ГЛАВА 10

Рассвет, серый из-за туч, все-таки проник во все четыре окна.

Кристи проснулась, почувствовав какое-то шевеление рядом с ней на кровати. Она медленно приходила в себя. Что-то мягкое прикоснулось к ноге, а затем легонько толкнуло в бок.

— Ах ты сукин сын! — послышался голос Кейна. — Что ж, наслаждайся, лови момент!

Голос звучал гораздо мягче, чем слова.

Тот, кто лежал рядом с ней, зашевелился, и Кристи краем глаза увидела косматую голову Моки. Услышав слова Кейна, Моки спрыгнул с кровати и побежал к двери.

— Проснулась, Рыженькая? — ласково спросил Кейн, включая свет.

Он стоял в дверях с охапкой какой-то одежды в одной руке и чашкой кофе в другой.

— Убирайся к черту, — буркнула Кристи.

— Все еще сердишься, что я вчера не отвез тебя в гостиницу?

Кристи посмотрела на него взглядом, от которого вчерашний горячий источник покрылся бы льдом.

— Может быть, все-таки заключим если не мир, так хотя бы перемирие? — засмеялся Кейн.

— Убирайся к черту.

— Тогда, может быть, чашечку кофе?

Кристи посмотрела на дымящийся кофе. Судя по восхитительному запаху, кофе сварен так, как варила ее бабушка, — крепкий, густой, горячий. Такой и мертвого на ноги поднимет.

«Как бы заполучить кофе и при этом проигнорировать Кейна?» — билась над задачей Кристи. По глазам Кейна было видно, что он прекрасно понимает ее душевные терзания.

— Давай кофе, — наконец не очень-то любезно сказала она.

— Прошу.

— Извини, я, может быть, не знаю всех правил этикета: должна ли дама благодарить своего похитителя?

— Не понимаю, почему ты дуешься на меня. Не отвез тебя в гостиницу? Извини, я не мог садиться за руль после бренди да еще после того, как размягчил себе мозги в горячем источнике.

— Но хоть сегодня я обрету свободу?

— Может быть, ты хочешь, чтобы я позвонил самому Деннеру и сказал, что у тебя есть что рассказать о Джонни Десять Шляп, о доме Хаттона и о Кокопелли?

— Ты этого не сделаешь!

— Не могу поручиться, Рыженькая. Меня пытались пристрелить, и я этого так не оставлю. Я должен выяснить, кому это понадобилось.

Кристи закрыла глаза.

— Я не отвезу тебя в гостиницу, пока ты не скажешь, что ты делала в доме Хаттона.

Кейн пристально смотрел на нее.

— Что на завтрак? — спросила Кристи сквозь зубы.

— Овсянка. Вот, надень. — Он потянул ей одежду, которую держал в руках. — Твои городские шмотки не очень-то годятся для того, чтобы лазить в них по горам.

Кристи взяла белые джинсы, белую с голубым ветровку, мохнатый белый свитер и светло-голубую блузку.

Это были, несомненно, вещи Джо-Джо.

— Откуда они у тебя?

Кейн усмехнулся:

— Джо-Джо когда-то давно приезжала сюда снимать рекламный ролик. А когда уезжала, то так торопилась, что ей некогда было захватить свои вещи.

Вещи были явно из весенней коллекции Хаттона.

— Не бойся, я их продезинфицировал, — иронично сказал Кейн.

Кристи вздохнула. С тех пор как Джо-Джо оставила свои вещи в хижине Кейна, прошло много времени: после первого мая она ни за что бы не надела вещи из весенней коллекции.

— Они мне не подойдут.

— Судя по тому, что я видел вчера, — напротив, они будут сидеть отлично.

Кристи так резко повернулась к Кейну, что ее рыжие волосы взметнулись как огонь.

— Что?!

— Когда ты выходила из воды, мокрая рубашка облепило тело. Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя очень красивые ноги? И славная попочка.

Кристи задохнулась от возмущения:

— Я не верю!

— Да и, честно говоря, после таких картин я никак не мог заснуть. Ты уверена, что ты порядочная женщина?

— Ты… ты… ты снова пытаешься вывести меня из себя!

Сверкнула белозубая улыбка.

— Почему бы и нет, после того как ты лишила меня сна. Завтрак через пять минут. Поторапливайся, а то я скормлю твою овсянку этому сукину сыну, который сегодня спал там, где хотел бы спать я.

