Пролог

«О Желтый Владыка, как же я устал!! Даже омовение в жасминовой воде и чашка любимого сливового вина не сняли эту усталость!!! Но зато дело сделано… или почти сделано! Я – воистину великий маг Поднебесной, ибо кому еще удалось бы без Нефритовой Книги создать заклинание, созидающее Врата?! А мне удалось не только это, мне удалось пройти через эти Врата, и я открыл Иной Мир!… Странный Мир… Страшный Мир… Мир без магии, Мир, лишенный высокого Искусства!! Долго мне пришлось изучать этот Мир, чтобы понять его… долго я наблюдал за его обитателями, этими… варварами, придумывающими какие-то уродливые устройства, уродующие и самих этих… жителей и сам Мир. Не хотел бы я родиться и жить в этом Мире, зато… хи-хи-хи… теперь я могу использовать его для своих великих целей!! Все, все будет в моей власти – и эти смешные, слепые и глухие жители, и их необычайные машины, и самое главное, самое бесценное, что есть в этом уродливом Мире, – камни!! Самоцветы!!! Хи-хи-хи… это ж надо додуматься – пускать в свою сокровищницу всех кого ни попадя! Всех, кому захочется взглянуть на это… это… Да разве можно это описать!!!»

Маленький старичок со сморщенным личиком, узенькими горящими глазками и длиннющей белой бородой, которую он нес, перевесив через левую руку, разодетый в роскошный парчовый халат, сафьяновые туфли и крошечную шапочку из переливчатой тафты, нервно потер ладошки, а потом странным ощупывающим движением провел руками по обеим сторонам груди сверху вниз, словно проверяя, на месте ли его… добыча.

Удовлетворенно вздохнув, он продолжил свою торопливую прогулку, неуклюже топая по извилистой дорожке сада, замощенной плитками дикого камня. А дорожка эта причудливо петляла меж кустов отцветающего жасмина, в коротко подстриженной траве, рядом с искусно загущенной порослью бамбука. Затем она превращалась в тропу, выбегала на горбатый каменный мостик, перекинутый через неширокий водный поток, огибала затененную беседку, прикрытую легкой четырехскатной крышей с загнутыми вверх карнизами, и вновь, теперь уже по деревянному мосточку, пересекала речку. И снова тропа переходила в мощеную дорожку, по большой дуге возвращающуюся к любимому павильону старичка. Он заканчивал уже четвертый большой круг, но не замечал этого. В лихорадочном возбуждении удачи он размышлял… размышлял… размышлял…

«А этот ублюдок, присвоивший мое имя!… Он думал, что своим ублюдочным заклинанием он разорит и уничтожит меня!… Это ж надо придумать такое подлое волшебство!… Ну нет… „ве-ли-ко-леп-ный“ Цзя, теперь у меня есть чем внести Дань Желтому Владыке, а через год ты сам будешь валяться у меня в ногах, вымаливая прощение… Нет! Вымаливая возможность мыть полы в моей усадьбе!…»

Карлик недоуменно посмотрел на павильон, к которому вернулся в очередной раз, и. пошел на следующий круг своей прогулки.

«Надо еще поработать над заклинанием Врат, что-то в нем не так!… Необходимо устранить это непонятное сопротивление, это противодействие пропуску артефактов из открытого мной Мира… Что такое – всего четыре камня за посещение! Я должен иметь возможность переносить в Поднебесную из этого ущербного Мира все, что захочу и сколько захочу! Сколько угодно камней, сколько угодно этих… варваров!… А как Сила, попадая в этот Мир, стремится к его жителям, она буквально… прилипает к ним! Имея таких… к-хм… накопителей, мне не придется опасаться, что мой запас Силы истощится, и тогда трепещи подлый, вероломный, „великолепный“ Цзя!!! Да, именно так, сразу же после Праздника сбора Дани я вернусь к своему заклинанию Врат!… И я решу эту проблему, не будь я Неповторимым Цзя, и тогда!…»

