КОРОНАЦИЯ

Подруливая к стоянке, Ричард Хауз глянул на циферблат электронного календаря, установленного над приборной доской. «1 апреля 1996 года». Всего лишь год с небольшим понадобился деду Бернарду, чтобы привести в порядок свои дела, поставить Ричарда под надежный, по его мнению, контроль и уйти дожидаться 2020 года, нового тела и вожделенного бессмертия.

«Спи спокойно, дорогой дедуля! — с улыбкой подумал Ричард. — Наверное, от старости стал ты таким наивным, что вознамерился управлять мною из-под земли. Отгородился стеклянными стенками не только от микробов, но и от нас грешных. Роскошь, непозволительная даже императору».

Захлопнув дверцу машины, Ричард неторопливо огляделся по сторонам. У подъезда мрачного серого дома, в котором с 1935 года размещалась известнейшая в стране респектабельная юридическая фирма, лениво прохаживались двое парней из его личной охраны.

«Да, дедушка, не подозревал ты, что у меня уже четыре года существует своя разведка и своя личная охрана, — посмеялся про себя Ричард. — Впрочем, ты многого не знал. В том числе и того, сколько причитающихся тебе миллионов уплыло в мои карманы…»

Согласно плану операции внутри дома находится еще шестеро его людей. Под видом посетителей, почтальонов, рассыльных. Если переговоры не увенчаются успехом и стороны не поймут друг друга, то делом займутся его ребята. Реймонд Сандерс — младший совладелец конторы, не единожды оказывавший Ричарду тайные и весьма высокооплачиваемые услуги, — выполнил задание и на этот раз, сумев вовремя ознакомиться с секретными инструкциями старого Хауза и принять кое-какие меры, не поставив о них в известность главу компании.

«Сегодня ведь первое апреля! — осенило вдруг Ричарда. — Вот выйдет шутка на славу! Жаль, рассказать некому. Однако пора и на коронацию. На второй этаж, где почтенные юристы сейчас вложат мне в руки скипетр, хотя сами пока и не подозревают об этом…»

Грузный седовласый джентльмен восьмидесяти лет, глава фирмы Дэвид Томз, вежливо, но без должного, как счел Ричард, почтения указал ему на кресло перед своим столом:

— Прошу, мистер Хауз.

По сторонам стола сидели брат хозяина Джордж и младший совладелец фирмы Реймонд Сандерс.

— Мистер Хауз, — продолжал Дэвид Томз, дождавшись, пока секретарша расставит чашки с кофе и выйдет, — я имел честь пригласить вас сюда для того, чтобы огласить письмо-инструкцию вашего деда Бернарда Хауза, одного из самых уважаемых клиентов нашей фирмы. Попутно хотелось бы отметить, что иметь дело с мистером Бернардом Хаузом всегда было приятно. И я, и мои партнеры восхищены мудростью, прозорливостью и великодушием этого замечательного человека, согласившегося на рискованный эксперимент во имя прогресса науки и общественного блага.

Ричард удержался от усмешки. Если девяностолетний миллиардер пытается купить себе новую жизнь, это теперь называется «радеть прогрессу человечества»!

— Мы польщены, — монотонно продолжал Томз, — что он избрал именно нашу фирму, чтобы следить за неуклонным соблюдением своей воли. Здесь, — он поднял пухлый, запечатанный сургучом пакет, — лежат тщательно продуманные и, смею вам заметить, с моей помощью подготовленные инструкции. Прежде чем зачитать их полностью, я хотел бы изложить вам суть в нескольких простых фразах, лишенных нашего юридического крючкотворства.

Содержание инструкций вашего деда сводится к следующему: ученые его медицинских фондов и институтов разработали технику искусственного летаргического сна. Благородный Бернард Хауз решил подвергнуть риску самого себя и лично провести практический эксперимент. Не сомневаюсь, что когда-нибудь человечество по достоинству оценит величие его души.

Ваш дед приказал своим ученым поместить себя в специальную камеру жизнеобеспечения и разбудить в 2020 году. Вас, внука Бернарда Хауза, он назначает управляющим своими делами на период отсутствия. Бумаги, которые я намерен сейчас огласить, излагают все это юридическим языком с соблюдением определенных мер предосторожности, рассчитанных, позвольте сказать откровенно, на то, чтобы интересы Бернарда Хауза к 2020 году никак не пострадали и чтобы, воспрянув от сна, он без помех и каких бы там ни было препятствий сумел бы вновь принять бразды правления.

