Я проснулся посреди ночи. Вокруг стояла совершенная тишина, необычная тишина для такой светлой ночи. Полная луна, висевшая высоко в небе, была похожа на плоское серебряное блюдо, расписанное мелкими чернеными узорами, а совсем рядом с этим блюдом висела небольшая медная монета — вторая луна гораздо меньшего размера и угрожающе красного цвета. Именно она добавляла в сияющее ночное освещение некий зловещий красноватый тон.
      В моей освещенной ночным светилом спальне, помимо кана, на котором я лежал, находился еще небольшой столик со стоявшими на нем тазом и кувшином. По-видимому, это было место для умывания. Висевшее над этим столиком небольшое зеркало в тоненькой деревянной окантовке отбрасывало лунный луч, ложившийся на пол серебристым бликом, показавшимся мне… необычным. Сначала я не понял, что меня смутило, а потом до меня дошло — зеркало было прямоугольным, а отбрасываемый блик… овальным!
      Медленно поднявшись с лежанки, я шагнул к этому серебристому овальному пятну и присел чуть сбоку от него. Нет это было не отражение лунного луча, на полу лежала ртутно поблескивающая лужица, по которой пробегали странные красноватые отблески, словно над этой лужицей… пылал потолок.
      Я невольно поднял глаза кверху, к царившей там темноте, и угадал! Нисколько не разгоняя темноту, прямо над лужицей багряно пылало… лицо! Овальное, с круглыми, толстыми щеками и подбородком, мясистым носом, открытыми, вытаращенными глазами без радужной оболочки и зрачков, оно казалось бы некоей маской, если бы не гримасы, которые, мгновенно меняясь, не искажали бы этого странного облика. Можно было подумать, что это вынырнувшее из темноты небытия нереальное лицо рассматривает себя в столь же нереальном зеркале, лежащем на полу, и строит самому себе рожи! И рассматривание это было очень пристальным, словно некто пытался высмотреть своими незрячими глазами в самом себе некий скрытый дефект!
      Несколько секунд я наблюдал за этими гримасами и вдруг почувствовал, что лицо заметило меня. Нет, оно не перестало гримасничать, но я как-то сразу понял, что теперь оно не смотрится в зеркало, оно… корчит рожи мне! Оно старается вывести меня из равновесия!!!
      Я невольно рассмеялся.
      «Разве я смешно?!» — появилась в моей голове совершенно не моя мысль.
      «Смешно и нелепо!» — весело подтвердил я.
      «И тебе совсем не страшно?!»
      «А что меня могло испугать?!»
      «Ты не боишься Зла?!!»
      Внутри у меня похолодело, я вспомнил и четыре ступени крыльца, и то, что притаилось в фундаменте дома. Зло!!!
      «А!!! Вот ты и испугался!!!» — блеснула в моей голове чужая радость.
      «Да, — согласился я, — жутковато… Только испугался-то я не тебя!»
      «А чего же?»
      «Того, что… внизу…»
      «Внизу?… Так посмотри вниз!»
      Я чисто машинально опустил глаза и уперся взглядом в ртутное зеркало. В этом зеркале отражалось странно искаженное, дергающееся, гримасничающее лицо… Мое лицо! Я, присматриваясь, наклонился чуть ниже, и мое тело, словно ожидавшее именно этого движения, немедленно потекло начало плавиться, испаряться, становиться туманной дымкой, паром… И эта вначале расползающаяся во все стороны дымка вдруг потянулась к мерцавшему красноватыми отблесками зеркалу и стала втягиваться в него, просачиваться сквозь настил пола, сквозь камень фундамента… в глубь земли. А мой разум затухал, терял ощущения цвета, запаха, вкуса… Мой разум растворялся в блеске зеркала, твердости камня, размягченности глины…
      И пришло Ничто! Ничто!! Ничто!!!
      И кончилось Ничто! Ничто!! Ничто!!!
      Я сидел на шатком табурете у торцевой стены узкой длинной комнаты, облицованной плохо обработанным известняком. Мои ладони свободно лежали на коленях, однако ощущение у меня было такое, словно меня сковали по рукам и ногам! К тому же мне… перехватило горло… Нет, я не был простужен, у меня не было ангины, но я был совершенно уверен, что не смогу сказать ни слова!