Глава 1

Моя кобыла бодрым шагом двигалась по широкой Восточной дороге, замощенной желтым камнем. Справа тяжело выступал бронированный жеребец сэра Вигурда. Сам маркиз был в полном боевом облачении, и его лицо прикрывало черное забрало, выглядевшее довольно странно на лазоревого цвета шлеме. Слева на своей белоснежной лошадке гарцевала моя Кроха, моя фея Годена, моя… несостоявшаяся любовь… А перед нами вырастали серые стены замка Сорта, фамильной цитадели графа Альта.

Годена молча улыбалась мне, и только в ее глазах пряталась печаль скорой разлуки, а мое сердце разрывалось на части. Я знал – через несколько минут она погибнет, спасая меня от колдовства карлика Оберона, и я останусь один в этом неприветливом Мире! Я знал и ничего не мог сделать! Ничего!… Я не мог даже говорить, потому что мое горло перехватывали быстрые слезы, потому что я в который раз прощался с моей феей Годеной, с моей светловолосой красавицей…

И в этот момент легкое цоканье копыт внезапно перекрыло какое-то яростное, звонкое дребезжание. Я растерянно огляделся, но вокруг никого не было, более того, фигуры феи и сэра Вигурда внезапно подернулись дымкой и стали какими-то плоскими, нереальными…

И снова по ушам ударил резкий перезвон, прогоняя остатки моего сна. Я открыл глаза, тряхнул головой, окончательно приходя в себя, вытер привычные уже сонные слезы и протянул руку к стоящему рядом с кроватью телефону.

Звонил, как оказалось, Толик Корсаков, мой московский друг, один из двух людей, знавших правду о спасении старшего лейтенанта милиции Юрки Макаронина и о моем участии в этом деле. Год назад мы познакомились с ним во время вручения премий МВД России в области литературы. Он, так же как и я, был журналистом-криминалыциком, в смысле – освещал криминальные новости, и работал в одной из московских газет. Мы близко сошлись на почве одинакового отношения ко всякого рода отраслевым премиям и наградам, а затем и подружились.

Однажды вечером, с полгода назад, когда я гостил в столице, за очень теплым, дружеским столом в маленькой московской кухне, в состоянии, надо признаться, приятного хмельного расслабления, я поведал своему коллеге эту историю. Я рассказал о том, как к жительнице нашего города, гражданке Фоминой Ф.Ф., странным образом попал «Змей Горыныч карликовой породы» по прозвищу Кушамандыкбараштатун, оказавшийся сыном Демиурга совершенно иного Мира. Как этот крошечный трехголовый дракончик вышвырнул с Земли в свой Мир сначала донимавшего его участкового уполномоченного Макаронина, а затем и меня, поскольку я этого участкового разыскивал и сумел увидеть настоящий облик этого дракончика за личиной собаки, под которой тот прятался. Как в этом «ином Мире» я познакомился с двумя каргушами Фокой и Топсом и маркизом Вигурдом. Как они стали моими друзьями… Как, неожиданно для самого себя, я превратился в некую мифическую личность – Черного Рыцаря по прозвищу Быстрая Смерть, да вдобавок еще и «крутого» мага! Как разыскивал со своими новыми друзьями сначала пропавшего Юрика Макаронина, а потом самого Демиурга.

Рассказал о своих приключениях, о битвах с Красными Шапками и Лесными Мародерами, о колдовстве фрау Холле и карлика Оберона, о сквотах и благородных сэрах империи Воскот… о баггейне Барбате и ланнанши Кариолане… О… Обо всем!… Только вот о своей не сложившейся любви, о своей потере, о погибшей фее Годене, я не сказал ни слова…

В результате я едва не опоздал к отправлению своего поезда, а Толька стал считать меня отъявленным фантазером и посоветовал написать эту, как он выразился, «занимательную историю» в виде романа… Что я, собственно говоря, и сделал!

