...
      - Давайте лучше у него спросим... - снова перебила завуча Светлана. Не дожидаясь согласия собеседницы, она бросилась к двери и втащила в кабинет Данилу.
      - Вот, сын, - обратилась она к нему, - ответь при мне Елене Николаевне на несколько вопросов!
      Елене Николаевна бросила на Светлану Васильевну диковатый взгляд и повернулась к Даниле.
      - Данила, ответь, пожалуйста, по каким соображениям ты вдруг решил ограничить свое образование четырьмя предметами? Ты вчера мне их назвал. Ты что, не понимаешь, что вырастешь ограниченным человеком, что только знания истории и литературы делают человека интеллигентом в истинном смысле этого слова.
      - Да. Я, конечно, с вами согласен... - начал Данила, и Елена Николаевна торжествующе посмотрела на Светлану. Данила совсем по-отцовски потер свой маленький носик и продолжил: - Но давайте все-таки расставим акценты...
      Никто не знает, откуда он откопал это выражение, но с тех пор Данила очень часто его использовал в спорах...
      6. ЧЕТЫРЕХЛИКИЙ НАВОН
      5 июня 1999 года. Я частенько задумываюсь о том, что выражение "что старый, что малый" абсолютно неверно. По-моему, старые люди представляют собой как бы экстракт человечества. Если старик мудр и терпелив - это ваша опора, если старик капризен и глуп - ваше проклятие. Ребенка еще можно научить, воспитать, а старик окончателен и бесповоротен. Старик - это одна из немногих констант на свете...
      Данила улыбнулся мокрыми глазами и выдавил сквозь слезы:
      - Давай...
      - Обрисовываем ситуацию, - начал я свое рассуждение. - Мы смогли вытащить тебя из весьма скверной ситуации...
      - Ага, - перебил он меня, - и сразу попали в не менее скверную. - Похоже, он начинал злиться, и это меня обрадовало - значит, он несколько успокоился.
      - Я бы так не говорил. Ты был захвачен, по моим сведениям, весьма скверными людьми, и что они собирались с тобой сделать, мы не знаем. Только вряд ли это было что-то хорошее. Особенно если вспомнить тех ребят в широких штанишках, которые пытались нас изловить в этом самом санатории...
      - И мою маму... - вдруг добавил Данила тихим, каким-то придушенным голосом.
      - Ну-ка, расскажи мне поподробнее, что ты помнишь о маме? - потребовал я.
      - Ну, когда она меня ночью разбудила, я ничего не понял. Только лицо у нее было такое... Не ее. И она на меня не смотрела, а как будто... Ну я не знаю... Как будто что-то у меня за спиной было и она это разглядывала. И еще она почти совсем ничего не говорила. Когда я проснулся, она сказала: "Пойдем, тебе надо спастись". Я спросил - куда идти, а она молчит. Я ей говорю: "Может, папу разбудить?" - а она: "Нет, не надо его беспокоить". А потом молчала до самой машины. Когда этот тип дверцу открыл, она меня на сиденье усадила и говорит: "Вот мой сын - спасите его". А потом сразу повернулась и пошла назад. А этот... Как он ей вслед улыбался!.. - Мне показалось, что Данила сейчас опять расплачется, но он судорожно сглотнул и добавил: - А когда он увидел, что я за ним наблюдаю, он сразу отвернулся от мамы, подмигнул и пшикнул мне в лицо из какого-то баллончика. Дальше я ничего не помню, только уже когда у тебя на плече лежал...
      Он помолчал, но я чувствовал, что ему еще что-то хочется сказать.
      - А ты знаешь, что с моей мамой? Она что, заболела или?.. - Тут он замолчал окончательно, и я понял - вот то главное, что его мучает.
      - Ну что ж, давай сначала о маме, - возобновил разговор я. - Ты же знаешь - она вступила в этих... в детей Единого-Сущего? - Его физиономия презрительно скривилась, но он только молча утвердительно кивнул.
      - Это, дорогой мой, не просто какое-то там религиозное направление. Это довольно странная организация, о которой вообще ничего не известно. Ты читал листовки, которые разносила твоя мама?
      - Так в них ничего же нет. Какие-то непонятные слова...
      - Вот именно. И кто эту организацию возглавляет, тоже непонятно. Это мы с тобой теперь знаем, что они что-то такое с людьми делают, что... Ну ты видел, что они делают из людей. - Он снова согласно кивнул. - Тогда ты понимаешь, как хорошо, что мы смогли тебя от этих... - я не смог подобрать слова, ...забрать?
      - Да. А теперь-то мы где. Ты мне скажи, мы хотя бы на Земле?
