Легенды и звезды шансона. От Вертинского до Шуфутинского

На турецкой земле пытались наряду с Вертинским выжить и другие артисты-изгнанники. На деньги богатого поклонника открыл в Константинополе дорогой ночной клуб уже упомянутый на этих страницах Юрий Морфесси.

Его положение в мире дореволюционной эстрады Российской империи можно, наверное, сравнить с уровнем Утесова в 30–60-е годы или Кобзона сегодня.

Юрий Спиридонович Морфесси родился в Одессе в 1881 году. Еще в детстве проявил незаурядные вокальные способности, пел в церковном хоре. В юности увлекся оперой, однако специально вокалу не обучался, его можно назвать скорее гениальным самоучкой. Первый успех пришел к нему в 1904 году на оперной сцене родного города, однако вскоре он оставил театральные подмостки и ушел в исполнение популярной музыки: цыганских романсов, партий из оперетт, народных песен.

К 1910 году его имя гремит по всей стране от Санкт-Петербурга до Сибири: залы на выступлениях неизменно переполнены, огромными тиражами выходят пластинки, сборники песен. Молодого исполнителя приглашает в свою программу «Цыганские песни в лицах» мэтр оперного и эстрадного искусства Николай Северский, прославившийся помимо вокального мастерства еще и тем, что был одним из первых отечественных авиаторов.

Интересный портрет Морфесси «с натуры» оставил в своих мемуарах «Серьезное и смешное» конферансье А. Г. Алексеев:

«Грек по происхождению, черноволосый и черноглазый красавец, он прекрасно знал свои достоинства и держал себя на сцене „кумиром“. Да и в жизни он „играл“ эту роль: входил ли он в парикмахерскую, подзывал ли извозчика, давал ли в ресторане швейцару на чай – каждый жест его был величавым жестом аристократа… из провинциальной оперетты. И дамы критического возраста млели, а гимназистки и старые девы визжали у рампы». [2]

Незадолго до Первой мировой войны Юрий Морфесси пел даже перед Николаем II на его яхте «Полярная звезда». Самодержец был в восторге и сделал музыканту «царский» подарок – золотые запонки с бриллиантовым двуглавым орлом.

Великий Шаляпин называл певца «Баяном русской песни», а из уст гениального баса услышать похвалу можно было нечасто.

Оказавшись в эмиграции, Морфесси продолжал выступать, но очень остро переживал расставание с Родиной, потерю слушателя. В эмиграции, в принадлежавших ему ресторанах, в разное время выступали Александр Вертинский и Иза Кремер. Казалось бы, коллеги должны были быть благодарны Морфесси, но нет – Вертинский в мемуарах отзывался о Юрии Спиридоновиче весьма пренебрежительно, а Кремер и вовсе написала на своего благодетеля донос, после чего его заведение закрыли.

«Мой приятель, Юра Морфесси, в свое время имел большой успех в Петербурге – как исполнитель цыганских романсов, – пишет Вертинский в мемуарах. – Но, попав в эмиграцию, он никак не мог сдвинуться с мертвой точки прошлого:

– Гони ямщик!

– Ямщик, не гони лошадей!

– Песня ямщика!

– Ну, быстрей летите кони!

– Гай-да тройка!

– Эх, ямщик, гони-ка к Яру! – и т.д.

– Юра, говорил я ему, – слезай ты, ради бога, с этих троек! Ведь их давно и в помине нет.

Куда там! Он и слышать не хотел. И меня он откровенно презирал за мои песни, в которых, по его выражению, ни черта нельзя было понять». [3]

Говорят, однажды артисты чуть не подрались, пытаясь выяснить, кто же из них успешнее как певец.

На чужбине Юрия Морфесси преследовали неудачи не только творческого, но и личного характера – женившись в возрасте пятидесяти лет на юной девушке, он через несколько лет счастливой жизни был безжалостно обманут своей избранницей и вскоре расстался с ней.

«Баян», или, как его еще называли критики, «князь цыганской песни», скончался в нищете и забвении в своей маленькой парижской квартире в 1957 году, всего на несколько месяцев пережив бывшего соперника.

