— И что вы делали с этими… путниками?!
      Крестьянин быстро оглянулся на моего ученика, потом снова посмотрел на меня и немного растерянно ответил:
      — Мы?! Да ничего… Просто они… ну… проходили мимо. Старики рассказывали, что когда-то, в те времена, когда люди еще ходили на запад, путники иногда что-нибудь покупали в нашей деревне… или нанимали проводника до горы Фанчжан…
      — А теперь вам заявили, что вы плохо охраняете этот путь? — снова переспросил я.
      Крестьянин молча кивнул.
      «Интересно, — подумал я, — кому это понадобилось — охранять дорогу в Западную пустыню и каким образом эти сельские жители могут ее стеречь?!»
      Внимательно оглядев притихшую толпу, я вздохнул:
      — Ну что ж, пойдем посмотрим, что случилось с вашим источником! Показывайте, где он находится!
      На лице говорившего со мной крестьянина появилось удивление, быстро сменившееся радостной надеждой. Глаза его блеснули, он быстро развернулся и начал проталкиваться сквозь обступивших меня людей, нетерпеливо приговаривая:
      — Прошу за мной, господин величайший маг, прошу… Вот сюда!…
      Я тронул лошадь и двинулся следом, а за мной потянулись все остальные, включая и действительно растерявшегося Поганца.
      Мы проследовали к другому концу деревни, и тут на склоне холма я увидел… яму!… Простую неглубокую яму с осыпающимися краями, в которой плескалась мутноватая, слегка вспененная водичка.
      — Вот отсюда мы берем воду… — указал на эту яму крестьянин и смущенно пожал плечами.
      Я соскочил с лошади и подошел ближе к источнику. Водичка к тому же довольно неприятно попахивала.
      — Вот это вот вы пьете?! — раздался у меня за спиной возмущенный фальцет Поганца. — Вот этим вот вы хотели напоить моего учителя?!!
      Я резко поднял правую руку, заставляя его умолкнуть, а левую протянул вперед, над взбаламученной тухлой водой. Отщипнув крошечный комочек от окружавшего меня кокона, я уронил его в источник, надеясь просто очистить воду. И вода в ответ покрылась мелкой рябью, колыхнулась, словно почувствовав, что ее коснулась магия, а в следующий момент в середине ямы приподнялся мутный, пенящийся горб.
      «Интересно!… — подумал я. — Кому это так не понравилось магическое касание?!»
      Сосредоточившись, я принялся короткими магическими импульсами исследовать яму, постепенно погружая эти импульсы все глубже и глубже. Как я и предполагал, яма была совсем неглубока, ее глинистые края образовывали совершенно ровное дно, в середине которого находилось ровное конусообразное песчаное углубление. Именно оттуда едва заметно просачивалась вода, а значит, здесь находился подземный источник! Но почему он был настолько грязен и зловонен?! Я усилил свое магическое воздействие и тут же обнаружил, что под глинистым дном, бывшим совсем нетолстой «пробкой», располагается песчаный водоносный пласт. И в этом песчаном слое, точно под колодцем, находилось нечто странное — то ли неизвестно как попавший туда обломок дерева, то ли здоровенный, напоминающий сильно вытянутое яйцо камень… Именно эта неподвижная темная масса закрывала родниковый выход и не давала воде промыть себе путь! Я попробовал более точно определить природу своей находки, и тут, словно в ответ на мой магический нажим, у нее появились короткие шипастые лапы, которые со страшной силой заскребли окружающий ее песок. Заостренная часть оснащенного, как оказалось, лапами яйца приподнялась и начала поворачиваться в разные стороны, словно высматривая, кто же это его побеспокоил! Видимо, зверюга почувствовала мое магическое прикосновение, и ей оно не понравилось.
      Вода в яме забурлила, еще сильнее взбаламутилась и вдруг покрылась толстым слоем желтоватой пены, а в нос мне ударил резкий трупный запах!
