Не моя война

Тем временем в зале начальники смен, главный инженер, начальник штаба и ещё ряд офицеров из руководящего состава стояли возле огромной, во всю стену, карты и говорили с Гусейновым. Всех офицеров также подогнали поближе. Было слышно, как Боб — он вновь обрёл господствующее положение — и Гусейнов спорят.

— Вот смотри: село, которое ты заказываешь уничтожить. Это оно? — командир водил большой указкой по секретной карте-склейке, которая занимала стену и была размером шесть на четыре метра. В правом верхнем углу было написано «Сов. секретно», но кому сейчас это было интересно?

— Да, это оно самое. Вот если бы вы нанесли удар по этой окраине — было бы просто замечательно, — Гусейнов показал на восточную окраину села.

— Ты карты вообще читать умеешь? — Боб разговаривал с ним тоном, которым разговаривают с умалишёнными.

— Да, умею! — гордо ответил «вождь краснокожих».

— Смотри. Вот видишь, здесь дислоцированы мы. Видишь этот флажок? — указка в Батиных руках упёрлась во флажок, который показывал место расположения нашей части.

— Ну, вижу, и что?

— Вокруг нашей части, смотри, идут концентрические круги и маленькие цифры, видишь?

— Вижу.

— Читай.

— 990.

— Правильно. Наша часть расположена на высоте 990 метров над уровнем моря. Наши стартовые батареи расположены также на этой же высоте. Тут все понятно, чтобы нам потом назад не возвращаться?

— Понятно. Хотя подождите. Серёжа, — позвал он мудака-предателя, — иди сюда. И Ходжи, иди сюда.

Бесцеремонно расталкивая и наших, и захватчиков, на «капитанский мостик» (так мы называли возвышение, на котором располагался сейчас командир и «группа товарищей», а раньше — начальник смены и КДС (командир дежурных сил), именно оттуда раньше шло руководство всей сменой, всеми боевыми постами) шли с разных концов зала Модаев и Ходжи — вроде не азербайджанское имя. Ходжи я видел в первом взводе ополченцев. Значит, юноша умеет читать карты, откуда такое умение? На военного он не похож, на недоучившегося курсанта или картографа также не похож. Хотя спину держит ровно, но уж больно похож на спортсмена. Спортсмена, умеющего читать военные карты. О такой категории я слышал только от тех, кто прошёл Афган, и звали такую категорию — диверсант.

— 8 -

ДРГ — диверсионно-разведывательная группа. Рассказывали, что в Афгане был спецназ обычный, то есть с солдатами, и элитный — офицерский. Последний боялись все, включая и своих. Об их работе ходили легенды, истории обрастали такими подробностями, что не знаешь, где правда, а где вымысел. Ходили в дальние рейды, были «охотниками за головами» главарей духов.

Интересно, а этот юноша из «спецов»? Но не похоже, что он Афган прошёл. Повадки у него не те. Бывших воинов-интернационалистов я видел предостаточно, благо, что сам туда собирался, но не похож этот «воин Аллаха» на советского спецназовца.

На «капитанский мостик» поднялись оба. И Серёжа-предатель и Ходжи. Они внимательно посмотрели на карту. И подтвердили, что наша часть и стартовые позиции наших ракет находятся на отметке, которую указал командир.

Батя продолжал:

— Требуемое село находится на какой отметке? Вот смотри — здесь написано, читай, — он разговаривал только с Гусейновым, брезгливо сторонился Модаева и в упор не видел Ходжи.

— Четыреста один, — прочитал Гусейнов.

Серёжа и Ходжи подтвердили, что их командир грамотный, и правильно различает и понимает цифры.

— То есть перепад высот уже составляет примерно пятьсот сорок метров. Правильно?

— Правильно.

— Здесь тоже все понятно, идём дальше. На расстоянии десяти километров от места нашей дислокации стоит гора, смотрим, какая высота. Читайте. Вслух читайте!

— Одна тысяча пятьсот девяносто метров. Ну и что? — Гусейнов явно не понимал, что от него добивается наш командир, тыкая носом в непонятные для него обозначения.

