— Конечно!… — воскликнул Поганец. — Как я мог забыть! Пять больших бутылей чанджоуского!…
      Официант довольно улыбнулся, снова опустил свой поднос на стол и открыл свою книжечку. Вписав в нее еще строку, он посмотрел на Поганца, потом перевел взгляд на меня и, обращаясь ко мне, сообщил:
      — Ваш обед будет стоить два яня…
      Я достал небольшой мешочек с отложенными для прогулки деньгами и протянул ему две монетки. Официант с поклоном принял плату и через секунду исчез вместе со своим подносом.
      А я повернулся к Поганцу:
      — Слушай, ученик, а ты не маловато вина заказал?… Ну что такое пять больших бутылей для нашей огромной компании?!
      Однако мохнатого малыша совершенно не смутил мой насмешливый тон. Покачав головой, он пояснил:
      — Я просто экономлю наши деньги…
      «Вот как?! Уже и „наши“?!!» — подумал я, а Поганец продолжил:
      — Если ты будешь заказывать по одной бутылке, то каждая последующая будет стоить дороже. Сейчас же с нас взяли, как с оптовых покупателей! Если мы не выпьем всего, что заказали, то оставшееся мы сможем вернуть хозяину и получить деньги обратно!…
      Тут его пояснения прекратились, поскольку около стола снова материализовался официант. На этот раз на его огромном подносе красовались вполне нормальные миски, содержавшие закуски, заказанные Поганцем, и… пять темных бутылей емкостью около литра известного содержания. Рядом со столом была быстро установлена маленькая жаровенка некоей странной конструкции, и на нее тут же водрузили одну из принесенных бутылок. Кроме закусок около каждого из нас были поставлены небольшие чашки, разложены черпалки, а кроме того, совсем крошечные чашечки тонкого фарфора, явно предназначенные для вина.
      Быстро оглядев стол, я взглянул на официанта:
      — Нам необходимы еще… две чистые чашки…
      На лице у служителя этого «храма желудка» не дрогнул ни один мускул.
      — Да, конечно, господин…— быстро проговорил он. — Прошу простить за оплошность!…
      Буквально через секунду требуемые чашки стояли на столе. Я взглядом отпустил официанта и заглянул под стол:
      — Тебе чего хочется?
      Гварда оскалил клыки в улыбке и ответил:
      — Курочки и… печеных яиц.
      — А я и не знала, что ты гурман!… — раздался голос Шан Те от противоположного края стола. Она также наклонилась и с улыбкой смотрела на синсина. Тот смущенно отвел глаза и пробормотал:
      — Нехорошо отказываться, когда потчуют от всего сердца…
      — А вино будешь?… — не удержался я от улыбки.
      Гварда только согласно мотнул головой.
      — Я наложил в миску холодной курятины, добавил несколько черных яиц и поставил закуску перед Гвардой. Поганец в это время снял с жаровни подогретое вино, ловко выдернул торчавшую из горлышка деревянную пробку и разлил вино, наполняя крошечные чашечки до краев. Наполнил он и протянутую мной чашку Гварды, а когда я поставил ее под стол, заглянул туда же и пропищал:
      — Приятного аппетита, Гвардик!…
      Вино было густое, темное, с приятным фруктовым ароматом, но, на мой вкус, слишком сладкое. Курятина оказалась очень нежной, а черные печеные яйца — невыносимо жгучими… так что пришлось выпить еще по чашечке вина, ну а под фаршированные баклажаны сам бог велел!…
      Спустя некоторое время на стол нам поставили блюдо исходящей паром сорги, а к нему восемь судков с приправами, еще одно блюдо, как я понял, с уткой по-пакитски и большой фарфоровый судок, прикрытый крышкой. А мы… открыли следующую бутылку.