Кейн удалился, унеся с собой кофе.

Через пять минут Кристи была на кухне. К ее удивлению, одежда Джо-Джо действительно пришлась ей впору. Разве что джинсы оказались коротки на пару дюймов.

— Туфли и носки рядом со стулом. — Кейн следил за кастрюлей на плите, в которой что-то кипело. — Померяй, будут ли они впору. Сегодня мы пойдем в горы.

— Куда именно?

— Навестим Кокопелли и его сестер.

Кристи кинула взгляд на туристские ботинки и белые носки. Она не сомневалась, что они придутся ей впору: они с Джо-Джо делились обувью еще с восьмого класса. Точнее, Джо-Джо регулярно опустошала ее гардероб.

— Пленникам позволяется пользоваться телефоном? — спросила она подчеркнуто вежливо.

— При условии, что они перестанут все время называть себя пленниками.

Кристи стиснула зубы.

— Так я могу позвонить?

— Конечно.

Кристи набрала номер гостиницы.

— Говорит Кристи Маккенна из восьмого номера. Мне никто ничего не передавал?

— Звонил мистер Хаттон, оставил для вас сообщение.

— Что именно?

— «Извини, что не смог быть с тобой. Как тебе понравилось шоу? Или, может быть, ты не смотрела его, так как была слишком занята осмотром Ксанаду?» Подпись: «Питер».

Кристи похолодела. «Неужели Хаммонд все-таки видел меня? — лихорадочно думала она. — Или это просто вежливый намек на то, что я могу пока воздержаться от оценки новой коллекции Хаттона?»

— Спасибо. Кто-нибудь еще звонил?

— Да, еще несколько сообщений.

— Прочтите их все, пожалуйста.

— «Библиотекарь говорит, что больше никаких материалов о Хаттоне или о Ксанаду он не нашел. Позвони мне, как увидишь коллекцию». Подпись: «Мира». Есть еще одно, без подписи.

— Прочитайте и его, — с нетерпением сказала Кристи.

— «Думаю о тебе. А ты думаешь обо мне?»

«Черт возьми, Джо-Джо, — вздрогнула Кристи, — ты же отлично знаешь, что я все время думаю только о тебе!»

— Это все?

— Все.

— Меня никто не искал?

— Нет, мэм. Но день еще только начинается.

— Спасибо.

Кристи повесила трубку.

— Если шериф Деннер и ищет меня, то он об этом молчит, — сказала она.

— Полицейские обычно так и делают.

— Преклоняюсь перед твоими юридическими познаниями.

— Преклоняться будешь потом, Рыженькая. Нам надо поторопиться.

С этими словами Кейн снял кастрюлю с плиты и разлил овсянку в две тарелки.

— Ни бифштекса, ни яичницы, ни картошки, ни оладий, ни тостов? — поморщилась Кристи. — Черт побери, куда катится Запад?

— На такой высоте кровь понадобится тебе для того, чтобы питать кислородом мозг, а не для того, чтобы переваривать полный желудок пищи. Потом сама же меня поблагодаришь.

— Посмотрим.

Кейн поставил перед ней чашку кофе и сел за стол напротив.

Они ели молча. Кристи чувствовала, что трудно сердиться на человека, который сидит перед тобой и мирно ест овсянку. Наконец, покончив со второй тарелкой каши, Кейн встал и быстрыми, привычными движениями стал убирать со стола.

— Нет. Ты готовил, так что убирать буду я, — попросила Кристи, словно ребенок, для которого мытье посуды — интересная игра.

Кейн удивленно вскинул бровь, но лишь сказал:

— Ну что ж, тогда я соберу вещи и заведу машину.

— И долго нам придется лазить по горам?

— Столько, сколько понадобится. Может быть, весь день.

Кристи хотела возразить, что ждет звонка от Джо-Джо, но вспомнила о ее ехидной записке.

«Ну что ж, пусть теперь она поищет меня, побеспокоится. В конце концов не все же мне».

Кристи уже вытирала тарелки, когда услышала, как во дворе затарахтела машина.

Утро было тихим и прохладным. В воздухе чувствовалось приближение зимы. Блузка, свитер и ветровка почти не согревали. От дыхания поднимался пар.

Моки побежал за ней, направляясь к машине, фырчащей, словно огромный зверь. Перед дверью кабины он сел, выжидающе глядя на Кейна.