«Да, яснее не скажешь, — подумал Ричард. — Все продумано до мелочей для того, чтобы я не смог узурпировать власть. Не предупреди меня вовремя Сандерс…»

— Бернард Хауз, достойный гражданин и глубоко порядочный член общества, — нудно гудел Томз, — всю жизнь чтил общественное мнение. Хорошо известно, что свои предприятия он рассматривал как общественное достояние и поэтому всегда охотно информировал о своих планах и замыслах как держателей акций — совладельцев, так и широкую общественность. Исходя из этой принципиальной политики, мистер Хауз распорядился разослать в редакции ведущих газет сообщение о задуманном эксперименте. Нет сомнения, что миллионы читателей во всем мире будут с нетерпением ждать 2020 года и приветствовать возвращение героя, послужившего науке, а следовательно, и им всем…

«Попробовал бы я хоть пальцем пошевельнуть, — снова подумал Ричард, — публика разорвала бы меня на куски. Ну ничего, покажу же я им сейчас».

— Выполняя волю Бернарда Хауза, — со скучной торжественностью бубнил Томз, — мы отправили сообщение в газеты в ту минуту, как вы вошли в этот кабинет. Когда вы — управляющий делами Хауза и его внук — покинете кабинет после нашей беседы, вас с энтузиазмом встретит толпа репортеров, жаждущих подробностей. А сейчас позвольте мне взломать печати и огласить официальные документы.

— Не трудитесь, мистер Томз, — добродушно сказал Ричард, доставая сигареты.

«Теперь придется, пожалуй, перейти на сигары, — ухмыльнулся про себя Хауз. — Или, может, императору больше пойдет трубка от Данхилла? Подумать только, какая чушь лезет в голову в самые серьезные минуты!»

— Простите? — недоуменно поднял брови Томз. Его брат встрепенулся в кресле. Лишь Реймонд Сандерс, стоя за спиной Томза, сохранял спокойствие.

Ричард неторопливо прикурил от настольного «ронсона» и с удовольствием затянулся. Нет, все-таки к сигаретам он привык больше, а для сигар нужны спички, вечно они теряются…

— Мистер Томз, надеюсь, вы обратили внимание, что я в трауре? Мой любимый дед Бернард Хауз, которому я стольким обязан, неожиданно скончался на своем острове в Атлантическом океане и незамедлительно был кремирован согласно письменной инструкции, давно переданной им своему персоналу на случай внезапной смерти. Я прилетел в Нью-Йорк сегодня утром из Испании, где проводил свой отпуск и откуда меня вызвали в связи со смертью деда. — Ричард раскрыл плоский портфель-«дипломат», извлек из него пухлый, запечатанный сургучом пакет и передал его по-прежнему невозмутимому Сандерсу.

— Здесь, — продолжил Ричард, — с удовольствием передразнивая оторопевшего Томза-старшего, — лежит тщательно продуманное и, смею заметить, с моей помощью составленное завещание, которое мой предусмотрительный дед Бернард Хауз передал вашей фирме на хранение еще пять лет назад, будучи в здравом уме и твердой памяти. Не так ли, мистер Сандерс?

— Что?! — выдохнул Томз.

— Совершенно верно, — прогудел младший совладелец. — Вы, мистер Томз, показали мне этот пакет сегодня утром, достав его на моих глазах из сейфа, и поручили пригласить мистера Ричарда Хауза сюда, чтобы сообщить ему последнюю волю его почившего деда. Поэтому я и позволил себе несколько подредактировать текст сообщения, отправленного по вашему приказанию в газеты, как только мистер Ричард Хауз переступил порог этого кабинета. Боюсь, что мистер Хауз так потрясен смертью своего горячо любимого деда, что вряд ли будет в состоянии отвечать на вопросы репортеров. Щадя его чувства, я предложил бы ему покинуть здание через черный ход и воспользоваться моим автомобилем.

Оба Томза лишились дара речи. Они смотрели вытаращенными глазами то друг на друга, то на Сандерса, то на Ричарда Хауза.

