Моццикони собирается в путь

Моццикони любил бродить по берегу реки. Он добирался до замка Сант Анджело и шел дальше до моста Субличо. Потом возвращался обратно, проходил под мостом Мильвио и мостом Фламинио и останавливался отдохнуть возле парапета.

Как-то раз он заметил, что все время гуляет но одному берегу реки. Чтобы перебраться на другой берег, ему надо было пройти по мосту.

– Я по римским мостам не пойду!

Моццикони на эти римские мосты и ногой ступить не желал – ведь они были частью города. Но ему так хотелось побывать на противоположном берегу! Там росли плакучая ива и дикая вишня с серебристыми листочками.

Наконец в одно воскресное утро Моццикони решил переплыть реку. Чем он хуже туристов и римлян?! А они в праздничные дни часто отдыхают на реке.

Моццикони стал раздеваться и вдруг вспомнил: «Вода в реке грязная, в ней плавают дохлые мыши».

– Какая гадость!

Он решил: «Как только доберусь до другого берега, сразу же вымоюсь». Это вам не «Счастливый акведук», где никогда нет и не было воды. Здесь ее хоть залейся.

Но тут он подумал, что и мыться придется грязной водой. И потом, если он оставит одежду на этом берегу, то вылезет из воды голым.

– Разве ж я могу гулять нагишом? Это только червяки голыми ползают! – воскликнул Моццикони.

Задача была мудреной. Для начала Моццикони снова натянул штаны. Потому что без штанов, хоть убей, ничего путного не придумаешь.

И вот, когда Моццикони крепко задумался, он вспомнил, что не умеет плавать. А жаль! Ведь ему так хотелось прогуляться в выходной день по тенистому берегу. Туристы и всякие там римляне могут, а он не может! Да, но не тонуть же ему в грязной воде, только чтобы не отстать от других!

Вдруг у самого берега вынырнула говорящая рыбка:

– Послушай, сегодня вовсе не воскресенье.

– Какой же сегодня день?

– Понедельник.

– Раз так, – сказал Моццикони, – останусь на этом берегу.

Моццикони и ящерицы

Моццикони остановился и издали наблюдал за мальчишкой, который носился по песку. Ближе он подходить не хотел – мальчишки-бродяги всякий раз принимались его дразнить. Но Моццикони не терпелось посмотреть, что этот мальчишка делает. Быть может, он гоняется за сверчками или за кузнечиками, а может, просто играет один.

Моццикони и сам был бы не прочь поиграть с мальчишкой. Но кто знает, согласится ли мальчишка. Скорее всего – нет.

Наконец Моццикони решился и подошел к пареньку. И увидел, что тот ловит ящериц и отрезает им хвост перочинным ножом.

– Это мне совсем не нравится, – сказал Моццикони.

– Что, ящерицы?

– Heт, то, что ты им хвост отрезаешь!

– Так он же у них все равно снова вырастет!

– Кто тебе сказал?

– Один мой друг, бродяга.

– Вот ему бы язык и подрезать.

– Зачем?

Может, он тогда вспомнит мудрое правило: не делай другому того. что не хотел бы, чтобы сделали тебе.

Мальчишка застыл на месте как вкопанный. Потом сложил перочинный ножик и молча поплелся прочь.

«Сначала отрежешь хвост ящерице, потом – кусок рубахи у приятеля, потом, когда подрастешь, – кусок земли у соседа, часть дороги у городской коммуны, – подумал Моццикони. – Так недолго и голову кому-нибудь отрезать».

Вот почему Моццикони был рад, что мальчишке, видно, урок пойдет на пользу.

Моццикони и автомашина

Ох, и жарко было в тот августовский полдень на берегу Тибра! Воздух колыхался, а земля дымилась. Ящерицы и те попрятались в тень, а рыбы, бедняги, задыхались.

