- Но где же ваш муж? - настаивал он. - Мне необходимо его видеть. Наконец она ответила: - А кто может знать, где он? Только ему что взбредет в голову, как он уже бежит. Идите домой, он сам вас найдет.
      - Скажите, что приходил Лео Финкель. Она даже не подала виду, что слышала, Он ушел от нее совершенно подавленный. Но Зальцман, тяжело пыхтя, уже ждал у его Двери. Лео удивился, обрадовался: - Как это вы меня обогнали? - Я торопился. - Заходите.
      Они вошли. Лео приготовил чай и сандвич с сардинкой для Зальцмана. Во время чаепития он протянул руку назад, взял конверт с фотографиями и передал их Зальцману.
      Зальцман поставил стакан с чаем и с надеждой спросил:
      - Ну что, нашли? Кто-то вам, наконец, понравился? - Нашел, но не тут. Зальцман отвернулся.
      - Вот кто мне нужен, - сказал Лео и подал любительский снимок.
      Зальцман напялил очки и взял фотографию дрожащими руками. Он стал похож на мертвеца и глухо застонал.
      - Что с вами? - крикнул Лео. - Извиняюсь! Это фото, оно тут случайно. Она совсем не для вас.
      Зальцман лихорадочно запихивал толстый конверт в портфель. Сунув маленькое фото в карман, он вскочил и убежал из комнаты. Лео на миг окоченел, но тут же очнулся, побежал за ним и настиг его в прихожей. Хозяйка что-то истерически причитала, но они ее не слушали. - Отдайте карточку, Зальцман. - Нет! Страшно было смотреть на страдальческие глаза старика. - Скажите хотя бы - кто она? - Нет, нет, извиняюсь, это я сказать не могу. Он дернулся к выходу, но Лео, совершенно забывшись, схватил его за лацканы тесного пальто и затряс изо всех сил.
      - Пустите! - застонал Зальцман. - Пустите! Лео стало стыдно, он выпустил его. - Ну скажите же, кто она? - умолял он. - Мне очень важно знать.
      - Она же не для вас. Она дикая, стыда в ней нет, дикая совсем. Это не жена для раввина. - Как это - дикая?
      - Ну, дикая, как звери дикие. Как собака. Для нее бедность - грех. Потому она теперь и умерла для меня!
      - Ради бога, объясните мне, в чем дело? - Такую я с вами знакомить не могу! - закричал Зальцман. - Да чего вы так волнуетесь? - Он еще спрашивает, чего я волнуюсь! - крикнул Зальцман и вдруг заплакал. - Потому что это моя доченька, моя Стелла, гори она в аду!
      Лео сразу лег в постель и глубоко зарылся в одеяло. Под одеялом он продумал всю свою жизнь. И хотя он вскоре заснул, но и во сне не мог отделаться от нее. Он проснулся, колотя себя в грудь кулаками. Напрасно он молился, чтобы избавиться от нее, - молитва оставалась без ответа. Много дней он мучился без конца, пытаясь разлюбить ее, но так боялся этого, что разлюбить не мог. И тут он решил обратить ее к добру, а самому обратиться к богу. При этой мысли в нем вспыхивали то отвращение, то восторг.
      Может быть, он сам не осознавал, что пришел к окончательному решению, пока не встретил Зальцмана в кафе на Бродвее.
      Тот сидел один, за столиком в самой глубине, и обсасывал рыбьи косточки. Он страшно исхудал и стал таким прозрачным, что казалось, вот-вот растает.
      Сначала Зальцман смотрел на него, не узнавая. Лео отрастил острую бородку, его взгляд стал тяжелым и мудрым.
      - Зальцман, - сказал он, - наконец, в мое сердце вошла любовь.
      - Ну кто это влюбляется по карточке? - насмешливо сказал сват.
      - Что же тут невозможного?
      - Уж если вы ее полюбили, так вы кого угодно полюбите. Дайте я вам покажу новых клиенток, сию минуту я получил свеженькие фотографии. Одна - так прямо куколка.
      - Мне нужна только она, - пробормотал Лео. - Ох, доктор, не валяйте дурака! Не связывайтесь вы с ней!
      - Познакомьте меня с ней, Зальцман,-униженно попросил Лео. - Может быть, я ей помогу...
      Зальцман перестал жевать, и Лео с волнением понял, что дело налаживается.
      Однако, выйдя из кафе, он почувствовал мучительное подозрение: а вдруг Зальцман сам подстроил, чтобы все так случилось?
      Лео известили письмом: она встретится с ним на углу такой-то улицы, и вот весенним вечером она ждала его под уличным фонарем. Он появился издали, с букетом фиалок и нераспустившихся роз. Стелла стояла у фонарного столба и курила. Она была в белом, в красных туфельках - он так и ожидал, хотя однажды ему представилось, что платье будет красное и только туфли белые. Она ждала, неловкая, застенчивая. Уже издали он увидел, что в ее глазах, похожих на глаза отца, была какая-то отчаянная невинность. Он почуял в ней свое искупление. Скрипки и зажженные свечи закружились в небе. Лео бросился к ней, протягивая цветы.
      А за углом Зальцман, прислонясь к стене, тянул заупокойную молитву.