— Сейчас, парень, — сказал тот, потом открыл дверь, и Моки прыгнул внутрь.

— Тебе тепло? — Кейн глядел на Кристи.

— Более или менее.

— Если замерзнешь, то в углу есть еще байковая рубашка, можешь надеть ее как куртку. — Он слегка улыбнулся. — Если она тебе велика, мы можем постирать ее, чтобы она села.

— Обещания, обещания…

Он рассмеялся:

— Рад видеть, что к тебе снова вернулось хорошее настроение.

Кейн положил рядом с собакой туго набитый кожаный рюкзак и захлопнул дверцу. На нем были легкий вязаный жилет, байковая рубашка и уже знакомые джинсы и ботинки. Ковбойскую шляпу сменила черная вязаная шапка. Такую же шапку он протянул Кристи.

— В горах обычно бывает ветрено. Если будешь держать голову в тепле…

— …то и все тело будет в тепле, — закончила она за него. — Лучше сразу потеплее одеться, чем потом согреваться. Я угадала?

— А твоя мама воспитала неглупую дочку.

— Моя мама моим воспитанием не занималась. Впрочем, спасибо за шапку. В детстве я вечно простуживала уши.

Машина тронулась. Рассвет лишь слегка позолотил вершины гор Сан-Хуан. На востоке небо бледнело, и звезды начинали гаснуть.

Дорога была пустынна. Кейн настроил приемник на местное радио, которое передавало шестичасовой блок новостей. Цены на скот, ремонт дороги, драка в баре, уровень снега в горах.

— Никаких тел, найденных в овраге у дороги, — вздохнул Кейн. — Никаких странных исчезновений. Никаких воров, пойманных в доме Хаттона. Как, впрочем, и непойманных.

Кристи искоса посмотрела на него.

— Одно из двух: или Джонни удалось уйти, или труп еще не обнаружили, — сделал вывод Кейн.

— Погоди, день еще только начинается, — вспомнила Кристи слова гостиничного служащего.

Прогноз погоды был серьезнее новостей. Резкие северные ветры, в горах возможно движение снежных масс.

Кейн выключил радио, когда оно стало вещать о ценах на продукты.

— Мы высоко заберемся? — спросила Кристи.

— То, что мы ищем, никогда не встречается выше, чем на высоте в восемьдесят тысяч футов.

— А что мы ищем?

— Скорее всего разрушенный дом и могилу.

— Отлично! С тобой не соскучишься.

Машина шла на большой скорости. Сквозь щели в кабину проникал холод.

Кристи плотнее закуталась в ветровку. Вдруг в ее ухо ткнулся холодный нос. От неожиданности она даже подскочила.

— Это всего лишь Моки соскучился по ласке, — засмеялся Кейн.

Пробравшись вперед с заднего сиденья, Моки примостился между Кристи и Кейном. Кристи потрепала лохматую шею собаки.

— Что значит «Моки»? — спросила она.

— Так здешнее население называло анасазей задолго до того, как здесь появились столичные профессора.

Пыльная дорога сменилась широким шоссе. Кристи кинула быстрый взгляд на Кейна.

— Это не то шоссе, по которому мы ехали вчера?

— Ты догадлива.

— Почему ты решил, что я догадалась? Может быть, я узнала дорогу.

— Как правило, городские люди плохо ориентируются дам, где нет указателей на каждом шагу.

Проехав миль пять, Кейн свернул с шоссе на неасфальтированную дорогу, ведущую на белое песчаное плато. По обеим сторонам дороги тянулись заросли кустарников.

— А где мы сейчас едем, узнаешь? — Кейн, похоже, экзаменовал ее.

— Мы приближаемся к южной границе ранчо Хаттона.

— Черт побери! Хоть ты и стала городской, но прекрасно ориентируешься.

— Я неплохо изучила Ксанаду, — призналась Кристи.

— Отлично. Скажешь мне, если мы нарушим границу ранчо. На этот раз я не собираюсь вторгаться в его владения. Хватит с нас вчерашнего.

— Я думала, он обнес свои земли забором.

— Он пытался это сделать, — сухо проговорил Кейн. — Но с южной стороны, где плато изрезано множеством ущелий, это не так-то просто.

— Каким же образом прежний владелец ранчо…

— Донован, — подсказал Кейн.

— …следил за тем, чтобы его коровы не заблудились?

— Об этом заботились Господь Бог и красные скалистые утесы. Впрочем, коровы чаще всего держались в загоне.

