Едва горничная помогла ей надеть ночную рубашку, как стук в дверь положил конец атакам Дженны на крылатый наряд.
– Если это мама, я уже легла, Эмили, – предупредила девушку Дженна. И, закрыв дверь в спальню, вскарабкалась на кровать под балдахином на тот случай, если мать не поверит горничной.
Секунду спустя ее насторожил свет.
– Это я, миледи, – предупредила Эмили.
– Входи, – облегченно вздохнула Дженна.
Горничная протянула ей запечатанное послание. Дженна не потрудилась взглянуть на печать. Как Руперт смел думать, что может исправить ситуацию, нацарапав на бумаге несколько пустых слов? Дженна смяла письмо в комок и отбросила в сторону.
– Оставь меня! – всхлипнула она, зарывшись вспыхнувшим заплаканным лицом в подушку.
Внизу продолжался бал. Должно быть, уже объявили о помолвке, и гости сняли маскарадные костюмы. Все официально свершилось: она обручена с виконтом Рупертом Марнером. Дженна почти слышала, как скрипки играют очередной скандальный венский вальс, похожий на тот, когда Кевернвуд пригласил ее на танец. Он, вероятно, сейчас скользит по полу с мисс Златовлаской, и, как в ее воображении, их тела чуть касаются друг друга, его теплая рука твердо держит девушку за талию и ведет в такт музыке. У Дженны упало сердце. Если бы на нем не было этого ужасного костюма! Новые слезы, горячие и соленые, потекли из-под опущенных век. Когда она превратилась в фонтан слез? Дженна безжалостно колотила подушку и, наплакавшись вдоволь, уснула.
Наутро Дженна не спустилась к завтраку. Поднос принесли ей в комнату, но она не притронулась к еде. Мать не появлялась, это означало, что она все еще сердится. Дженна была почти благодарна ей за это. Она нежно любила мать, но бывали моменты, когда леди Холлингсуорт ее раздражала. Сейчас был именно такой случай. Неужели стремление матери породниться домами и воспользоваться выгодами этого союза важнее счастья дочери? Неужто легче усугубить унижение дочери, чем защитить ее, из страха потерять расположение могущественных Марнеров? Очевидно, так. Отец никогда бы этого не потерпел.
Поднявшись с кровати, Дженна посмотрела в зеркало. Глаза безнадежно покраснели и припухли от слез. Она ополоснула лицо холодной водой, но это не помогло. Как всегда бывало после слез, она напоминала сейчас бурундука, именно поэтому она редко позволяла себе выплакаться.
Возвращаясь к кровати, она наступила на брошенное накануне письмо и подняла его с ковра. Разгладив бумагу, Дженна рассмотрела печать. Письмо вовсе не от Руперта: на печати не готическое «М» – Марнер, – а изящное «Р».
Дрожащими руками она сломала печать и развернула письмо.
«
Миледи Дженна, я очень обеспокоен тем, что произошло сегодня вечером в бальном зале. Если Вы позволите, я хотел бы лично принести Вам надлежащие извинения. После завтрака я буду в библиотеке.
Ваш покорный слуга Кевернвуд».
Подобные встречи были приняты среди гостей, когда два человека хотели говорить конфиденциально. Библиотека была типичным и совершенно безупречным выбором. Граф прислал безукоризненное с точки зрения этикета письмо. Но почему оно похоже на приглашение на свидание… или она пытается принять желаемое за действительное?
Завтрак давно кончился. Эмили нигде не было видно. Дженна поспешно уложила волосы в высокий узел с локонами, которые во влажную погоду вились сами, и надела розовое батистовое платье, приемлемое для дневного времени, хоть и неотразимо соблазнительное.
Когда она появилась, граф уже выходил из библиотеки. С непроницаемым лицом он шагнул назад через порог и проводил ее в комнату. Дженна приняла его поклон, скромно извинилась за опоздание, не объясняя причин, и ждала его первого шага.
На нем был прекрасно скроенный коричневый костюм с кремовым жилетом. Сдержанные манеры, без сомнения, следствие военно-морской дисциплины.