Моццикони снял башмаки. Были б у него носки, он бы и их снял. Окунул ноги в речную воду. Сидел и смотрел, как по мосту Фламинио с грохотом проносятся автомашины.

– Ну и мчатся же! – воскликнул Моццикони.

И сразу ему стало стыдно, что не придумал ничего поумнее. Хорошо еще, что никто его не услышал, а то со стыда можно сгореть.

– Пью, пью! Я здесь!

Откуда только взялась эта назойливая говорящая птица! Моццикони замахнулся на нее камнем, птица вспорхнула и улетела.

Моццикони обхватил голову обеими руками и тяжко задумался. И тут на ум ему пришла мысль, простая и круглая, как колумбово яйцо: если машина четырехколесная несется со скоростью сто километров в час, то восьмиколесная будет мчаться со скоростью двести километров в час. Это ясно как божий день!

– Неужели никто об этом до сих пор не догадался?!

К примеру, владельцы автомобильных заводов. Вот глупцы! Моццикони стал развивать свою идею дальше. А ведь можно построить машины и с шестнадцатью колесами! И даже с тридцатью двумя! Он взял кусок бумаги, записал все, что придумал о скорости автомашин и числе колес, и расписался крупными печатными буквами. Затем затолкал бумагу в пустую бутылку, заткнул ее пробкой и бросил в реку.

Вдруг из воды высунулась говорящая рыбка и показала Моццикони фигу.

«Но ведь такое бывает лишь в сказках!» – подумал Моццикони. Может, я и правда немного тронулся?

Он вытащил ноги из воды и сунул их в башмаки. И даже зашнуровывать башмаки не стал. Поднялся и ушел – очень его расстроила нахальная рыбешка.

Моццикони чешет себе живот

В иные дни Моццикони любил полежать на теплом речном песке. Ложился на спину, левую руку подкладывал под голову вместо подушки, а правой принимался почесывать живот. Непонятно, почему некоторые стыдятся чесать живот?! Моццикони попробовал однажды напиться допьяна, но у него лишь чертовски разболелась голова. Пробовал он выкуривать сигарету за сигаретой, курить сигару и трубку, но заядлым курильщиком так и не стал. К тому же он заметил, что от дыма мысли путаются, в голове сплошной туман.

А вот почесывать живот и приятно и весело.

Стоит только закрыть глаза, как в памяти всплывают вещи, которые обычно снятся после сытного ужина. К примеру, цветы на песчаной отмели, огромные, как зонты: красные, желтые, фиолетовые, розовые. Таких красивых цветов в садах богачей и то не бывает. От удивительных цветов исходил приятный, дурманящий запах. Они пахли пирогом и луком, жареной телятиной, приправленной розмарином.

Моццикони эти запахи давно позабыл, а сейчас они так приятно щекотали ноздри!

Рядом, в двух шагах от него, Тибр нес свои прозрачные, как в горном ручье, воды. Правда, Моццикони никогда не бывал в горах, не знал, как пахнет жареная телятина с розмарином, но что из того?! Когда он почесывал живот, то видел прекрасные цветы и вдыхал запах жареной телятины, которой он в «Счастливом акведуке» даже не нюхал. Вот что было важно!

– Все ясно, живот – пристанище воображения! – воскликнул Моццикони. – А те, кто утверждают, будто пристанище воображения – голова, ошибаются. Надо учить школьников чесать живот, так же как сейчас их учат истории и геометрии.

Моццикони хотел было вложить послание в бутылку, но потом решил, что лучше просто полежать на солнышке с закрытыми глазами.

Цветы становились всё больше и ярче. И вдруг Моццикони заметил, что цветы-то – незабудки. «Не забудь, что у тебя на обед и крошки хлеба нет», – сразу же напомнили они.

Моццикони поднялся и стал расхаживать взад и вперед по берегу. Открыть глаза он забыл – оступился и упал в мутную, желтую воду Тибра. Бедняга не умел плавать и чуть было не утонул. Все же он сумел уцепиться за ветку плакучей ивы. На берег он выбрался промокший до нитки, весь в грязи.