Давно уже Кристи не приходилось ехать по земле, которая была бы измерена до последнего дюйма.

— Где твоя геологическая карта? — спросила она.

— В кармане джинсов. Хочешь ее достать?

Она покосилась на него.

— А кому принадлежит земля, по которой мы сейчас едем? — спросила Кристи.

— Нам.

— В общем-то ты прав, — согласилась она.

— Бюро по владению землей милостиво позволило нам по ней беспрепятственно ходить и ездить, — насмешливо сказал Кейн. — Не правда ли, очень любезно с их стороны?

Кристи рассмеялась.

— Так что скажешь мне, если мы невзначай заедем во владения Хаттона.

Это было не так легко, как казалось на первый взгляд. Через милю дорога, по которой они ехали, разветвлялась на множество тропинок, петлявших по сильно заросшему пастбищу.

Кейн сбавил скорость.

— Ты умеешь водить тяжелую машину? — спросил он. — На случай, если со мной что-нибудь случится.

— Я водила трактор, когда мне не было еще и шестнадцати. Честно говоря, это единственная вещь на Западе, по которой я скучаю. У тебя, случайно, нет трактора?

Кейн улыбнулся.

— Свобода на четырех колесах, — сказал он, — это то, чего городские люди, как правило, не понимают. Я же никогда не мог понять, как два миллиона людей каждый день могут спускаться в метро по заплеванным ступенькам и доверять свою жизнь машинистам-пуэрториканцам.

— А ты, значит, настоящий белый человек? Вот уж никогда бы не подумала, что ты расист!

— Мать моей матери родилась в Чихуахуа. Мать моего отца из племени сиу. Двое из моих прадедов были шотландцами. Остальные — мулаты или метисы.

Кристи удивленно посмотрела на него.

— Я ничего не имею против какого-либо народа. Я только против образа жизни, который выбирают некоторые. Городская жизнь меня бесит.

В его тоне было что-то, что задело Кристи.

— Я полагаю, именно в городе ты… — она запнулась, подбирая слова, — именно в городе у тебя были сложности?

На лице Кейна появилась немного хищная и даже чем-то похожая на оскал Моки улыбка.

— Да, именно в городе я убил человека, — прямо сказал он. — Совсем еще мальчишку…

— Почему ты его убил?

— Почему, почему… Просто так — захотел и убил.

— Не верю, — твердо сказала Кристи. — Ты не тот человек, чтобы убить просто так.

— Что ж, спасибо.

Кейн ослабил руки на руле и вздохнул.

— Я тоже был еще совсем мальчишкой, — усмехнулся он. — Робу было двадцать, мне — девятнадцать. Это случилось в пивном баре в Окленда.

Кристи слушала затаив дыхание.

— Мы оба были студентами, — спокойно продолжал Кейн. — Судья назвал это «непреднамеренным убийством в драке».

— Почему же тебя тогда посадили?

— По калифорнийским законам непреднамеренное убийство в драке приравнивается к преднамеренному.

Наступило молчание. Кристи напряженно думала, как бы покорректнее задать следующий вопрос. Наконец она просто спросила:

— Ты был долго в тюрьме?

— Два года, два месяца и шесть с половиной дней.

Кристи попыталась представить Кейна в камере. Это было трудно — он казался таким свободным, — Вторую половину срока я отбывал в лагере, называемом Сьюзанвилль, на границе штата Орегон.

— Ну что ж, по крайней мере… — Голос Кристи сорвался.

— По крайней мере я не был заперт все время? — понял ее мысль Кейн. — Да, лучше хоть какая-то свобода, чем вообще никакой.

Кристи пожалела, что вообще затронула эту тему.

Каньон сузился в узкое ущелье, а затем вдруг неожиданно взору открылась долина шириной в милю. По обеим сторонам теснились песчаные скалы цвета ржавчины, достигающие в высоту по крайней мере пятисот футов, изрезанные причудливыми трещинами.

Кристи с восхищением смотрела вокруг. Местность напоминала ей Кейна — такая же непредсказуемая и по-особому красивая — грубоватой, суровой красотой.

— Ну как, Рыженькая, мы не заехали еще на ранчо Хаттона?

Кристи пригляделась к петлявшим изгибам дороги.

— Без компаса и без карты, — призналась она, — я не определю, чьи это земли.

— Пожалуй, ты права, здесь даже с картой это было бы сложно. Господь Бог не потрудился нарисовать на этой земле никаких границ.

