Вдруг луч фонаря Андрея, который секунду назад метался и отражался от стен, погас.
      — Фонарь разбил? — шепотом спрашиваю я. — Возьми мой!
      — Нет. Пришли! Теперь спуститься надо!
      — Высоко?
      — Около трех метров. Шею сломать можно.
      — Ну, пробуй, я следом. Только тихо. Вниз свети. Мин нет?
      — Вроде не видно.
      — Ну, с Богом! На спину падай, успеешь перевернуться. А потом перекатывайся.
      — Не учи ученого... — ворчит в ответ Рабинович-Коэн.
      Через несколько секунд слышится грохот падающего тела, чуть позже лязг автомата о бетон.
      Ползу вперед, вот и конец трубы. Мой фонарь освещает Андрюху, он уже на ногах, потирает спину и зад. Я осматриваю помещение. Небольшое, квадратов двадцать. В нем ничего нет.
      — Прыгай, я тебя поймаю. — шепчет Андрей.
      — Отойди лучше, а то зашибу. Автомат прими! — кидаю автомат.
      Поймал. Ну, Господи, помоги! Висеть вниз головой неудобно, кровь приливает к голове. Отпускаю руки, вылетаю из трубы, в воздухе пытаюсь перевернуться на спину. Прикрываю руками голову. Упал на бок, перекатился, гася скорость и энергию падения. Тру бок, ребра целые, но больно же как!
      — Пошли! — шепчет Андрей, помогая подняться.
      Из комнаты один выход. Дверь взорвана. Рядом валяются куски троса и какие-то грузы. Система противовесов. Не сумели духи открыть дверь, взорвали. Переходим в другую комнату. Здесь установлены сваренные двухъярусные нары с матрацами, застеленными рыжими солдатскими одеялами. Некоторые сброшены на пол, некоторые отсутствуют: всего на двадцать человек. Два металлических, покрашенных зеленой краской стола, пять металлических стульев. Все сделано на века. Кто здесь жил? Или никто?
      Дальше. Что дальше? Оружейная комната. Пустые, разломанные, расстрелянные пирамиды для оружия, стол для чистки оружия, плакаты, как чистить и разбирать-собирать автомат. Потом мы прошли много пустых или заваленных каким-то хламом комнат. Они были разные, и большие и маленькие. В каждой комнате, за каждой взорванной дверью я ждал мешки, коробки, ящики с деньгами. Пока все пусто.
      И вот мы попали в большое помещение. Оно было уставлено стеллажами с ящиками, коробками, некоторые были с выдвижными ящиками.
      ОНО!!! МОЁ!!! Я бросился к ближайшему ящику, выдвинул его. Какие-то бумаги! Может, счета и инструкции, как снять с них деньги в швейцарском банке? Нет, какая-то стенограмма. Задвигаю ящик назад, бросаюсь к коробкам, рву крышку. Бумаги, протоколы, приказы, переписка. Не то. Еще коробка, такая же чушь. Еще. Бумаги, бумаги. Во всех коробках бумаги. Хлам! Убью на хрен этого еврея!!! Где он?
      Вот он! Стоит и наблюдает за мной, подсвечивая фонарем. Луч его фонаря слепит меня. Сука!
      Подбегаю, хватаю его за ворот, бью головой о ближайший стеллаж. Обоими руками сжимаю ворот куртки, иду на удушающий прием.
      — Где бабки, сука? — яростно шепчу ему в лицо. — Где деньги?! Валюта, золото, клише, номера счетов и коды доступа? Где? Тварь, я тебя убью! Говори!
      — Их здесь нет, Леха! Нет! Отпусти! — хрипит Андрей.
      — Где? — я отпускаю ворот.
      — Не было их здесь никогда, — он потирает горло и крутит головой.
      — А зачем я сюда пришел? — злость клокочет в горле.
      — Здесь личный архив Дудаева.
      — Чего? Не понял, повтори.
      — Здесь личный архив Дудаева, он стоит гораздо больше его состояния.
      — А на хрена он мне нужен?
      — Он мне нужен. Сейчас я найду каталог, и буду снимать те документы, которые мне нужны. Связь и переписку Дудаева с арабскими государствами, США, Англией, Францией, Афганистаном, террористическими государствами. Вот для этого мне был нужен фотоаппарат и много пленок.