      Вот тут я… рассердился! Мне стало ясно, что именно эта тварюга поганила родник и постепенно травила жителей деревни своими выделениями. Я даже был почему-то уверен, что она способна испортить и любой другой источник, если он будет питаться из этого же водоносного слоя… А это значило, что мне оставалось лишь одно!
      Чуть отступив, я отщипнул еще один комочек от своего кокона и подбросил его вверх над самым центром ямы. Жители деревни, конечно, не могли видеть его, но вот, когда он мгновенно превратился в сгусток пылающего белым светом огня и стремительно рухнул во взбаламученную воду, они разом попадали на землю и… завопили! Мой магический удар начисто выжег всю воду в яме, оплавил донную глину до состояния крепчайшей керамики, но самое главное, он мгновенно испепелил притаившуюся под дном ямы тварь. Я немного подождал, стоя на краю ямы и прощупывая подземный водоносный слой. Все было чисто, от твари, купавшейся в источнике, не осталось и следа. Крестьяне, постепенно пришедшие в себя, поднялись с земли и медленно обступили свой бывший источник. Некоторое время они обалдело разглядывали совершенно чистую и сухую выемку в земле, стеклянно поблескивающую оплавленным дном, а затем раздался неуверенный, дрожащий голос:
      — А где же вода?…
      Над толпой пронесся придушенный вздох, и глаза всех собравшихся обратились ко мне. Сколько в этих глазах было молчаливого горя!!!
      Я, внутренне усмехнувшись, еще одним коротким магическим ударом растер в порошок стеклянистую пробку, в которую превратился песчаный выход родничка, и в тот же момент на дне ямы забурлил маленький искристо-прозрачный фонтанчик!
      И снова все взоры обратились к бывшей грязной яме, но теперь в них было радостное изумление, а потом!…
      Потом началось ликование!
      Сначала к небу взметнулся всеобщий восторженный рев, затем возбужденная толпа принялась отплясывать вокруг быстро наполнявшегося колодца некий невообразимый и весьма энергичный танец. Мне удалось вовремя отскочить в сторону, и теперь я со смехом наблюдал за восторженным безумством крестьян. И тут над моим ухом раздался скептический писк Поганца:
      — Ну что, учитель, снова осчастливил шайку нищих?! Да и сам, я смотрю, осчастливился!… Эх, простота!…
      И в этот момент, словно в ответ на слова моего ученика, крестьяне вспомнили обо мне. На мгновение замерев в самых разнообразных позах, они вдруг бросились в мою сторону и… попадали передо мной на колени! Тот самый крестьянин, что провожал меня к общественному колодцу, прижал к груди сжатые кулаки и с придыханием забасил:
      — Господин величайший, могущественнейший и мудрейший маг, ты сотворил для нашей деревни такое невероятное чудо, что мы готовы отдать тебе все, что имеем!… Наши дома, наши пожитки, сами наши жизни в твоем распоряжении…
      — Ну, жизни ваши моему господину ни к чему, — немедленно перебил его Поганец, перехватывая инициативу. — А вот насчет домов и пожитков…
      — Так они нам тоже ни к чему! — пресек я захватнические амбиции своего ученика.
      Крестьянин, не вставая с колен и не меняя позы, несколько раз перевел растерянный взгляд с меня на Поганца и обратно, а затем неуверенно спросил:
      — Но… хотя бы пир в свою честь величайший маг Сор Кин-ир осчастливит своим присутствием?…
      — Конечно!… — торопливо воскликнул Поганец, делая мне знаки, чтобы я не вмешивался в дальнейший разговор. Однако я не послушал его. Устало улыбнувшись, я покачал головой:
      — К сожалению, нам надо торопиться… Мы и так слишком задержались в вашей деревне, а нам предстоит дальний путь. Если можно, снабдите нас какой-нибудь провизией.
      В тот же момент окружавшие меня крестьяне оказались на ногах и рванули что было сил в сторону своих домов. Только крестьянин, ведший со мной переговоры, чуть задержался. Перетаптываясь от нетерпения на месте, он громко прокричал:
      — Только не уезжайте, господин, подождите всего несколько минут!… — и тут же припустился следом за своими односельчанами.