Однако вернемся к Вертинскому. Александр Николаевич пытается найти свое «место под солнцем».

В Бессарабии, «по необоснованному обвинению вследствие интриг некой влиятельной дамы», Вертинский оказывается в тюрьме, «где покоряет сердца воров блатным „Александровским централом“ и „Клавишами“». «Международный аферист Вацек, одно время разделявший камеру с маэстро, позднее сумел передать ему крупную денежную сумму для подкупа чиновников и освобождения. Вацек сделал это бескорыстно, из любви к искусству…» – пишет в книге «Артист Александр Вертинский» В.Г.Бабенко. [4]

Выйдя наконец из заключения, в 1923 году певец отправляется «покорять Европу». Начав с Польши, он с успехом гастролирует по многим странам (Латвия, Германия, Франция) и в итоге оседает в Париже. Творческий и финансовый рассвет приходится именно на парижский период в его судьбе (он долгое время являлся совладельцем роскошного кабаре на Елисейских Полях).

С 1930 года Вертинского стали издавать на пластинках, которые, контрабандой попадая в СССР, создавали ему будущую аудиторию и выполнили свою задачу, надо сказать, успешно. После возвращения из эмиграции в 1943 году певец, за четырнадцать лет, прожитых в СССР, дал тысячи аншлаговых концертов, снялся в нескольких кинофильмах, но не получил тем не менее никакого актерского звания и не выпустил при жизни ни одной пластинки на родине. Однако за свою роль в кинофильме «Заговор обреченных» Александр Николаевич удостоился Сталинской премии. Видимо, поэтому его перу принадлежит стихотворение «ОН», посвященное «отцу народов». «Чуть седой, как серебряный тополь, он стоит, принимая парад…» – пишет актер. Старые московские коллекционеры утверждают, что сохранилось авторское исполнение этой песни. Сам не слышал, точно утверждать не могу. Ну да ладно, время было такое – все строем ходили.

Но вернемся на улицы «города романтиков и влюбленных», где устало текут мутные воды Сены… Итак, первые, самые трудные годы в изгнании у нашего героя остались позади, и вот…

С 1925 года почти десять лет Вертинский подолгу жил и выступал в Париже. Он был востребован, успешен, обеспечен, но через восемь лет артист принял решение покинуть Европу и отправился покорять Америку, а в дальнейшем в Китай, откуда, спустя годы, постаревшим вернулся на родную землю. Некоторые из биографов предполагают, что сделал это Александр Николаевич из-за появления на горизонте конкурента в лице Петра Лещенко. Что ж, такое вполне вероятно. Тиражи пластинок этого певца в 30-е годы были гигантскими, успех у публики колоссальный, и хотя репертуар был не столь утончен, как у Вертинского, публика тех лет предпочитала Лещенко едва ли не больше «печального Пьеро». Автор «Юнкеров» относился к нему с раздражением. Александр Галич рассказывал любопытный эпизод. В один из вечеров он сидел с Вертинским за столиком в ресторане, и к последнему подошла восторженная поклонница со словами: «…Александр Николаевич, Вы знаете, как мы все эти годы жадно ловили все то, что приходило к нам оттуда. Вот Ваши песни, песни Лещенко…»

Лицо старого артиста окаменело: «Простите, кого?»

«Ну, вот Ваши песни и Лещенко», – щебетала дама.

«Простите, не очень понял, о ком вы? Был, кажется, такой… какой-то. Он что-то там пел в кабаках… Я друг Шаляпина, Блока, Рахманинова, среди моих друзей такого человека, как Лещенко, не было…» [5]

Из-за кого же уехал Вертинский из Парижа?

Петр Константинович Лещенко родился летом 1898 года в крестьянской семье, под Одессой. Отец умер, когда мальчику едва минуло три года. Мать позднее вновь вышла замуж. Отчим привил пасынку любовь к музыке и даже подарил ему свою гитару. Во время учебы в сельской школе маленький Петя, уже в ту пору отличавшийся приятным голосом, пел в церковном хоре.