— Все просто. Ты же математику знаешь — директором работал, так вот и считай. Там перепад высот только со мной — пятьсот с половиной метров. Добавь к этому перепады от меня до горы, и от горы до села. Понимаешь?

— Нет.

— Мои ракеты могут летать только по прямой, там они с помощью сложной системы находят самолёт и летят за ним, уничтожают его.

— Ну и что?

— А то — я не смогу дать ракете целеуказание, не смогу нанести удар по селу. Вот и все.

— Как? — Гусейнов наконец-то понял, что его провели как идиота, он был взбешён. — Модаев, Ходжи! — заорал он.

Серёжа и Ходжи подошли поближе.

Модаев с умным видом учёной обезьяны смотрел на карту, запрокидывал голову кверху и делал вид, что усиленно что-то считает. По его растерянной роже было видно, что он ни хрена не понимает, и ничего вразумительного сказать не может. Матчасть, Серёжа, надо было учить. И в училище, и в части. Тогда бы не прятали тебя командиры во время проверок по нарядам да командировкам. "Учи, сынок матчасть, пригодится, " — припомнилась мне реплика из одного старого анекдота.

Ходжи тоже смотрел на карту. Но он хоть не делал вид, что пытается врубиться, на его непроницаемом лице ничего нельзя было прочитать.

— Командир прав… — начал говорить Серёга, покрылся весь красными пятнами, горло ему перехватывало, он временами сипел, то ли от страха, то ли от волнения.

— Я у тебя один командир! — взвился Гусейнов.

— Так вот он прав, — продолжил Серёга, — понимаете, тем типом ракет, что стоят на вооружении, нельзя сделать, что вы требуете, — казалось, что Серёга сейчас расплачется.

— Как нельзя?! А ты мне что говорил? — ярость и презрение сквозило в голосе Гусейнова.

Все впустую. Обидно, да?

Ходжи сказал что-то на гортанном странном наречии. Азербайджанского я толком не знаю, но разговорную речь с великими потугами могу понимать. Тем паче, что она обильно пересыпана русскими выражениями, словами, которых нет в азербайджанском языке. И говорят они все больше жестами. Там можно догадаться по смыслу, что они хотят выразить. Этот же, наоборот, выражений на русском языке не употреблял и почти не жестикулировал, но голос его был твёрд и сух, он только пару раз волком глянул на командира и Серёгу-иуду.

Серёга поёжился под этим тяжёлым взглядом. М-да, тяжела ты предательская участь. Застрелись, придурок!

— А если попробовать «навесиком»? — робко, уже робко (! ) спросил Гусейнов.

— Мы же не пацаны, и это не миномёт, чтобы «навесиком» уничтожать противника. Вам тогда, милейший, надо было миномётчиков захватывать, или лётчиков, — Батя откровенно надсмехался, и в улыбке было видны его вставные золотые зубы.

— Вы все равно выпустите ракеты по селу! — сорвался на крик Гусейнов. — Начинайте готовиться к пускам! Иначе я начну всех расстреливать.

— Ты понимаешь, что не попаду я по селу? — Боб уже не говорил, а шипел, как старый рассерженный кот. — И не потому, что я не хочу, а потому что не могу. Физически не могу. Ты хоть это понимаешь?

— Все равно вы положите ракеты как можно ближе к селу! — Гусейнов продолжал упорствовать.

— Послушайте, если даже мы не попадём непосредственно по селу, то даже обстрел может испугать их, и партизаны уйдут оттуда, а мы займём село, — Модаев не дурак. Ты малый не дурак, и дурак и немалый!

— А что, это мысль! Подполковник, ты слышал? Только попробуй выкинуть какой-нибудь фортель! Наказание последует незамедлительно!

— Гусейнов, я устал от тебя и от твоих дилетантских воплей. Если хочешь играть в войну — играй. Хочешь играть в ковбоев — играй! Делай, что хочешь! Делай, как хочешь! Но только не мешай. Смотри, но не мешай. Некоторые операции при подготовке к пуску не должны превышать нескольких секунд. Будешь лезть с глупыми вопросами — ничего не получится. И ничего не получится только потому, что ты корчишь из себя крутого боевика! Ты понял? — Боб кипел, он был зол как взбесившийся слон. Казалось, ещё мгновенье и он бросится на Гусейнова, и разорвёт его на части.