      Подогретое вино с уткой по-пакитски произвели на меня самое благоприятное впечатление, а поскольку первый голод был уже утолен, нас, естественно, потянуло на беседу, и первым, конечно, развязался язык у Поганца:
      — А что, учитель, ты сможешь еще раз показать фокус с крапивной подливкой?! — И его мохнатая физиономия расплылась в довольной улыбке. Но ответить ему я не успел, прямо над моим ухом прозвучал шепелявый с трещинкой голос:
      — Не угостят ли веселые господа бедного старика чашечкой вина?…
      Я обернулся на голос. Около нашего стола, совсем рядом с моим стулом, стоял старик в драном подобии халата, накинутом на голое тело. Ноги его были босы, а плешивая голова не покрыта. Лицо, худое, даже изможденное, было изрезано мелкими частыми морщинами, а длинная, реденькая и весьма неухоженная бороденка как-то странно подергивалась. И только узко прорезанные, ясные синие глаза смотрели пристально, с изучающей хитринкой.
      Настроение у меня было прекрасное, закуски на столе — вдоволь, так что я в порыве благодушия кивнул и, чуть запнувшись, проговорил:
      — Хорошо, старик, я выпью с тобой!… Вот только мы сейчас чашку для тебя потребуем…
      Я хотел подозвать официанта, однако старик опередил меня:
      — У меня с собой есть чашка, господин!…
      И он выдернул из рукава довольно поместительную кружку, раза в четыре превышавшую емкостью наши чашечки. Я улыбнулся, хмыкнул, но наполнил его кружку до краев. Затем поднял свою чашку:
      — Твое здоровье, старик!…
      Вино, казалось, само юркнуло мне в горло, а вот старик тянул свое долго, неторопливо, смакуя каждый невеликий глоток.
      Но все на свете кончается, кончилось и вино в кружке старика. Крякнув, он вытер свою бороденку и с чувством произнес:
      — Благодарю, щедрый господин… А чтобы подчеркнуть мою благодарность, я хотел бы поведать тебе мысли о смысле вина!…
      — Да?! — удивился я. — Это интересно!… Как ты сказал — мысли о смысле?! Ну-ка давай… свои смысли!
      Старик выпрямился, чуть прикрыл глаза и начал читать, причем голос его вдруг утратил и шепелявость, и надтресну-тость:
      — При цветах, господин, лучше пить днем, чтобы любоваться их красками. После снегопада лучше пить ночью, чтобы блюсти чистоту дум. Когда пьешь в хорошем настроении, лучше петь песни, чтобы возыметь согласие в душе. Когда пьешь перед разлукой, лучше реже наполнять чарки, чтобы укрепить свой дух. Когда пьет муж, наделенный литературным талантом, ему подобает читать стихи и играть на лютне чтобы не… опозориться. Когда пьет муж, наделенный возвышенными устремлениями, ему подобает чаще поднимать чарку, чтобы воля его упрочилась еще больше. Пить вино на башне лучше в жару — там прохладнее. Всякий раз, желая выпить вина, нужно принять во внимание… свое окружение, иначе в питии не будет смысла!
      Старик умолк, и, наверное, целую минуту я разглядывал его ставшее вдруг вдохновенным лицо, а затем с чувством произнес:
      — Ты отлично сказал, старик!
      — Это не я сказал, господин… Это сказал великий Лу Шаоянь!
      — Да?! Значит, отлично сказал… этот… Лу Шаоянь! А сейчас мы будем пить, я буду чаще поднимать чарку, а ты — читать стихи и играть на лютне, поскольку у тебя явно наличествует литературный дар! А потом мы с тобой споем!
      — Благодарю тебя, щедрый господин, — поклонился старик, — но я и так уже воспользовался твоей добротой, так не буду же ею злоупотреблять… Разреши мне удалиться…
      Я задумчиво почесал щеку и разрешил:
      — Ну, раз ты считаешь, что тебе хватит… Не могу тебя неволить…
      Старик еще раз поклонился и уже было повернул прочь от нашего стола, но его остановил тоненький голосок моего ученика:
      — Старичок, не откажись выпить также и со мной!… Ты не можешь почтить одного из сидящих за столом и игнорировать прочих — это невежливо! Выпить с госпожой ты, конечно, не можешь, но я…
      Старик посмотрел на Поганца и чуть заметно улыбнулся:
      — Ну что ж, маленький… господин, ты прав, и я с удовольствием почту тебя бокалом вина.