Он осмотрелся, поискал глазами большие яркие цветы, но они, увы, исчезли.

Моццикони и необычные идеи

Не проходило дня, чтобы Моццикони не посещала новая идея. Одна идея была короткой, другая длинной, встречались идеи крупные и мелкие, толстые и тонкие, быстрые и медленные, круглые и квадратные, холодные и горячие.

Как-то Моццикони открыл, что в теле человека нет ни прямых линий, ни треугольников, ни квадратов. Есть только линии кривые. Геометрически правильные линии встречаются лишь в минералах, скалах, кристаллах. А вот у человека, животных и, похоже, у растений они не встречаются.

«Ну, а выводы пусть делают ученые, – подумал Моццикони. – Главное – чтобы об этом узнали люди».

Для начала он записал все свои наблюдения на клочке бумаги, скатал его и сунул в пустую бутылку. Со временем он напишет об этом целую книгу. И озаглавит ее так: «Некоторые необычные идеи, посетившие Моццикони на берегу реки Тибр».

Эту книгу он засунет в большую плетеную бутыль, запечатает и пустит вниз по течению – пусть плывет в далекие края! Он свои открытия в тайне держать не собирается.

Моццикони и звезды

Однажды ночью Моццикони сидел, как обычно, прислонившись спиной к опоре моста Фламинио. Ждал, когда придет сон, а тот никак не приходил.

– Хоть бы раз пришел вовремя!

Но, известное дело, в Риме даже на свидание почти всегда опаздывают. Пушка и та стреляет не ровно в полдень, а хоть минутой позже. Уж чем-чем, а точностью римляне не славятся.

Моццикони не знал, что делать: то ли начать чертыхаться, то ли посчитать, сколько на небе звезд. Но Моццикони по опыту знал, что, если уж начнет ругаться, потом распалится вовсю. А если ты распалился, о сне и не мечтай.

Это как с плачем. Както раз Моццикони смеялся, смеялся аж до слез, и вдруг ему стало очень грустно. Так что Моццикони решил сосчитать звезды. Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. На восьмой звезде он остановился. Она была ярче других и, казалось, непрерывно меняла цвет.

– Все время у нее цвет меняется! Что бы это значило?

Нет, не стоит над этим голову ломать. Так можно и свихнуться! Откуда звезды взялись? Куда летят, что делают на небе? Из чего они? Сколько их всего? Какой они величины? Словом, загадкам конца не будет.

Однако есть же люди, которые всю жизнь изучают звезды и многое о них уже узнали!

Ученым даже удалось измерить скорость света. Известно, что когда в небе зажигается звезда, ее свет устремляется в дальний путь. Порой мы любуемся звездой и восклицаем: «Какая она красивая!» Между тем эта звезда давным-давно, много световых лет назад, взорвалась. Ведь звезды нередко взрываются и, рассыпавшись на кусочки, исчезают. А их свет все еще летит к нам. Летит невероятно быстро, со скоростью света! Ничто в мире не сравнится в быстроте со светом.

Звук тоже летит быстро, но, в сравнении со светом, он тащится как улитка.

Да, но ведь когда звезда взрывается и гаснет, она потом излучает уже не свет, а тьму! Вот об этом даже ученые не подумали, хоть они всю жизнь за звездами наблюдают! И никто до сих пор не измерил скорость тьмы.

Невероятно!

Хорошо еще, что живет на земле такой вот Моццикони! Между прочим, скорость тьмы можно, верно, измерить тем же способом, что и скорость света. А как измерить скорость света, Моццикони знал из школьного учебника.