      Толпа, еще секунду назад окружавшая нас, рассеялась настолько быстро, что даже Поганец не сразу прореагировал на этот факт. Только через минуту он разочарованно выдавил из себя:
      — Вот это да!… Никого!…
      А потом, повернувшись ко мне и покачав головой, добавил:
      — Вот и делай добро без предварительной договоренности об оплате!
      Я вздохнул и… улыбнулся:
      — Ну, ничего, господин… «кассир», если я ошибся в этих крестьянах, нам придется обойтись тем, что еще имеется в наших запасах. Однако долго дожидаться их возвращения я не намерен, мы действительно торопимся, а учитель с Гвардой наверняка уже волнуются за нас.
      Впрочем, долго ждать нам и не пришлось, не успел я наполнить водой взятый у Поганца бурдюк, как на дороге показались первые из убежавших крестьян, а скоро они все снова собрались вокруг нас. И чего только не было у них в руках! Небольшие, плотно набитые соргой мешочки, лепешки, завернутые в чистые тряпицы, мед в глиняной посуде, битая птица и живые куры в небольших, прикрытых сверху корзинках, самые разные овощи, свежие и вареные, в самой разной посуде…
      Я, увидев все эти дары, признаться, здорово растерялся — продуктов здесь хватило бы нам недели на две, но каким образом все это можно было увезти? Однако Поганец повел себя очень уверенно. Быстро соскочив с лошади, он принялся энергично рассортировывать принесенное и приторачивать к седлу наиболее ценное — главным образом птицу и мясо. На мое седло он попытался было навесить десяток мешочков с соргой, но я так рявкнул на него, что он мигом сообразил, к кому пристает!
      Короче, через пять минут лошадь Поганца едва держалась на ногах от нагруженных на нее продуктов, а маленький лохматый седок стоял рядом, лихорадочно посверкивая глазками, судорожными движениями поглаживая ее по шее и неразборчиво бормоча:
      — Ничего, милая, держись, держись!… В крайнем случае я снова к учителю за спину пересяду, тебе полегче будет!…
      В общем, Поганец сделал все, что мог, и тем не менее большая часть принесенного крестьянами харча осталась невостребованной. Бедный малыш уходил из деревни со слезами на глазах, постоянно оборачиваясь на оставленные им запасы.
      Фун Ку-цзы и Гварду мы нашли на вершине холма. Старик сидел на траве около стоящей лошади, а синсин бегал вокруг него, опустив свою черную голову. Увидев нас, Фун Ку-цзы, даже не пытаясь подняться, воскликнул: «Ну наконец-то!… Где вы пропадали?!», а синсин подбежал ближе и вопросительно заглянул мне в глаза.
      — Ха! Пропадали!… — немедленно возмутился Поганец. — Да мы из местного населения дань выколачивали! Сколько можно впроголодь трястись?!
      — Какую дань?! — изумился старый мудрец. — Что значит — выколачивали?!
      — А то и значит, — горделиво ответил Поганец, — что сначала я это население застращал до дрожи в коленках, а как только великий Сор Кин-ир появился, тут они харч и потащили!!! Во как я свою лошадку нагрузил! А было бы у меня три лошадки, я бы и три нагрузил!!
      И он с нездоровым блеском в глазах посмотрел на понуро стоящую лошадь старика.
      — Уж не хочешь ли ты еще раз наведаться в деревню?… — поинтересовался Гварда.
      Поганец Сю посмотрел на синсина. Потом стрельнул глазом в сторону Фун Ку-цзы и, как бы раздумывая, произнес:
      — Ну… Ведь учитель Фун Ку-цзы все равно… э-э-э… не любит ездить верхом. Почему бы нам не использовать его лошадь для перевозки ценной… еды? Неизвестно, когда еще мы сможем пополнить наши запасы… в пустыне, а местные жители пока еще полны благодарности к учителю Сор Кин-иру!…
      — И чем же вызвана эта благодарность?… — ревниво поинтересовался Фун Ку-цзы.
      — А он деревенский колодец вычистил! — немедленно удовлетворил Поганец интерес старика.
