- К чертям собачьим, - выругался наконец полицейский и вышиб дверь ногой.
      Я следовал за ним по пятам, когда он ввалился в тусклый бесцветный коридор. Слева находилась запертая на висячий замок дверь, и мы галопом помчались вверх по узкой лестнице. Дверь на площадке первого этажа была открыта, она вела в жаркую и зловонную комнату, в одном углу которой стоял письменный стол, в другом - раскладушка со спальным мешком. В раскрытой коробке на столе лежала наполовину съеденная пицца, а у кровати сгрудились пустые бутылки из-под пива. Вдоль одной из стен громоздились картонные коробки. Костлявый мужчина средних лет в куртке и грязных трусах скакал посреди всего этого, пытаясь натянуть брюки.
      - Поживее, - скомандовал ему Радд. - Я прочту вам ордер. А вы, - обратился он к подоспевшим полицейским, - проверьте верхние помещения.
      - Это частная квартира, - попытался протестовать мужчина и запоздало загородил лицо ладонью, когда я вытянул к нему свой мобильник с открытой фотокамерой.
      - Мы прочли вывеску на двери, - заявил Радд. - Так что же она в точности означает?
      - Ничего я об этом не знаю. Я здесь только сторож.
      Мужчина пытался застегнуть ремень, но руки у него дрожали. Зачес с лысины сбился на сторону, превратившись в сальную занавеску возле небритой щеки. Седые волосы запутались в воротнике куртки.
      Засигналил мой мобильник. С полдюжины строк проступило на маленьком экране.
      - Пэт Клодси, - сообщил я Алану Радду. - Приговорен к заключению восемь лет назад, освободился только в прошлом месяце.
      - Восемь лет? - удивился Алан Радд. - Так у нас в руках опасный тип.
      - Кража со взломом при отягчающих обстоятельствах. Он изнасиловал восьмидесятилетнюю женщину после того, как ворвался в ее квартиру.
      - Ненавижу современный мир, - прошипел Пэт Клодси.
      - Значит, ты теперь на Вителли работаешь, Пэт? - поинтересовался Алан Радд. - Ох, и отчаянные они, должно быть, люди, что наняли такую шваль, как ты!
      - Я только сторож, - повторил Клодси. - Никакого отношения к их бизнесу я не имею.
      - Интересно, знает ли твой надзирающий коп об этой работе, - сказал я.
      Клодси поморщился:
      - Не наступайте на больную мозоль. Я меченый. Мне даже пописать нельзя без уведомления полиции. Ни разу я в эти коробки не заглядывал. Ясно? Насколько мне известно, это предприятие законное. Я только сторожу его по ночам. Радд насмешливо протянул:
      - А я твоя крестная фея, и вот твое бальное платье, а эти мыши превратятся в лошадок…
      Где-то наверху раздались приглушенные голоса. Негодующий женский вопль, потом кто-то начал спускаться по лестнице.
      - Не любит красавица, когда прерывают ее сон, - прокомментировал Клодси.
      Алан Радд осмотрел штабель картонных коробок.
      - Она что, какие-то вольности себе позволила?
      - Хотел бы я… - Клодси усмехнулся, обнажая полный рот темных гнилых пеньков.
      - Правда? А я-то подумал, что она для тебя слишком молода.
      Перочинным ножом Радд вспорол ленту, обвязывающую одну из коробок, оттянул клапаны и вытащил целую горсть дисков, упакованных в картонные конверты.
      - Что бы только подумала Лига благопристойности, - покачал он головой, показывая их мне.
      «Колоссальный отсос», «Очаровательные лизуньи», «Розовые блондинки».
      - Я не знал, что в этих коробках, - сказал Клодси. Алан Радд вскрыл другую коробку. На этот раз конверты, да и сами диски, были без опознавательных знаков.
      - Заканчивай одеваться, - поторопил Радд, обращаясь к Клодси. - Мы все это изымаем, пойдешь с нами и подпишешь протокол, когда мы его составим.
      - Не могу я ничего подписывать. Я же только…
      - Ничего, подпишешь, - настаивал Радд. - Хочешь - подпиши здесь, а хочешь - на Уэйн-стрит. Выбирай.
      - Не можете вы меня забрать. Ради Христа, имейте жалость!