      Он обошел стол и снова достал из рукава свою кружку, поганец наполнил его посудину и свою чашечку, поднял ее и, глядя прямо в прищуренные глаза старика, произнес:
      — За удачу, старик… За твою удачу!…
      Они выпили, затем старик молча поклонился Шан Те и удалился. Поганец проводил его внимательным взглядом, а когда тот скрылся за дверью, вытащил из-под стола руку и втянул мне… мешочек с нашими деньгами!
      Выглядел я в этот момент, наверное, довольно глупо, еще бы, маг, которого обворовал какой-то древний дед. Однако Поганец меня успокоил:
      — Этот старичок, Ванг-даос, самый искусный карманник Пакита… был до сих пор. Я его давно знаю.
      — Почему… был?… — переспросил я, снова укладывая мешочек с деньгами в карман халата, а затем, опомнившись, перепрятывая его в карман джинсов.
      — Ну… Потому что до сих пор в Паките не было меня… — скромно пояснил Поганец.
      — Но если ты его давно знаешь, почему он не узнал тебя? — спросила своим мелодичным голоском Шан Те.
      — Он не был знаком со мной лично… — коротко ответил Поганец.
      — Зато сейчас он с тобой познакомится лично… — раздался из-под стола негромкий голос синсина. — И не только он.
      Именно в этот момент я ощутил приближение опасности, и это ощущение мгновенно выветрило хмель из моей головы. Я сосредоточился и быстро прощупал окружающее пространство на предмет наличия магических возмущений. Вокруг все было спокойно. Значит, опасность исходила от людей, и это обстоятельство несколько успокоило меня. А в следующее мгновение позади меня прозвучал вкрадчивый, я бы даже сказал — мурлыкающий, мужской голос:
      — Господа, нехорошо обижать бедного старика…
      — А разве мы кого-то обидели?… — не оборачиваясь, спросил я.
      — Вы обидели… очень сильно обидели… моего хорошего друга и наставника, почтенного даоса Ванга, — промурлыкал тот же голос. — Он пожаловался мне, и я взял на себя… кхм-смелость попросить вас исправить случившееся!…
      После этих слов я не торопясь обернулся.
      Прямо за моей спиной, положив руку за спинку моего стула и упершись в меня взглядом, стоял довольно молодой парень в добротном фиолетовом халате, перепоясанном широким, похожим на кушак поясом. Его лицо было чисто выбрито, но над верхней губой оставалась щегольская тонюсенькая полосочка темных усиков. Волосы на непокрытой голове были гладко зачесаны и туго стянуты в косу, так туго, что голова была похожа на покрытый черным лаком шар. Парень вполне доброжелательно улыбался, но его милая улыбка весьма напоминала акулий оскал. В богатом халате паренька были припрятаны шесть ножей, из которых два были метательными, полуметровая цепь с небольшим металлическим кубиком на конце (на одной из граней кубика был выгравирован иероглиф «От всей души»), два кастета, на каждую руку свой, и короткая бамбуковая дубинка, залитая с одного конца свинцом. Но более всего парень рассчитывал на свое мастерство рукопашного бойца. Все эти сведения я почерпнул из настежь распахнутого сознания местного «братка».
      Позади парня топтался давешний старик, изображая всем своим видом обиженную… да что там, оскорбленную, добродетель!
      — Старик, — насмешливо поинтересовался я, — тебя что, мало угостили?!
      — Нет, господин, — с легким, полным достоинства поклоном ответил тот. — Меня хорошо угостили, но пока я читал вам… э-э-э… размышления Лу Шаояня, меня обокрали!…
      — И что же у тебя вытащили?… А главное — откуда? — все тем же насмешливым тоном поинтересовался я.
      — У меня из рукава вот этого самого халата был похищен мешочек с деньгами! — произнес старик с горечью, подумал и добавил: — Все состояние несчастного старика!
      — Да?! — изумленно переспросил я. — И много ли денег было в рукаве у нищего попрошайки, клянчившего стаканчик винца?!
      — Это не важно! — вмешался в наш разговор парень. — Вам совершенно не обязательно знать, сколько денег было в мешочке моего друга, вам просто надо вернуть ему этот мешочек!