      В двух шагах от меня прямо из каменного пола торчала странного вида скоба, поддерживавшая длинный факел. Его трепещущее пламя, начисто лишенное дыма, было необычного сине-зеленого цвета, от чего по всей комнате метались быстрые холодные всполохи.
      Не успел я оглядеться, как из-за моей спины раздался тонкий чистый голос:
      — Зло будет задавать вопросы?…
      И тот же самый голос ответил:
      — Да!…
      И немедленно раздался другой, низкий, хриплый голос, больше похожий на рычание. Этот голос доносился прямо из… трепещущего передо мной пламени.
      — Зло будет давать ответы?… — и тот же голос ответил сам себе:
      — Да!…
      — Тогда начнем!…— громко произнесли оба голоса и-умолкли.
      «Интересно, что это за голоса?… — подумал я. — Кому они принадлежат?… И кому собираются задавать вопросы? Если мне, то вряд ли они дождутся ответа!» Я хотел обернуться назад, чтобы определить, кому принадлежит тонкий голос, но понял вдруг, что этого делать нельзя, к тому же из-за моей спины тоненько прозвучало:
      — Что это за существо, сидящее перед нами и выдающее себя за человека?…
      Короткое молчание, а затем ответ тем же тоненьким голоском:
      — Маг в тридцать четвертом поколении из Мира, лишенного магии!… Дорвался до Силы и думает, что ему все можно!!
      — Зачем этот… маг пришел в мир Поднебесной? — хрипло полыхнуло из мечущегося пламени факела. И тут же оттуда же прогрохотал ответ:
      — В поиск!…
      Снова короткое молчание и снова вопрос тоненьким голосом:
      — Он найдет то, что ищет?!
      — Теперь уже вряд ли! — ответил он сам себе.
      — Чем он занят, кроме поиска?! — рыкнуло из синего пламени, и тут же прохрипело в ответ:
      — Самоутверждается!!!
      Именно после этого слова в моей груди словно что-то взорвалось, а потом с левой стороны вдруг стало невыносимо горячо, как будто на этом месте вспыхнуло незримое пламя. И из моего сдавленного немотой горла вырвалось:
      — Неправда!
      Мне казалось, что я отвечаю со всей твердостью, со всей убежденностью в правоте своей цели, но… не получилось. Из моего горла выскользнул некий крайне неубедительный звук, похожий на… едва понятное оправдание. Однако и этот блеющий звук породил странное замешательство в звучавших столь увренно голосах.
      — Он что-то сказал?!! — удивленно пискнуло у меня за спиной.
      — Нет!… Этого не может быть! — прохрипело из факела нарушая парность ответов и вопросов.
      — Сказал! Сказал!! Сказал!!! — тонюсенько заверещало за моей спиной с ноткой истерики.
      — Нет!!! Он не мог ничего сказать по условиям Допроса!!! Ни один маг ничего не может сказать в Карцере Истины Зла!
      Нечто, лежащее на моей груди с левой стороны, жгло меня все сильнее, и это жжение словно растапливало стискивающую мое горло удавку.
      — Но!… — пискнуло позади меня, однако я перебил этот писк. На этот раз мой голос прозвучал гораздо уверенней:
      — Я сказал, что это неправда!!
      Долгое, долгое молчание, а потом слабый, как бы извиняющийся писк за спиной:
      — Что — неправда?…
      — То, что я самоутверждаюсь!
      На этот раз мой голос прозвучал так, как он звучал обычно — уверенно, чуть насмешливо, спокойно.
      — Кажется, я ошиблось?… — хрипануло из факела. — Да, я было неправо!
      — Неправо?… — пискнуло за спиной. — Прошу простить за ошибку… Этого больше не повторится… Я просчиталось!…
      — Теперь ты будешь отвечать на мои вопросы!! — гаркнул я, наполняясь неожиданной яростью.
      — Я не могу… — заюлило тонюсенько за моей спиной. — Я отвечаю только на свои вопросы… Я не…
      — Ты собираешься мне противоречить?!! Ты посмеешь?!!