– Миледи, выразить не могу, как я сожалею, что вчера вечером напугал вас, – произнес граф. – Я должен был сказать это вам лично.
– Не вы напугали меня, милорд, а ваш костюм. Теперь вы, очевидно, знаете причину, и я сожалею, что поставила вас в неловкое положение.
– Меня нелегко смутить, миледи, – сказал он с улыбкой, от которой у нее растаяло сердце. – Хотя есть и такие, кто находит удовольствие, пытаясь этого добиться. Но уверяю вас, я толстокожий человек.
Горячая кровь застучала у нее в висках, щеки залил румянец. Смотреть в эти глаза вблизи все равно что тонуть в сапфировом море.
– Простите, но вы плакали, – сказал он. – Я могу чем-нибудь помочь?
– Нет, милорд, – пробормотала Дженна. Ее лицо пылало. Как она могла забыть попудриться? Теперь лицо наверняка покрылось пятнами. Она опустила глаза и взяла первую попавшуюся книгу, радуясь возможности отвлечься. – Я расстроилась, что испортила маскарад, – сказала она. – Леди Марнер вложила в него столько сил.
– Никаких неприятностей, кроме вашей, не было. – Он улыбнулся, и это тронуло ее душу. – Пожалуйста, не упрекайте себя. Маскарад был чудесный.
Дженна задумалась на мгновение, прежде чем задать вертевшийся на языке вопрос, но любопытство все-таки одолело здравый смысл.
– Почему вы выбрали такой костюм, милорд? – спросила она. – Вы, конечно, знаете, что грабежи на дорогах в наши дни – это настоящий бич?
Граф задумался, ребячливо сведя брови, и это выбило ее из колеи. Сейчас он больше походил на нашкодившего школьника, чем на военного героя.
– Из-за протеста против аристократии, миледи. Мой костюм – своего рода политическое заявление.
Дженна положила на откидной столик книгу, которую просматривала, чтобы спрятать глаза, и невозмутимо взглянула на Кевернвуда.
– Но вы, милорд, сами аристократ, – напомнила она.
Граф откровенно рассмеялся. У него были прекрасные белые зубы, в уголках рта появились соблазнительные ямочки.
– Только по рождению, миледи, уверяю вас, – сказал он. – У меня весьма провинциальная душа. Маскарадный костюм, признаю, был низкой выходкой, которая, как и полагается, повлекла за собой неприятные для меня последствия. К несчастью, вы попали под перекрестный огонь, о чем я чрезвычайно сожалею. Клянусь, я бы все что угодно отдал, чтобы этого не случилось.
– Не думайте больше об этом. Ваше извинение с благодарностью принято, милорд, – уверила его Дженна со всем достоинством, какое могла собрать в непосредственной близости от него.
– Когда свадьба? – поинтересовался граф. – Сомневаюсь, что после случившегося меня пригласят, и хотел бы должным образом поздравить вас, когда придет время.
Дженна, помрачнев, замялась. Она совсем забыла о Руперте. На лице Кевернвуда снова появилось странное непроницаемое выражение. Она видела его, когда впервые взглянула на графа и когда пришла в себя после обморока. Он изучал ее, и этот загадочный взгляд вблизи обезоруживал сильнее, чем все случившееся.
– Мы планируем пожениться зимой, милорд, – сказала она. Несмотря на охвативший душу хаос, ее голос звучал твердо. – Точная дата не установлена. Сначала я должна съездить в Париж, пополнить приданое.
В ответ тишина. Граф все еще разглядывал ее.
– В-во всяком случае, до Нового года, – запнулась Дженна, заполнив неловкую паузу.
Он подошел опасно близко, так близко, что жар тел был ощутим. Опьяняющий аромат табака поплыл в воздухе, кружа голову и провоцируя. Как граф возвышается над нею! Они почти касались друг друга, и Дженне пришлось откинуть голову назад, чтобы встретить его взгляд, изучавший изгиб ее стройной шеи и декольте. Черт возьми! Почему она не надела сорочку, отделанную брюссельским кружевом?