      — Ну почему же не важно? — посмотрел я на парня. — Мои деньги тоже хранятся в небольшом мешочке. Только я точно знаю, сколько их там, а кроме того, этот мешочек видел официант, когда я расплачивался за этот вот обед!…
      Парень улыбнулся еще шире:
      — Мы можем, конечно, спросить у официанта об этом мешочке, но я думаю, что он… не помнит, откуда ты доставал деньги для расчета, а вот мешочек моего друга ему точно запомнился!… Ну как, позовем официанта?!
      Вот такого оборота я никак не ожидал! Видимо, этот паренек, а может быть, его босс, держал этот ресторан и всю его прислугу под своей рукой!
      — Я думаю… — неторопливо произнес я, — мы не будем отвлекать занятых людей от их работы. — Просто мне не хотелось ставить беднягу официанта в неприятную ситуацию. — Пусть ваш… подопечный назовет похищенную у него сумму, и тогда мы посмотрим, насколько правомочны его притязания!…
      — А по-моему, для подтверждений его… этих… притязаний вполне достаточно вашего согласия с тем, что этот мешочек действительно был в его рукаве! — продолжая улыбаться, но уже гораздо более резким тоном заявил парень. — Вы же не оспариваете этого?!
      Он продолжал буравить меня взглядом, рассчитывая, видимо, смутить или испугать молодого и, как ему казалось, неопытного провинциала.
      — Ну как же мы можем это оспаривать?! — удивился я. — Мы же не догадались пошарить в его рукавах перед тем, как налить ему вина!
      — А ты считаешь, что простое заявление кого-либо о том, что у него пропала вещь, является доказательством того, что эта вещь действительно его собственность? — неожиданно подал свой писклявый голосок Поганец.
      Парень только теперь отвел свой взгляд от моего лица и с нескрываемым удивлением посмотрел в сторону малыша. Похоже, местный рэкетир совершенно не принимал это странное маленькое существо в расчет. Помолчав несколько секунд, словно оценивая силу нового, вступившего в беседу лица, парень легко усмехнулся и вновь перевел взгляд на меня. Однако ответил он при этом Поганцу:
      — Да, малыш, я считаю такое заявление доказательством, особенно если имеются свидетели, видевшие эту вещь у него ранее!…
      — Ага!… — Поганец наклонил голову, вроде как задумавшись, но тут же продолжил: — Я рад слышать это от тебя, но чтобы полностью успокоиться, покажу всем присутствующим принадлежащее мне имущество, чтобы потом вы могли засвидетельствовать, что видели его у меня… ранее!
      Он ощерился в самой своей дружелюбной улыбке, а затем принялся вытаскивать из-под стола и раскладывать около себя на столешнице весьма интересные предметы. Когда он закончил, перед ним лежали в ряд шесть ножей, из которых два были без ручек с утолщениями на заостренных концах, блестящая цепь сантиметров пятьдесят длиной с небольшим металлическим кубиком на конце, два кастета для разных рук, короткая, в два колена, бамбуковая дубинка, отблескивающая золотом коробочка, напоминавшая табакерку, складной веер из тонких костяных пластин и крошечные щипчики непонятного предназначения.
      — Вот сколько у меня всего!… — сообщил присутствующим Поганец самым довольным тоном, окидывая искрящимися глазками выложенное имущество. — И прошу отметить, что на этом кубике, — он потрогал своим длиннющим пальцем кончик цепи, — выбито мое любимое изречение — «От всей души»!
      Да!!! Это было впечатляюще!!!
      Я посмотрел на вымогателя и его подопечного — и было на что смотреть! Такого изумления, такой растерянности я прежде никогда не встречал. Оказывается, оба страдали пучеглазием, а старичок вдобавок слабостью челюстных мускулов и недержанием слюны.
      Немая сцена длилась около минуты, после чего Поганец принялся сгребать со стола выложенные вещи. Тут парень громко выдохнул:
      — Х-х-х-эг-г-г-!!! — и принялся шарить дрожащими руками по собственному телу.
      Старик тоже пришел в себя, закрыв лицо трясущимися ладонями, он молча повернулся и вслепую двинулся к выходу, наталкиваясь на столы, стулья, посетителей, но не открывая лица.