Последовал шум. Боевики-повстанцы зашумели и, потрясая оружием, двинулись в сторону «мостика». Они были очень недовольны, что кто-то посмел разговаривать с их командиром в таком тоне. Сам Гусейнов шумно дышал, его лицо покраснело до максимально красного цвета, его смуглая кожа приобрела ещё более коричневый цвет, ноздри расширились, заиграли желваки под кожей.

Они смотрели друг на друга, как два непримиримых врага. Два командира. Оба были злы друг на друга, от них, от их молчаливого поединка сейчас зависела жизнь всех присутствующих. Жизнь какого-то далёкого села в расчёт никем не принималась. Или пуски-старты ракет, независимо от того, где упадут эти ракеты, или наша смерть. Весёлая перспектива. Низ живота опять начал холодеть, по спине вновь потекли струйки горячего пота.

Командиры продолжали стоять и смотреть друг на друга. Пауза затягивалась. Наконец Гусейнов медленно и в то же время шумно выдохнул воздух и сказал:

— Понял. Но я буду присматривать за всеми вами. И если что-нибудь пойдёт не так, и если вы попробуете меня обмануть, то знаете, что я сделаю! — он очень выразительно похлопал по своему автомату.

— Слушай, ты меня уже утомил, особенно надоели твои бестолковые угрозы. Хочешь стрелять — стреляй! Но если ты ещё раз будешь угрожать мне или моим людям, слышишь, ещё один раз ты вякнешь что-нибудь в этом роде — будешь сам стрелять по своей деревне.

— Приступай!

— Но сначала я поговорю со своими людьми, — командир непреклонен.

— Давайте.

Бобов повернулся к нам:

— Ну все, мужики! Я решил стрелять!

Воины Аллаха радостно загалдели. Один идиот истошно заорал: «Аллах акбар!»

— При чем здесь Аллах! Ведь это Боб стреляет, а не Аллах ихний! — вполголоса сказал кто-то из толпы.

— Тьфу! — я сплюнул под ноги. — Дикие твари из дикого леса.

— Всем заткнутся! — вид у Боба был страшен. Не каждый день свои ракеты на головы мирных людей бросать собираешься.

Да, ещё вся эта затея пахнет трибуналом. Делать самопроизвольные пуски боевых ракет — это круто! В тридцать седьмом за такие «шалости» по решению «особого совещания» ствол в затылок без разговоров. Слава богу, миновали те времена.

А ведь эти самые ракеты людей защищать должны были. М-да! Дерьмо все это и ситуация дерьмовая, когда оружие защиты повёрнуто против мирного населения.

— Василий Степанович! А может не надо? Не стреляй! Нас всего-то 15 человек, можем не справиться!

— Не справимся — эти уроды справятся с нами! — командир был зол. Глаза его метали молнии. Было видно, что дай ему волю, он Гуся на кусочки разорвёт. Но охрана следила зорко за нашими телодвижениями.

— Эх! Не получится! Не получится!

— Помолчи! Командир принял решение.

— Повторяю, товарищи офицеры. Я решил стрелять. Попрошу всех подойти к карте. Эту горушку «П-18» берет на пределе.

— 9 -

— Старший лейтенант, вернее бывший старший лейтенант, подойди ближе, чтобы твой хозяин не думал, что его обманывают. И слушай внимательно.

Серёга, красный как рак, высоко подняв голову, с умным видом медленно прошествовал к карте.

— Берет на пределе «СНР», отрабатывает по ней без проблем. Но изделие надо закинуть на 50-60 километров, а может даже и дальше. Предлагаю метод «К-3» с дистанционным управлением подрыва заряда. Пару минут прошу вас обдумать моё предложение. Вы все специалисты, и разжёвывать вам ничего не нужно.

Первым смысл сказанного командиром дошёл до Смирнитского — офицера наведения. Он заулыбался в вислые усы.