      Фун Ку-цзы и Гварда с удивлением уставились на меня. Однако никаких объяснений я давать не стал. Вместо этого я произнес недовольным тоном:
      — Может быть, мы все-таки двинемся дальше или вы решили сначала пообедать?…
      — Да! — немедленно поддержал мою идею Поганец. — Давайте разгрузим немного мою лошадку… А затем я снова схожу в деревню!…
      — Зачем?! — в один голос воскликнули мы с Фун Ку-цзы, на что Гварда спокойно ответил:
      — Чтобы лошадку снова загрузить под завязку…
      Мы со старым мудрецом уставились на маленького жадину, и тот сначала конфузливо пожал плечами, а затем неожиданно заявил, глядя прямо мне в глаза:
      — Да!… А знаешь, как это… приятно, когда ничего не надо воровать, а все тебе сами все отдают!…
      — Но нельзя же обирать людей до нитки! — с негодованием воскликнул я. — Тем более что у этих людей и так не слишком много чего есть!!
      — Можно! — упрямо буркнул Поганец. — За то, что ты для них сделал, их можно… обобрать до нитки!…
      — Все!!! — вышел я из себя. — Спор закончен!! Обедаем и едем дальше!! И никаких… набегов на местных селян!!
      Малыш надулся, но спорить не стал, видимо, понимая, что я не уступлю.
      Обед, благодаря нашей с Поганцем экспедиции, был весьма обильным, однако продлился он не слишком долго. Отдыхать после него мы не стали, хотя отяжелевшие желудки тянули прилечь. Когда мы уже садились в седла, Поганец подошел ко мне и, отводя глаза в сторону, спросил:
      — Учитель, можно я позади тебя сяду? Моя-то лошадка… это… перегружена.
      — Садись, — кивнул я и, отвернувшись, улыбнулся.
      И снова под копытами наших лошадей расстелились поросшие невысокой травой холмы с редкими невысокими деревьями.
      Мы взяли вправо, обходя знакомую деревеньку по большой дуге, а когда, по моим расчетам, сей населенный пункт остался далеко в стороне, снова повернули на запад. Холмы были невысоки, так что мы ехали напрямую, благо наезженной дороги все равно не было. Перевалив через три холма, мы с вершины четвертого увидели впереди еще два, вставших наискосок один от другого. Путь наш лежал, таким образом, по склону ближнего холма и выводил прямо на вершину следующего. Поднявшись до середины этого, последнего, холма, я вдруг ощутил странное чувство, называемое психиатрами «дежавю». Мне показалось, что я уже проезжал по этому склону, хотя определенно знал, что вижу эту местность впервые.
      И тут бежавший впереди наших лошадей Гварда достиг вершины холма. Он замер на фоне блекло-голубого неба, словно некое черное изваяние, а затем… уселся на свой хвост! Спустя пару минут мы тоже достигли вершины и… тоже остановились. С нее открывался прекрасный вид на небольшую рощицу, среди деревьев которой желтели соломенные крыши маленькой деревеньки… очень похожей на ту самую, которую мы с Поганцем покинули чуть больше часа назад!
      — Так!… — глубокомысленно проговорил Фун Ку-цзы. — Похоже, мы заблудились…
      — Не могли мы заблудиться!… — тявкнул в ответ синсин. — У меня абсолютное чувство направления. Мы двигались все время на запад, и деревня должна быть далеко позади!
      — Однако она совсем недалеко и… впереди! — возразил старик. — Если, конечно, меня не обманывают мои старые глаза!
      — Они тебя не обманывают, учитель, — подтвердил я. — И Гварда тоже прав — деревня должна была быть далеко позади.
      Фун Ку-цзы повернулся ко мне, несколько секунд внимательно смотрел мне в лицо, а затем спросил:
      — И как же ты объясняешь столь вопиющее противоречие?!
      — А никакого противоречия нет, — ответил я. — Просто я допустил некоторую оплошность — забыл о древнем заклинании, действующем в… ну… действующем вообще.
      — Что за заклинание? — немедленно переспросил старик. — Откуда ты про него знаешь, если мне о нем ничего не известно?!