      — Нагребал? Гад! — я бросился на Андрея, выставив руки вперед. — Убью!
      Андрей сделал полшага влево, резко нагнулся и, выпрямляясь, нанес мне удар кулаком в солнечное сплетение. Я согнулся пополам и по инерции полетел вперед. Ударился головой о металлическую стойку стеллажа. Вырубился. Через несколько секунд очнулся. Дыхание еще не восстановилось, голова болела, потрогал, крови нет. Проиграл. Вчистую проиграл.
      — Ты знал это с самого начала? — прохрипел я, поднимаясь с пола.
      — Знал, Алексей, конечно, знал, извини, что использовал тебя. Один я бы не прошел все это. И то, что ты мне спас два раза жизнь я не забуду никогда.
      — С тебя миллион долларов, — горько усмехнулся я, поднимаясь с пола.
      — Миллион не миллион, но тысяч пятьдесят буду для тебя просить. Плюс вывезу тебя в Израиль.
      — Что я там не видел?
      — Будешь жить как человек.
      — Поживем-увидим. Что делать будешь?
      — Сейчас найдем каталог. Их должно быть два. Первый — по хронологии, второй — тематический. Я буду снимать документы, поможешь мне? Без твоей помощи мне не обойтись. Можешь и себе что-нибудь снять на память, пленки и батарей хватит.
      — Зачем, чтобы потом за мной охотились как за зайцем всю оставшуюся жизнь? Меня и так по России сейчас ищут с фонарями, вычислят махом, что в Чечне, и после этого я буду такой лакомый кусочек, что меня надо будет держать всю жизнь в бронированном сейфе. А если я еще что-нибудь отсниму, то это будет вообще финиш.
      — Пойдем, поможешь искать каталоги.
      — Что они из себя представляют?
      — Либо стеллаж с карточками, либо толстенные амбарные книги.
      Мы активно искали, попутно я мельком читал документы. М-да! Это было капище, самое настоящие капище, только не «Золотого тельца», а всех разведок мира. Тут компромата было столько, что можно было взорвать весь мировой порядок к чертовой матери! Только мне это было ни к чему.
      Через полчаса усиленных поисков мы нашли и предметный каталог и хронологический. Рабиновича интересовал только предметный. Он начал снимать документы о связях дудаевского режима с арабскими государствами. Особенно много было документов по Иордании, Саудовской Аравии, ОАЭ, Турции, Ирану, Пакистану и Афганистану. Многие документы были написаны на арабском, английском, французском языках, тут же прилагался перевод на русский. Многие поля были помечены рукой Дудаева. Здесь же были пояснительные записки. Ответы на иностранных и русском языках.
      Андрей снимал только оригиналы. Я быстро пробегал глазами перевод. М-да уж! Целая международная сеть экстремизма и терроризма! Все очень радовались, что в ненавистной России есть оплот настоящего ислама, и предлагали свою поддержку. Судя по переводам, суммы были от десяти до ста миллионов долларов! И почему их сюда не привезли!
      Поначалу было интересно читать, потом надоело. Я лишь помогал фотографировать, поддерживая листы. Андрей менял пленку за пленкой. Потом нам захотелось спать. Пошли в ту комнату, где стояли нары с одеялами и матрасами. Забылись коротким сном. Проснулись, жутко хотелось есть, но мы ничего с собой не взяли, поэтому продолжили фотосъемку документов. Не знаю, сколько извел пленки Рабинович, но работал он как автомат, только успевая менять кассеты с пленкой и батарейки. Я же обдумывал свою дальнейшую судьбу. Пока что возвращаться домой расковано, может стоит уйти «за бугор»? Попробовать можно, а там посмотрим.
      К двенадцати часам ночи у нас закончились пленка. Все отснятые кассеты Рабинович забрал к себе, потом подумал и половину отдал мне. Попросил, чтобы в случае чего, я передал их любому раввину, а тот уже определится, что именно с ними делать.
      Мне понравилось, что Рабинович не стал снимать документы, которые могли повредить России.
      Потом мы подтащили ящики, сделали пирамиду из всякого подручного хлама и стали уходить через ту же трубу вентиляции, по которой пришли. Около трех часов ночи я высунул нос из трубы. Долго прислушивался. Тихо. На улице по-прежнему идет моросящий дождь, как будто и не было нас на поверхности целые сутки. И пошли мы, поползли. Вот она, колючая проволока, перелезаем тихо. Вот и наш склон, ползем, рвем одежду. Не важно! Попутно мелькают мысли, что вся эта операция для меня не имела никакого прока. Почти никакого.