      Паренек, закончив обследование своего молодого тела судорожно глотнул и хриплым голосом произнес:
      — Верни мне… это… мое!…
      Поганец, уже убравший все под стол, укоризненно посмотрел на неудачливого вымогателя и с горечью ответил:
      — Ну нельзя же так!… Ты посмотри на себя, юноша, буквально все, что ты видишь у других, ты объявляешь либо своей собственностью, либо собственностью своих друзей!…
      — Это мое!!! — неожиданно завизжал парень, брызгая слюной. — Это мое!!! Это ты украл у меня!!!
      Поганец в ответ сокрушенно покачал головой и совершенно спокойно пропищал:
      — Когда?… Разве мы с тобой встречались до того, как ты имел наглость появиться у нашего стола?! И потом, если бы я украл эти вещи у тебя, разве я стал бы тебе их показывать?!
      Парень схватился за ворот халата и, прохрипев: «Ну! Ты об этом пожалеешь!!!» — бросился… но не к выходу, вслед за стариком, а к довольно темному углу в противоположном конце зала и нырнул за малоприметную дверку.
      Надо сказать, что натыкался он на столы и стулья не меньше, чем его пожилой друг, хотя глаза у него были открыты.
      Когда оба вымогателя скрылись, Шан Те тихо произнесла:
      — Может быть, мы пойдем отсюда… Я уже вполне сыта…
      Я отрицательно покачал головой, а Поганец пояснил:
      — Представление еще не окончено, а кроме того, здесь мы в наибольшей безопасности.
      В этот момент я вспомнил о Гварде и заглянул под стол. Синсина там не было!
      «Неужели Гварда струсил и дал деру?! — мелькнула в моей голове удивленная мысль, но я тут же отбросил ее. — Нет, тут пожалуй, что-то другое!»
      Малыш Сю оказался прав: не прошло и трех минут, как и двери, за которой скрылся наш неудачливый вымогатель, появились трое здоровенных ребят весьма зверского вида в одинаковых черных халатах, подпоясанных толстыми веревками, и решительным шагом направились к нашему столику.
      — А вот и «успокаивающие жар»… — едва слышно, вроде как испуганно, пискнул Поганец, но когда троица приблизилась, он с самым наглым видом поинтересовался: — Ребята, у вас что, траур?…
      Двое из вновь прибывших заметно удивились, зато третий чуть насмешливо ответил:
      — Да… Траур… По маленьким мохнатым зверушкам!…
      Он протянул свою огромную ручищу к тонкой шее моего ученика и добавил:
      — Ты пойдешь с нами!…
      Однако я подготовился к такому развитию событий. Легко дунув в направлении агрессивной троицы, я произнес вспомнившееся мне слово и громко щелкнул пальцами. Мордоворот, тянувшийся к Поганцу, быстро посмотрел в мою сторону, и я тут же показал ему язык. «Успокаивающий жар» возмущенно повернулся к одному из своих товарищей и… показал ему свой язык! Да какой язык!!
      — Ты че?! В харю хочешь! — взревел оскорбленный товарищ и тут же, размахнувшись своей здоровенной лапой… заехал локтем прямо по физиономии третьему «Успокаивающему жар».
      Тот звонко хлюпнул разбитым носом, пытаясь втянуть назад хлынувшую на губу кровь, а затем молча развернулся и вмазал первому грубияну кулаком в глаз. Крякнув от неожиданности, зачинщик драки покачнулся, но устоял на ногах и немедленно схватил того, кому он демонстрировал свой язык, за отвороты халата.
      — Ты че?! — снова повторил оскорбленный свои, видимо, наиболее часто употребляемые слова, но продолжить не успел — последовал резкий бросок, и «ты че?!», перевернувшись в воздухе, врезался головой в стоящий рядом стол.