— Поэтому ты любишь эти места.

— Здесь Человек может быть настолько свободен, настолько вообще может быть свободен человек в этом мире, — философски изрек Кейн.

— Смотри! — воскликнула Кристи, указывая налево.

Стадо оленей кинулось врассыпную, напуганное шумом машины. Самый большой из них — очевидно, вожак, — украшенный великолепными ветвистыми рогами, составившими бы гордость коллекции любого охотника, встал на небольшом пригорке и вызывающе затрубил.

— Через месяц он уже не будет себя чувствовать столь самоуверенно, — предрек Кейн.

— Почему?

— Начнется охотничий сезон.

— Ах да! Кровавый спорт. Добро пожаловать на Дикий Запад!

— Ты думаешь, что бык, которого ты ела на вечеринке у Хаттона, пошел на бойню добровольно? Кристи вздохнула:

— Резонно. Но должна признаться, мясо мне понравилось.

Кейн рассмеялся:

— Разумеется, ты не думаешь об этом. Ты же покупаешь мясо в супермаркетах, где оно расфасовано в красивые пакеты. Жизнь в городе отрывает тебя от первореальностей.

— В общем-то да, — признала она. — С другой стороны, я не думаю, что ты сможешь, возвращаясь домой ночью по пустынным улицам, пройти мимо какого-нибудь психа или просто пьяного с тем спокойствием, которое выработала в себе я.

— Неужели жизнь в городе того стоит?

— Ну, я лично предпочла бы жить в городе, чем там, где прошло мое детство.

— Я не знал, что жизнь на ферме так плоха.

— Ты не был девушкой из бедной семьи, которой Бог дал ум вместо красоты, — срывающимся голосом ответила Кристи. — Ты не жил среди мужчин, которые смотрят на тебя как на скот. Для них ты такое же животное, как лошадь или корова.

— На красивых девушек всегда так смотрят.

— Я не была красивой, — сухо сказала Кристи. — Красота досталась моей сестре. Мне же достался ум.

Уверенность в ее голосе показалась Кейну занятной. Он покосился на нее. По выражению ее лица он понял, что она не напрашивается на комплименты, а действительно считает себя некрасивой.

— Твоя сестра, должно быть, потрясающе красива, — сказал он через минуту.

— Да. А у тебя есть сестры, братья, родители?

— Есть. Родители — в Сан-Франциско. Одна сестра — в Лондоне, замужем за дипломатом. Другая — в Сиэтле, держит кофейный магазин. Брат — в Бостоне, юрист. Я навещаю их всех, когда езжу за книгами в большие города.

— А когда это обычно бывает?

— Зимой. Когда слишком холодно, чтобы делать что-нибудь еще. Но что же случилось с твоей сестрой?

— С сестрой? — эхом откликнулась Кристи.

Плохо скрываемое волнение в ее голосе удивило Кейна.

— У вас с ней не очень хорошие отношения? — спросил он.

— Как сказать… С одной стороны, мы действительно не очень близки, но с другой…

Кейн выжидающе посмотрел на нее.

— Наши родители умерли, когда мне было восемь лет, — сказала Кристи. — Впрочем, я, честно говоря, даже этого не заметила. Отец все время сидел в тюрьме, так что я его почти не знала.

— Вот почему ты не убежала от меня, когда узнала, что я был в тюрьме.

— Отец пил по-черному, да и мать от него не отставала. В общем, они вели веселую жизнь, пока не врезались на своей машине в поезд, который шел со скоростью восемьдесят миль в час.

— С кем же ты росла? — мягко спросил Кейн.

— С бабушкой. Маминой мамой. Она умерла в тот год, когда я уехала из дома.

— А что стало с твоей сестрой?

— Сестра пошла в маму. Такая же взбалмошная. Но…

— Что «но»?

— Но она — единственный родной человек, который у меня остался; — сказала Кристи волнуясь. — Она — единственное, что связывает меня с прошлым. Бывали минуты, когда я готова была ее убить — она все никак не могла по-настоящему повзрослеть, — но… на самом деле я люблю ее.

Кейн усмехнулся:

— Как и у меня с моим братом. Мы постоянно цапаемся, но я все надеюсь, что, если что, он встанет за меня горой. — Да, — вздохнула Кристи. — Каждый раз надеешься, что теперь-то наступит мир, а все ссоры останутся в прошлом.