Внезапно он взял ее руку и поднес к теплым губам. Шокирующие волны жара разбежались по ее дрожащему телу, захватывая потаенные уголки. От прикосновения его влажного дыхания она вся затрепетала.
– Мне крайне неприятно прерывать эту восхитительную встречу, – сказал, выпрямляясь, Кевернвуд. – Но, учитывая ситуацию, думаю, что нам неразумно дольше задерживаться здесь. Я доставил вам много неприятностей своим визитом. Усугублять их было бы непростительно. Позвольте мне уйти раньше вас. Думаю, что так будет лучше.
– Конечно, милорд, – пробормотала Дженна, удрученная тем, что встреча так скоро закончилась. Ошеломленная, она покачнулась, когда он отпустил ее руку. – Значит, вы здесь останетесь?
Она тут же пожалела о вырвавшихся словах. Дурочка! Почему бы ему не остаться? Надо же было сказать такую глупость!
– Да, миледи. – Он одарил ее просто дьявольской улыбкой, приподняв левую бровь. – Ни за что на свете такого события не пропустил бы. – Граф поклонился, но, дойдя до двери, обернулся. – Кстати, о свадьбе, миледи, – сказал он, взявшись за ручку. – Из дружеских побуждений прошу вас прислушаться к мысли человека, который старше… и опытнее вас.
– Да, милорд?
– Подумайте хорошенько, миледи, – мягко сказал он, шагнув через порог; – Вы его не любите.
Ее щеки вспыхнули, глаза прищурились, но дверь уже закрылась за ним. Сердце ее неистово стучало, лиф розового платья поднимался с каждым вдохом. Как он смеет давать указания! Хоть его предположение и верно, кто он такой, чтобы делать подобные заявления при столь кратком знакомстве? Ее кровь закипела. Нет, это определенно не свидание. Почему его глаза говорят одно, а губы другое? Он смеется над ней?
Слезы снова брызнули у нее из глаз, но дверь библиотеки внезапно открылась, и Дженна заморгала, прогоняя их. В комнату в облаке светлого муслина, гармонировавшего с цветом волос, вплыла леди Эвелин. В этот момент Дженна меньше всего хотела ее видеть, но оказалась в ловушке. Сбежать невозможно, это было бы невежливо. Схватив с полки книгу, Дженна снова притворилась, что читает.
– Доброе утро, леди Дженна, – прощебетала девушка. – Надеюсь, вам лучше?
– Значительно, – кратко ответила Дженна.
– Мы не видели вас за завтраком.
– Мне принесли поднос в комнату.
– А-а-а!! Это хорошо, вы значительно лучше выглядите. Вчера вечером у вас вид был ужасный. Вы нас перепугали. Саймон страшно расстроился. Я видела, как он выходил из библиотеки. Уверена, он объяснил вам, что все было совершенно невинно.
– Вы давно знаете лорда Кевернвуда? – не удержалась от вопроса Дженна.
– Давно ли я знаю Саймона? – повторила девушка. – Целую вечность. Мы много видимся с Саймоном в городе. И часто гостим там у него. Когда вы приедете в Лондон, вам нужно пойти с нами в «Олмак». Вы там бывали?
– Нет.
В жизни Дженны не было вихря развлечений, праздников, приемов и поездок на знаменитые балы в «Олмаке». Но она промолчала. Она не собиралась поверять этой пустой бабочке, что пошатнувшееся здоровье отца отложило ее дебют, пока ей не исполнилось двадцать. И конечно, не расскажет этой бессердечной белокурой кукле, что безвременная смерть отца и последовавшая за ней показная меланхолия матери положили конец ее светским сезонам. Она не вынесла бы жалости этой девочки, тем более что жалеть было не о чем. Дженна была совершенно счастлива без шума и суеты лондонских развлечений. В конце концов, она не охотилась за мужем. Едва ли нужно выходить на ярмарку невест, поскольку Руперт Марнер всегда был предопределенным решением.
– Я нечасто бываю в Лондоне, – сказала она в ответ на недоверчивый вздох девушки. – И вполне довольна жизнью на побережье.