Моццикони собрал все осколки стекла, которые римляне бросают вниз вместе с разным хламом. Он целый месяц раскладывал осколки стекла на берегу таким образом, чтобы один осколок отражал свет другого. Еще месяц он потратил на измерение расстояния между стеклами. Теперь оставалось провести эксперимент. Но это уже было проще простого. Вся разница заключалась в следующем: для измерения скорости света надо было зажечь фонарь и засечь время полета луча. А для измерения скорости тьмы нужно было фонарик потушить и засечь время полета тьмы на то же расстояние.

Моццикони провел научный эксперимент и обнаружил, что тьма распространяется со скоростью света. То есть со скоростью триста тысяч километров в секунду.

Странно.

Никогда бы не подумал, что тьма такая быстрая!

Не переставая удивляться. Моццикони записал на клочке бумаги полученные данные, не пропустив ни одного ноля в числе 300 000. А если кто-либо сомневается, может сам проверить на опыте. Затем он взял бутылку, вложил в нее свои записи и с размаху бросил в реку.

Открытие должно принадлежать всем.

Моццикони и попугай

Моццикони сегодня, как и все последнее время, нервничал. Ну почему на берегу реки ничего не происходит?! Из газет он знал, что в городе каждый день случаются то грабежи, то убийства. Понятно, ему это совсем не нравилось, но и жизнь без всяких происшествий ему тоже была не по душе.

Он сел на перевернутую консервную банку и стал ждать: может, что-нибудь случится.

– Хоть бы уж кто-нибудь мимо прошел!

И тут появился нищий с попугаем на плече. Многие нищие учат попрошайничать разных зверей и птиц: обезьянок, собак, змей, попугаев. Но этот попугай был необычный: он не говорил, а лаял по-собачьи.

Как видно, нищий здорово разбогател на своем лающем попугае: он курил целые сигареты, а моццикони-окурки небрежно бросал на песок. Моццикони было обидно, что этот бродяга бросает моццикони небрежно, не глядя. Но ему очень хотелось курить, и он подошел к нищему. Попугай сразу залаял – видно, это был сторожевой попугай.

Моццикони всегда боялся собак и теперь остановился в нерешительности.

– Не бойся, – сказал нищий, – тот, кто лает, не кусает.

Тут Моццикони осмелел, поднял окурок и с удовольствием крепко затянулся.

Моццикони против ноля

Однажды утром Моццикони поджарил на сковородке тунцов и устроил себе банкет. Съел всех тунцов до одного вместе с салатом – диким латуком и цикорием.

После сытного завтрака Моццикони посещали всякие любопытные мысли.

– Если двести пятьдесят помножить на ноль, сколько получится?

Ноль!

Если речь идет о двухстах пятидесяти песчинках, это не страшно. Если же о двухстах пятидесяти тунцах – это уже хуже. Ведь их хватило бы на целый день, даже и без салата. Ну, а если речь идет о двухстах пятидесяти дворцах на виа Флеминг, каждый из которых стоит миллиард, то дело скверное. Бедные миллиардеры останутся без денег и без дворцов. По вине ноля целый квартал опустеет.

Но как это нолю удается одним махом уничтожить целых двести пятьдесят дворцов, а значит, и двести пятьдесят миллиардов?! Откуда у ноля такая сила?

– Этот ноль пострашнее атомной бомбы!

Главное – ничего не множить на ноль! Особенно тунцов! Потому что на дворцы виа Флеминг наплевать, а вот тунцов жаль.

Нет, порой математика может сыграть с нами скверную шутку. Так и с голоду помереть недолго!

Нужно немедленно отменить ноль!

Древние римляне прекрасно обходились без ноля: Колизей без него построили и даже полмира завоевали.

– Кто придумал этот чертов ноль?!

Похоже, его придумали много веков назад левантийские торговцы. Скорее всего, чтобы обманывать покупателей. С этими торговцами ухо надо держать востро – того и гляди, обманут. Ноль – опасная штука!!!

Моццикони и в своем послании на клочке бумаги поставил три восклицательных знака, вложил клочок и бутылку, запечатал ее и бросил в волны Тибра.