— Мистер Томз, — обернулся Ричард к почтенному юристу, продолжая передразнивать его. — Прежде чем вы вскроете печать и зачтете мне завещание моего деда полностью, я хотел бы изложить вам его суть в нескольких простых фразах, лишенных вашего юридического крючкотворства. Старый альтруист умер, упокой, господи, его бессмертную благородную душу, и все оставил мне. Пакета же, которым вы только что размахивали перед моим носом, вообще никогда не существовало в природе. И выбирайте: либо вы и ваш братец будете работать на меня, либо я с удовольствием сделаю с вами то, что более полусотни лет назад мой дед сделал с вашим предшественником, Джонатаном Кэрби, когда тот имел неосторожность стать ему поперек дороги.

Старый Томз прекрасно знал подробности событий, развернувшихся в 1944 году, когда Джон Дигги впервые почти что за четверть века службы Хаузу осмелился проявить прыть. Старый Томз сохранил об этих событиях весьма живые воспоминания, поскольку принимал в них самое непосредственное участие.

Поначалу многие знакомые почтенного мистера Кэрби удивлялись странным отношениям, сложившимся между солидным юристом, независимым и богатым техасцем, к тому же одним из вождей могущественного в те годы ку-клукс-клана, и вдвое младшим его годами подростком. Но Кэрби старательно исполнял свою роль юридического консультанта при Хаузе без права решающего голоса, которого, впрочем, среди слуг Хауза никто не имел. Обучать Хауза законам он так и не смог. Да и ни к чему они были Хаузу, эти самые законы, нищий он, что ли! Но вот манипулировать ими Кэрби его научил. Нюансы Кэрби всегда улаживал сам, за что и получал недурное вознаграждение.

Хауз быстро богател, жалованье так же быстро росло, и деньги держали Кэрби куда прочнее шантажа, да сгубила его самая что ни на есть вульгарная жадность. Теперь, считал он, настала его очередь прикидывать, сколько содрать с Хауза за документы, лежащие в абонированном Кэрби сейфе швейцарского банка. Десять миллионов? Пятнадцать? Сто? Сколько отвалит Хауз за подробно документированный отчет о сделке, заключенной им через третьи страны и десятые руки? В результате этой аферы гитлеровское военное командование получило огромную партию нефти и марганца.

Американским промышленникам заниматься подобным бизнесом с врагом не запрещалось. Возбранялось только попадаться на нем. Момент же для Кэрби выдался особенно благоприятный.

Даже деньги и связи не помогли бы Хаузу уйти от электрического стула, попади на страницы газет достоверные документы, изобличающие его. Ведь он был человеком, поставившим горючее для немецких танков, чуть не опрокинувших англо-американские войска в Арденнах.

Кэрби все рассчитал и предусмотрел, кроме одного. Он сгорел дотла вместе со снятым им домиком на берегу Женевского озера за день до того, как намеревался отправить к Хаузу курьера с письмом.

На место покойного «грэйвдиггера», выкопавшего самому себе могилу, заступил молодой проныра Дэвид Томз, его в эту могилу и столкнувший. Это он известил Хауза о замыслах Кэрби.

Подавать сигнал охране не пришлось. Обменявшись взглядом с молча кивнувшим братом, Дэвид Томз положил пакет с инструкциями Бернарда Хауза в раскрытый портфельчик Ричарда, закрыл его и сказал:

— Примите наши соболезнования в связи с кончиной вашего деда, уважаемый мистер Хауз, и разрешите вскрыть завещание и огласить последнюю волю покойного.

Реймонд Сандерс невозмутимо стоял за спиной Томза. Кресло главы фирмы перестало интересовать его окончательно и бесповоротно еще вчера, когда новый «император» Ричард Хауз назначил его начальником своей личной канцелярии.

СТОЯН ГАНЕВ

Человека, известного в розданных агентам СОБН ориентировках под кличкой Джекобс, инспектор Стоян Ганев заметил в международном аэропорту Нюрнберга совершенно случайно. Узнал его Ганев по приметам, перечисленным в той же ориентировке. Фотографией Джекобса СОБН не располагал, но Джеральд Финчли, с трудом унося из джунглей ноги и раненого Гарсиа Фернандеса, успел все же многое и многих рассмотреть.

Однако после разгрома базы «пушеров» войсками безопасности ООН Джекобс как в воду канул и больше нигде не всплывал. По крайней мере, до сегодняшнего дня. Поэтому Ганев тут же пустил за ним «хвост».