Кристи не замечала боли, звучавшей в ее голосе, не замечала, что Кейн пристально смотрит на нее. Она снова была погружена в свою детскую мечту обрести человека, который, если что, встал бы за нее горой.

— На этот раз, — сказала она, сжав зубы, — на этот раз все будет по-другому.

ГЛАВА 11

— Что ты знаешь об анасазях?

Очнувшись от своих мыслей, Кристи поняла, что Кейн задает этот вопрос уже второй раз. Она тряхнула головой, словно прогоняя воспоминания прошлого.

— Я знаю, что местные жители называют их «моки».

Кейн улыбнулся.

— Питер вчера прочитал мне целую лекцию, — добавила Кристи. — Новые теории об империи ана-сазей в бассейне Сан-Хуан.

— Все, что знает твой Хаттон об анасазях, можно уместить в трех строках.

— Это говорит гробокопатель, — поддела она Кейна.

— У гробокопателя диплом археолога.

Кристи изумленно молчала. Наконец она нашлась:

— Может, мне стоит называть тебя «профессор»?

— Если ты меня так назовешь, я не откликнусь. Я учился не для того, чтобы окружающие ежеминутно выражали мне свое почтение.

Кристи разглядывала Кейна так, словно он был новым, невиданным ею доселе фасоном одежды.

— Ты смотришь на меня так, как Моки обычно смотрит на кролика, — усмехнулся он.

— Вовсе я не смотрю.

— Нет, смотришь, но запомни: диплом не делает свиную кожу шелком.

— Может быть, и нет, но ковбой с университетским дипломом — это, во всяком случае, необычно. Впрочем, ты никакой не ковбой. Ты вполне цивилизован и не пытайся скрыть это дешевым ковбойским маскарадом. В тебе смешалось несколько культур, — продолжала она. — А это всегда интересно.

Кейн яростно крутанул руль, объезжая яму на дороге.

— Подтверждение тому — вся история человечества, — сказал он. — Тезис — антитезис — синтез…

— А ты, оказывается, кроме своих горшков, еще и философию изучал?

— Еще раз повторяю: зимой все равно делать нечего.

— Так кто же ты — археолог, философ, что еще?

— Угадай.

Кристи улыбнулась:

— Итак, профессор, чем же, согласно вашим исследованиям, занимались анасази в долгие зимние вечера?

— Ну, например, я нашел несколько маленьких отполированных костей, которые, очевидно, служили фишками в какой-то игре.

— Но никаких следов письменности?

Кейн покачал головой.

— Скорее всего у них была богатая устная традиция, — сказал он, с минуту помолчав. — Похожая на верования индейцев пуэбло, сохранившиеся до наших дней. Тайные знания.

— Целители?

— Целительницы.

Кристи мечтательно улыбнулась.

— Матриархат, — с наслаждением сказала она. — А эти анасази были не дураки.

— Не уверен насчет матриархата. Скорее, в их представлении мир был поделен поровну: одной его половиной управляли женщины, другой — мужчины.

— Тоже неплохо. А у пуэбло встречается нечто подобное?

— У пуэбло до сих пор каждый пол выполняет свою часть работы, чтобы жизнь клана и всего мира продолжалась.

— Инь и ян, — сказала Кристи. — Самый изящный символ из всех придуманных человечеством». Но поскольку его придумали китайцы, женщинам в нем все-таки досталась подчиненная роль.

Кейн рассмеялся.

— Этот символ так понимают только на Западе, — возразил он. — На самом же деле он означает: «мужское в сердцевине всего женского, женское в сердцевине всего мужского».

Кристи снова удивленно посмотрела на него.

— Да, анасази были мудры, — продолжал Кейн. — Их империя простиралась по всему бассейну Сан-Хуан. Мы едем сейчас по их земле.

Кристи смотрела в окно, пытаясь представить себе великую империю, когда-то существовавшую в этих местах. Плато, расстилавшееся перед ними, поросло кедровыми и сосновыми лесами. Там, где не было лесов, колыхались под ветром густые заросли шалфея. Попадались озера со склоненными над ними ивами и ольхами. А вдалеке возвышались горные пики.

Когда-то эти места были заселены анасазями. Теперь о древнем народе напоминали лишь вырубленные в скалах жилища, сохранившиеся на южной и западной сторонах плато.