      Бросок был очень хорош, и его автор с довольной улыбкой повернулся к тому молчаливому «Успокаивающему жар», у которого был разбит нос, явно ожидая горячего одобрения, однако вместо этого получил второй удар, на этот раз по другому глазу, и теперь уже не смог устоять. Он рухнул навзничь рядышком со своим товарищем, поднимавшимся с пола, и тот не замедлил использовать представившуюся возможность. Наступив упавшему на живот, он использовал сей живот как батут, резко оттолкнулся и вмазался темечком прямо в уже разбитый нос молчуна. Раздался нехороший хруст, и… теперь уже на полу лежали все трое. Лежали и не торопились подниматься — понимали, видимо, что, если встанут, опять начнут драться между собой.
      «Ну надо же, насколько эффективным оказалось это „Слово раздора“! — удовлетворенно подумал я, а Поганец, пытаясь поверх стола рассмотреть отдыхающих богатырей, недовольно пискнул:
      — Хм!… Неужели в этом заведении не осталось ни одного спокойного, здравомыслящего человека?…
      — Ну почему же, — раздался справа от меня спокойный, здравомыслящий голос. — Я могу попробовать разобраться в данной ситуации спокойно и… здравомысляще. Только сначала представьтесь, господа.
      Я быстро обернулся на голос и увидел стоявшего рядом с нашим столом немолодого, явно старше сорока лет, мужчину в длинном вишневого цвета халате. На груди с левой стороны вишневый шелк был украшен небольшой, вышитой золотом головой тигра. Умные, спокойные глаза незнакомца внимательно разглядывали нашу компанию, уделяя наибольшее внимание… Шан Те.
      — Рад тебя видеть, уважаемый Нянь Бо, в добром здравии!… — неожиданно проговорил Поганец и широко улыбнулся, открывая весь свой впечатляющий набор зубов.
      Глаза мужчины мгновенно сузились, он быстро обернулся к Поганцу и негромко, очень нехорошим, я бы даже сказал зловещим, тоном поинтересовался:
      — Откуда ты знаешь мое имя?!
      — Мы познакомились во время твоей поездки по Сянчу, — немедленно ответил Поганец, продолжая все так же радушно улыбаться. — Ну вспомни, ведь это именно я вытащил из твоего паланкина два кошелька…
      Несколько секунд мужчина пристально разглядывал моего ученика, а затем немного неуверенно спросил:
      — Поганец Сю?… Но… Должен тебе сказать, что ты сильно изменился со времени нашей последней встречи!… Тебя совершенно невозможно узнать!!
      Сю пожал плечами, и его улыбка как-то потерянно… увяла.
      — Превратности судьбы… — вздохнул он и повторил: — Странные превратности судьбы…
      Нянь Бо кивнул, принимая ответ Поганца, и задал другой вопрос:
      — Ну а в Пакит по какой надобности попал? И кто твои… товарищи?…
      Он снова посмотрел на Шан Те, и мне очень не понравился этот его взгляд.
      — Это — мой учитель, мудрый Сор Кин-ир, — указал Поганец на меня. — А это… наша подопечная, которую мы… э-э-э… опекаем и защищаем.
      Вот теперь Нянь Бо по-настоящему удивился! Его широко раскрытые глаза уставились на меня и, наверное, целую минуту изучали мое лицо, пытаясь, видимо, отыскать на нем следы «мудрости». Так их и не найдя, он снова повернулся к Поганцу и недоуменно спросил:
      — Ты пошел в ученики?! Зачем?! Тебе ж самому впору школу открывать!…
      — Ну зачем мне школу открывать, — неожиданно ухмыльнулся Поганец. — Мне вполне достаточно «Школы Хун»… брат!…
      Нянь Бо, услышав эти слова, кивнул и бросил в мою сторону быстрый взгляд, а затем, отвернувшись, поправил Поганца:
      — Старший брат!… — и задумчиво добавил: — Значит, это и есть твой учитель?… И чему же он может тебя научить?…
      — Как? — деланно удивился Поганец. — Ты разве не видел, как он разделался с этими… невоспитанными грубиянами?
      Он кивнул в сторону продолжавших лежать на полу молодцев в черных халатах.