Джекобс несколько раз проверял, нет ли за ним слежки. И в аэропорту, и в прокатном пункте, где брал машину, и по дороге, ведущей в один из пригородов, расположенных за противоположной чертой города. Но ведущие его работники СОБН следили за объектом не менее профессионально и не упустили его.

Да и как понял потом Ганев, этот человек был настолько глубоко законспирирован в организации, что полностью уверовал в свою легенду и в свое алиби. Джеральда Финчли он в расчет не брал, так как считал, что Финчли видел его всего лишь краем глаза, да еще при таких обстоятельствах, когда не должен был думать ни о чем другом, кроме собственного спасения. Вот эта-то ошибка Джекобса и подвела его. Поэтому он и привел за собой «хвост» агентов СОБН на небольшую виллу в тихом пригороде Нюрнберга. Как удалось выяснить Ганеву, она принадлежала ничем не приметному отставному профессору медицины Нюрнбергского университета.

Джекобс засел на вилле и не высовывал носа на улицу. Стоян приказал работникам местного отделения СОБН продолжать наблюдение. Задерживать Джекобса на основании внутренних служебных данных СОБН он не мог. Да это ничего бы и не дало — тот отвертелся бы.

Ганев ждал и чертыхался про себя. Если бы можно было вызвать сюда самого Финчли, то Джерри уж точно бы обрадовался возможности возобновить знакомство с Джекобсом… Но Джерри на свой страх и риск отправился в южноамериканскую сельву выяснить кое-какие весьма странные обстоятельства. А Стоян — один из числа очень узкого круга посвященных в истинный характер «турне» Финчли — от души переживал за него.

Волновался он и потому, что в случае исчезновения Джерри именно он, Стоян, должен был также на свой страх и риск отправиться в сельву по его следам. Они договорились, что он сделает это ровно через две недели после отъезда Джерри, если тот не даст о себе знать. Срок приближался, а вестей от Финчли не было…

За виллой установили электронное наблюдение. Все, кто входил в дом и покидал его, сразу же фиксировались на видеомагнитофонах. Однако первые двое суток фиксировать было некого, и Ганев с тоской подумал, не вытянул ли он снова пустой номер.

Стояна очень печалили мысли о том, что «пушеры» проникли даже в СОБН, причем настолько глубоко, что у того внутреннего круга, к которому принадлежал он и Финчли, то есть людей, преданных делу, готовых, если надо, положить все силы и всю жизнь на борьбу с отравляющими людей мерзавцами, не хватает ни ресурсов, ни сотрудников.

От наркомании страдает западный мир, а не социалистические страны. Казалось бы, они могли и не беспокоиться так, достаточно было бы просто поставить крепкие преграды проникновению этой заразы к себе. Но не все проблемы соседа можно считать только его проблемами. Поэтому Стоян и был готов всей душой помогать своим западным коллегам, особенно таким, как Финчли, которого Ганев искренне любил и уважал.

Наконец Стоян заметил, что на виллу начали прибывать гости, причем не очень обычные. Первая группа из трех человек заявилась на виллу ранним утром. Один из гостей остался в доме и больше из него не выходил, остальные двое уехали сразу же, через полчаса. Затем подобные тройки начали прибывать регулярно с небольшими интервалами. И каждый раз повторялось одно и то же: один оставался в доме, двое почти сразу же уезжали.

«Ай да Финчли! — только и прищелкивал языком Стоян. — Засек одного Джекобса, а с него вон какой улов».

Срочно размножались фотографии и описания примет как людей, покидавших виллу, так и остающихся там. Требовалось пускать «хвосты» за отъезжающими, смотреть, куда они направляются, на кого еще могут навести. Необходимо было понять, к чему готовятся «гости» виллы.

Внимание Стояна привлекла странная деталь. Один из трех — как раз тот, кто оставался на вилле, — всегда был мужчиной лет сорока — сорока пяти. Складывалось впечатление, что каждые двое конвоировали третьего.

Стоян отдал приказ посмотреть в аэропортах, на вокзалах, не покажутся ли там аналогичные группы по три человека. Скоро агенты СОБН засекли несколько аналогичных троек, которые вывели их еще на две стоящие изолированно от остальных домов виллы, тоже расположенные в тихих пригородах. И так же, как и на первой вилле, каждый раз один оставался, а двое уезжали.