      — Тебе об этом заклинании ничего не известно просто потому, что ты за всю свою жизнь ни разу не посещал Западную пустыню… как, впрочем, и все остальные ныне живущие жители Поднебесной! А мне оно стало известно совсем недавно, во время нашего с Поганцем посещения этой вот деревеньки. — Я кивнул в направлении надоедливого населенного пункта. — Один из местных жителей рассказал мне о нем. Заклинание это, по его словам, очень древнее и суть его действия сводится к тому, что никто из следующих в Западную пустыню не может миновать сей очаг цивилизации!
      Выражался я несколько вычурно по причине сильного раздражения, однако учитель вполне меня понял и посмотрел на расстилавшийся перед нами пейзаж с большим интересом.
      — Так значит, мы не сможем проехать мимо этих домишек? — уточнил он после некоторого раздумья. — Ну а чем, собственно говоря, угрожает нам посещение деревни?
      — Вот этого я сказать не могу… — медленно протянул я. — Но мне хотелось бы проехать… не тревожа местных жителей.
      — Да мы ж их уже потревожили! — воскликнул у меня за спиной Поганец, и Фун Ку-цзы наклонил голову, соглашаясь с замечанием моего ученика.
      — Мы приехали с востока и уехали на восток, так что можно сказать, что через деревню не проезжали. А вот если мы направимся из деревни на запад, в Западную пустыню, неизвестно, что предпримут местные жители… Тем более им уже было сказано, что они недостаточно хорошо охраняют дорогу на запад!
      — Все равно задержать нас они не смогут! — убежденно заявил Поганец. — Да эти крестьяне, как только тебя увидят, сразу запоют благодарственную песнь!
      Я скептически хмыкнул и пробормотал себе под нос:
      — Мне кажется, мы вполне могли бы обойтись и без благодарственных гимнов!…
      И тут в нашу беседу вмешался Гварда. Снова поднявшись на лапы, он посмотрел в небо и негромко протявкал:
      — Надо решать — или еще раз попытаться обойти деревню, или идти прямо! Мы и так потеряли много времени, а оно у нас ограничено.
      Фун Ку-цзы посмотрел на меня, а затем не совсем уверенно произнес:
      — Мне кажется, нам надо ехать через деревню… Если, конечно, ты, Сор Кин-ир, не надеешься справиться с этим старинным заклятием.
      А я и не надеялся с ним справиться. Во-первых, прощупывание окружающего магического фона не показывало какого-либо магического возмущения, а значит, неизвестно было, к какому объекту было привязано это заклинание, а во-вторых, во время нашей первой попытки пройти в сторону Западной пустыни я не уловил момента срабатывания этого заклинания! Потому я, вздохнув, согласился:
      — Ну что ж, давайте попробуем… напрямую.
      Гварда немедленно потрусил вниз с холма, а мы последовали за ним.
      Деревенская улица, на которую мы вскорости выехали, оказалась в этот час безлюдной — местное крестьянство было видимо, занято своим… крестьянским трудом. До середины деревни мы добрались без каких-либо происшествий и встреч, а вот когда уже стала видна противоположная околица деревни, я понял, что незамеченными нам пробраться не удастся — у очищенного мной родника все еще толпился народ! Большинство людей стояли, держа в руках емкие бадейки из толстого бамбука, служившие, по всей видимости, ведрами. И тут я понял, почему мы никого не встретили на деревенской улице — люди с наполненными «ведрами», отходя от родника, шли не между домов, а сворачивали на тропки, огибающие деревенские постройки, что называется, «по задам»!
      Впрочем, долго задумываться над столь странным поведением аборигенов мне не пришлось — народ, толпившийся у родника, заметил нашу компанию, и все разом обернулись в нашу сторону. Гомон, стоявший над толпой, немедленно стих, и местное население в полном молчании, но весьма пристально следило за нашим приближением.