Там, где плато спускалось в долину, ущелья делили его на множество малых плато. И над всем этим — лишь бескрайнее небо…

— Трудно поверить, что когда-то здесь была великая империя, — задумчиво проговорила Кристи.

— Если быть точным, это была не империя в обычном смысле этого слова. Слово «империя» предполагает, что во главе ее стоит некто, называемый императором. Здесь же ничего подобного не было.

Кристи жадно слушала человека, который с каждой минутой становился ей все более и более интересен. Как правило, люди, поначалу показавшиеся необычными, на поверку оказывались так же скучны и заурядны, как все.

— Скорее, — продолжал он, — это было объединение достаточно независимых общин с центром в каньоне Чако.

— Это где?

— К северо-западу от Нью-Мексико. Мы сейчас находимся на северной границе империи ана-сазей. Или, скорее, не границе, а рубеже, дальше которого не распространялось их влияние.

Кристи наморщила лоб, вспоминая школьный учебник.

— Я думала, что северная граница страны анасазей — это Меса Верде, — наконец сказала она.

— Все эти академики тоже так думали. Нд местные жители знают лучше. Здесь что ни копнешь — то черепок от какого-нибудь горшка.

Кейн сбавил скорость — дорога впереди начиналась неровная.

— Тогда почему же академикам это было неизвестно?

— Нельзя найти того, чего не ищешь, — сухо ответил Кейн.

— А почему мы сейчас что-то ищем?

— Несколько лет назад Дядя Сэм вдруг решил, что территория не может быть затоплена, застроена или заасфальтирована, если она может представлять интерес для археологов.

— Что?

— И теперь каждый раз, когда кто-нибудь хочет построить дорогу или дамбу, он должен дождаться, пока приедут археологи и досконально исследуют это место. И иногда находят или древние стены, или горшки. В бассейне Сан-Хуан тысячи раскопок. Черт возьми, семь тысяч лет назад здесь жило больше людей, чем живет сейчас!

— Значит, прощай и дороги, и дамбы.

Кейн искоса посмотрел на нее:

— Неужели ты так наивна?

— Разумеется, нет. Но как они обходят законы?

— На то, чтобы обходить законы, есть другие законы.

Фургон подпрыгнул на ухабе, и когти Моки царапнули по полу кабины, ища опору. Кристи придержала собаку.

— Поэтому археологи стараются спасти все, что успеют, прежде чем появятся строители.

— И часто это получается? — спросила Кристи.

— Настолько часто, что этому даже есть название. Спасательная археология.

— Звучит мрачно.

— Это лучше, чем вообще никакой археологии. Сейчас в бассейне Сан-Хуан работают около пятисот профессионалов. И чем дольше они копают, тем больше находят.

Машина выехала на узкую, но ровную дорогу. Кейн прибавил скорость.

— И что же им удалось найти? — продолжала спрашивать Кристи.

— Они обнаружили целую сеть дорог, которые простираются по всему Колорадо и доходят до штата Юта.

— Дороги? Настоящие дороги, такие, как строили римляне в Англии?

— Самые настоящие. Шириной в двадцать футов и прямые, словно солнечный луч, вне зависимости от рельефа местности — будь на пути яма, глубокая, как сама преисподняя, или высочайшая гора. Там, где был спуск или подъем, они строили ступени.

— Очевидно, дороги строили мужчины, — засмеялась Кристи. — У женщин хватило бы ума обогнуть препятствие.

Кейн улыбнулся. Улыбка его казалась особенно белозубой на фоне густой черной бороды. Кристи вдруг поняла, что ей хочется видеть улыбку снова и снова.

— Анасази строили свои дороги задолго до того, как сюда пришли испанцы. Они не знали ни колес, ни лошадей, так что для них не составляло труда спуститься по ступенькам.

— Как же им удалось построить такие дороги?

— Возможно, это был рабский труд, — пожал плечами Кейн, — хотя не один университетский профессор бросит в тебя камень, если ты ему это скажешь. Они предпочитают думать, что рабство придумали белые люди.

Кристи рассмеялась:

— Я надеюсь, ты получил свой диплом заочно?

Кейн кивнул.

— Анасази вовсе не были простыми благородными дикарями, этакими первобытными коммунистами, — продолжал он. — Несмотря на отсутствие письменности и металлургии, они создали уникальную, ни на что не похожую цивилизацию. Астрономы даже нашли свидетельства, что каньон Чако мог быть гигантской лунной и солнечной обсерваторией.