      -  Можем. За сопротивление представителям закона, - пояснил Радд. - Тебе не следовало выкидывать компьютер из окна.
      - Очевидно, никто тебе не объяснял, какие твердые эти жесткие диски, - съязвил я.
      - А это мне, наверное, кошмар приснился, - нашелся Клодси и выдавил из себя неловкую улыбку. - Приступ паники, ясно?
      Радд спросил:
      - Тебе приказали уничтожить компьютер в случае появления полиции?
      - Не понимаю я, о чем это вы. - Клодси старательно изобразил удивление. - Я только пнул его хорошенько, вот он и выпал из окна.
      Радд велел одному из констеблей отвести КлоДси вниз, а потом обратился ко мне:
      - Твоя улика - пшик.
      - Не совсем. Компьютер он, конечно, уничтожил, но мы извлечем жесткий диск и попытаемся восстановить информацию, а это уже кое-что.
      Я поудобнее устроился за своим столом и проверил почту в веб-книжке, третий раз за утро. Ничего. Затем просмотрел файл Барри Дина и позвонил по телефону в Вандсворт. Перекачал пару файлов из ХОЛМСа. Позвонил в патрульную службу. Откинулся на спинку стула и задумался над тем, что обнаружил. Все казалось очень простым. Команда Ма-кардла должна выявить это так же быстро, как и я. Но они не принимают Барри Дина всерьез.
      Я поднялся наверх. Жесткий диск и диски, полученные во время нашей операции, находились в системе, ожидая очереди. Но портативный компьютер, конфискованный у журналиста, друга Ника, был наконец возвращен в хранилище вещ-доков. Я оформил его, позвонил Нику и сообщил хорошую новость. Я убивал время, оставшееся до свидания за ленчем, подписывая скопившиеся на столе циркуляры и отправляя их по инстанциям. Я не особенно утруждал себя их прочтением, полагая, что, если они и содержат что-то важное, в скором времени я об этом услышу. Я сортировал и раскладывал документы по переданному НСКР делу, которое, однако, должно быть прекращено до того, как поступит в суд, потому что главный подозреваемый умер от сердечного приступа.
      В былые времена бумажная работа имела для меня первостепенную важность. Хаотично собранные бумаги - производные очередного дела - превращались в четыре или пять ящиков аккуратно рассортированных, идентифицированных и снабженных стакерами протоколов допросов, описаний места происшествия, бланков федеральной службы и фактов, рассортированных по времени. Теперь же я был всецело поглощен убийством Софи Бут. Беззаботный ветерок обдувал меня, я чашками пил кофе. Каждые полчаса я поднимался со стула, выходил на пожарную лестницу и выкуривал сигарету до самого фильтра, прикидываясь, будто в состоянии ощутить ее вкус. Я снова и снова просматривал небольшой клип, где исчезала Софи. Или чертил в своем блокноте диаграмму вероятных отношений и мотивов - и тут же перечерчивал ее на полях. Когда чертеж делался слишком запутанным и слишком перегруженным наблюдениями и неистовыми догадками, я сводил его к голым фактам. До одного только факта, который мне необходимо было узнать.
      В конце концов я пустился в рискованное предприятие, пытаясь войти в контакт с человеком, который мог бы точно назвать, что именно собиралась делать Софи Бут. Но у меня не было номера личного телефона Энтони Бута, а я никак не мог продвинуться дальше любезного секретаря его компании, чьему обещанию сообщить о моем звонке можно было верить не более чем словам Барри Дина. Вероятно, и от этого разговора толку не будет, думал я, вешая телефонную трубку. Если я спугну Энтони Бута, у него достаточно веса, чтобы прихлопнуть меня, точно комара.
      Около одиннадцати ко мне в кабинет вошла Рейчел Суинни и присела на краешек моего стола. Когда-то у меня стоял еще один стул, но кто-то его на время «одолжил», а я не особенно заботился, чтобы получить его назад. Вот я и остался с единственным вращающимся стулом, покрытым протертой желтоватой набивной подушкой, с тремя довольно новыми шкафами серого цвета, напоминающими боевой корабль, и столом с металлической столешницей, на котором главное место отводилось компьютерному монитору. На одной из стен мой предшественник, занимавший прежде эту комнату, повесил плакат, изображающий швейцарскую деревню. Я хорошо его изучил. Настолько, что мог бы скопировать любое выстроенное из местного камня и дерева шале с остроконечной черепичной крышей, и даже горшки с геранями на балконах.