      Через четыре дня мы оказались в Краснодаре. Машину бросили и подожгли на чеченской территории, снова став мирными журналистами. Вышли без проблем через блок-посты. Вот и Россия. Здесь и дышится легче, и голова кружится от свободы. Все-таки «территория зла» она и есть «территория зла». Андрей связался с раввином. Тот обеспечил нас транспортом. Два молодца бандитской наружности, но милые внутри, добродушно беседовали с Андреем и раввином на иврите, а может, на идише, лишь искоса поглядывали на меня. Не еврей же! Потом мы погрузились в огромный «Ленд-Крузер» и двинулись в сторону Баку.
      Ребята установили в багажнике еще одно большое сиденье-диван, на котором разместился я. Андрей — на среднем.
      Дороги на юге ровные, хорошие, машина мчалась быстро. На постах ГАИ «мальчики», не показывая документы, отдавали гаишникам по пятьдесят долларов, нам отдавали честь, мило улыбались, и машина рвала дорогу, вновь мчась вперед. На границе тоже не было никаких проблем. Проехали вне очереди, нам еще долго махали вслед. Сумма немалая была, да и груз они везли очень уж важный. Я отсыпался на заднем сиденье. Мы редко останавливались, чтобы сходить в туалет и покушать. А так все вперед, вперед. Эх! Хорошая же машина «Ленд-Крузер»! Был бы миллион — обязательно купил бы себе такой же!
      Вот и оно: то ли посольство, то ли консульство Израиля. Андрей и с ним один из «хлопцев» скрылись за дверью. Через час приглашают — меня одного, второй «мальчонка» остается в машине. Иду. Хорошо укрепленная металлическая дверь, отделанная деревом. Охранник, холл, меня ждут. Показывают куда следовать. Комната. Большой стол, кресла, стулья, показывают куда присесть. Бутылки с минеральной водой, стаканы. Открывашка рядом, наливаю, пью.
      Через пятнадцать минут заходят двое. Началась беседа. Обычная вербовочная беседа, только классом повыше, я такие тоже проводил. Пилотаж высокий, можно обычного обывателя обвести вокруг пальца, но я калач тертый, вернее битый.
      А нужно ли мне становится шпионом великого Израиля? На фиг! Наелся.
      Прозрачные намеки, что, мол, много интересного для них я знаю. Нервы не выдерживают. Вскакиваю, они тоже.
      — Вот вам, шпионы хреновы, пятьдесят процентов, а вот так — сто! — ору я, показывая с помощью ребра ладони международные жесты.
      Шпионы переглянулись и, не говоря ни слова, вышли из комнаты. Дураку ясно: вокруг видеокамер, что у той собаки блох, показываю поочередно всем углам средний палец.
      Я устал, я очень устал. Пью халявную минералку прямо из горлышка, закидываю ноги на чистый стол, закуриваю сигарету, качаюсь на задних ножках стула. Час прошел, никто не пришел за мной. Второй — тишина, я положил руки на стол — сверху голову. Задремал. Устал я, устал, отстаньте от меня. Все, наигрался в казаков-разбойников.
      Открылась дверь. На пороге Рабинович. Переоделся, умылся с дороги.
      — Пойдем, Алексей! — он улыбается.
      — На расстрел?
      — Нет, сейчас тебя сфотографируют на паспорт. Мы сегодня же летим во Франкфурт, там пересадка, и — в Израиль. Но ты отказался от сотрудничества, поэтому останешься в Германии.
      — В Германии? — я был выжат как лимон. — И что я там буду делать?
      — Не знаю, — Рабинович-Коэн пожал плечами. — Можешь вернуться в Россию. Да, кстати, ты получишь в Германии деньги.
      — Миллион?
      — Нет, чуть меньше, но тебе хватит. Так в Россию? — пауза. — Или в Германии останешься?
      — Пока в Россию мне ехать не следует. В Германию... Благо, что когда-то изучал немецкий.
      — Что помнишь?
      — Хенде хох и Гитлер капут! Хватит?
