И он повел нас в главный дворец замка. Пройдя через парадный вход и поднявшись по шикарной лестнице на третий этаж, мы дошли до последней, самой дальней двери, которую сквот открыл маленьким ключом, висевшим на огромной связке. За дверью располагалась небольшая прихожая, из которой вели две двери и открытая арка. Едва дверь хлопнула, закрываясь за нами, из-за арки раздался пьяный голос:

– Нет, граф, больше не уговаривай! На сегодня я пас и минус! И вообще, сколько можно – все спирт да спирт, сало да сало! Можно подумать, ты меня, как свинью, на убой откармливаешь!

Мы прошли в арку и увидели лежащего на роскошной тахте, столь долго разыскиваемого, Юрку Макаронина. На нем красовался замызганный до полного неприличия мундир, распахнувшийся на груди и открывающий чужим взорам старую голубую майку и бледную Юркину грудь.

Геройский старший лейтенант тоже увидел нас и, удивленно вытаращив глаза, спросил:

– У нас сегодня что, маскарад? Тогда я требую заменить спирт коньяком!…

Я поднял забрало и устало проговорил:

– Пошли, Юра, тебя полковник дожидается…

Старлей смотрел мне в лицо и не узнавал. В то же время в его затуманенном алкоголем мозгу знакомые слова – «Юра» и «полковник» рождали определенные рефлексы, а потому он, неуверенно поднявшись со своей тахты, просто, но достаточно тоскливо согласился:

– Пошли…

Мы снова спустились во двор, и я приказал управляющему, или, как он сам себе ненароком обозвал, дворецкому, чтобы Юрке подали заседланную лошадь. Лошадка появилась буквально через минуту. Тут я кое-что вспомнил и полез отвязывать от своего седла мешок. Порывшись в его содержимом, я откопал свою старую джинсу и прямо во дворе стал освобождаться от своих шикарных доспехов, великолепного камзола, на котором пока еще не стояло торговой марки «Шапс и компания», от сапог и прочей рыцарской амуниции.

Переодевшись и сложив не нужное мне больше добро к ногам обалдевшего сэра Вигурда, я сунул маленькую погремушку в карман джинсов и повернулся к вытаращившему на меня глаза дворецкому:

– Слушай внимательно тринадцатого лорда Сорта, крыса! Поскольку я должен покинуть эти благословенные края, я назначаю своим наследником маркиза Вигурда, шестого лордеса Кашта и, отныне, четырнадцатого лорда Сорта, и передаю ему все, что имею в этом мире. Если я узнаю, что ты плохо ему служишь, я вернусь и спущу с тебя живого шкуру! А тебя, маркиз, – я повернулся к потерявшему дар речи Вигурду, – прошу принять мою благодарность и искреннюю любовь. Да, еще… передай это барахло в лесной заповедник, Маулику, и скажи ему от меня спасибо… и привет Топсу с Фокой… А теперь, прощай!

Он хотел что-то мне сказать, что-то возразить, но я с нажимом повторил:

– Прощай, – а потом вдруг притянул его к себе и обнял. Вряд ли сэр Вигурд в своих латах почувствовал крепость моих объятий, но их сакральное значение он понял, и, отстранившись, я заметил блеснувшую в его глазах слезу.

Я вскочил на свою верную кобылку и повернулся к давно сидевшему в седле Юрику:

– Ну что, поехали, похищенный!…

И только тут он меня узнал:

– Володька!… Сорокин!… – изумленно воскликнул прямо на глазах трезвеющий оперуполномоченный, трогая вслед за мной своего конька. – Как ты меня отыскал?!

Но я не отвечал на его вопрос – горло у меня перехватило и… Видимо, не все свои слезы вложил я в свое магическое оружие.

Мы удивительно быстро, за какие-нибудь два-три часа добрались до границы заповедника, оставив в стороне деревню, в которой меня пытался «арестовать» ныне упокоенный сэр Лор. Углубившись в синюю лесную чащу, я вдруг испугался, что не смогу найти ту поляну, от которой началось мое странное и… страшное путешествие, однако ближе к вечеру мы выехали аккурат на нее, словно мою умненькую лошадку все еще вела моя… фея. Соскочив с лошади, я достал из кармана джинсов Мауликов кошелек с камнями и выбрал четыре самых, на мой взгляд, красивых, надеясь, что их «вода» соответствует «возложенной на них задаче». Затем, похлопав свою лошадь по морде, я прошептал ей на ухо:

– Надеюсь, Маулик быстро тебя найдет, – и отвел ее вместе с лошадью спешенного Юрки подальше к опушке.