Он до того разозлился на проклятый ноль, что вслед за бутылкой кинул в реку и шапку.

Моццикони против бородача

Когда Моццикони злился, ему лучше было не попадаться под руку. Хорошо, что в эти полуденные часы на отмели не было ни души. Все бродяги поднялись по лестнице, вышли на набережную Тибра и разбрелись по городу в поисках съестного: корочек сыра, заплесневелого хлеба, куриных объедков, твердого, как камень, мармелада, червивого печенья.

Моццикони тоже поднялся по лестнице, но на последней ступеньке остановился.

Ведь он поклялся, что нога его не ступит на улицы Рима, даже на набережную. Он воображал себя Ганнибалом у ворот Рима. Но тут же понял, что это не совсем так!

Ганнибал стоял у внешних ворот города, а он – за воротами.

Мимо прошел лохматый человек с густой растрепанной бородой. Бородач нечесаный!

Человек посмотрел на Моццикони и приветливо ему улыбнулся. Видно, он был иностранец и не понимал по-итальянски. От этого Моццикони разозлился еще сильнее:

– Охламон, фанфарон, пижон!

Незнакомец по-прежнему дружелюбно улыбался. У Моццикони пропала всякая охота ругаться. Он стал спускаться вниз по лестнице и от нечего делать принялся считать ступеньки. Всего он насчитал восемьдесят пять ступенек.

«Так мало!» – удивился Моццикони. Он снова поднялся по лестнице, снова пересчитал ступеньки. Их было ровно восемьдесят пять. Странно, ведь подниматься куда труднее, чем спускаться!

– Все ясно. Число ступенек одинаково при спуске и при подъеме. Значит оно не зависит от затраченных усилий.

Моццикони остался доволен собой: он сделал еще одно важное открытие.

Моццикони и голод

Однажды Моццикони сидел на траве у самой воды в тени плакучей ивы. Пахло свежестью и теплом. Моццикони посмотрел на зелень, на золотистую под солнцем воду.

– Какое чудесное место! Какой я счастливец! Здесь нет пыли и не пахнет бензином и дегтем, как наверху.

Под «верхом» Моццикони понимал центр Рима с его грохотом автомашин и гарью.

А тут, на берегу, не надо бояться бешено несущихся машин, можно любоваться небом, в котором порхают птицы.

На куст плакучей ивы села говорящая птица и спросила у Моццикони:

– Не хочешь перекинуться тремя-четырьмя словами?

– Не хочу! – ответил Моццикони. – И вообще, не приставай!

– Знаешь, я могу Говорить о самых разных вещах! О чем бы ты хотел поговорить, Моццикони?

– Ни о чем.

– Давай поговорим ни о чем. Моццикони сердито запыхтел:

– Сказано тебе, отвяжись!

Он протянул руку за камешком – птица вспорхнула и улетела.

– Как жаль, что рыбы не умеют говорить о самых разных вещах! – воскликнула рыбка. – Уж со мной бы ты перемолвился тремя-четырьмя словами?

– Говорят – парой слов.

– Ну, тогда парой слов.

Обычно Моццикони представлял себе рыб не собеседниками, а вкусной едой. Чаще всего – хорошо прожаренными в оливковом масле.

Он закрыл глаза и принялся почесывать живот. Сразу же мимо него стали проплывать сковородки и сковородки жареной рыбы. У некоторых рыб из раскрытого рта торчали веточки петрушки и ломтики лимона. Потом мимо его носа проплыли сковородки с жареной картошкой, посыпанной сверху лучком, кастрюли жареных грибов с огурчиками и помидорчиками. Сковородки становились всё больше, запах жареной рыбы и картофеля приятно щекотал ноздри, проникая в самую душу.