— Батько, согласен я. Тильки, болванка-то може от удара сдетонируе!

Тут всех как прорвало. Поток технических терминов сыпался со всех сторон.

Я же стоял как баран и улавливал знакомые слова. А напротив стоял бывший старший лейтенант бывшей Советской армии — так и не стал ты полноценным старлеем Российской армии! Стоит и глазками хлопает. Говорили же в училище: «Учи матчасть! Пригодится!» Что же теперь ты будешь Гусю докладывать?

— Все, товарищи, хватит думать! Майор Иванов, прямое расстояние по карте до селения занести в систему наведения. Басов, Курмилев, Сидоров — за операторов РС. Горин, возьмёте с собой Макова, вдвоём, думаю, справитесь на старте. Зампотех — на дизеля!

— Э, дорогой! Так не пойдёт! Никто без моего разрешения не выйдет отсюда! — подал голос недовольный Гусь.

— Тогда сам и запускай! — командир был резок.

— Хорошо. Но со всеми, кто будет выходить, пойдут мои люди, и они будут стрелять, если что-то пойдёт не так!

— Ты меня уже достал своими страшилками — во! — командир резко, как ножом, провёл у себя по горлу ладонью.

— Хорошо, идите, но чтобы все быстро было! — Гусь начинал нервничать.

Мы с Гориным сорвались с места. Впереди Горин — комбат старта, я рысью сзади.

— Леха! А я что делать буду, я же не рублю в вашей системе? Неужели Боб будет стрелять? — спросил я, догоняя Горина. Бежать и говорить было не совсем удобно. Но другого момента не будет. За нами следом вывалился толстый боевик.

— Не боись, связь! Батя сказал: «Зер гут!» А ты со мной, чтобы Гусю глаза лишний раз глаза не мозолить.

Сопит кто-то сзади. Обернулись. Толстяк галопирует изо всех сил. Автомат болтается на шее, мешает бежать. Не служил он в частях, где оружие выдают. А может, и вообще не служил.

— Олег, охрана наша совсем из сил выбилась, давай быстрей, хоть поговорим без него.

Оставшийся километр мы бежали в ускоренном темпе. Вот она, родимая. Перешли на шаг метров за пятьдесят. Что что, а училищная закалка снова пригодилась, да и в части не давали расслабиться по физо. Были передовиками. Вот и гоняли по всем дисциплинам.

— Олег! Стрелять будем. Попадать — нет. Тебе достаточно?

— В принципе. А покурить есть? — мы тем временем дошли до кунга пусковой.

— У меня нет. Но тут есть маленький тайничок-нычка. Там бойцы постоянно прятали бычки. Я их гонял за это. Но когда все начало лететь к чертям собачьим, так и лазить тоже перестал. Посмотрим сейчас. Может, что и завалялось.

— Успеется. Смотри-ка, охрана почти прибежала, у него стрельнем.

— Ага, если только от инфаркта не помрёт раньше.

Толстый уже не бежал, а шёл. Его пошатывало, ватные ноги он переставлял кое-как, брюки приспустились и мешали при ходьбе. Куртку расстегнул почти до пояса. Автомат просто висел на шее, руки положил на него. Кепи засунуто под погон. Лицо красное и все мокрое от пота, взгляд мутный.

— Эй, киши, сигареты бар?

Остановился. Согнулся пополам, автомат почти достаёт до земли, крупные капли падают в песок. Распрямился, растирает грудь.

— Не помрёт?

— Не должен.

— Эй! Сигареты бар?

— Йок! Нэт курить. Зачэм так быстро бегать?

— Командир приказал. А ты как воевать-то без сигарет будешь?

— Ладно, Олежа, хватит лясы точить, пошли атомную бомбу готовить!

— А ты, киши, ничего здесь не трогай. А то взорвётся! Бум! Понимаешь? — Горин изобразил руками взрыв. — Понимаешь?

Аника-воин лишь устало мотнул головой, продолжал растирать грудь.

— Ты иди, посиди в той будочке, посиди, отдохни. Обратно ещё быстрее побежим.