      Не доезжая шагов десять — двенадцать до столпившихся крестьян, я услышал негромкий голос, немного неуверенно произнесший:
      — Смотри-ка, величайший маг Сор Кин-ир вернулся…
      И тут же из толпы раздался встревоженный вопрос:
      — А где же его… ученик?… Ну… этот, маленький, мохнатый… На что последовал совершенно неожиданный ответ:
      — Видно, маг его в старика превратил…
      А мгновение спустя и другое предположение:
      — Или в… собаку!… Лошадь-то его, глянь, без всадника идет…
      «Поганец, значит, опять за свою игру в невидимки принялся!» — с некоторым раздражением подумал я.
      По толпе пронесся вздох, а затем сомневающийся мужской голос пророкотал:
      — Да нет! Собака-то не за магом бежит, сама по себе… Так, видно, приблудилась просто…
      На что синсин, чуть повернувшись в сторону толпы, мимо которой как раз пробегал, коротко пролаял:
      — Сам ты приблудился!…
      Толпа охнула и подалась назад, а из ее середины донесся отчаянный женский голос:
      — Ну, точно, в собаку бедненького мохнача превратили!…
      Пока в толпе делились соображениями о судьбе моего ученика, мы почти миновали ее. И только когда расстояние между нашей компанией и жителями деревни начало увеличиваться, в толпе раздался вопрос, который я ожидал с самого начала:
      — А куда это величайший маг направляется?…
      По округе тут же разлилась такая тишина, что стало отлично слышно, как журчит водичка, перетекая через край сотворенного мной колодца.
      Мы, делая вид, что последний вопрос чисто риторический и к нам никакого отношения не имеет, продолжали неторопливо продвигаться вперед, а толпа молчала — в ее среде, видимо, никто не имел ответа на поставленный вопрос.
      Наконец, когда расстояние между нами стало уже довольно большим, я услышал облегченное:
      — Если тебя это интересует, ты у величайшего мага сам и спроси…
      Деревня осталась позади.
      Когда мы отъехали от населенного пункта примерно на километр, я чуть обернулся и поинтересовался недовольным тоном:
      — Ты что это, ученичок, в прятки решил поиграть?!
      — Ничего я не играл! — пропищал в ответ Поганец. — Просто я дал местному населению тему для разговоров!
      — То есть?! — не понял я.
      — Ну… я догадывался, что ко мне в этом селении относятся с самой нежной симпатией, вот и не… показался им, чтобы они решили, что ты меня… того…
      — И зачем тебе понадобилось делать из меня злодея?… — поинтересовался я.
      — Чтобы они не успели задаться вопросом — куда мы направляемся?
      — И надо признать, что ему это удалось! — с довольной улыбкой констатировал Фун Ку-цзы.
      Мне не слишком понравилось, что моего ученика принялся защищать мой учитель, поэтому я замолчал и перевел свою лошадь на быструю рысь.
      Солнце между тем уже повисло над самым горизонтом, показывая, что день на исходе и пора позаботиться о ночлеге. «И что мы не остались в деревне? — неожиданно подумал я. — Вполне могли переночевать в доме на приличных постелях!…»
      Эта мысль почему-то еще больше испортила мне настроение, однако теперь мое недовольство обратилось против самого меня. Я вдруг понял, что очень недоволен собой, мне показалось совершенно неправильным мое поведение в деревне, мой разговор с Поганцем и местными жителями. Ну а уж то, каким образом я расправился с животиной в колодце, просто вопиющим безобразием — вполне возможно, что с этой… живностью можно было договориться по-хорошему, а я!… Размахался заклятиями!… Сила есть — ума не надо!… Я отвлекся от своей самокритики и огляделся. Солнце, наполовину спрятавшееся за горизонт, светило прямо в глаза, так что я не сразу понял, что травянистая, чуть всхолмленная равнина, по которой мы ехали, заметно изменилась. Нет, холмы впереди и по бокам все так же шли равномерными увалами, а вот трава… Трава начала исчезать! Сбоку и позади нас еще виднелись отдельные зеленые полянки, а впереди они почти совсем исчезали, и желтовато-коричневая земля холмилась неприятно голая… спекшаяся… мертвая.