Моццикони привык отгонять нелепые мечты, но сейчас никак не мог от них избавиться. Как же он в своей жизни наголодался, чем только не мечтал полакомиться! Жареной рыбой, жареной индюшкой, кроликом по-охотничьи, неаполитанской пиццой, спагетти, жирным фасолевым супом. И просто хлебом без кусочка масла. Да, наголодался он вволю.

Моццикони открыл глаза. Рыба все еще плавала у самого берега.

– Что тебе нужно от меня?

С тех пор как он покинул «Счастливый акведук», Моццикони привык к одиночеству и перестал искать друзей. Он заметил, что может разговаривать сам с собой, спорить, ссориться, жаловаться, веселиться, скучать и думать о всякой всячине.

Рыбка покорно ушла под воду, оставив Моццикони наедине с его мыслями.

Моццикони и окружающий пейзаж

Отмель реки в этом месте была на редкость красивой. Берег порос кустарником и деревьями, шелестели листья плакучих ив, весело щебетали птицы, по песку скакали кузнечики.

– Вот я лежу, отдыхаю, – сказал Моццикони, – любуюсь пейзажем и наконец-то ни о чем не думаю.

И тут он сообразил: знать, что ты ни о чем не думаешь, тоже означает, что мысли не прерываются.

– Мне с моей дурацкой башкой покоя нет и не будет!

Моццикони поискал глазами, чем бы еще полюбоваться красивым, успокаивающим. Взгляд его остановился ка дворцах виа Флеминг. «До чего они безобразны и как они плохо смотрятся на фоне голубого неба и зеленой травы!» Он протер глаза и посмотрел на дворцы еще внимательнее. Точно, это были дворцы виа Флеминг, каждый из которых стоил миллиард лир. И жили в этих дворцах-уродах самые богатые люди Рима.

– Странно, прежде я не замечал, до чего эти дворцы отвратительны!

Все потому, что раньше он смотрел на них, а думал о миллиардах и миллионах. Но почему тогда богачи предпочитают жить именно там? В безвкусных, построенных бездарными архитекторами дворцах-двойниках!

Ответ напрашивался сам собой.

– Они живут там ради того, что видят здесь. Как же ты сразу об этом не догадался?

Иными словами, богачи поселились в этих уродливых дворцах, чтобы из окон любоваться зеленым берегом Тибра и сверкающей в лучах солнца водой.

– А я вот живу на зеленом берегу, рядом со сверкающей в лучах солнца водой. Но стоит мне поднять глаза, и я вижу эти гнусные дворцы.

Моццикони взял клочок бумаги и вывел крупными буквами: «Что лучше – жить на зеленом берегу Тибра и каждый раз, подняв голову, видеть дворцы-уроды на виа Флеминг либо жить во дворце на виа Флеминг и видеть из окна зеленый берег Тибра?» В конце фразы он поставил огромный вопросительный знак.

– Почему бы тебе снова не зажмурить глаза? Попробуй! – сказала Моццикони все та же говорящая рыбка.

Моццикони зажмурился. Теперь он больше не видел этих противных дворцов на виа Флеминг. Но он не видел и плакучих ив и дикой вишни на берегу.

Вдруг рыбка махнула хвостом – и в лицо Моццикони полетели брызги.

– Что за подлая рыба! – воскликнул Моццикони, открыв глаза и утирая лицо рукавом рубахи.

Он встал, засунул свое послание в пустую бутылку, хорошенько ее закупорил и с размаху бросил в реку. И снова в лицо ему угодили брызги.

– Черт бы побрал и эти бутылки и этих рыб! – процедил сквозь зубы Моццикони.

Моццикони и золотистый Тибр

Газеты писали: «Нудьте осторожны! Вода Тибра загрязнена, в ней тьма ядовитых веществ и прочей дряни. Не пейте речную воду!»

– Где уж там пить! – сказал Моццикони. – В реке даже искупаться нельзя!