Толстый тяжко вздохнул и поплёлся к будке, а мы — к установке.

— Леха, а может грохнем толстого и автомат заберём?

— Заманчиво, но они там наших перебьют. А мысль хороша! Не искушай, Олег, не искушай! А сможешь его по-тихому убрать?

— Элементарно. Я морально уже давно готов к этому, а технически нас этому с первого дня училища готовили.

— Давай пока не будем! Но у самого руки чешутся!

Тем временем мы подошли к установке.

— Значит так, Олег. Вот тебе щётка. Вот разъём почистить контакты, а потом пристыкуй, а я сигарет или бычкунов поищу.

— Издеваешься?

— Надо так. Делай.

Минуты две я добросовестно ширикал щёткой по контактам, потом присобачил их на место. Спустился вниз. Присел на станину, прислонился спиной и затылком к металлу. Сижу, жду и думаю, что же будет-то. Если не эти чмыри прибьют, так свои же матку наизнанку вывернут. Тьфу! Куда не кинь, везде клин!

— Олег! Ты где? — послышался голос Горина.

— Здесь я, Леха, под отбойником! Туточки!

— Кабель подключил?

— Ага.

Из-за угла вывернул Лешка. Морда красная, радостная, мокрая от пота, а в зубах сигарета и мне протягивает «Примину» целую.

— А я смотрю, что тебя нет там, где оставил. Грешным делом подумал, что ты пошёл кончать толстого.

— Кому он нужен? Сам помрёт от инфаркта. Ух ты! Ты где взял такое богатство? — спросил я, жадно прикуривая.

— Где взял, уже нет.

— Понял, не дурак.

— Кури и арбайтен, арбайтен!

— Яволь, герр гауптман!

Горин минут пять деловито полазил по ракете, по пусковой, что-то открывал, куда-то заглядывал. Потом кивнул мне.

— Пошли.

Во втором кунге, где сидел толстый с автоматом, была ГГС. Мы раскрыли дверь. Толстый насторожился, ствол на нас.

— Не боись, Маруся! Немцы далеко! Дай-ка мне микрофон.

— Что говоришь? — ствол по-прежнему на нас, но уже нет насторожённости во взгляде.

— Вон ту чёрную хреновину дай, говорю. Ай, спасибо, дорогой!

И уже в микрофон:

— Стартовая батарея! Готовность номер один! ОШ-10 пристыкован.

— Принято. Приступить к КФ. Горин и Маков ко мне! — раздался из динамика слегка хрипловатый, искажённый голос командира.

— Гусейнов! Адыль, Адыль?! — толстый выхватил у Горина микрофон и заметался по кунгу как курица. Пару раз ударился об аппаратуру головой и плечом.

— Дурень! Вот сбоку есть такая пимпочка, «тангента» называется. Нажал — говори, потом отпускай! — объяснил я ошалевшему воину новой освободительной армии Азербайджана. — Вот сюда жми, а сюда говори.

Воин Аллаха наконец-то справился с волнением и овладел техникой. Пульт ГГС взорвался азербайджанской скороговоркой.

— Якши, якши! — Толстый не только говорил в микрофон. Он жил разговором. Мимика, жесты, все свидетельствовало об этом.

— Я здесь остаюсь! — он повернулся к нам.

— Ну, парень, удачи тебе! Штаны береги! — Горин похлопал его по плечу. — Чтобы не случилось, ничего не трогай. Убьёт! Тут все заминировано.

У парня округлились глаза от страха.

— Ну что, старлей. Побежали?

— Побежали, кэп.

— Олег! У меня в заначке два литра коньяка есть, банка тушёнки. Если все закончится благополучно — ко мне.

— Я бы прямо сейчас начал.

— Ты второй раз за пятнадцать минут меня искушаешь. Прямо не человек, а змей какой-то.

— Так ты ведь тоже не Ева.

— Вот только не пустят ли нас после старта в расход?

— Не думаю. Без нас — это железо мёртвое.

— А Сергей?

— Он по пояс деревянный. Как памятник. Кроме как задницу лизать, больше ни на что не способен. Посмотрим.