Вернувшись в середину поляны, я, как учили, разложил рубины в синей траве и оглянулся на притихшего старшего лейтенанта. Тот давно уже перестал задавать мучившие его вопросы и только со странным испугом в глазах наблюдал за моими действиями.

Я закрыл глаза, поднял лицо к небу и представил себе…

Задний двор дома номер два по Второй Вагонной улице моего родного города. Его серый некрашеный забор, густо заросший высоченной, сочно-зеленой крапивой и серой, заматерелой полынью. Я представил себе, как некто неизвестный, а может быть, и вполне известный, прогуливается в этих травяных зарослях, и верхушки зарослей раскачиваются, показывая маршрут неторопливого следования этого некто. Я представил себе коротенькую зеленую вытоптанную травку перед входом в квартиру номер два и яркое золотое солнце над двором… И когда вся эта дорогая моему измученному сердцу картина встала перед моими закрытыми глазами как живая, я… начал петь заклинание. Очень скоро оно кончилось и я открыл глаза. Под перекинувшейся над синей полянкой рубиновой аркой под яркими солнечными лучами зеленел заросший двор, ограниченный серым некрашеным забором, и отдельные верхушки высоченной крапивы нервно подергивались, словно кто-то невидимый дергал их у основания.

– Ни фига себе!… – раздался за моим плечом совершенно трезвый голос Макаронина.

– Пошагали, – устало проговорил я, и, взяв лейтенанта за рукав мундира, потянул его под арку. А он особенно и не упирался.

В воздухе поплыл резкий стон, словно лопнула басовая струна виолончели, и мы оказались во дворе госпожи Фоминой.

И тут же за нашей спиной раздался знакомый басистый женский голос:

– Вы кто такие и откудова появились?!

– Я те, гражданка Фомина, щас расскажу, «откудова» мы появились!… – зарычал старший лейтенант, медленно поворачиваясь на голос, но я оборвал готовый начаться диалог резким окриком:

– Молчать!…

А потом, повернувшись к зарослям, позвал:

– Эй, Кушамандыкбараштатун, пойди-ка сюда!…

Верхушки крапивы и полыни замерли, а потом над ними появились три серо-зеленые головки, зло поблескивающие черными бусинами глаз. С минуту мы рассматривали друг друга, а потом я вытянул из кармана погремушку и помахал ею в воздухе.

Через мгновение «Змей Горыныч карликовой породы» стоял рядом со мной. Я протянул ему его игрушку и он схватил ее передней лапой, а потом…

Маленький Кушамандыкбараштатун, подскакивая на трех свободных лапах и смешно покрякивая, разогнался, подпрыгнул и взмыл в воздух… без всяких крыльев! Заложив стремительный вираж, дракончик крикнул что-то не совсем разборчивое, что я принял за благодарность, а затем что-то громко хлопнуло и он… исчез.

Я медленно повернулся к двум оставшимся субъектам и устало проговорил:

– Ну а теперь давайте решать, что делать с вами…

– А чего решать… с нами? – наивно удивился Юркая Макаронина. – Я напишу тов… гос… ну, полковнику рапорт, в котором все… э-э-э… распишу… Мне все равно нужно будет за дубинку отчитываться… Дубинку-то мне этот… граф… не вернул…

Я очень живо представил себе Юркино письменное творчество! И понял, что желтый дом по нему плачет! Бабка Яга, услышав предложение старшего лейтенанта, тоже насторожилась – сообразительная была бабушка!

– Нет, Юра! – самым убедительным образом начал я. – Если ты напишешь своему полковнику про… маленького трехголового дракончика, синюю травку и графский замок, в котором ты занимался неизвестно чем чуть ли не две недели, я думаю, тебя не только попрут из органов, но и отправят… лечиться кое-куда!

– Я никакого дракона в глаза не видела, а если у него белая горячка случается, я не отвечаю! – категорично заявила гражданка Фомина Ф.Ф. своим убедительным басом, чуть помолчала и еще более авторитетно добавила: – И никаких документальных доказательств у этого… участкового нет!