Но жара стояла адская. Моццикони посмотрел на сверкающую воду золотистого Тибра, как его называли много веков назад поэты. Нет, умел бы он плавать, он бы все-таки искупался.

– Сделаю вид, будто я умею плавать.

Но ему не хотелось, захлебнуться и утонуть. Он вгляделся пристальнее в сверкающую под лучами солнца воду и увидел, что течение несет вниз мертвых мышей и собак и что золотистый, некогда воспетый поэтами Тибр превратился в грязную, зловонную клоаку. Впрочем, грязь и ил были и во времена древних римлян. Существовала тогда и Клоака Массима – самая большая в мире. Значит, и тогда вода была желтой и мутной, а те, кто воспевали золотистый Тибр, сами никогда в нем не купались. Раз так, он тоже не станет купаться.

Теперь клоак, вернее, канализационных труб – десятки и сотни, и, верно, потому вода в реке еще более желтая и мутная. Иными словами – золотистая. Непонятно, почему поэты перестали воспевать золотистый Тибр. Кто тут виноват – река или поэты?!

Проблема прелюбопытная, но разомлевший от жары Моццикони решил заняться ею как-нибудь потом.

Моццикони, нефть и пешеходы

Газеты писали, что арабские шейхи не хотят больше продавать нефть Европе, что нефтехранилища почти пусты, а нефтяные скважины замирают одна за другой.

Все это произошло внезапно. И вот власти запретили по воскресеньям автомобильное движение. Теперь по мостам катили велосипедисты и тащились, покачиваясь, словно пьяные, пешеходы. За долгие годы они отвыкли ходить пешком. Телевидение сократило передачи – тоже из-за нехватки нефти.

– Кто бы мог подумать, что и телевизоры работают на нефти! – изумился Моццикони.

Свет часто выключали. Оказывается, и электростанции работали на нефти. Остановились многие заводы. Нет, Моццикони вся эта история с нефтью не нравилась, от нее пахло обманом и махинациями мошенников-министров.

– Тут дело нечисто.

К счастью, сам Моццикони мог обойтись и без нефти. Но вот те, кто в воскресные дни отправлялись к морю или в горы, негодовали. Теперь им приходилось, словно червям, ползти по земле, а не проноситься по улицам на четырехколесной машине. Многие забыли, как надо ходить. Они становились на четвереньки и, точно коты, начинали передвигаться на четырех лапах. Целые семьи ползли, быстро перебирая конечностями. Добравшись до луга, они и тут не разгибались, а начинали пастись в траве. Владельцы обувных фабрик радостно потирали руки в предвкушении огромных прибылей.

Завидев на мосту этих четвероногих путешественников, Моццикони кричал им снизу:

– Болваны! Посмотрите на кур, поучитесь у них, как надо ходить!

Моццикони боялся, что римлянам, которые поневоле стали пешеходами, взбредет на ум спуститься вниз, на отмель реки. Ведь она ближе, чем море или сельские луга. Вдруг эти римляне вздумают прогуливаться по берегу реки средь плакучих ив и свалок мусора?

К великой радости Моццикони, ничего такого не случилось: ни римляне, ни иностранные туристы на отмель не спустились. Не додумались, видно.

Моццикони и зонтик

Под палящим солнцем Моццикони по тропинке добрался наконец до парапета на набережной Тибра. Но и здесь от жары некуда было деться.

– Я удираю в горы! – крикнула ему говорящая птица и полетела к мосту Марио.

Но минуту спустя птица вернулась и села на ветку дерева рядом с Моццикони.

– Что, жарко?

– Дурацкий вопрос! Разве ты не видишь, что я весь взмок?

– Так тебе и надо, Моццикони! – Птица весело засмеялась.

– Не слыхал, чтобы птицы смеялись. Такого даже в сказках не бывает! – сказал Моццикони.

– Когда человек в жару натягивает на себя драное шерстяное одеяло, как же тут не засмеяться?