      — Хватит, только бритоголовым не говори.
      — Членоголовым?
      — Именно. Пошли фотографироваться. На фото нужно улыбаться.
      — Могу только скалиться.
      — Делай что хочешь! -Рабинович махнул рукой.
      Потом меня сняли на паспорт. Снова отвели в опостылевшую комнату, хоть бы пожрать принесли, уроды! На столе стояли новые бутылки с минералкой. «Пальчики» что ли побежали снимать? Так я бы и сам дал.
      Зашел Рабинович, теперь он был одет в костюм, белоснежную рубашку, галстук безупречно, без единой морщинки повязан двойным узлом, побрит, дорогой парфюм, лакированные туфли, и не подумаешь, что израильский спецназовец.
      Я на его фоне смотрелся босяком. Нас сопровождало три человека, у обоих были опечатанные портфели, красный сургуч, оттиск Звезды Давида. Дипломатическая почта. Не смей подходить. Те самые фотопленки, ради которых я рисковал жизнью, плюс мои отпечатки пальцев. Это уже как пить дать.
      У ворот стоял микроавтобус с красными дипломатическими номерами, спереди и сзади по машине. Понимают, что именно везут в опечатанных портфелях.
      Все молчали, я смотрел в окно. Как все изменилось! Всего шесть лет назад, в далеком 1990 году мы вывозили из этого города армянские семьи. Самолеты на Москву уходили и с этого, гражданского аэропорта, и с военного аэродрома на Насосной. Эх, были времена, были! А что сейчас? А что впереди? Эмиграция. Горькое слово, тем паче, когда тебя обвели вокруг пальца, посулив миллион, а взамен? Шиш, да еще, скорее всего, без масла.
      Вот и аэропорт.
      — Алексей, вот твой паспорт. Ничего говорить не надо, просто отдашь паспорт для регистрации, — Рабинович протянул паспорт.
      Я посмотрел, полистал. Израильские загогулины и по-английски: «Винер Алексей», ладно хоть имя оставили, а не сделали Мойшей.
      Регистрация, посадка, все сопровождающие меня лица, включая и моего закадычного товарища, которому я минимум дважды спас жизнь, уселись в салоне первого класса, я — в экономическом.
      Принесли напитки, выпивку. Давай, подруга! Я так давно не выпивал! А еще можно, красавица? Эх, и с женщинами у меня было в прошлом веке, я уже все забыл! Налей еще! Не жадничай, плескани малёхо! Придерживаю пальцем горлышко бутылки, пусть нальется побольше бесплатного самолетного пойла. Откинулся в кресле. Потягиваю дешевый коньяк. В девяностом в Баку мы пили хорошие, дорогие коньяки, а сейчас рад и этим ополоскам. Эх, были времена, были!
      Выпил и не заметил, как задремал. Очнулся от того, что заложило уши, пошли на посадку. Во рту сушь. Все пристегнутые сидят, пялятся в иллюминаторы. Не стал выделяться из толпы, тоже смотрю. Ну, и какая же ты Германия, которую наши деды освобождали?
      Домики какие-то чересчур аккуратные, и все здесь как-то не так. Еще не прилетел в Германию, а уже так домой тянет! Как там по-немецки это будет? О, точно: «Нах хаус».
      Приземлились, все захлопали в ладоши. Тоже похлопаем. Теперь будем жить по-новому. Теперь все по-новому.
      Господи, а аэропорт-то какой огромный! А самолетов сколько на летном поле! И большинство импортных. Таких я не видел. Не знаю, как называются, но красивые. Смотрим дальше.
      Подрулили к терминалу, подали... не знаю, как эта штука называется, про себя я ее окрестил «кишкой». Сначала первый класс идет на выход, потом — бизнес, а потом уже мы — босота. Пехота она и за границей — пехота.
      На выходе из терминала стоят двое в зеленой форме, наверное, пограничники. Не обращают внимания на пассажиров, в полуоткрытых кобурах — пистолеты. Беспечность полнейшая. Бей в репу, забирай пистолет, начинай захватывать аэропорт.
      Леха, Леха! Останавливаю бег своих мыслей. Спокойнее! Все, забудь, навыки свои прежние забудь. Теперь здесь мир. И все. Мир и не более того.