Вот и оперзал. Оттолкнули охрану. С улицы толком не разглядеть в полумраке, только слышны голоса.

— Смирнитский — контроль функционирования проведён. Боечасть в норме.

— П-18. Провёл круговой поиск. Цель обнаружил. Азимут 300, дальность 100.

— Офицеру наведения. Цель номер один. Азимут 300, дальность 100.

— Смирнитский обнаружил цель номер один. Азимут 300, дальность 100, высота — 3? РС? — щёлкнули штурвалы.

— Петров (он за оператора РС по дальности). Есть цель по углу, азимуту, дальности. Цель без помех. Одиночная, скорость — ноль, высота — 3.

Из темноты раздался голос командира:

— Цель номер один одиночную уничтожить одной ракетой! Метод «К-3»!

Леха зашептал мне на ухо:

— Готова только одна — пятая.

— Смирнитский! Пятая — пуск! — снова раздался напряжённый голос командира.

Командир уставился в индикатор, рядом с ним Гусь. От экрана лица у них казались мёртвыми. Сине-зелёными. Повисла гробовая тишина. Слышно лишь, как шумят приборы, и стук собственного сердца гремит, шумит в ушах, струйки пота бегут по спине. Вдалеке раздался шум стартующей ракеты. Я вздрогнул от неожиданности.

Раздался голос Смирнитского.

— Цель уничтожена. Расход — одна.

— Ну что, попал?! — Гусь напряжённо вглядывался в полумрак на Смирнитского, затем на командира.

— Отбой готовности личному составу. Собраться в курилке, — командир встал со своего кресла и потянулся, разминая спину.

— Ну что, попал? Говори, попал или нет?! — Гусь подпрыгивал от нетерпения.

— Попал. Радуйтесь! — командир был мрачен.

Леха включил свет. Мимо меня пронёсся радостный Гусь — за ним спешила вся наша-его охрана. Распахнул дверь на улицу. Споткнулся, с трудом удержался на ногах и что-то закричал. От радостных криков победителей и стрельбы в воздух заломило в ушах.

— Ну что, пошли получать награды! — голос командира звучал громко, еле перекрывая шум на улице, но было видно, что он устал. Мы все устали от этого налёта и этой жизни.

Снаружи ослепительный свет резал глаза. Неподалёку была расположена беседка-курилка, оплетённая виноградом. Рядом танцевали победители, лихо вскидывали полусогнутые руки к груди, стучали в бубны. Забавно. Это же надо, на войну и с бубнами! Ну, артисты! Для них война что-то вроде развлекаловки. В воздух периодически кто-то на радостях стрелял из автомата, выпуская целый магазин.

Собрались все наши в курилке. Откуда-то появилась пачка «Верблюда» — «Кэмела». Пустили по кругу.

Леха сидел рядом со мной, и так ненавязчиво, непринуждённо положил полупустую пачку к себе в карман.

Все сидели и курили молча. Никто не проронил ни слова. Не было обычной радости, как обычно после старта. Зампотеха не было.

Командир внимательно смотрел в сторону ДЭСки.

— Идёт, — облегчённо вздохнул Боб. — Не тронули звери.

Зампотех шёл, вытирая руки ветошью, куртка была обрызгана машинным маслом.

— М-да, а могла бы не взлететь!

— Если бы дизеля не запустились или заглохли, то намотали бы нам кишки на шею. Тьфу!

Тут до всех дошло, что могло бы быть, если бы зампотех не запустил полуразвалившиеся дизельные установки. Судя по его испачканной форме, мы были на грани этого. Пока пронесло. Посмотрим, что дальше из этого роя получится.

— Слышишь, Олег, а толстый так и сидит в кунге. Надо бы посмотреть, может и украдёт чего-нибудь. За этими воинами Аллаха нужен глаз да глаз, — Леха встал, затянулся и одним щелчком умело отправил окурок в урну. — Скорее всего в кунге придётся дезинфекцию делать. Штаны у него, наверное, воняют.

— Командир, мы до старта и обратно.

— Только быстро.