И вот теперь именно Корсаков разбудил меня ранним, темным ноябрьским утром и неповторимо бодрым «московским» голосом предложил приехать в Первопрестольную на очередное вручение «криминальных премий» – так он называл журналистскую премию МВД.

– Но… в этом году меня не приглашали… – несколько растерянно ответил я. – Как-то не довелось мне на этот раз спасти кого-нибудь из состава нашего внутреннего министерства…

– А и не надо никого из… состава… спасать! – немедленно возразил Толик. – Надо иметь хорошего друга, который позаботится о приглашении для тебя. И поскольку ты такого друга имеешь в лице меня, считай, что приглашение у тебя в кармане!

Ну разве я мог отказаться от такого подарка?!

Закончив разговор, я бросил взгляд на зелененькие циферки будильника и увидел, что уже вполне можно было покидать постельку. Конечно, половина седьмого утра для пробуждения человека моей свободной профессии было чересчур рано, но мне подумалось, что пара свободных утренних часов, образовавшихся в результате столь раннего пробуждения, вполне могут быть использованы для магических упражнений.

Правда, я уже успел убедиться, что магическое поле Земли слишком слабенькое для интенсивных и, что важно, эффективных занятий магией – так, легкая магическая дымка, не позволявшая сформировать настоящего плотного кокона Силы. Но тем не менее мне почему-то нравилось заниматься разными магическими… «фокусами», например, выигрывать по мелочам во всякие лотереи, «угадывать» счет футбольных матчей, дарить девушкам в феврале распустившиеся ландыши… Или вот, как сегодня, убедить Савелия Петровича, нашего главного редактора, что мне просто необходима командировка в Москву, причем убедить, так сказать, опосредованно!

Едва начав свои «колдовские штучки», я понял, что мое начальство еще почивает, и это обстоятельство чрезвычайно облегчило мою задачу – внушать что-либо сонному человеку гораздо проще, нежели бодрствующему. А убедиться в успехе своего предприятия я смог, как только прибыл в редакцию. Еще в проходной дежуривший там милиционер передал мне, что главный редактор уже интересовался моей персоной. Я, конечно же, поспешил в приемную, и Галочка, заменившая вышедшую замуж Светочку на посту секретаря, немедленно пропустила меня к Савелию Петровичу.

Главный, оторвавшись от некоего машинописного текста и посмотрев на меня привычным суровым взглядом, негромко произнес:

– Тут мне из Москвы звонили, подняли ни свет ни заря… Просили командировать тебя в столицу… правда, я не совсем понял для чего… Так что ты давай оформляй командировку… дней на пять-шесть, не больше, и… отбывай… Осветишь, так сказать, столичный криминал провинциальным прожектором.

И он вернулся к своей распечатке.

Я бодро щелкнул каблуками и козырнул, чем вызвал недовольную гримасу Савелия Петровича, а затем вернулся на свое рабочее место – надо было прихватить на всякий случай диктофон. И тут меня поджидал наш «военный» корреспондент Славка Злобин.

С этим «армейским кексом» я познакомился на почве моего нового увлечения. Дело в том, что, вернувшись из своей экспедиции, по поиску старшего лейтенанта Макаронина, я сильно заинтересовался различным «холодным» вооружением, что вполне естественно для Черного Рыцаря по прозвищу Быстрая Смерть. И наш военкор Злобин, изнывавший от тоски по военным действиям на территории нашего военного округа, принялся снабжать меня различными военными железками на совершенно бескорыстной основе. Он даже пытался научить меня владеть всеми этими штык-ножами, парадными кортиками и саперными лопатками… Это меня-то, Черного Рыцаря, блестяще владеющего… владевшего… самым настоящим мечом – баггейн ему в печенку!!!