      - Говорят, вы вчера немного переработали, - заметила Рейчел Суинни.
      - Не буду претендовать на дополнительную оплату. Мне известно, что бюджет ограничен. Да к тому же есть такая новость: я отстранен от дела.
      - Я знаю. Тони Макардл звонил, не особенно внятно извинялся за НСКР.
      - Не думаю, что они справятся, шеф.
      - Разумеется. - Сегодня начальница надела темно-коричневую юбку и соответствующий по цвету жакет, а губы накрасила помадой лилового оттенка. Рейчел пригладила непослушную прядь волос, своевольно выбившуюся из ее аккуратной французской прически, и добавила: - Я бы не стала удивляться тому, что именно из НСКР произошла утечка информации насчет убийства.
      - У меня есть одна идея по этому поводу, но пока я не готов ее изложить, - ответил я. - А как там дело Мартина?
      - Подведение итогов сегодня. Вот почему я не могу тратить время на то, чтобы устроить вам головомойку. Ведь это вы упустили мяч.
      - Считайте, что я наказан.
      Рейчел Суинни наградила меня долгим задумчивым взглядом - взглядом утомленной снисходительности и хорошо рассчитанной жалости. Взглядом, который она часто тренировала на рецидивистах, мошенниках и на зеленых новобранцах, с которыми ей приходилось иметь дело.
      - Как долго вы здесь проработали, Джон? - неожиданно спросила она.
      - Год - может, чуть меньше или чуть больше.
      - Помню этот кабинет в то время, когда вы впервые заняли его. Здесь все по-прежнему. И о чем это вам говорит?
      Я выжидал. Рейчел Суинни продолжила:
      - Мне это говорит о том, что вы не ощущаете себя частью нашей команды. Это говорит мне: вы думаете, будто этот пост - временное пристанище до тех пор, пока не настанет время выйти на пенсию. Что ж, может быть, это и в самом деле тихая заводь, но никак не дом отдыха. Вы должны работать в упряжке. В моей упряжке. Вы должны признавать мой авторитет. Я являюсь вашим начальником - или нет?
      - Были бы вы мужчиной, так я назвал бы вас Мужчиной с большой буквы.
      - Я и есть Мужчина с большой буквы. И имейте в виду, в следующий раз вам следует проявить себя лучше. Так каков прогресс в деле с этими порнодисками?
      Я рассказал ей об утренней операции, хотя пренебрег такой подробностью, как связь с Вителли, которому недавно случилось нанять на службу Барри Дина.
      - Продолжайте разрабатывать эту линию. Возьмите на себя активную роль, это принесет вам пользу. Вы уже побледнели над этими бумагами.
      - Мне нравится работа с документацией. Мне нравится регистрировать информацию. Мне нравится писать отчеты. Это у меня хорошо получается, и всегда получалось. Эта работа соответствует пуританской части моей души.
      - Но все-таки… И еще - вам надо как-то оживить свой кабинет, Джон. Следить за его видом.
      - А мне нравится этот плакат. Я хочу жить там. Хочу бродить по швейцарским цветочным лугам и вести за собой ватагу ребятишек, распевая веселые песни.
      - Следует повесить на стены что-нибудь другое - изображение каких-нибудь растений, например, а на столе поставить фотографию вашей любимой девушки.
      - Наверное, подошли бы эдельвейсы или олениха? Рейчел Суинни наградила меня долгим оценивающим
      взглядом.
      - Вы все смотрите на часы, Джон. Я вас задерживаю?
      - Есть у меня кое-какие дела в городе.
      - Если теперь за дело об убийстве взялась НСКР, мы можем расслабиться. Конец истории. Сосредоточьтесь на подпольных дисках. Много славы они нам не принесут, но хоть что-то…
      «Это «нам» прозвучало трогательно», - думал я, направляясь к машине на свое свидание во время ленча. Я испытывал ощущение полета, какое бывало, когда я прогуливал школу. По дороге я заглянул в отдел освобождения заключенных на поруки. Там снова сказали, что меня вызовут, как только человек, с которым я желаю поговорить, вернется в офис.