Мы быстрым шагом дошли до места старта. Ракеты на привычном месте не было. Опалённая земля, обгоревшая, обуглившаяся местами краска. Все это мы уже видели, и когда-то радовались этим стартам, мазали себе, друг другу лица, руки этой сажей, копотью, остатками смазки. Сейчас не было восторга. Только усталость и опустошённость. Выжили — и ладно.

На полу кунга лежал толстый Адыль. Руки закрыли голову, он не шевелился. Автомат валялся на полу.

Глава третья

— 10 -

— Алексей, вроде не пахнет, — я потянул носом воздух.

— Эй, киши, ты живой, али как? — Леха для надёжности даже легонько ткнул его ботинком.

Руки Толстого начали шарить вокруг. Видать автомат ищет, голову от пола не поднимает, глаза не открывает.

— Ну его к лешему! Леха, не трогай его. Живой он, только без памяти.

— Не буду, только автомат для верности разряжу.

Алексей взял автомат — тот не стоял на предохранителе. Отстегнул магазин, передёрнул затвор, из него вылетел целёхонький патрон. Для верности Леха подобрал его и быстренько, используя тыльную часть патрона, разрядил весь магазин прямо на пол кунга, потом забросил автомат и магазин в угол, подальше от владельца. При каждом падении очередного патрона на пол Адыль вздрагивал, закрывая голову. Тело тряслось, и по нему прокатывались волны жира.

Я нагнулся к горе-боевику.

— Эй, Адыль! — слегка ударил ладонью по толстой морде, тот замычал что-то невразумительное. — Кончилась война. Бери шинель, пошли домой.

— А-а-а! — Адыль поднял голову и посмотрел на нас мутным, ничего не понимающим взором. — А где он?!

— Кто он? — мы не поняли, что это он городит.

— Ракета взорвался! Я совсем умер!

Тут до нас дошло, что почувствовал неопытный человек, находясь в десятке метров от пусковой при старте.

Мы ржали во весь голос, от всей души смеялись. Смех грозил разорвать наши рты до ушей, мышцы живота болели от напряжения. Постепенно смех угасал, но это происходило в силу физических причин, из-за болей. Мы ещё долго посмеивались, похихикивали.

Превозмогая боль в теле и душивший нас смех, я выдавил из себя:

— Вставай, киши!

— Ай, нет! Я немного здесь ещё полежу, — и жирный, потный Адыль вновь уткнулся мордой в пол и обхватил голову руками.

К своим шли молча. Смех нас истощил. Да и не смех это был, а истерика — ржачка.

В беседке шла оживлённая беседа. Смысл был один: попали или не попали. Боб молчал, был хмур и сосредоточен. На входе появилась фигура Ходжи.

— Все здесь?

— Да.

— Сейчас подойдёт командующий армией господин Гусейнов. Никому не расходится.

— Куда же мы с подводной лодки денемся?

— Какая подводная лодка? — Ходжи не понял и напрягся.

— Куда мы безоружные уйдём? А лодка — это метафора. Врубился?

— Не надо никаких метафор и лодок. Вам понятно?

— Яснее ясного.

— Что ещё этому уроду надо? — слышалось ворчанье со всех сторон.

— Хочет поблагодарить от имени командования и вручить ордена и ценные подарки за отличную службу! — я вставил свои «три копейки».

— Ага, по девять грамм в брюхо! — раздалось слева.

— Господи. Как все это надоело, скорее бы свалить в Россию, обрыдли эти черти со своими дурными разборками!

— Гляди, чтобы тебя в «цинке» не отправили!

— Тьфу на тебя, дубина!

— Тихо! Вождь говорить будет, — прошептал кто-то впереди.

Конвоиры уже не толкались. Не били никого. Все было чинно и вежливо. Напоминало митинг на каком-то заводе. Вот приехал большой начальник, он сейчас нам расскажет о необходимости качественного труда на благо Родины!

Гусейнов, наверное, точно произвёл себя в генералы. Он надулся как петух. И начал рассказывать про то, какие мы молодцы! Какое большое дело мы сделали в освободительной борьбе против иноземных захватчиков и т. д.