      Таможенный досмотр — формальность. Мне шлепнули в паспорт печать, и даже не смотрели на меня. Напротив выхода стоит секс-шоп. Яркие картинки и резиновые бабы различных размеров стоят в витринах. Такого я еще не видел. А коридор-то какой длиннющий! Окон нет. И выходы, входы, много-много. Народу несколько тысяч бегают, вытаращив глаза.
      Так, и что же дальше, Алексей? Где твои еврейские друзья? Неужели вот так бросили? Ан нет. Вот и Рабинович идет. Посмотрим.
      — Как долетел?
      — Думаю, что в первом классе было бы удобнее.
      — Не обижайся, не я здесь командую. Идем, выпьем кофе.
      — Идем.
      Он уверенно лавирует среди пассажиров, некоторые бегут с выпученными глазами, мечутся между огромного количества стоек регистрации, коридор, наверное, километра два, а может и того больше. Видно, что Андрей здесь не в первый раз.
      Спускаемся на этаж ниже. Тут много всевозможных кафе. Заходим в ближайшее. Садимся за свободный столик. Подходит официантка, Андрей по-немецки заказывает кофе. Это даже я могу. Но они-то обсуждают еще что-то, видимо, сорт кофе.
      — Ну, что, Андрей, что дальше?
      — Все. Здесь наши дороги расходятся... Леха, ну, поехали со мной в Израиль?! Я помогу тебе работу найти.
      — Не хочу. И вы меня всегда будете обманывать. Если ты — мой друг — меня обманул, использовал и поимел во все щели, то что мне ждать от остальных?
      — Вот телефон. Можешь позвонить с любого таксофона — в Западной Европе, конечно, — Андрей протягивает кусочек белого мелованного картона, где типографским способом набран длинный ряд цифр. — Пригласи меня, назовись. И где бы ты ни был, тебя заберут и привезут ко мне.
      — Спасибо, — я прячу визитку в карман. — А деньги, Рабинович?
      — Вот, -он достает конверт, протягивает мне.
      — Сколько? — я взвешиваю конверт на ладони.
      Подходит официантка, расставляет две крошечные чашки кофе, Андрей расплачивается.
      — Вифиль? Так по-немецки звучит «сколько»?
      — Так, — он вздохнул. — Пять тысяч.
      — Сколько?!
      — Пять тысяч немецких марок.
      — Дешево же тебя ценят твои начальники, Андрюха, дешево. Я два раза тебе жизнь спас...
      — А я тебе — один раз, — тихо говорит он.
      — Это где же? Напомни, — я начинаю психовать.
      — В посольстве... Ты много знаешь, сам понимаешь, правила есть правила. Не маленький.
      — М-да, — я молчал.
      — Извини, Алексей, мне нужно идти. Здесь очень запутанная автостоянка, многоуровневая, не найдешь машину.
      — Ничего, как-нибудь найдете!
      — Да, Алексей, еще одна формальность.
      — Чего еще? Подписку о неразглашении дать?
      — Нет. Отдай паспорт. Понимаешь, служба есть служба.
      — Не понимаю. На, — я вытащил паспорт и отдал ему.
      — До свиданья! — он встал и протянул мне руку.
      Я молча, снизу вверх смотрел на него тяжелым взглядом. Пауза затягивалась. Он покраснел, пожал плечами. Развернулся и пошел. Я сидел и смотрел ему вслед. Он обернулся. Остановился, заулыбался и помахал мне. Я сидел как каменный. Мне хотелось его убить. За предательство нашей дружбы, за то, что он обманул меня. За все.
      Так я сидел над наперсточной кружкой кофе больше часа, потом понял, что надо уходить. Куда? С моим советским паспортом надо уходить на нелегальное положение. Сначала ночлег, еда, потом подумаем.
      Ориентируясь по указателям, побрел на выход. Увидел газетный киоск. Подошел. Ничего на русском! Вот уроды, а мы ведь их победили когда-то!
      Путеводитель по городу. Полистал. Есть перечень гостиниц, мотелей, то, что мне нужно. Вытащил из конверта купюру достоинством в пятьдесят дойчемарок. Продавец долго отсчитывал сдачу. Не считая, бросил все в карман. Даже если он меня обманул, я что, буду скандалить? Никогда! Я теперь «никто» и звать меня «никак», и номер мой шестнадцатый.