      Лора Силлс надела пурпурную футболку с таким глубоким вырезом, что виднелась верхняя часть ее грудей, свободные шорты цвета хаки и те же прозрачные сандалии, что и в прошлый раз. Теперь ее ногти на руках и ногах были выкрашены оранжевым, но иного оттенка, чем волосы. В ее офисе сигаретный дым стоял стеной, и она выкурила еще две сигареты, пока слушала, как я рассказывал то немногое, что, как я считал, мне известно.
      - Думаю, Софи взяла что-то у своего дяди, - сказал я. - Я в точности не знаю, что это такое, догадываюсь только: она считала, что может за эту вещь получить кучу денег, так что скорее всего этот предмет связан с чипом «красной линии» или с системой видеонаблюдения. По какой-то причине дядя питал слабость к Софи. Он покупал ей новый компьютер на каждый ее день рождения, хотя настаивал, чтобы она очищала старый от всей имеющейся информации, прежде чем избавиться от него. Это заставляет меня прийти к мысли, что информация на жестком диске имела какое-то отношение к «красной линии», и что Софи знала что-то об этой системе, или дядя сказал ей, и она вынудила его дать ей доступ к «красной линии», что бы эта «линия» собой ни представляла. Я видел всю последовательность действий, которые она выполняла. Они вроде бы убирали камеру слежения у того дома, где она жила, ту камеру, которой когда-то пользовался ее дядя, чтобы демонстрировать систему слежения…
      - Не так быстро, - попросила Лора Силлс. - Тут многое надо понять…
      Я отпил большой глоток, затянулся сигаретой, до отказа наполнив дымом легкие. И, выпуская этот дым, сказал:
      - Извините. Только теперь все случившееся сложилось в единую стройную картину.
      Лора Силлс погасила сигарету о край пепельницы, тут же закурила новую.
      - У меня создалось ощущение, что вы пытаетесь меня убедить, будто, по вашему мнению, Софи убили из-за того, что она натворила.
      - Некоторым образом, - не стал спорить я. - Но чем больше я о ней узнаю, тем сложнее все это представляется. Тем больше разных версий.
      - Мужчины вечно находят проблемы в женской сексуальности, - сказала Лора Силлс. - Думаю, что и к полицейским это относится. Вы можете пытаться изо всех сил не думать ничего подобного, но в глубине души всегда считаете, будто бы, когда на женщину нападают, она сама на это напрашивается. Что она появилась там, где ей не следовало быть, что она не так оделась, что сказала не те слова не тому человеку. Что во всем случившемся есть и ее вина.
      Такое происходит из-за искусственного ограничения той сексуальности, какую женщине позволительно обнаружить. Потому что проблема не в том, что делают женщины, а в том, что делают мужчины.
      - Репортеры все еще вам надоедают?
      - Не особенно - с тех пор, как я сменила свой номер телефона.
      - Сожалею.
      Лора закурила еще одну сигарету, швырнула коробок со спичками в хаос на поверхности своего письменного стола. Она была полна неуемной энергии. Ее оранжевые волосы были зачесаны наверх маленькими торчащими пучками. Она качнулась на стуле назад, потом вперед и сказала:
      - Секс и убийство - абсолютно подходящее сочетание в этой стране. Публика может получить дешевое возбуждение и одновременно урок морали. Ее убили, Джон, и ее могут презирать за то, что она проявила свою сексуальность.
      - Вот уж не думаю, что убийство имело какое-то отношение к сексу. Я нашел старый ноутбук, принадлежавший Софи. Он оказался у одного из ее друзей-студентов. Информация на жестком диске была удалена профессионалом. Друг Софи пользовался этим компьютером, чтобы посещать ее сайт. Я нашел клип, который передавался камерой слежения, установленной перед домом, где жила Софи. Сама Софи в этот раз была одета ангелом. Вдруг она взмахнула крылышками и исчезла. Я вначале подумал, что она просто проникла в систему наблюдения, к которой относилась та камера. Когда-то камера принадлежала ее дяде, и он ею пользовался, чтобы продемонстрировать первый вариант «красной линии». Но я также обнаружил, что она пыталась что-то продать, после чего ее убили. Я начинаю подозревать, что она имела доступ к «красной линии» и надеялась найти человека, который поможет ей продать что-то ценное. Однако этот человек ее убил.