      — Вот и Западная пустыня началась… — раздался негромкий голос синсина из-под копыт моей лошади.
      Я опустил глаза и увидел, что Гварда споро бежит рядом со мной. Поймав мой взгляд, он добавил:
      — Может быть, стоит уже остановиться на ночлег?… Старый учитель совсем вымотался, лошадка его доконала.
      Я оглянулся. Фун Ку-цзы трясся позади настолько далеко, что в угасающем солнечном свете казалось, будто в седло поставлен стоймя плохо набитый мешок. Мне стало стыдно — я же знал, что старик плохо переносит верховую езду, и все-таки гнал свою лошадь, заставляя его терпеть ненужные неудобства.
      Я обернулся к притихшему на своей лошади Поганцу:
      — Гварда прав, давай-ка, ученик, разбивать лагерь…
      Моя умная лошадка остановилась на одном из последних клочков земли, покрытых невысокой, но достаточно густой травкой. Ни о каких дровах речи, конечно, не могло и быть, однако я сочинил небольшое заклинание, и скоро прямо над зеленеющей травой вспыхнул небольшой огонек. Поганец соорудил некое подобие треноги и пристроил над костерком небольшой котелок, в котором скоро забурлила вода.
      Фун Ку-цзы подъехал к месту стоянки, когда уже все приготовления были закончены, и тяжело соскользнул с седла на землю. Я помог старику устроиться возле огня, а он, усевшись, неожиданно улыбнулся и сказал:
      — Если бы мы шли пешком, обузой был бы кто-нибудь другой!…
      — Но, учитель, никто не считает тебя обузой! — воскликнул я совершенно искренне.
      — Достаточно того, что я сам себя ею считаю, — спокойно возразил старик. — Когда я решил отправиться с тобой, мне казалось, что я смогу быть полезным если не своим боевым мастерством, то хотя бы своевременным советом. Однако пока что я чувствую себя… м-м-м… излишеством!
      — Все мы — излишки этого мира! — неожиданно подал свой голосок Поганец, протягивая Фун Ку-цзы глубокую керамическую чашку с дымящимся чаем. — И рано или поздно он выкинет нас из своих просторов!…
      Старик принял чашку и слегка удивленно посмотрел на малыша:
      — Да ты философ! И что же следует из этого твоего постулата?!
      — А то, что пока еще ты существуешь в этом Мире, хватай все, до чего сможешь дотянуться!
      — А если ты можешь дотянуться до… песчаной блошки? — Фун Ку-цзы улыбнулся и сделал аккуратный маленький глоток. — Ее тоже надо хватать?…
      Поганец растерянно застыл на месте, соображая, что можно ответить на вопрос мудреца, а тот наклонился в мою сторону и пояснил:
      — Дело в том, что песчаная блошка — весьма ядовитое создание, и хватать ее я никому не посоветовал бы… Даже если ты можешь до нее дотянуться.
      И он сделал еще один глоток чаю.
      — Кстати, уважаемый Сю, твой учитель постоянно подает тебе примеры совершенно иного поведения, только ты упрямо стоишь на своих… э-э-э… ложных принципах.
      — Это чем же они ложны?… — спокойно, без всякой обиды, что было странно, спросил Поганец. При этом он налил чашку чаю для Гварды, сунул ее под нос лежащему на траве синсину и положил рядом с ней кусок копченого мяса. Затем, поглядывая на старика, задумчиво прихлебывающего чай, он наполнил чашку для меня и только после этого налил чаю себе. Только когда малыш уселся рядом со мной на траву, Фун Ку-цзы снова заговорил:
      — Ты когда-нибудь задумывался над причинами своих несчастий, Сю? Ведь ты же не можешь назвать свою жизнь… безоблачной?
      Поганец пожал плечами:
      — А у кого она безоблачна?! Или в твоей жизни было мало… облаков, туч, гроз?! Этот мир никому не обеспечивает «безоблачной» жизни!