– Вы должны пойти… вы и виконт, конечно. Оркестр там просто чудесный. Там я научилась танцевать кадриль. Сама леди Джерси меня научила! Можете себе представить? Она там одна из патронесс и добрый друг Саймона. А атмосфера! Такого, как в «Олмаке», нигде нет. Вот увидите. Там бывают все важные персоны. Это исключительное место с ограниченным доступом, нужно получить одобрение, но я уверена, что у вас трудностей не будет. Саймон все может.
Дженна присмотрелась к девушке. Она была красива, молода, полна жизни. Неудивительно, что граф питает к ней нежные чувства.
– Ой, нам, вероятно, придется обойтись без Саймона, – не умолкала леди Эвелин. – После Копенгагена он стал неповоротливый. Но с его ногой и всем остальным этого следовало ожидать. Саймон особенный и чужд условностям. Мы с Криспином целую вечность пытались уговорить его отрезать волосы. Этот ужасный хвост давно вышел из моды. Это прошлый век. Больше никто не носит длинные волосы, даже мы, женщины. Но Саймон есть Саймон. Знаете, он в самом деле революционер. Он всегда бросает вызов условностям. Но отчасти в этом заключается его обаяние, правда? Я его просто обожаю.
Дженна заморгала, отгоняя вновь подступившие слезы, и поставила на полку книгу, в которую смотрела, не понимая слов. Леди Эвелин с немалым интересом рассматривала ее прическу. Эта болтушка намеревается высказаться и относительно длины ее волос?
– Извините, – пробормотала Дженна и сбежала, не дав ей такого шанса.
Глава 3
Погода днем подходила для пикника и состязаний в стрельбе. Дженна больше не видела графа, а Руперт в его отсутствие был заметен. Он явно все еще сердился. Она вздохнула с облегчением, почувствовав, что желание не видеть друг друга было взаимным. Дженна даже попыталась отговориться от пикника, не желая больше встречаться с леди Эвелин, но мать и слышать об этом не хотела.
– Ты не можешь испортить остаток уик-энда, Дженна, – заявила леди Холлингсуорт. – Я этого не позвоню. Что на тебя нашло? Руперт ждет твоих извинений, дорогая. Я дала ему слово, что…
– Что ты сделала? Мама, как ты могла? Ты слышала, как Руперт разговаривал вчера со мной при всех. Никогда не забуду, что ты была на его стороне. Как ты могла? Ты все слышала и действительно думаешь, что это я должна извиниться перед ним?
– Он этого ждет, дорогая. Это твоя помолвка, Дженна. Тебе двадцать два года. Если ты ее расторгнешь, то тебе придется серьезно задуматься! Для сезона теперь уже слишком поздно. Ты хочешь остаться старой девой? Леди Марнер только сегодня утром говорила…
– Тьфу на леди Марнер! Надо было устроить этот фарс в Тисл-Холлоу… или совсем не устраивать. Мне противно смотреть, как ты кланяешься и расшаркиваешься перед леди Каролин Марнер и ее мужем. Руперт за десять лет палец о палец не ударил, он маменькин сынок, а еще требует к себе уважения! Я хочу домой. В родных местах у меня было бы преимущество.
– Это невозможно. Марнеры любезно приняли гостей у себя из сочувствия ко мне… к нам, из-за твоего отца, дорогая.
– Отец умер больше года назад, мама. Не впутывай его в это дело. Но ты прекрасно знаешь, чью сторону он бы принял, будь он жив. Ничто не мешало устроить эту пародию в Тисл-Холлоу.
– Теперь уже поздно, дорогая. Мы в Мурхейвен-Мэно-ре, и тебе придется довести дело до конца. Ты оденешься и отправишься на пикник. При первом удобном случае ты принесешь извинения Руперту. И когда мы спустимся вечером к обеду, ты будешь улыбаться. Ты не сделаешь меня мишенью насмешек и сплетен, Дженна. Я этого не переживу!