Ее малюсенькие глазки воинственно поблескивали, а впечатляющий носяра нервно подергивался. Но на Юрку категорически-воинственный вид бабки не произвел должного впечатления, он медленно повернулся лицом к нарушительнице и самым начальственным тоном проскрежетал:

– Ах ты, …алимент, да я тебя на семь суток в обезьянник законопачу, чтобы твоя… коркой покрылась, да ты у меня…

– Ты, корреспондент, слушай, как наша милиция к гражданам невиновным обращается!… – перебила его бабка ехидным басом. – И в какой это его школе таким выражениям учили?! Видать, в милицейской… В средней общей такого предмета точно не преподают!…

Юрка поперхнулся и замолчал, сообразив, что действительно перегнул с выражениями, но сдаваться он не собирался. Немного собравшись с мыслями, он вернулся к прерванному монологу:

– Ты, несознательная гражданка Фекла Фомина… Федотовна, скрываешь важные улики от… властей. И за это уголовное нарушение с тебя… тебе… это… отвечать придется по всей строгости!…

И тут совершенно неожиданно Фекла Федотовна широко улыбнулась, продемонстрировав во всей красе свой уникальный клык.

– Представляешь, корреспондент, какой этот старшой лейтенант напишет рапорт?

Этим замечанием она совершенно сбила Юрку с толку, и он замолчал, теперь уже насовсем. И тогда я взял инициативу в свои руки.

Быстро прикинув по памяти состояние окружающей местности, я начал втолковывать участковому, что с ним произошло на самом деле:

– Значит, так… две недели назад…

– Пятнадцать дней назад!… – немедленно уточнила мгновенно уловившая смысл моего рассуждения гражданка Фомина тоном авторитетного свидетеля.

– Пятнадцать дней назад, вечером, – принял я ее уточнение, – ты зашел к гражданке Фоминой с целью уточнения… породы ее собаки. Убедившись, что ее песик является помесью таксы, ньюфаундленда и афганской овчарки, ты вышел на улицу, когда уже начало темнеть и решил обойти дозором вверенный тебе участок. В конце Второй Вагонной улицы на тебя напали неизвестные и, применив неизвестное тебе отравляющее вещество, повергли тебя в бессознательное состояние. Ты пришел в себя в неизвестном тебе месте, похожем на подвал!

– В натуре!… В подвале!… – неожиданно подтвердил Юркая Макаронина.

Я кивнул, одобряя пробуждение его памяти, и продолжил:

– На улицу тебя не выпускали, и потому ты не знал, сколько времени ты пробыл в этом подвале, но тебя несколько раз допрашивали и даже пытали!…

– Факт, пытали! – горячо поддержал меня Юрка. – Спиртом!!!

Фекла Федотовна тяжело вздохнула, но я согласился и с этим предложением:

– Пусть спиртом… Главное, ты ничего не помнишь, кроме того, что тебя спрашивали о ближайших оперативных планах твоего отделения…

– Но я ничего не сказал!!! – твердо и убедительно отрубил старлей.

– Факт, – согласился я. – И ты запомнил кличку главаря… его так называли остальные…

– Граф!!! – вспомнив «кличку», заорал Юрка.

– Точно! – подтвердил я. – Но больше ты ничего не помнишь! Понял?!

Юрка почесал себе давно нечесаную башку и вдруг обреченно заявил:

– А я и не помню… Если б ты не напомнил, я бы и этого не вспомнил… Хотя… Граф – фигура заметная… Особенно одежда!

И снова я не возражал – пусть «вспоминает» такие «подробности», они будут работать на мою версию. Тем более я заметил за открытой входной дверью квартиры гражданки Фоминой удивительно подходящее полешко.

Повернувшись к хозяйке, я спросил:

– Фекла Федотовна, телефона у вас в доме нет?…

Бабка бросила было на меня подозрительный взгляд, но вспомнив, что мы в одной команде, быстро ответила:

– Есть! Как не быть?! Вне очереди поставили!…

– Можно мы позвоним?

– Ну-у-у, позвоните…– Пошли, Макаронина… – обнял я Юрика за плечи и подтолкнул его вперед.

Старший лейтенант шагнул в полутемную прихожую, присматриваясь к обстановке, и в этот момент я тюкнул его по темечку бабкиным полешком. Юрик и упал!

– Где телефон!… – рявкнул я через плечо, и бабка, юркнув мимо меня, понеслась в комнату. Я быстро бросился следом и, выхватив у нее поднятую трубку, набрал 02.