А в конце своей речи он призвал нас пачками записываться в ряды славного народно-освободительного войска. Обещал всевозможные блага. В том числе и повышение звания на две ступени сразу. Значит, я могу в одночасье стать майором. Негусто. В следующем году мне и так капитана получать, а Бобу он сразу генерал-майора присваивает!

Мне вспомнился эпизод из кинофильма «Свадьба в Малиновке». Когда Попандопуло пихал попу нарисованные деньги и приговаривал: «Бери, я себе ещё нарисую!»

Вся эта речь напоминала дешёвый фарс. Добровольцев не нашлось. Затем Гусь ещё раз обратился к Бобу:

— Василий Степанович! Я предлагаю вам возглавить дивизию, звание генерала гарантирую через три дня.

Боб, не задумываясь, сказал фразу, которая запомнилась мне на всю жизнь:

— Я принимаю присягу только один раз! — при этом он посмотрел на Модаева.

В словах командира не было дешёвого пафоса, как в речи Гусейнова, простые слова, которые сказал простой мужик, простой офицер. Подполковников в Советской Армии было много, а вот таких, как Боб, наверное, мало.

— Эй, а где обещанные деньги? — с места весело крикнул Горин.

— Какие деньги? — Гусейнов явно недоумевал.

— За старт. По пять тысяч долларов каждому. А командиру — двадцать штук. Итого девяносто пять тысяч. Мы считать умеем! Неужто запамятовал, генерал?

— Село не уничтожено, а поэтому никаких денег не будет! — отрезал Гусь. — Нужны деньги — идите ко мне. Я щедро оплачу ваш труд.

— Брехня все это! — Алексей состроил обиженную мину. — Если уж за старт не заплатили, то за наёмничество и подавно! Модаев! Тебя обманули! Иди назад! — Горин откровенно потешался на Серёгой-предателем.

— Горин! Не паясничай! — голос командира дивизиона был строг.

— Понял! Умолкаю! Но обидно, они тут деньги обещали, и тут же обманули. У, козлы!

Затем банда Гусейнова удалилась. Ушёл с ними и бывший старший лейтенант Модаев Сергей Николаевич.

Уходил он, потупив голову, с налившимся кровью лицом, в руке у него был ПМ. Из этого пистолета убили прапорщика Морозко.

Как ты со всем этим теперь сможешь жить, Серёга-предатель?

После того как они ушли, все зашумели. Командир поднял руку вверх, призывая к вниманию:

— Товарищи офицеры!

— Тихо, командир говорить будет!

— То, что сейчас здесь произошло — ЧП! И вы все это прекрасно осознаете. Самовольный, несанкционированный пуск ракеты. Что будет со мной, я не знаю. Готов полностью отвечать за свои действия. Но я сохранил свой личный состав, как мог сберёг вверенное вооружение, технику, имущество. Сейчас всех попрошу полчаса перекурить, сходить в туалет и начать вновь нести боевое дежурство.

— Товарищ подполковник, мы все за вас вступимся! — неслось из толпы.

— Мы напишем рапорта, что и как здесь было!

— Если бы не вы, так нас бы здесь уже всех расстреляли!

— Вон пусть у майора Иванова спросят!

— Да ничего не будет!

— Тихо, товарищи офицеры. Дежурной смене на своих рабочих местах быть через тридцать минут. Все. Разойдись! Маков! Они перерезали провода. Вынос для радио тоже разбили. Сколько времени надо для восстановления связи?

— Минут десять и связь будет «на соплях». С остальным надо подробнее разбираться.

— Ладно, делай, только раньше меня ничего никому не докладывай.

— Есть.

Я начал восстанавливать проводную связь. Ещё хорошо, что защитники не сильно порезвились, орудуя ножами. А вот если бы из автомата полоснули! Побоялись.

Через десять минут командир по телефону доложил в штаб полка, дивизии, а затем и в штаб армии о происшедшем. Они уже, оказывается, мчались к нам. Был зафиксирован старт ракет, но не было объяснений. Связи с нами не было.