Дженна надела на пикник белое муслиновое платье. Пикник устроили точно в полдень на ухоженной восточной лужайке, живописно спускавшейся к саду. Присутствовали несколько пожилых джентльменов, остальные отправились состязаться в стрельбе.
Дженна сторонилась леди Эвелин Сент-Джон, выбрав себе в компанию двух дочерей Уорренфорд. Уорренфорды много времени проводили в Лондоне, и она попыталась выведать у них, что могла, о Сент-Джонах. Урожай был скуден. Ей лишь удалось выяснить, что брат и сестра близнецы, они сироты и дальние родственники герцога Йоркского и что Саймона Радерфорда, самого завидного холостяка в свете, редко видят без них. Он всюду бывает с ними.
Как приклеенный – так выразилась Розмэри Уорренфорд. Это все равно что посыпать солью свежую рану.
Разговор с Рупертом прошел не совсем гладко. Виконт появился на пикнике поздно днем, обменявшись любезностями с дочерьми Уорренфордов, взял Дженну под руку и повел к саду.
Граф появился приблизительно в то же самое время. Его хромота была заметнее, чем прежде, но, несмотря на это, его движения были изящны. Он направился прямо к леди Эвелин, подал ей руку и помог подняться с покрывала, где она сидела с несколькими молодыми людьми, которых Дженна не узнала. Она намеренно повела Руперта мимо Кевернвуда и леди Эвелин. Прижавшись к нареченному, Дженна одарила Руперта лучезарной улыбкой, не обращая внимания на графа. Это научит его сиятельство держать свои советы при себе.
Руперт скептически разглядывал ее через лорнет. Он был высок и строен, коротко подстриженные волосы цвета спелой пшеницы завиты а-ля Брут. Его костюм всегда соответствовал последнему писку моды и был уместен.
– Как я вижу, ты чувствуешь себя лучше, – сказал Руперт.
– Намного лучше, спасибо. А как ты? После стрельбы ты в более приятном настроении?
– Я слышал, у тебя сегодня утром было свидание с Кевернвудом, – ответил Руперт, демонстративно игнорируя ее вопрос.
– Вряд ли это можно назвать свиданием, Руперт. Граф принес извинения за прошлый вечер, и я приняла их. Все было абсолютно прилично.
– Мм-м… – протянул Руперт, сунув лорнет в жилетный карман.
– Кто тебе сказал?
– Это следовало сделать тебе, – вспыхнул он. – И тогда мне не пришлось бы выслушивать сплетни от слуг.
– Мы еще не женаты, Руперт. Я не должна отчитываться перед тобой за каждую секунду своей жизни. По крайней мере, у него достало хороших манер извиниться.
– Я хочу, чтобы ты держалась от него подальше, Дженна, – сказал он. Они подошли к саду, и Руперт повернул ее к себе. – Я не шучу! Он наглец! Только посмотри на его прическу. Он знает, что длинные волосы давным-давно вышли из моды, и все-таки носит этот нелепый хвост. Он делает это, чтобы привлечь внимание.
– Не знаю, мне кажется, это довольно мило.
Руперт приоткрыл рот, из горла у него вырвалось недоверчивое ворчание.
– Вчерашняя история была оскорбительным выпадом, – сказал он. – Так с хозяевами себя не ведут.
– Он не знал об отце, Руперт.
– Но он знал, что костюм дурного вкуса. Он надел его умышленно.
– Я приняла его извинения.
– Да-да, ты уже говорила. Хватит об этом. Оставим его Сент-Джонам. Пусть губят свою репутацию, общаясь с ним.
– Ты ведешь себя так, будто я притащила их сюда. Ты пригласил их, Руперт.
– Вовсе нет; Мать пригласила его. А он привез Сент-Джонов, этих нахлебников, которым потакает. Какая наглость!
– Он спросил разрешения привести их?
– Какое это имеет значение?
– Так он спросил разрешения или нет?
– Да, он это сделал, но не должен был их привозить, мы незнакомы.
– Хорошо, теперь мы познакомились, не так ли? – Дженна поверить не могла, что защищает Сент-Джонов и право графа включить их в число гостей. Лучше бы ее глаза всех их не видели.