С началом войны 1914 года юноша поступает в школу прапорщиков в Кишиневе. Ситуация на фронте складывалась поначалу не в пользу стран Антанты, и, не дожидаясь окончания курса, командование отправило Лещенко, в числе других учеников, в действующую армию. Есть основания предполагать, что позднее он вступил в ряды Добровольческой армии и принимал участие в Гражданской войне на стороне «белых». Но душа тянулась к прекрасному: при первой возможности – по данным ряда источников, из-за ранения – Петр прекращает военную карьеру.

С весны 1920 года он зарабатывает на жизнь исключительно танцами и пением в составе различных трупп, разъезжая по Бессарабии (которая уже вошла к тому моменту в состав Румынии, сделав тысячи людей невольными эмигрантами).

В 1925 году, на гастролях в Париже, Петр Лещенко познакомился с обворожительной танцовщицей из Риги Зинаидой Закис, дочерью богатого латышского коммерсанта.

Летом 1926 года они сыграли свадьбу и вскоре отправились в длительный гастрольный тур по Европе и странам Ближнего Востока. Семейный дуэт стал выступать вместе: оба танцевали, а Петр иногда пел, заполняя паузы между номерами. Яркую пару ждал бешеный успех: внушительные гонорары и восторженные отзывы прессы. В Ливане состоялось их знакомство с другими невольными эмигрантами – Николаем Левицким и его юной дочерью Аллой Баяновой. Позднее она так вспоминала тот вечер: «Впервые мы встретились на морской набережной в Бейруте. Он шел с дамой, и они вели вдвоем за лапки забавного шимпанзе в матроске. Так как они говорили по-русски, то отец мимо пройти, конечно – не мог, и мы познакомились. Они тогда работали, вернее, заканчивали ангажемент, в том же ресторане, где должны были работать мы. Тогда Лещенко еще не пел, а только танцевал… Жена его – Зинаида Закис – была очень сильной классической балериной… Их выступления пользовались большим успехом» [6].

Гастроли семейного дуэта длились несколько лет, пока Зинаида всерьез не задумалась о ребенке. Звездная чета переехала в Ригу, где вскоре появился на свет их единственный сын. Именно в Латвии, начиная с 1930 года, берет старт вокальная карьера Лещенко. Нельзя сказать, что он сразу обрел успех у публики как исполнитель. Первое время отношение слушателей было довольно скептическое, но мало-помалу артист нашел себя: поставил голос и подобрал репертуар, в чем ему очень помог знаменитый композитор, «король танго» – Оскар Давыдович Строк. Помните «Ах, эти черные глаза…»? Эту и еще десятки других прекрасных композиций написал именно он. К сожалению, в советское время его имя было практически предано забвению, а сам маэстро так и не обрел при жизни заслуженной славы и уважения. Но именно Строк стал «крестным отцом» Лещенко, человеком, открывшим дорогу Петру Константиновичу к славе. С подачи маэстро он записал десятки песен на рижской студии «Беллакорд». Авторство довольно большой части вещей на этих пластинках принадлежало и самому Петру Лещенко.

Дела у артиста пошли в гору, и в 1936 году гонорары позволили ему открыть на главной улице Бухареста шикарный ночной клуб, который однажды почтил своим присутствием сам Шаляпин, назвав при этом его владельца «пластиночным певцом, который глупые песенки хорошо поет».

Лещенко одевался у лучших портных, его слабостью стали элитные вина и роскошные женщины. По городу ресторатор передвигался на немецком авто марки «ДКВ». Сам румынский король также оказался в числе поклонников артиста, и часто можно было видеть, как бронированный автомобиль монарха увозил певца в загородную резиденцию коронованной особы.

Примечания

1

Уварова Е.Д. Как развлекались в российских столицах. СПб.: «Алетейя», 2004.

2

Алексеев А.Г. Серьезное и смешное. М.: «Искусство», 1984.

3

Вертинский А. Н. За кулисами. М.: «Советский фонд культуры», 1991.

4

Бабенко В.Г. Артист А. Вертинский. Свердловск: Издательство Уральского университета, 1989.

5

Бардадым В. Тот самый Петр Лещенко. Краснодар: «Соло», 1993.

6

Баянова А.Н. Я буду петь для вас всегда. М.: «Эксмо», 2003.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.