      Не знаю, откуда у меня взялась эта… наглость, но я вдруг почувствовал, что вести себя с этими голосами, с этими допрашивающими нужно именно так! И сразу же после сказанного я понял, что мои руки и ноги свободны. Моя правая рука со сложенными щепотью пальцами медленно поднялась кверху, и внезапно изменившимся, громовым голосом я пригрозил:
      — Еще одно возражение — и я тебя… погашу!! Навсегда!!!
      — Я повинуюсь!…
      — Я отвечаю!…
      Тоненький писк за спиной и хриплый напряженный шепот из пламени факела слились в один возглас:
      — Кто ты?!
      Я ткнул пальцем в факел… Чуть ли не в самое пламя.
      — Зло… — ответил хриплый шепот.
      — Кто ты?!
      Я указал себе за спину.
      — Зло… — пискнуло у меня за спиной.
      — Что тебя породило?!
      Я снова указал на пламя.
      — Предательство… Убийство… Непохороненный мертвец…
      С каждым словом хриплый шепот становился все тише.
      — Кому ты служишь?!
      На этот раз я не показал, какой ипостаси Зла следует отвечать, и после секундной заминки ответ последовал из-за моей спины:
      — Сильнейшему…
      — Мне!!! — тут же взревел я.
      — Теперь… тебе… — согласились два шепота, хриплый и писклявый.
      Голоса стали совсем слабыми, и я их едва различал. Тем не менее я задал еще один вопрос:
      — Кому вы служили до меня?!
      — Цзя Шуну… — прошептало пламя.
      — А до него?!
      — Косоглазому Ся, но Цзя Шун убил его… — ответил тоненький, едва слышный голос.
      — После того, как я начало служить ему… сильнейшему… — Добавил хрип.
      И вдруг, не дожидаясь очередного моего допроса, тоненький голос взмолился, похоже, из последних сил:
      — Отпусти меня… иначе я могу… угаснуть…
      — Ты свободно… — произнес я и добавил с угрозой: — Но помни!…
      Факел погас, и все вокруг погрузилось в темноту. И почти сразу же я понял, что лежу навзничь на своем кане с закрытыми глазами… что я только что… проснулся!
      Это был мой Третий сон в Поднебесной.
      Открыв глаза, я убедился, что ночь еще не кончилась, хотя ночная темнота уже начала размываться предрассветным сумраком. Однако спать мне совсем не хотелось, да и с левой стороны груди все еще чувствовалось приятное жжение.
      «Надо же! — насмешливо подумал я. — В этой… Поднебесной сны у меня настолько реальны, что наблюдаются остаточные явления!»
      Я поднес руку к груди и… вскрикнув, рывком сел на постели — моя верная джинсовая куртка обжигала, как раскаленный металлический лист. Впрочем, я сразу же догадался, что раскалилась совсем не куртка, а лежавшая в ее кармане каменная книжка!
      Мысли мои лихорадочно заметались, и первая из них была: «На кой черт я взял эту книженцию с ее алтаря?! Она ж меня поджарит!!» Однако тут же мне в голову пришло то соображение, что телу моему жар, исходящий от книги, никакого вреда не причинял, более того, ее… тепло было даже приятно, а вот когда я попытался ее пощупать, она ответила ожогом!
      «Так может быть, этот… камешек… защищается?! От… изъятия!»
      Мыслишка, конечно, была нелепая и смешная, но достаточно хорошо объясняла все происходящее. И вдруг я вспомнил… Сон!!! Я торопливо начал проверку своего магического кокона и сразу же понял, что тот не только на своем месте, но к тому же здорово увеличился и… уплотнился. Уплотнился настолько, что мне показалось, будто я в состоянии просто пощупать его руками!! Поскольку я сам никаких магических действий не предпринимал, да и не мог предпринять, изменения моего состояния приходилось отнести на счет… этой самой книжечки. Похоже, во время моего сна на мою особу и в самом деле было произведено… нападение, и именно она защитила меня!
      Я еще раз, теперь уже гораздо осторожнее, поднес руку кгруди. Жар значительно спал, ладонь ощутила только легкое тепло.
      И вдруг та напряженная растерянность, которая охватила меня при пробуждении, схлынула, возвращая мне привычную насмешливую иронию. Судя по моим рассуждениям, я начал отождествлять свое «Я» не только со своим бренным телом, но и с окутывающим его коконом Силы! Иначе с чего бы это мне употреблять обороты типа «…изменения моего состояния отнести на счет…».