      Вопрос был не из легких. Я помолчал, обдумывая тактику дальнейшего разговора. Рядом со мной сидел восьмилетний ребенок. Конечно, Данила был очень умен, сообразителен и выдержан, но ему было всего восемь лет! Восемь! В таком возрасте напугать, сбить с толку очень просто. А мне этого крайне не хотелось. Но и откровенно врать тоже было нельзя. Мы должны были полностью доверять друг другу. Мы должны были быть одной командой.
      - Я не знаю, где мы находимся, - начал я наконец спокойным голосом, - и пока что никто на Земле или, вернее, в нашем мире этого не знает. Я попробую тебе рассказать одну теорию, правда, не знаю, насколько ты в ней разберешься... - добавил я, улыбнувшись.
      Данила взглянул на меня и в его глазах зажегся интерес.
      - Ты ведь физику в школе еще не проходишь? Поэтому, наверное, еще не знаешь, что весь наш мир состоит в основном из материи и энергии...
      - Почему это не знаю? - вдруг перебил меня Данила. - Это еще когда мне папа рассказал. Я потом даже про Большой Взрыв читал!
      - Вот как?! - Я и вправду был удивлен. - И что, все понял?
      Данила смутился, но не слишком сильно.
      - Не все, конечно, но в принципе представить могу. - Что представить, он не уточнил.
      - А переход энергии в материю и обратно?..
      - Ну, это самое простое. Солнце светит и греет. Свет и тепло - это энергия. Деревья на земле берут эту энергию и превращают ее в... дерево... - Он вдруг моргнул, словно удивился. - Потом, если дерево поджечь, получатся опять свет и тепло...
      Данила внимательно взглянул на меня, словно проверяя, все ли я понял.
      - Правда, там есть еще эта... - Он наморщил лоб, вспоминая казавшееся ему нелепым слово.
      - Энтропия?
      - Точно! - Наконец-то он улыбнулся.
      - Ну раз ты представляешь себе взаимопревращение энергии и материи, тогда мне осталось рассказать тебе совсем немного. - Я помолчал. - Все материальные объекты между собой связаны пространством. Пространство - это не пустота...
      - Разве вакуум - это не пустота?
      Научный разговор явно пошел Даниле на пользу - слезы высохли, глаза блестели интересом, он был готов к серьезной полемике.
      - Нет. Даже в самом глубоком вакууме имеются частицы материи, не говоря уже об энергетических полях. Но я о другом. Поскольку материальные объекты связаны пространством, человек по этому самому пространству может добраться до любого материального объекта. Понимаешь?
      - Ну это ты о полетах в космос на другие планеты.
      - В общем - да. Все было бы достаточно просто, если бы не человеческий разум. Этот странный инструмент, созданный природой, больше чем что-либо иное способен влиять на саму природу. Способен создавать в природе цивилизацию. Причем, видимо, у разума при создании цивилизации есть два пути: либо, используя руки, а затем все более и более сложные инструменты и машины, создавать Цивилизацию индустриальную, как у нас на Земле, либо, познавая и используя скрытые пока от землян возможности собственного мозга и тела, строить цивилизацию магическую!
      Глаза Данилы горели как две Сверхновые, рот приоткрылся, и даже прижатые обычно уши встали торчком. Он буквально затаил дыхание.
      - Так вот. Получается, что цивилизация машинная может достичь других миров, преодолев соединяющее их пространство при помощи машин. Но есть и другой путь. Магический. Различные миры, правда, по-видимому, только населенные разумными существами, связаны между собой обитающим на них Разумом. В каждом из таких миров имеются переходы в другие миры, только они, как правило, всегда закрыты и открываются при особых условиях. Обычно это какое-то сочетание звуков, реже - особая освещенность, еще реже - что-нибудь совсем экзотическое, вроде какой-то определенной жидкости... Помнишь, мы с тобой как-то говорили о том, как в океане иногда пропадают корабли, а в небе самолеты?
      - Ха! Конечно, помню. Мы еще карту тогда рисовали...
      - На земле и людей много бесследно исчезает. И далеко не все... - Тут я запнулся, очень мне не хотелось говорить с Данилой о смерти.
      - Ну в общем, некоторые из тех, кто считается пропавшим, на самом деле просто пересекли границу между мирами и оказались в совершенно другом мире!.. Так вот когда мы убегали от мужиков в пижамах, мы с тобой одну такую границу и прошли.
      - Это когда ты стишок читал... - не то спросил, не то припомнил Данила.
      - Вот-вот! Но я все делал в спешке и поэтому не знаю, куда мы перешли, в какой мир. Теперь нам с тобой надо найти обратный переход. К себе домой...
      - А через тот, ну, через который мы сюда попали, нельзя?
      - Нет, Данилка, тот переход схлопнулся. Его больше нет.
      - А как же мы теперь искать будем? Ты знаешь, где искать?