Моццикони вскочил и швырнул в птицу горсть песка. Она вспорхнула и спокойно полетела к мосту Марио.

«А ведь верно – от жары не спасет и шерстяное одеяло, – подумал Моццикони. – Здесь нужен хороший проливной дождь. Он освежит и воздух и воду в реке».

Моццикони встал, вытащил из потайного местечка свой любимый черный зонтик, осторожно его открыл. Потом принялся прохаживаться взад и вперед с раскрытым зонтиком в руках. Он то и дело поглядывал на небо, но оно оставалось прозрачным, как хрусталь.

– Странно, – сказал Моццикони, – когда другие открывают зонтик, сразу же начинается дождь.

Он продолжал расхаживать по берегу с раскрытым зонтом, ожидая, когда же упадут первые капли. Но ни одной капли так и не упало.

– Может, я не такой, как все остальные? А может, зонт у меня неисправен?

На крутом спуске Моццикони споткнулся и подвернул ногу. Ему было очень больно, и потому он решил не записывать своих мыслей о зонте на клочке бумаги и не класть его в бутылку.

Моццикони и сорокаградусная лихорадка

Утром Моццикони проснулся от сильной головной боли. Его бросало то в жар, то и холод.

– Температура, видно, скачет, как конь.

Но откуда на откосе взяться коню? А жаль! Был бы у него конь, он бы его сразу продал и купил лекарства. И еще всякой еды. Только разве у бродяги бывает свой конь? А вот лихорадка есть. Лоб горячий – дотронуться больно, глаза болят и слезятся, ноги дрожат.

«У меня градусов сорок, не меньше! – подумал Моццикони. – До чего же плохо одному, на голом откосе, когда тебя треплет лихорадка!» Моццикони вспомнил о доме на «Счастливом акведуке». Настоящем доме со стенами, окном, дверью и крышей над головой – надежной защитой от дождя.

– Но сейчас нет дождя, – постарался приободрить сам себя Моццикони.

Наоборот, день был на редкость ясный, знойный. Воды Тибра дымились от жары. Газеты писали: «Сорок градусов в тени». А на солнце? Моццикони испугался.

– У меня самого температура сорок градусов. Сорок градусов в тени и сорок градусов лихорадка, вместе – восемьдесят. А если я окажусь на солнце, то и все сто. Да я тогда сварюсь, как курица в кипятке!

Нет, Моццикони не хотел свариться, как курица или индюк в кипятке. Он не заслужил столь печальной участи. Он решил заняться вычитанием. Вычел из ста сорок градусов в тени, потом еще сорок градусов. И сразу почувствовал себя лучше.

Моццикони и его послания

Моццикони уже не раз решал не отправлять свои послания в пустых бутылках. Потому что он, словно на экране кино, видел, что с ними потом происходит. Вот какая картина ему представлялась.

Частенько бутылки вылавливала какая-нибудь побирушка, которая и читать-то не умела. Но чаще всего бутылку вытаскивал толстенный мужчина и начинал ее разглядывать на свету: какое в ней вино – красное или белое. И, хотя он убеждался, что вина там нет, откупоривал бутылку. Вытаскивал клочок бумаги и, повертев его в руках, воровато оглядывался. Поблизости никого не было – он рвал листок на мелкие клочки и бросал их в воду.

Моццикони этого наглеца, который рвал его послание, готов был отлупить. Но стоило ему размахнуться и нанести удар, как тот растворялся в воздухе. Увы, всякий раз, когда Моццикони принимался кого-нибудь лупить, он молотил кулаками по воздуху. Верно, все так боялись его мощных ударов, что тут же исчезали.

Моццикони-изобретатель

Моццикони сидел на берегу и смотрел, как Тибр несет вдаль свои воды. Вдруг в голове у него загудело. Да так сильно, будто туда залетел рой пчел. Моццикони понял – его посетила необычайная, превосходная идея.