      «Растем над собой! — насмешливо подумал я. — И ввысь и вширь!»
      Я встал с кана и подошел к окну, выходившему во двор усадьбы. Несмотря на очень раннее время, народ в «Полете зимородка» уже проснулся. Над одним из домиков, притулившихся у задней стены усадьбы, вился легкий синий дымок, а в следующий момент я увидел молодого паренька, протащившего именно к этому домику вязанку дров. Из дверей соседнего домишки появилась женщина с ведром в одной руке и какой-то тряпицей в другой. Торопливым шагом она проследовала к стоявшему чуть поодаль сараю и перед тем, как войти внутрь, вдруг оглянулась на наш павильон. Я заметил, что на лице ее было написано любопытство. Затем от самого дальнего строения по направлению к дому с топившимся очагом величественным шагом проследовал управляющий.
      Идиллия!
      Спать мне совершенно не хотелось, и я готов был к началу дневных трудов. Однако прежде всего мне надо было выяснить пару волновавших меня вопросов. Поэтому я снова вернулся к кану, улегся, закрыл глаза и, представив себя в виде некоего злющего божества, властно позвал:
      «Зло!…»
      В глубине души я не слишком рассчитывал на ответ, но он прозвучал немедленно и вполне явственно:
      «Слушаю тебя, господин…»
      «Что ты делало с попадавшимися тебе… магами?»
      «Они становились послушниками Велико… Цзя Шуна…»
      «А с простыми людьми?…»
      «По-разному… В зависимости от того, из какого кувшинка их поили…»
      Я немедленно вспомнил о трех кувшинах, стоявших на полке в столовой!
      «Кто еще знал о твоем существовании, кроме Цзя Шуна?»
      «Никто… Хотя кто-то, наверное, догадывался, что в „Полете зимородка“ не все… чисто».
      «А управляющий усадьбой „Яшмовые ворота“?…»
      «Это один из людей Цзя Шуна… Один из тех, кто рекомендовал приезжим „Полет зимородка“ в качестве временного жилья».
      «Свободно!» — скомандовал я и открыл глаза. Перед ними в полной темноте плавали яркие разноцветные круги. Я снова прикрыл веки и несколько минут бездумно лежал, просто отдыхая. Когда я снова открыл глаза, все было в порядке — я вполне отчетливо видел окружающую обстановку. Похоже, общение с моим вновь приобретенным… рабом требовало серьезных нервных затрат!
      Поднявшись с кана, я подошел к столику с умывальными принадлежностями и обнаружил в кувшине чистую прохладную воду.
      «То, что надо!…» — с удовлетворением подумал я и щедро вылил половину кувшина в таз. Затем, чуть подумав, я стянул с себя куртку и, оставшись в майке, принялся плескаться. Окончательно согнав с себя остатки сна, я вытерся небольшим полотенцем, лежавшим на столике рядом с тазом, и тут мне вдруг вспомнилось начало моего ночного кошмара. Я поднял глаза на зеркало. Ничего особенного я не увидел — зеркало как зеркало, только, на мой вкус, мутновато. Я несильно толкнул его пальцем, и оно качнулось из стороны в сторону, едва слышно зашуршав по стене.
      Одевшись, я вышел из спальни и направился во двор, поскольку именно там располагались «удобства». Со двора я прошел в столовую и с удивлением увидел, что завтрак уже накрыт, более того, за столом бодро восседал Поганец, уписывая за обе щеки сваренную на пару соргу с какой-то, похоже, мясной подливой и запивая все это вином из большой кржки. Увидев меня, он торопливо сглотнул и заверещал:
      — Ну и здоров ты поспать, учитель!… Так ведь и без завтрака остаться можно!…
      Я присел к столу напротив него, наложил себе горячей сорги, полил ее соусом и попробовав на вкус, остался доволен.
      — Удалось вчера выяснить что-нибудь новое? — спросил я Поганца, принимаясь за еду.
      Тот кивнул и принялся неторопливо докладывать:
      — Пленников держат в малом павильоне, в яме… Постоянная охрана — четверо цзиней, двое в человеческом обличье, двое в зверином. Меняются они парами через каждые четыре часа. Сам павильон стоит в глубине двора, почти у самой задней стены. Сзади подобраться не удастся — по стене ходит городская стража. Хозяина они ждут ночью, накануне открытия праздника, ну и поскольку Великие маги первыми вносят Дань Желтому Владыке, можно рассчитывать, что до вечера первого дня праздника пленными заниматься не будут.