      На стоянке перед аэропортом снуют такси. Я закурил. Первая сигарета после перелета. Изучаю путеводитель. Недалеко есть мотель, там указаны цены. Вроде пойдет. Встал в очередь на такси. Через пять минут сажусь на заднее сиденье машины, тыкаю пальцем в нужную страницу. Водитель кивает головой, понял. Поехали.
      У них даже такси «Мерседесы». Смотрю по сторонам. Красиво, как на картинках. Как в кино. Кажется, что проснусь, и все пропадет. Мотель, приехали. Мотаю головой, сколько, вифиль?
      Таксист стучит по счетчику. Расплачиваюсь и две марки «на чай». Так здесь положено, Рабинович еще в посольстве проинструктировал.
      Захожу. Стойка. Фрау.
      — Битте, нумер! Айн мен, — тычу пальцем в грудь.
      — Битте, — она понимает, что в немецком я чуть лучше, чем в английском, и рисует на бумажке сумму за день.
      — Гут, — отвечаю я.
      Затем она тычет в календарь, типа, спрашивает, сколько дней я буду жить.
      — Гут, — мол, понял я. — Фир. Четыре. — Для верности показываю ей четыре пальца.
      Она кивает головой, поняла. Потом рисует цифру за четыре дня. Расплачиваюсь. Хорошо, думал, что будет дороже.
      Надо записаться в регистрационной книге. Ничего умнее не придумал, написал латинскими буквами «Джон Иванов».
      Меня проводили в номер. Вход с улицы. Нормально. Кровать, стол, два стула, телевизор, жалюзи на окнах, туалет, ванна, душ. Сначала под душ. Поскреб себя ногтями, потом вытерся, сигарету, надо купить что-нибудь выпить и поесть.
      Иду к стойке регистрации.
      — Фрау, а где здесь супермаркет или просто маркет унд гаштет? Э-э-э-э, бир, — щелкаю себя по горлу.
      Добрая женщина показывает мне направление движения. Сначала на пути попадается пивнушка. Неплохо, очень даже неплохо, всего в десяти минутах ходьбы. Попробуем немецкого пива!
      — Э-э-э! Цвай уайт, — как же светлое-то будет, блин! Хрен с ним, цвай вайс бир!
      Бармен, пожилой мужик, понятливо кивает головой, мол, и не таких идиотов видел за свой век, наливает мне два бокала светлого пива. Рассчитался. Сел за столик, пью. Хорошее пиво, запашистое, забористое! Первый бокал осушил залпом, второй растягиваю. Выпил. Хорошо! Надо в туалет сходить. Вижу, что посетители заходят в дверь с мужиком. Понятно. Мне туда.
      После туалета — в магазин. Нашел тоже быстро, взял готовой еды, запечатанной в целлофан. Колбасы и прочей снеди. И пива упаковку.
      После ужина улегся на кровать, стал смотреть телевизор, а так как я все равно ничего не понимал, включил музыкальный канал и смотрел. Завтра будет завтра, и надо просто жить.
       Эпилог
      Я смотрел на экран, на кривляющихся певцов, потягивал немецкое пиво и думал о своем.
      В пивнушке в туалете я оставил маленькое сообщение. Мол, я здесь. Остановился в том мотеле, который мне рекомендовали. Был и запасной вариант, конечно.
      Когда я подал рапорт на увольнение, стало известно, что Рабинович попал в плен, и ищет выход на меня. Со мной переговорили и перевели в другое подразделение Службы. В Отдел отправили липовую выписку из Приказа о моем увольнении. И всю дорогу меня сопровождали ангелы-хранители, пока я не ушел в Чечню. А так бы мне не удалось выйти из Ставропольского Управления. И еще много чего не удалось бы.
      Теперь я знаю, где находится архив Дудаева. Думаю, что найдут способ его вывезти или уничтожить на месте.
      А то, что к евреям попали интересующие их документы — черт с ним! Они теперь наши соратники по борьбе с исламским терроризмом. Чем больше они положат там фанатиков, тем нам в России будет меньше работы.
      В течение трех дней мне надо заходить в эту пивнушку и пить пиво с восемнадцати до двадцати. Ко мне подойдет товарищ, которого я лично знаю по новому месту службы. И я поеду на Родину! Я поеду Домой! В гробу я видел эту заграницу! Завтра будет завтра, и это будет мое завтра!