Два дня спустя Стоян не знал, что делать. Оказалось, что странные типы расползались в разные стороны по всему земному шару. Они улетали на самолетах, уезжали на поездах. По крайней мере, человек тридцать из них проходили по тем или иным делам СОБН и числились в картотеке. Те, кого удалось выследить, по очень запутанным маршрутам попадали в Южную Америку, где почти все исчезали… в той самой стране, откуда недавно так скоропалительно выставили представительство СОБН и куда отправился в свою отчаянную экспедицию Джеральд Финчли.

Стоян больше не сомневался, что события нарастают как снежный ком, но куда этот ком покатится? Стоян не мог не обратить внимания на то, что за время всех этих миграций на засеченные им виллы ни разу не завозили продовольствия в больших количествах. Да и сами-то виллы были скромных размеров. Отсюда вывод, что там заранее были подготовлены убежища и запасы продовольствия.

«Зачем? — ломал себе голову Ганев. — С какой целью?»

Стоян начал беспокоиться, что бандиты заметят наблюдение за собой. В Нюрнберг пришлось вызвать слишком много сотрудников СОБН, чтобы обеспечить наблюдение за покидающими его «конвоирами», как болгарин для удобства называл отъезжающих с вилл людей. Тех же, кто оставался там, он именовал «подконвойными». Ганев великолепно понимал, что столь крупномасштабная операция СОБН никак не пройдет мимо внимания скрытой агентуры противника в их рядах.

Однако развязка наступила пятого мая — куда быстрее, чем мог ожидать Стоян.

Занимался рассвет. Первые лучи еще невидимого солнца окрашивали из-за горизонта улицу, заставляя уходить ночные тени. Стоян, сидя у окна маленького домика, расположенного чуть наискось через дорогу от виллы, рассеянно бросил в рот маленькую ментоловую пастилку. Месяц назад он на спор с приятелем Финчли, Сережей Карповым, бросил курить и теперь пытался заглушить сосущую жажду табака этими конфетками.

До слуха Ганева донесся звук моторов. По улице, моментально наглухо закупоренной с обеих сторон полицейскими мотоциклами, с ревом промчались четыре бронетранспортера. Два из них стали напротив виллы, занятой бандитами. А два других, резко развернувшись, направили пулеметы на тайно арендованный несколько дней назад одним из местных агентов Стояна домик, где оборудовал свой наблюдательный пункт СОБН.

Большой черный «мерседес» застыл на углу — достаточно далеко от зоны огня, чтобы находиться в безопасности, но так, чтобы сидевшие в нем трое мужчин — один в полицейском мундире, а двое в серых штатских костюмах — могли наблюдать за происходящим. В воздухе послышалось жужжание огромных стрекоз. Над оцепленной улицей повисли два боевых вертолета. Через борта броневиков посыпались полицейские с автоматами наперевес. Без всякого предупреждения и по вилле и по домику СОБН был открыт шквальный пулеметно-автоматный огонь.

— Не стрелять! — отчаянно завопил Стоян, увидев, как один из трех его сотрудников, находившихся вместе с ним на наблюдательном пункте, выхватил пистолет. — Всем на пол, оружие в ход не пускать!

«Не хватало еще только нам вступить в перестрелку с западногерманской полицией, — лихорадочно думал Ганев и рухнул ничком на пол. — Наши „друзья“ лишь этого и ждут. А нас сейчас, как пить дать, перестреляют, словно куропаток, сделай мы только ложный шаг».

Пули с визгом носились по комнате, впиваясь в книжные полки, от которых летели деревянные щепки и обрывки бумаг, вырывая куски из мягких кресел, разнося вдребезги стекла в окнах и в рамах стеллажей и трюмо. Полицейские вели себя более чем странно. Окружив дом, они палили по нему не переставая. Но внутрь заходить не спешили, несмотря на то, что ответного огня оттуда не велось.

Стоян с отчаянием увидел, как дернулся в смертельной агонии его старый друг, инспектор Ван Гроот — всегда невозмутимый, подтянутый голландец, верный семьянин и любящий отец двух маленьких девочек. Пулеметная пуля, срикошетировавшая от стены, угодила ему прямо в затылок.