– Знаешь, я победил его в стрельбе.
– Ты? Руперт, ты ужасно стреляешь.
– Именно я.
– Должно быть, он позволил тебе победить.
– Нет! Он паршивый стрелок, несмотря на его бахвальство о рекордах. Хорошо, что он служил под командованием Нельсона, а не Веллингтона. Ясно как день, что ему надо стрелять из пушки, чтобы куда-нибудь попасть.
– Руперт, будь выше этой мелочности.
– Хорошо. – Его безупречная осанка поникла, он фыркнул. – Давай не будем ссориться, – сказал он вполголоса.
– Как я полагаю, это извинение?
– Ты его ждешь? – вздрогнув, проронил он.
– Не отвечай вопросом на вопрос, Руперт. Ты знаешь, что сделал. Это ужасная невоспитанность. Да, я ждала извинений. Ты хамски вел себя вчера вечером и поставил меня перед всеми в неловкое положение.
– Я ожидал извинений от тебя, – недоверчиво протянул Руперт.
– За что? За то, что я лишилась чувств, увидев человека, похожего на убийцу моего отца?
– Нет, за голодный обморок, когда дом так набит едой, что можно накормить армию Веллингтона.
– Ты согласен с моей мамой.
– Она беспокоится о тебе, Дженна.
– Она беспокоится, что я могу расторгнуть помолвку, а это повредит ее положению в обществе.
Руперт уставился на Дженну.
Почему в этих пустых ореховых глазах ничего нет? Почему от его взгляда не стучит ее сердце, не слабеют колени?
– Так вот что у тебя на уме? – мрачно спросил Руперт. – Я люблю тебя, Дженна.
– Тогда я предлагаю тебе до конца уик-энда обдумать, кто перед кем должен извиниться. От этого будет зависеть, что у меня на уме.
День прошел без происшествий. Дженна вернулась в свои покои переодеться к обеду, назначенному на восемь. Леди Холлингсуорт настаивала, чтобы она надела вышитое платье из узорчатого шелка цвета полыни, уверяя, что это придаст ее серебристо-серым глазам оттенок морской волны. Дженна предпочла бы платье цвета бургундского с бутонами роз по краю, но согласилась на зеленое, чтобы не спорить. Это ее первый торжественный обед после траура, и она с радостью надела бы платье любого цвета после года мрачных черных материй.
Ее усадили между Криспином Сент-Джоном и Рупертом. Кевернвуд сидел по диагонали от нее между леди Эвелин и Розмэри Уорренфорд. Дженна пыталась не смотреть в сторону графа, но его глаза притягивали ее взгляд словно магниты. Ливрейные лакеи разносили блюда. Меню выставлено перед приборами на специальных фарфоровых табличках. Блюд было множество, начиная с рейнского супа, за которым последовали палтус, лосось и форель с соответствующими соусами. Затем были дичь, седло барашка, ветчина, тушеная говядина, цыплята. На десерт подавали компот из фруктов, яблочную шарлотку, мороженое и приличествующий ассортимент сладких вин.
Дженне все это на вкус казалось опилками.
Стол был накрыт изысканной камчатой скатертью, сервирован прекрасным хрусталем. Розовые и голубые цветы душистого горошка стояли в круглых серебряных вазах. Дженна изучила свое искаженное отражение в вазе, стоявшей между ней и графом. К ее тревоге, лицо сильно раскраснелось, хотя она едва пригубила вино.
Леди Эвелин непрерывно болтала. Никто, казалось, против этого не возражал. Было ясно, что джентльмены находят девушку в розовом шелковом платье и с диадемой из бутонов роз в волосах совершенно очаровательной. Леди Холлингсуорт выбрала в качестве украшения прически дочери бледно-зеленый плюмаж, настаивая, что он исключительно подходит ее белокурым волосам, но Дженна чувствовала себя цирковой лошадью. Почему она согласилась на зеленый цвет? Почему не настояла на своем и не надела бордовое платье?