      Тут малыш прихлебнул из стоявшей рядом с ним кружки и резко сменил направление разговора:
      — Да, нашли нашего попрошайку… ну, Ванга-даоса. Так вот, его убийство приписывают каким-то грабителям, причем управляющий, тот, который назвался Сян Шеном, убежден, что их быстро поймают, — оказывается, деньги, которые он дал старику, меченые.
      — Не думаю, что Гварда забрал деньги у убитого… — с сомнением протянул я.
      — Нет, конечно, — немедленно согласился Поганец. — Он только перерезал ему горло, и больше ничего…
      — Что значит — перерезал?… — удивился я.
      — А ты что, не знаешь, как убивают синсины?… — ощерился в улыбке Поганец. — У них, знаешь ли, на лапах имеются такие убирающиеся коготочки-кинжальчики вот такого размера. — Он вытянул указательный палец, показывая величину синсиновых коготков. — И целятся они, как правило, в горло. Обычно после удара синсина остается четыре параллельных пореза, а наш Гварда, видимо, владеет какой-то особой техникой — у старика горло взрезано одной раной, словно работали ножом.
      Он снова улыбнулся и наклонился над своей миской.
      — Сколько же ты времени провел вчера в «Яшмовых воротах», что узнал столько интересного? — с улыбкой спросил я
      — Не слишком долго, — невнятно пробормотал он, не переставая жевать. — Часа два…
      В этот момент в столовую вошла Шан Те. Девушка выглядела прекрасно, только что умытое лицо сияло свежестью, глаза лучились, а губы, казалось, были готовы улыбнуться.
      — А вот и наша принцесса!! — завопил Поганец, размахивая своей черпалкой и разбрасывая вокруг себя зерна сорги. — Как спалось на новом месте?!
      — Прекрасно. — Ее губы, как я и ожидал, сложились в улыбку. — Правда, посреди ночи Гварда вдруг принялся скулить, но быстро перестал.
      — Видно, он какую-то неприятность почуял! — авторитетно заявил Поганец.
      Шан Те присела к столу и оглядела выставленные закуски. Однако положить на свою тарелку она не успела, в комнату вплыла матушка Лю со скворчащей сковородкой в руках и строго сказала:
      — Госпожа, ваш завтрак готовился отдельно! Вот масляные палочки, к которым будет подан свежий шаньский чай и горный мед.
      Она переложила из сковороды в миску Шан Те обжаренные в масле довольно длинные жгуты из теста, вышла из столовой и тут же вернулась, неся в руках небольшой поднос, на котором стояли белый фарфоровый чайник, маленькая чайная чашечка и мисочка со светлым медом. Выставив все это перед девушкой, матушка Лю бросила на нас с Поганцем строгий взгляд и предупредила:
      — Не отвлекайте госпожу разговорами, дайте ей спокойно позавтракать!…
      Помедлив минуту, словно ожидая наших возражений, она повернулась и вышла из столовой.
      Поганец скорчил ей вслед удивительно противную физиономию, а девушке обиженно заявил:
      — А тем, кто объедается масляными палочками, в то время как я… как мы с учителем давимся сухой соргой, я ничего интересного рассказывать не буду!…
      С этими словами он соскочил со стула и гордо удалился. Шан Те растерянно посмотрела ему вслед и, повернувшись ко мне, спросила:
      — Он что, в самом деле обиделся?! Но я сама не ожидала, что матушка Лю будет так меня… э-э-э… опекать!… Если он хочет палочек, я могу ему отдать их все!…
      В ответ я улыбнулся и совершенно неожиданно для девушки произнес:
      — Теперь я понимаю, почему ты влюбилась в садовника.
      Шан Те растерялась еще больше.
      — Я не понимаю, при чем тут… садовник! — чуть ли не со слезами воскликнула она. — Что общего между обидой Поганца и… садовником?!