Отстал он от меня только тогда, когда я, презрительно воззрившись на очередной тесак морского пехотинца US ARMY, проговорил:

– Ты что, считаешь меня членом подпольного цеха по сбору утильсырья? Зачем мне этот лом черных металлов! Вот если бы ты смог достать настоящий эспадон, килич или хотя бы гоубан, мы могли бы серьезно побеседовать.

Славка, насмерть сраженный незнакомыми ему терминами, не появлялся на мои глаза месяцев пять, и вот как раз сегодня он вдруг опять нарисовался возле моего стола. Едва я уселся за свой рабочий стол и, наклонившись, открыл нижний ящик, как Славка притерся губами к самому моему уху и трагическим шепотом сообщил:

– Имеется настоящий гладиус!…

Его взгляд пылал восторгом неофита, посвященного в святая святых. Мне жаль было его разочаровывать, но… он мне надоел. Сурово сведя брови, я авторитетно заявил:

– Древнеримские подделки меня не интересуют. Вот если бы у тебя образовался хепеш или, к примеру, дзютте…

Тут я замолчал и многозначительно поднял глаза к потолку.

Славик выпрямился, лихорадочно облизал враз пересохшие губы и, развернувшись, направился к выходу походкой сомнамбулы, негромко приговаривая: «Кипиш… дзюдто… дзюд-то… кипиш…»

Вытащив диктофон и уложив его в командировочный кейс, я покинул свой «второй родной дом»… А может, даже первый…

Затем я заскочил к себе на квартиру, чтобы собрать кое-какие личные вещи, в числе которых был и один из мешочков с камешками, подаренных мне в прошлом моем приключении щедрым Мауликом. Его я взял так, на всякий случай… вдруг придется открывать портал перехода.

Через час я был на вокзале, а еще через… некоторое, довольно долгое время въезжал в столицу нашей великой Родины, город-герой Москву.

Меня, естественно, никто не встречал, ну да я уже большой мальчик, так что смог вполне самостоятельно добраться до улицы Гиляровского, бывшей Второй Мещанской, где на третьем этаже шестиэтажного кирпичного дома обретался мой друг Корсаков. Как ни странно, тот был дома, поджидая меня… и поджидая с явным нетерпением.

Едва я успел переступить порог гостеприимной Толькиной квартиры, как он, с места в карьер, выдал:

– Слушай, мне тут… кое-кто звонил… В общем, произошло что-то из ряда вон выходящее!… И не где-нибудь, а… там!

При этом он многозначительно поднял глаза к потолку.

– На небе, что ль?… – изобразил я недалекого провинциала.

– В Кремле, умник!… – мудро улыбнулся в ответ Корсаков. – Я Маратыча попросил, чтобы он меня в курсе держал, да только…

Толик безнадежно махнул рукой, давая понять, что проникнуть в Кремль вместе со следователями, уж не знаю, Лубянки ли, Петровки ли, ему, а уж тем более мне, вряд ли светит и на Маратыча в этом деле надежды совсем мало.

Впрочем, я тоже довольно хорошо знал этого самого Маратыча – Саленко Сергея Маратовича, работника МВД по связям с общественностью… в чине полковника. Правда, под «общественностью» сам Маратыч понимал исключительно работников прессы, ну так нам такой однобокий взгляд на общественность никак не мешал.

– Так что, ты встал на тропу войны и мы на церемонию вручения премии не едем? – поинтересовался я.

Толька недовольно поморщился и достал из кармана узкий длинный конверт.

– Вот твое приглашение. – Он протянул конверт мне. – А я, пожалуй, не поеду… Чует мое сердце, что это дело… – он повторил свой взгляд в потолок, – может стать настоящей сенсацией!

– Сенсацией, говоришь? – Я задумчиво уставился на широкую Толькину физиономию, вспоминая напутствие своего главного редактора. – Тогда я тоже останусь… Вдруг удастся приобщиться к столичной сенсации.

И тут мне пришла в голову, на мой взгляд, интересная мысль.