      Нянь Бо снова взглянул в мою сторону, и в его глазах мелькнуло некое понимание. Он провел рукой по своим коротко остриженным волосам:
      — Ну что ж… брат, рад видеть тебя, твоего учителя и твою прекрасную… подопечную в столице. Смею вас заверить, господа, что больше вам никто не помешает… проводить время! — Тут он улыбнулся и добавил: — Только, Сю, тебе придется вернуть моему человеку его… орудия труда!…
      — Пусть придет и заберет, — пожал плечами Поганец. — Или он думал, что я весь его арсенал по городу таскать буду?!
      После этих слов Поганца Нянь Бо перевел взгляд на своих незадачливых богатырей и брезгливо, через губу бросил:
      — Убирайтесь!…
      Затем, опять повернувшись к нам, он коротко и несколько церемонно кивнул, прощаясь… но я его остановил. Мне пришла в голову одна, на мой взгляд, интересная мысль.
      — Уважаемый Нянь Бо, не могли бы вы уделить еще несколько минут? — обратился я к нему, одновременно вставая со своего места и быстро оглядывая зал.
      Как я и ожидал, он был практически пуст, только в дальнем конце за одним из столиков сидели трое молодых парней с совсем молоденькой девчонкой и тихо о чем-то переговаривались. Остальные посетители поспешили убраться восвояси еще до появления троих «Успокаивающих жар».
      Нянь Бо внимательно смотрел на меня, ожидая дальнейших объяснений.
      — Присядьте с нами, выпейте вина, а я объясню, почему осмелился вас задержать…
      На лице «старшего брата» мелькнуло некоторое сомнение, он взглянул на Поганца, и тот немедленно присоединился к моей просьбе:
      — Возможно, брат, тебя заинтересует предложение моего учителя…
      Нянь Бо наконец опустился на свободное место, и Поганец тут же щелкнул пальцами над головой. Через секунду перед нашим гостем появилась чашка, до краев наполненная вином. Поганец поднял свою чашку и почти торжественно произнес:
      — Уважаемый Нянь Бо, позволь нам почтить тебя этой чашей!…
      Мы выпили, и Нянь Бо сразу же посмотрел на меня, ожидая продолжения разговора.
      — Мы, уважаемый Нянь Бо, — осторожно начал я, — находимся в довольно затруднительном положении… В Паките у нас очень важное и чрезвычайно сложное дело — нам надо… освободить из плена троих людей. Мы знаем, где они находятся, знаем, какие силы их охраняют, но не имеем… пока не имеем союзников для осуществления наших намерений. Так вот, не могли бы вы оказать нам необходимую помощь?…
      Я замолчал, а Нянь Бо продолжал меня рассматривать, словно ожидал какого-то продолжения. Наконец он улыбнулся и произнес, переходя на «ты»:
      — Ты, Сор Кин-ир, сказал много и… не сказал ничего. Чтобы ответить тебе определенно, мне необходимо знать, кто такие эти пленные, где они содержатся и кто их охраняет, как скоро их необходимо освободить?… От всего этого будет зависеть, сможем ли мы оказать требуемую помощь и… во что она вам обойдется…
      Увы, ответы на все поставленные Нянь Бо вопросы сразу же раскрывали ему, кто мы такие и кому мы пытаемся противостоять! Я не мог вот так вот с ходу решиться на это, но рано или поздно нам все равно пришлось бы это сделать — ни у кого из нас, похоже, не было друзей, способных прийти нам на помощь, не задавая вопросов.
      Я посмотрел на Шан Те. Она растерянно улыбнулась и пожала плечами.
      Я посмотрел на Поганца. Он тоже улыбнулся, но… хищно, зло, а затем утвердительно кивнул головой.
      — Хорошо, Нянь Бо, — медленно проговорил я, принимая его обращение. — Видимо, мне придется ответить на твои вопросы… Но ты должен понимать, что знание этих ответов потребует от тебя определенной… скромности!…
      Нянь Бо кивнул, показывая, что понимает ситуацию.
      — Нам надо освободить… правителя Гуанчу, господина Тянь Ши, его советника, господина Шу Фу, и его гостя, учителя Фун Ку-цзы… моего учителя…
      Я сделал небольшую паузу, а затем продолжил:
      — Их удерживают в Синем Пригороде Пакита, в усадьбе «Яшмовые ворота», охраняют их шестеро… может быть, чуть больше… оборотней цзиней плюс обслуживающий персонал усадьбы… Ну а захватил их скорее всего… Великий маг Поднебесной Цзя Шун.