      — У тебя, милая девушка, совершенно отсутствует здоровое высокомерие, присущее высокопоставленным особам. Это небольшой, но серьезный изъян в твоем воспитании. Будь у тебя это качество, ты, во-первых, никогда не обратила бы внимания на садовника как на возможный объект… влюбленности, а во-вторых, только улыбнулась бы в ответ на выходку Поганца!…
      Я посмотрел на приоткрытую дверь столовой и мгновенно понял, что мой ученичок подслушивает. Именно поэтому я довольно презрительно добавил в его адрес:
      — Тоже мне нашелся, демократ ушастый!…
      Повернувшись к девушке, я хотел продолжить свое наставление по поводу самовоспитания властвующих особ, но мне не дали этого сделать. Поганец вынырнул из-за двери, как чертик из бутылки, и принялся верещать:
      — Да!! Я демократ!! Да!! Я ушастый!! Ну и что?!! Это не повод закармливать девчонку у меня на глазах деликатесами, в то время как я питаюсь… э-э-э… походными концентратами!!
      Тут он увидел, что я готов расхохотаться, и принял свою боевую стойку — развернул уши, поднял шерсть дыбом, вытаращил глазенки и оскалил все свои семьдесят четыре зуба.
      — И в этом нет ничего смешного!!! Что вы будете делать если я, ваш единственный проводник в… э-э-э… катакомбах дна столицы, получу заворот кишок и скончаюсь в жутких муках у вас на глазах?!
      Огорошив нас такой жуткой перспективой и поставив в безвыходное положение, он гордо подбоченился и, посверкивая глазами, замолчал, ожидая ответа.
      Шан Те, совершенно растерявшись, переводила испуганные глаза с маленького нахала на меня и обратно, не зная, что можно сказать, а я, давясь от сдерживаемого хохота, решил ей подыграть:
      — Да, милая моя, без Поганца нам будет очень плохо… Просто невыносимо…
      Дальше продолжать я не мог, и, чтобы хоть немного усмирить вырывающийся смех, замолчал, горестно покачивая головой. Только немного успокоившись, я продолжил:
      — Как же это мы с тобой, принцесса, не сообразили, что у столь маленького существа должен быть очень нежный желудок, ну и… весь остальной пищеварительный тракт?! Как мы могли допустить, чтобы он без всякого ограничения хлестал вино и заедал его непомерным количеством пампушек, ватрушек и уток по-пакитски?! Этакая промашка!!! Но теперь все! Теперь я лично буду следить за диетой своего ученика — утром три масляные палочки, вечером пять отварных побегов молодого бамбука. И все!!! Никакого вина и пива, только три чашки чаю в день… без меда! — Тут я обратил свой взор к девчонке и проникновенно добавил: — Мед ведь пробуждает аппетит…
      Видимо, Шан Те все-таки сообразила, что я не совсем серьезен, поскольку уже в середине моей тирады принялась энергично кивать, показывая, насколько полно она поддерживает мое решение.
      Теперь уже испугался Поганец. Увидев, что мы с приницессой единодушны в деле защиты его персоны от переедания, он свернул уши, пригладил шерстку и принял самый удивленный вид.
      — У кого слабый желудок?!! — вскричал малыш, как только пауза в моем монологе позволила ему сделать это. — У кого нежный… этот… кишечный трактат?…
      Однако я, не обращая внимания на этот вопль испуганной души, самым суровым тоном обратился к Шан Те:
      — И я самым категорическим образом требую, принцесса, чтобы ты прекратила… э-э-э… прикармливать Поганца! Не вздумай подсовывать ему какую-либо еду тайком от меня — я не хочу потерять моего единственного и любимого ученика… безвременно!…
      Шан Те серьезно покивала головой, хотя в ее глазах уже горело пламя сдерживаемого смеха.
      — Да ты что, учитель?!! — завопил во всю силу своего фальцета Поганец. — Да мой желудок способен вместить черепаху Ао вместе с тремя горами, что стоят у нее на спине!… И как же можно… это… на одном чае, учитель! Чай не пиво, много не выпьешь!
      — Пиво!… — с сомнением проговорил я. — А заворот кишок?…
      — Какой заворот, учитель, — с непередаваемым энтузиазмом воскликнул Поганец, — с моим-то кишечным трактатом!… Да я могу пропустить сквозь себя Хо в период разлива и даже не поморщусь!… Да три чашки чаю в день для меня — засуха! Я зачахну и скукожусь!