– Слушай, а может, мне самому позвонить Маратычу? Прикинусь валенком, вдруг он мне что-нибудь сболтнет?

Толька с большим сомнением покачал головой:

– Позвони, если хочешь… Только этот не проболтается… Тертый калач… по связям…

Тем не менее я извлек из кармана свою заветную записную книжечку и набрал номер.

– Полковник Саленко слушает! – после первого же гудка пророкотала трубка.

– Здравствуйте, Сергей Маратович! – с подобающим энтузиазмом и в то же время достаточно масляно начал я. – Вас приветствует доблестная провинциальная пресса!

– Хм… Не узнаю… Кто конкретно?…

Вопрос был задан по… привычке к «контактам» – хозяин рокочущего баритона явно потерял интерес к собеседнику. Однако мне казалось, что я уже знаю, как заинтересовать высокое милицейское начальство.

– Конкретно, ваш протеже – Сорокин Владимир! Прибыл в столицу на торжественную церемонию вручения премии МВД и надеюсь увидеть вас в зале… Услышать, чем живет министерство, из первых, так сказать, уст!

– Э-э-э… – протянул явно польщенный полковник, но я не дал ему возможности придумать причину своего отсутствия:

– Вы ж знаете, у меня только на вас надежда…

В моем тоне было столько отчаяния, смешанного с… трепетной надеждой, что полковник ну никак не мог меня просто взять и послать – все-таки столичное воспитание.

– К сожалению, сегодня мы вряд ли сможем увидеться. На церемонии меня не будет, готовим срочный пресс-релиз… по одному… э-э-э… очень деликатному делу…

– Неужто убийство члена правительства!!! – совершенно натурально изумился я.

– Нет, – коротко и увесисто выдохнула трубка. – Значительно серьезнее и… деликатнее.

– Да что ж может быть еще серьезнее и… деликатнее?! – Мое провинциальное изумление не знало границ.

В трубке долгую секунду таилось молчание, а потом коротко рокотнуло:

– Ограбление!…

– Хо, ограбление! – с радостным облегчением воскликнул я. – Да у нас в области ограбления происходят по три раза на день! Если бы наше УВД по каждому такому случаю пресс-релиз выпускало, им бы работать было некогда!

– Ну, ты, Сорокин, сравнил! – покровительственно-пренебрежительным тоном протянул мой высокий собеседник. – Да что в вашей области можно ограбить?! Краеведческий музей?! Или в ваших… палестинах… тоже выставка Государственного алмазного фонда появилась?!

– Нет!… Откуда у нас Алмазный фонд, в нашем городе и алмазов-то раз-два и обчелся… – Я испугался и растерялся одновременно и тут же резко сменил тему разговора: – Значит, я с вами ну никак не смогу увидеться?…

– Ну разве что завтра-послезавтра… – задумчиво ответил полковник. – Ты у Корсакова небось остановился?

– У него, – бодро подтвердил я.

– Так давай, значит… завтра ближе к вечеру… позвони, может, пару часов для тебя выкрою…

И в трубке зазвучали короткие гудки. Я опустил трубку на рычаг и посмотрел в ждущие Толькины глаза.

– А случилось то, мой дорогой друг, что… Алмазный фонд ограбили!…

– Что взяли?! – немедленно поинтересовался этот «акула пера».

– Откуда ж я знаю?! – усмехнулся я в ответ. – Думаешь Маратыч вот так запросто мне все и рассказал. Нет, он проговорился, что очень занят, потому как готовит пресс-релиз, но, конечно, не сказал, по какому случаю, это уж я сам допетрил… из его оговорок да проговорок!

– Та-а-а-к! Что же делать?! – Корсаков энергично потер пальцами лоб, надеясь, видимо, этим способом вызвать приток гениальных мыслей.

– Что делать, что делать… – передразнил я его. – В Кремль ехать. Может, на месте что выясним!

– Да кто ж нас туда пустит?! – воскликнул Толька, возмущенный моей простотой.