      Я замолчал, и «старший брат» несколько секунд сидел молча, неподвижно, не сводя с меня остановившегося взгляда, а затем прошептал:
      — Так ведь это — война!…
      — Да, это — война, старший брат…— негромко подтвердил Поганец.
      Нянь Бо сам налил себе вина и поспешно выпил, а затем надолго задумался, словно решал уравнение с несколькими неизвестными или весьма сложную шахматную задачу. Наконец он поднял голову и совершенно спокойно произнес:
      — Я помогу вам освободить господина Тянь Ши и его людей. Когда вы собираетесь это сделать и куда надо будет переправить правителя?
      Мы с Шан Те и Поганцем переглянулись, и я вынужден был признаться:
      — Мы еще не думали об этом…
      — Значит, надо думать сейчас! — жестко произнес Нянь Бо.
      — Их надо освободить до начала праздника! — неожиданно раздался негромкий голос из-под нашего стола. — В крайнем случае в первый день праздника!
      Глаза Нянь Бо мгновенно сузились до крохотных щелок, и он, обежав нашу компанию подозрительным взглядом, поинтересовался:
      — Это кто сказал?…
      Я быстро заглянул под стол. Гварда был на месте и жадно лакал вино, вид у него был странно запыхавшийся, а концы лап перемазаны чем-то темно-красным, не то вином, не то кровью!
      — Это еще один наш товарищ, — успокоил я Нянь Бо. — Благородный синсин Гварда.
      — У вас есть синсин?! — удивился «старший брат», и вдруг он быстро перевел взгляд на Шан Те. — Так значит, я не ошибся, ты — дочь правителя провинции Гуанчу, господина Тянь Ши!…
      Очень довольный своей догадкой, он повернулся ко мне и спросил:
      — И почему ваш синсин предлагает именно такое время для нашей операции?…
      — А мы сейчас спросим у него, — ответил я и снова заглянул под стол. — Гварда, рассказывай.
      — Старик, которого вы поили вином, как только вышел отсюда, помчался в «Яшмовые ворота», — заговорил Гварда, стараясь казаться спокойным, но я сразу понял, что он чем-то серьезно расстроен. — Там он разговаривал с управляющим и сказал ему, что отыскал… дочь правителя Тянь Ши.
      Мы все невольно посмотрели в сторону Шан Те и увидели, как она побледнела.
      — Управляющий велел старику проследить за ней и узнать, где в городе она остановилась. Вместе с управляющим старика слушал один из цзиней, и он сразу начал кричать, что не надо никого выслеживать, потому что дочь правителя Тянь Ши остановилась в «Полете зимородка». Тут управляющий и цзин начали ругаться, видимо, продолжая старый спор. Управляющий утверждал, что девушка, приехавшая днем с двумя… уродами… не может быть Шан Те, потому что принцесса, во-первых, никогда бы не поехала верхом, а только в паланкине, а во-вторых, никогда бы не оговорилась, назвав его Шу Фу. Цзин ругался и всячески обзывал управляющего. Он замолчал только тогда, когда управляющий вдруг вспомнил, что в компании, разместившейся в «Полете зимородка», имеется синсин. Он напомнил, что цзины утверждали, будто перебили всех синсинов, сопровождавших правителя Тянь Ши, и спросил, откуда в таком случае в свите принцессы взялся синсин. После этого Чзин плюнул и ушел. Управляющий дал старику какую-то монету и еще раз приказал проследить за принцессой…
      Едва Гварда замолк, как Нянь Бо задал ему вопрос:
      — Где сейчас этот… даос?!
      — Он… лежит в канаве… недалеко от Синего Пригорода — уже совершенно спокойно ответил Гварда. — Мертвый…
      — Очень хорошо! — воскликнул «старший брат», а я понял, почему синсин показался мне таким… расстроенным, — Однако вам нельзя возвращаться в «Полет зимородка», — продолжил Нянь Бо. — Вас там могут поджидать!