Обед шел своим чередом. После третьей перемены блюд лакеи убрали все со стола, включая скатерть. Дворецкий начал выставлять на стол ратафию и сладкие вина, горничные расставляли десертные тарелки и раскладывали столовые приборы. Именно в этот момент беседа опасно переключилась на политику.
Граф Кевернвуд и сэр Джеральд Маркем обсуждали экономику. Экономические связи между высшими и низшими классами начиная с войны с американскими колониями сильно пошатнулись.
– Почтовые тарифы снова увеличились, и мои арендаторы не могут их осилить, – сказал сэр Джеральд. – Когда им приходят письма, они просят меня заплатить. А письма приходят постоянно. Низшие классы плодятся как кролики. У них есть родственники по всей Британской империи. Я сам не получаю столько писем. Но этого мало. Они еще и крадут у меня. Как вы справляетесь со своими арендаторами, Кевернвуд? Вы нечастый гость в своих владениях. Как вы препятствуете вашим арендаторам грабить вас? Мне пришлось устроить западни, установить пружинные ружья и нанять надзирателей.
– Мои арендаторы не крадут, потому что им это не нужно, – коротко ответил граф, пряча улыбку.
– Полагаю, в этом есть нечто разумное, – пробурчал Руперт.
– Есть, – согласился граф. На этот раз он улыбнулся, но такой ледяной улыбкой, что у Дженны холодок пробежал по спине. – Арендаторы бунтуют, когда вынуждены жить в нищете и тесноте у черствых владельцев. Если быть чутким к нуждам арендаторов и не давать поводов для неприязни, у них не будет причины красть. Следовательно, нет никакой необходимости тратиться на надзирателей, убивать браконьеров или калечить их западнями.
– Вы не разделяете мнения своего отца, дружище, – заметил сэр Джеральд. – Вот был истинный дворянин. Он держал своих арендаторов в узде. Помилуй Бог, никакого баловства!
– Мы живем в другое время, сэр, – сказал граф, откидываясь так, что стул заскрипел под ним. – Оно требует другой тактики и более либеральных взглядов. Существуй они во времена моего отца, мы бы сейчас не оказались в таком положении.
– Вы действительно верите в эту чепуху? – сказал Руперт.
– Мои арендаторы это подтвердят.
– Да не может быть, Кевернвуд! – усмехнулся Руперт. – Низшие классы ненавидят аристократию.
– И на это есть причины, – ответил граф. – Мы впустую спустили хорошие деньги, за их счет, заметьте, и проиграли войну. – Он сделал жест рукой. – Оглянитесь вокруг. Кто пострадал? Конечно, не мы, всемогущая аристократия, мы процветаем. А порядочные, преданные люди, сражавшиеся за свою страну, которых комиссовали из-за ран, оказались в нищете. Они теперь просят милостыню на улицах Лондона, сэр. А мы в их отсутствие конфисковали за неуплату налогов их собственность и со вкусом расположились на их землях.
– По моему мнению, в состоянии экономики виноваты фальшивомонетчики, – сухо вставил маркиз Роксбури. – Поддельные векселя наводнили рынок с девяносто седьмого года. А если низшие классы столь обеспокоены экономикой, они должны принять активное участие в ее развитии. Но у них не хватает ума. Именно поэтому это дело аристократии.
– Легко обвинять кого угодно, кроме тех, на ком лежит вина, – сказал граф, положив вилку. – А виноваты именно мы.
– Так что, по-вашему, мы должны делать, Кевернвуд? – повысил голос Рунерт. – Открыть казну и сделать их всех богатыми как Крез? Что за дикие взгляды! Это пристало дикарям Америки, а не цивилизованной Англии.
В дальнем конце стола леди Марнер кашлянула, будя задремавшего мужа.
– Правильно! – крикнул он, выпрямляясь.
– Успокойся, Арчибальд, – тихо сказала хозяйка дома, смиряя мужа мрачным взглядом, и сосредоточила внимание на обедающих. – Разве нельзя отложить эти разговоры, пока леди не удалятся? Вряд ли это подходящая тема для застольной беседы, Руперт.
– Нет, я хочу, чтобы он ответил, – настаивал Руперт, жестом останавливая мать.