– А ты думаешь, Кремль закрыт? – удивился я.

– Да не Кремль – выставка Алмазного фонда! – еще больше возмутился мой старший товарищ.

– Давай-ка доберемся до Кремля, а там видно будет, – миролюбиво предложил я.

Толька несколько ошарашенно посмотрел мне в лицо, явно удивленный моим провинциальным нахрапом, и вдруг согласился:

– А поедем!…

Машина у Корсакова была, мягко говоря, очень… б/у – вконец раздолбанная «пятерка», но водил ее Толька по-московски, классно, так что, несмотря на жуткие дневные пробки, мы были у Кутафьей башни Кремля уже через полчаса.

На территорию Кремля мы прошли совершенно беспрепятственно, а вот дальше начались некоторые трудности. Но у Корсакова проснулся журналистский азарт, на который наложилась московская наглость. В кассах Оружейной палаты и Алмазного фонда нам коротко сообщили, что посетителей на выставку Алмазного фонда не пускают, так как там сейчас происходит… смена экспозиции.

– Так!… – ответил Толик сам себе на некий невысказанный вопрос и направился прямиком к входу в эту самую экспозицию. В дверях нас встретил милиционер в отутюженной форме, чине старшего лейтенанта и явно не москвич. О последнем обстоятельстве я догадался сразу же, как только Корсаков завел со стражем порядка разговор.

– Добрый день, лейтенант, – напористо поздоровался Корсаков, понижая служивого в чине, – Эксперт-криминалист еще не выходил?!

Старлей как-то косо посмотрел на моего товарища, видимо не понимая истоков его осведомленности, и нехотя ответил:

– Никто не выходил…

– Ну уж так и никто?! – нагловато улыбнулся Толька. – Степан Сергеевич наверняка уже уехал…

– Какой Степан Сергеевич? – удивленно переспросил милиционер.

– Как это какой? – в свою очередь удивился Толька. – Разве следствие ведет не Шумский Анатолий Федорович? – И, на секунду задумавшись, как бы про себя добавил: – Или это дело Страшнову поручили?…

Милиционер здорово растерялся от такого обилия незнакомых терминов и солидных имен, с уверенностью называемых удивительно раскованным типом в штатском.

– Ну, я не знаю… – неуверенно протянул он. – До меня вроде бы человек пять приезжало, а с тех пор, как я заступил, прибыло два генерала, полковник и трое в штатском… А вот кто из них Анатолий Федорович или Степан Сергеевич, я не знаю…

– Но полковника Саленко ты хоть знаешь? – повысив голос, возмутился Корсаков.

В этот момент я решил немного помочь столичной журналистике. Чуть напрягшись, я мысленно слегка толкнул сознание бедного старшего лейтенанта, и тот немедленно вспомнил.

– Ну! Конечно, знаю… Сергей Маратович!

Говорил он очень уверенно, но в глубине его глаз таился вопрос к самому себе: «Откуда же это имя мне известно?…»

– Так вот именно Сергей Маратович и посоветовал нам разыскать Анатолия Федоровича – ведь это ему поручено расследование ограбления?!

Тут молодой старший лейтенант просто испугался. Заметно побледнев, дрогнувшим голосом он переспросил:

– С чего это вы взяли, что здесь произошло ограбление?… Какое здесь может быть ограбление?… Вы что, шутите?!

– Ладно, мы не собираемся обсуждать эту тему!… – резко махнув рукой, оборвал его Толька. – Ты скажи, как нам отыскать Шуйского, и больше к тебе вопросов не будет!…

Старший лейтенант чуть было не сказал, что в помещение выставки никого пускать не велено, но я снова слегка толкнул его сознание, и вместо приготовленной отповеди он неожиданно для самого себя брякнул:

– Они все сейчас в первом зале… Но скоро должны выйти… Там и смотреть-то особенно не на что…

Тут он огромным усилием воли заставил себя замолчать, удивленно похлопав ресницами.