      — Ты прав, Сю, этот мир не обеспечивает «безоблачной» жизни, — неожиданно согласился Фун Ку-цзы. — Но он устроен таким образом, чтобы человек мог… бесконечно совершенствоваться!… А бесконечное совершенствование человека возможно только в постоянном и вечно незавершенном процессе учения и воспитания…
      — Да, может быть, я не хочу совершенствоваться! — возмущенно воскликнул Поганец. — Может быть, вместо того, чтобы вечно учиться и воспитываться, я хочу… просто жить! Жить и наслаждаться жизнью!!
      Фун Ку-цзы молчал, с легкой улыбкой на губах рассматривая вскочившего на ноги малыша. Только когда тот, немного успокоившись, снова уселся на свое место, старик негромко проговорил:
      — Каждый, кто задумывается о своем предназначении в этой жизни, рано или поздно понимает, что предназначение это заключается в личном совершенствовании. А совершенствование достигается только неустанным кэ цзи — превозмоганием себя. Это и есть Дао человека, путь в котором он духовно мужает, очеловечивает сам себя. Притом делает это непременно в общении с другими людьми. Никто не требует от тебя, Сю, чтобы ты отказывался от влечений своего сердца, но следовать им надо, не нарушая правил…
      — Да!… — не слишком уверенно усмехнулся Поганец. — И кто же эти правила установил?!
      — Природа… — просто ответил Фун Ку-цзы. — Именно она всегда стремится к подвижному равновесию внутреннего и внешнего, воспитания и непосредственности, свободы и закона…
      — Добра и Зла… — негромко добавил синсин.
      Фун Ку-цзы посмотрел на Гварду и кивнул:
      — Добра и Зла…
      — Все, что ты говоришь, правильно, учитель, и мне это близко, — задумчиво проговорил я. — Но много ли людей в Поднебесной следуют этому… учению? Разве большинство не поддержало бы в вашем споре Поганца?!
      — Вот именно!… — тут же ощерился Поганец в довольной улыбке. — Уверен, что девять из десяти скажут, что мое отношение к жизни совершенно правильно!
      Однако старик не стал возражать малышу. Вместо этого он посмотрел на меня долгим взглядом и с некоторой горечью произнес:
      — Истина не перестает быть истиной, даже если большинство ее не видят, не приемлют. Мне казалось, ты это понимаешь.
      И после этих слов он, словно бы потеряв интерес к разговору, улыбнулся:
      — Но я затеял спор, а нам пора отдыхать!… Завтра нас снова ожидает дорога.
      Поганец хмыкнул и, выплеснув остатки чая из своей чашки на землю, поднялся, чтобы спрятать освободившуюся посуду в мешок. Закончив уборку, Поганец улегся рядом с синсином, и вскорости их дыхание стало ровным, размеренным. Фун Ку-цзы, вызвавшийся дежурить первым, сидел неподвижно, задумчиво глядя в огонь, а я никак не мог заснуть. Мне не давал покоя вопрос, зачем старик затеял этот в общем-то ненужный спор. Наконец я не выдержал и шепотом спросил:
      — Учитель, мне кажется, ты напрасно пытаешься… образовать Поганца. Он такой, какой есть, и вряд ли станет другим…
      Фун Ку-цзы долго молчал, а затем, так же шепотом, ответил:
      — Я вижу, что у него появилась привязанность… Похоже, он всерьез считает тебя своим учителем, потому я и обратил внимание на ваше столь различное мировоззрение. Ведь Сю очень умен, вот только…
      Тут он оборвал сам себя и, повернув лицо в мою сторону, так что я заметил его блеснувшие глаза, с некоторой хитринкой в голосе спросил:
      — Ты заметил, насколько его раздражает твой альтруизм… твое бескорыстие?
      Тут я несколько растерялся, поскольку никогда не считал себя ни альтруистом, ни бескорыстным человеком, но ФунКу-цзы не заметил моей растерянности.
      — Для Сю Чжи это настолько необычно, что он никак не может понять твоего поведения и от того… тревожится… Он начал сомневаться в себе, в правильности своего жизненного кредо. Тем более что твое бескорыстие очень часто приносит тебе… выгоду! Неужели ты этого не видишь?!