– Колонисты имеют основание отстаивать свои взгляды, – ответил граф. – В конце концов, они выигрывали войну.
– Осторожнее, Кевернвуд. Вы зашли слишком далеко, – предупредил Руперт.
– Если аристократия не заинтересуется бедственным положением низших классов, мы увидим революцию, – высказал свое мнение граф. – Вы только подтолкнете голодных. Перед нами пример Франции. Мы ничему не научились на ее ошибках. Наш король то приходит в себя, то впадает в безумие. Его наследник, которого мы только что сделали регентом, помогай нам Господь, игрок, бабник и отъявленный пьяница. Этот человек не может даже с собственной семьей справиться. Как он будет управлять Британской империей?
– Это государственная измена, сэр! – взвизгнул Руперт, вскакивая со стула.
– Я говорю правду.
– Руперт! – резко одернула сына леди Марнер. – Его сиятельство – наш гость.
– Он твой гость, мама, а не мой.
– Ее сиятельство права, – сказал граф, вставая из-за стоила. – Здесь не место для подобной дискуссии. Мы, джентльмены, обсудим это между собой в другое время.
– Мы обсудим это на поединке, – заявил Руперт, отшвырнув салфетку. – Вы не оставляете мне другого выбора, кроме как вызвать вас, сэр. За последние два дня вы не раз оскорбляли этот дом и в придачу завели в его стенах предательские разговоры! Поскольку принято откладывать подобные дела до дневного времени, прошу вас задержаться здесь, пока мои секунданты не посетят вас утром.
– К вашим услугам, сэр, – поклонился граф.
Взгляд Дженны метался от Кевернвуда к Руперту и обратно. Щеки горели огнем. Ей хотелось броситься вон из-за стола, но ноги подвели ее. Она не могла двинуться. Вокруг нее все смешалось. От женских криков и разговоров у нее голова пошла кругом. Мужчины встали, их монотонные голоса невозможно было разобрать. Напротив поднялась леди Эвелин. Бросившись к графу, она заплакала. Ее брат, обойдя стол, направился к ней. Взгляды Кевернвуда и Дженны встретились. Она не могла понять выражение его глаз, но этот пристальный взгляд пронзил ее насквозь, потом метнулся к Руперту. Взгляды двух мужчин скрестились словно шпаги. Дженна буквально оцепенела, и Руперт увел ее.
Глава 4
Едва Дженна успела переодеться в отделанный оборками пеньюар, как от стука в дверь по спине пробежал холодок. Она была одна. Эмили помогала с туалетом матери, которая едва не лишилась чувств от разыгравшейся за обедом сцены, что Дженна приписывала скорее туго затянутому корсету, чем искренней тревоге из-за дуэли.
Стук повторился, быстрый, настойчивый, почти отчаянный. Дженна распахнула дверь и увидела леди Эвелин Сент-Джон.
Какое-то мгновение они смотрели друг на друга через порог.
– Позвольте, миледи… – дрожа, пробормотала девушка. Ее глаза покраснели и припухли.
– Уже поздно, леди Эвелин, – сказала Дженна, отступив в сторону, чтобы впустить неожиданную гостью, – у нас был неприятный вечер. Я собиралась лечь спать.
– Как вы можете спать? Они собираются убить друг друга! Разве вас это не волнует, миледи?
– Что я могу сделать?
– Вы можете поговорить с виконтом. В поединке нет никакой необходимости.
– Уже слишком поздно.
– Так вас это действительно не волнует? – обвиняющим тоном произнесла леди Эвелин, повысив голос. – Когда один из них умрет, как вы будете себя чувствовать, зная, что могли это предотвратить?
– Вы сильно преувеличиваете мои возможности. Почему бы вам не поговорить с его сиятельством?
– Именно ваш нареченный вызвал Саймона, миледи. Саймон пытался этого избежать, вы сами все слышали. Теперь он не может отказаться от дуэли. Он джентльмен. И скорее умрет в этом несправедливом поединке. Я не могу этого допустить. Виконт должен отозвать вызов.