– Ну и прекрасно! – с воодушевлением воскликнул Толик. – Мы сами их найдем, можешь нас не провожать!…

Ухватившись за мой рукав и бросив, как само собой разумеющееся: «Это со мной…» – он потянул меня внутрь помещения.

За нашими спинами раздалось слабое, растерянное «э-э-э…», но мы, бравые журналюги, даже не оглянулись на оболваненного милицейского офицерика. Уже в темноте коридора я едва слышно поинтересовался:

– А если следствие ведет не Шумский, что мы будем делать?

– Да не знаю я никакого Шумского-Мумского… – пробормотал в ответ Корсаков. – Просто назвал первую пришедшую в голову фамилию, чтобы казаться осведомленным!…

«Вот так действуют московские журналисты! – восхищенно мелькнуло в моей голове. – Будет о чем написать в моей милой провинциальной газете!»

Между тем темный коридорчик кончился солидной дверью, но между нею и косяком наличествовала вполне достаточная щель, – достаточная для того, чтобы слышать, о чем говорили в комнате. А разговор этот был весьма интересен!

– …этого просто не может быть! – не громко, но очень авторитетно гудел явно начальнический баритон. – Нет в криминалистической практике случаев, чтобы грабитель не оставил ну совершенно никаких следов!…

– И тем не менее, генерал, это так, – ответил баритону усталый и какой-то безразличный тенорок. – Мои специалисты осмотрели все помещение выставки очень внимательно и… ничего не обнаружили… А я своим специалистам вполне доверяю…

– Доверяете! – Баритон заметно раздражался. – Значит, я должен поверить в то, что грабители летали по помещению и вскрывали витрины, не прикасаясь ни к стенам, ни к стеклам, ни к потолку, ни к полу!… Да вы у нас, милый Николай Васильевич… сказочник! Гоголь, случаем, не ваш псевдоним?… Вы что же, хотите заставить нас поверить в нечистую силу, которая, кстати, еще и сигнализацию отключает!

Грозный монолог на секунду прервался, после чего зазвучал в несколько ином ключе:

– А вот и наши… к-хм, музейные деятели! Ну так что, определили вы наконец, что конкретно похищено?!

– Да, това… госпо… генерал, – ответил очень неуверенный, даже слегка дрожащий голос. – Похищены изумрудная брошь, сапфировая брошь, алмаз «Шах» и эгрет в виде фонтана…

На секунду в комнате повисло молчание, а затем с некоторым даже облегчением снова прозвучал баритон:

– Ну, не так уж и много…

– Немного!… – неожиданно взвизгнул докладывавший о пропажах голос, мгновенно ставший уверенным до истерики и срывающимся на фальцет. – Немного!… Три камня из семи исторических камней Алмазного фонда и одно из наиболее значительных художественных произведений – это, по-вашему, немного?!!

– Скажите спасибо, что у вас не утащили большую императорскую корону, скипетр и державу!… – неожиданно брезгливо осадил истерику баритон. – А эти… пропажи… мы как-нибудь… замнем…

И снова за дверью наступила тишина, было слышно только шумное дыхание явно обиженного музейного деятеля. Только спустя несколько секунд баритон снова вернулся к прерванному было разговору:

– Так все-таки, Николай Васильевич, как могли похитители забрать… э-э-э… экспонаты, не вскрыв и не повредив остекление витрин?…

– Не знаю… – негромко ответил усталый тенор. – Пока не знаю… Но узнаю…

– Вы уверены в том, что узнаете?… – слегка насмешливо поинтересовался баритон.

В этот момент мне на плечо легла чужая тяжелая рука, и позади нас раздался негромкий уверенный голос:

– Вы кто такие и каким образом проникли сюда?! – Вслед за этим нехорошим вопросом последовал увесистый толчок, мы с Корсаковым, подпихивая друг друга, открыли дверь и ввалились в помещение, где происходил подслушанный нами разговор. Следом за нами вошел невысокого роста, коренастый мужчина лет сорока с двусмысленной улыбкой на грубо вылепленной физиономии.