Когда дежурный лениво ответил: «Милиция слушает, что там у вас?…», я самым напряженным тоном проорал:

– Владимир Сорокин тебя беспокоит! Я вашего Макаронина нашел!…

– Где?! – чуть не порвал всю городскую телефонную сеть вопль дежурного.

– Приезжайте к гражданке Фоминой и «скорую» с собой прихватите!

– Щас будем! – снова заорал дежурный и махнул трубочку на рычажок.

Я повернулся к бабке и с облегчением прошептал:

– Вот и все…

Фекла Федоровна пожевала губами, покосилась в сторону прихожей и тихим басовитым шепотом поинтересовалась:

– Слышь, корреспондент, а ты мне расскажешь… куда Куша подевался?…

– Домой он подевался… к родителю своему…

– Да… – разочарованно шепнула бабка. – А я надеялась, он со мной насовсем останется… Он ласковый такой был… Прям сразу ко мне пошел… побежал даже… Я ж его за путями нашла, у старых пакгаузов… Он там… прятался…

– Да… повезло ему! – усмехнулся я. – Ты ж его… нянька, вот он к тебе и… побежал!…

И бабуля не удивилась моему сообщению и ничего не возразила.

Я протащил Юрку в комнату и уложил его на диване. А затем снова взялся за телефон, мне надо было обеспечить себе подтверждение своего пребывания в различных районах области на последние десять дней. Хорошо, что друзей у меня в округе больше чем достаточно!

Через пятнадцать минут все было согласовано, и у меня появились твердые свидетели, а еще через пяток минут прибыл полковник Василь Василич Быков лично!

Ворвавшись в квартирку и мгновенно заполнив ее своей внушительной фигурой, он сразу же увидел распростертого на диване старшего лейтенанта и тут же понял, что тот без сознания. Повернувшись ко мне, полковник потребовал:

– Докладывай, пресса, где и как нашел!…

– Ну, вообще-то случайно, – чуть смущенно проговорил я. – После того как вы меня ввели в курс дела, я зашел к гражданке Фоминой убедиться, что у нее действительно есть собака и нет участкового. Повидал я эту… собаку… – Эта фраза получилась у меня достаточно тоскливой. – Потом я решил объехать места в области, где Юрка… старший лейтенант, мог, на мой взгляд… задержаться… Ну, вы понимаете!…

Полковник кивком подтвердил, что он понимает.

– Никого я там не нашел, только деньги зря на поездки потратил. А сегодня как раз восьмичасовой электричкой вернулся из Черного Яра…

– Далеко ты забрался… – не то одобрил, не то осудил мои действия полковник.

– Далеко… – согласился я. – Так вот, сойдя с электрички, я снова решил зайти к Фекле Федотовне, спросить, не появлялся ли у нее… старший лейтенант – здесь же совсем недалеко, если напрямик. И вот прохожу я мимо старых пакгаузов и слышу, кто-то вскрикнул! Причем нехорошо так вскрикнул, коротко… Я к пакгаузам, а оттуда, через дырку, двое вылезли и быстро так пошагали в сторону Серой слободы. За ними я не пошел, а дождавшись, когда они отошли подальше, залез в пакгауз. Вот там, в самом углу Юрка… то есть старший лейтенант и лежал… Я его сюда и притащил…

– Что ж ты его в отделение не доставил? – строго спросил полковник.

– Я подумал, товарищ полковник, что лучше будет, если старшего лейтенанта в таком виде поменьше народу видеть будет… И потом, у него травмы… на запястьях – то ли связывали его, то ли пытали, а на голове совсем свежая рана.

В этот момент в комнату вошли люди в белых халатах, и старший из них громко осведомился:

– Нас сюда из милиции вызвали?…

– Да, да, – отвлекся от допроса меня полковник. – Посмотрите, пожалуйста, моего подчиненного…

Врачи склонились над телом в форме и тут же, сморщившись, отпрянули, видимо, тело глубоко дышало. Однако высокий врачебный профессионализм оказался сильнее… сивушного дыхания пострадавшего, поскольку, мгновенно собравшись с силами, врачи продолжили осмотр. Через пару минут они потребовали госпитализировать пострадавшего, на что полковник дал свое согласие с видимым облегчением – его подчиненный оказался действительно пострадавшим.

Когда мы покидали гостеприимную квартиру гражданки Фоминой, я напомнил полковнику о своем эксклюзивном праве на публикацию информации о данном прискорбном случае, на что полковник недовольно буркнул:

– Ну… пиши… только сначала мне покажешь…

На том мы и расстались.