– Вот, господа, посмотрите, для кого вы тут вели обсуждение! – все так же спокойно проговорил наш «пленитель». – И где же ваша хваленая секретность!…

Вся компания, собравшаяся в переднем зале выставки, уставилась на нас.

Я бегло осмотрелся. Помещение было неярко освещено, причем большая часть освещения проистекала от подсветки витрин. На странного вида корявых табуретах сидели четверо мужчин: трое в штатском и один в милицейском генеральском мундире. Чуть в стороне, около одной из витрин, стоял еще один милицейский генерал, а напротив него невысокий старичок в весьма непрезентабельном костюмчике. Рядом со стариком растерянно топталась совсем еще молодая женщина в неброском темном платьице, с гладко зачесанными волосами и огромными очками на тоненьком носу. На ее лице было написано самое настоящее горе. Двое довольно молодых мужчин в штатском копались в отдаленном углу, фотографируя одну из витрин каким-то чудным фотоаппаратом, оснащенным фотообъективом совершенно невообразимой величины.

– А вот этого молодца я знаю!… – заявил вдруг стоявший милицейский генерал знакомым баритоном. – Это… э-э-э… Корсаков… корреспондент весьма желтенькой газетки! «Криминальный беспредел» – это ведь твоя рубрика, милейший? – обратился генерал к Тольке с очень нехорошей улыбочкой.

– Вот только прессы нам здесь не хватало… – брезгливо пробурчал один из сидящих штатских уже слышанным тенором.

– А второй, по всей видимости, фотограф…– высказал предположение сидевший генерал. – И где же твоя камера, милейший?… – обратился он ко мне.

Я ничего не ответил на вопрос генерала, да тот и не ждал никаких ответов. Вместе со своим коллегой он принялся обсуждать, что же делать со слишком любопытными журналистами… но я и в этот, казалось бы, жизненно важный для меня и прямо ко мне относящийся разговор не вникал. Я вдруг понял, что весь этот зал до краев наполнен чудовищной, бьющей через край, дикой и совершенно неорганизованной магической энергией! Она клубилась вокруг собравшихся людей неким безумным смерчем, словно ее кто-то бросил на произвол судьбы и она не знала, как покинуть это помещение!

Едва я уловил ее присутствие, которого никто другой, естественно, не замечал, как мне в нос ударил сильнейший запах… Он был не хорош и не плох, он был просто чрезмерно силен, так что физиономия у меня, видимо, здорово скривилась. И на мою невольную гримасу тут же прореагировал баритонистый генерал:

– Гляньте-ка на этого… фотографа! И так имеет физиономию бандита-рецидивиста, так он еще рожи корчит… Нет, надо их обоих в Лефортово упрятать, пока мы тут не разберемся…

– В крайнем случае у нас будет двое подозреваемых… – индифферентно поддакнул штатский тенор.

И в этот момент я снова отключился от разговора. Отключился, потому что явственно увидел, как в нижней части противоположной стены зала, рядом с одной из слабо подсвеченных витрин, медленно проступает невысокая вычурная арка портала перехода, затянутая струящимся черным зеркалом. В то же мгновение вся клубящаяся в зале магическая энергия свернулась в тугой шар и метнулась в сторону портала. Ударившись о непроницаемую черноту, этот шар снова расплылся беспокойным облаком, облако отхлынуло прочь, заметалось по залу, словно разыскивая что-то, и вдруг… И вдруг оно медленно, но целеустремленно потянулось в мою сторону, закружилось вокруг меня, окутало меня невидимой, но ясно ощутимой пеленой… уплотнилось!…

Только тут я понял, что портал перехода проявился из-за моего здесь присутствия, что он признает во мне… мага! Так же, как и сгусток Силы, появившийся здесь неизвестно откуда!