      - Как она его нашла? Кто он?
      - Это он ее нашел, через ее сайт. Софи решила, что сможет использовать этого человека, но получилось наоборот - он использовал ее. Он - нехороший человек, Лора. Это некто, потративший время на тайное преследование, он одержим постоянной психопатической навязчивой идеей. Порой такие люди продолжают слать письма своим жертвам уже после того, как их арестовали и посадили в тюрьму. Они постоянно меняют способ нападения, используя любую слабость несчастной. Они следуют за своей жертвой из страны в страну. Раз уж такой человек привязался к кому-то, он не отстанет, пока не решит преследовать кого-либо другого.
      - Или пока не убьет свою жертву, - закончила Лора.
      - Не каждый преследователь заканчивает свой марафон убийством. Не все они испытывают тягу к насилию. Но в данном случае это так. Я думаю, это он убил Софи… Он ее убил, чтобы завладеть тем предметом, который она хотела продать. Он устроил так, чтобы убийство смотрели в Интернете, а сам в то время находился за пределами страны. Таким образом, он достиг цели и получил алиби.
      Лора обдумывала мои слова. Она скрестила запястья и легонько похлопала себя по коленям. Совсем по-детски закусила нижнюю губу. Улыбнулась, когда заметила, как пристально я за ней наблюдаю.
      - Ему пришлось положиться на кое-кого постороннего. Соучастник не может его выдать, не выдав и самого себя. Но дело в том, что человек, который устроил убийство Софи, хочет, чтобы это преступление раскрыли: он просто умирает от желания. Хочет, чтобы всем стало известно о его участии. Именно таковы люди, подобные ему. Они не выносят, когда их считают заурядными. Вот почему я хотел еще раз побеседовать с вами о Софи. Я подумал, что в одном из ее клипов может найтись какая-то разгадка: что же она получила от своего дяди.
      - А точнее… насколько это может оказаться важным?
      - Я лишь ищу способ подобраться к убийце, - пояснил я. - Вы показали мне один из ее фильмов…
      Лора кивнула:
      - Есть еще два.
      Первый фильм был тем, что Люси Мэтьюз назвала «обрядом при свечах». Бледные, едва различимые контуры, которые могли быть людьми, располагались друг возле друга в темноте среди мерцающих пятен, под аккомпанемент многоголосого шипящего шепота.
      Второй же представлял собой нечто иное…
      Лора спросила:
      - Что с вами?
      - Мне знакомо это место, - ответил я.
      Это было там, где я увидел, как лисица попала под безжалостный взгляд системы слежения.
      Парк Шордич. Ночь. Фигура в развевающемся белом платье, в лучах света, которые с механической грацией переливаются и скользят по ней. Но в отличие от лисы она могла танцевальными движениями выскользнуть в ночь. Огни гаснут один за другим, а потом, после небольшого перерыва в темноте, все они внезапно снова вспыхивают одновременно, соединившись на ее плавно двигающемся силуэте.
      Это продолжалось пять минут, а в конце камера показала студию Гейнсборо в дальнем конце парка и зажужжала, демонстрируя фигуру, стоящую у освещенного окна.
      - Она не говорила о том, как проделала этот трюк? - спросил я.
      - Нет, - ответила Лора. - Помню, что она лишь хитро улыбнулась, когда я задала ей тот же вопрос.
      Мы сидели за шатким угловым столиком в пабе - рядом с Сент-Мартином, наклонившись друг к другу, чтобы иметь возможность разговаривать. В заведении было очень жарко и душно. Здесь набилось полно туристов и их ненавистников. Лора заказала себе слабое корейское пиво, я пил виски «Джек Дэниеле» пополам с колой.
      - Люси Мэтьюз тоже не знала.
      Лора еще сильнее наклонилась вперед, чуть ли не прикоснувшись своими коленями к моим. Какой-то дюйм отделял нас друг от друга. Я едва не уткнулся носом в небольшую ложбинку между ее маленькими, но крепкими грудями. И тут она произнесла еле слышно:
      - Вот из-за этого трюка ее и убили, верно? И это не имело ничего общего с преследованием.
      Еще самое крохотное движение - и мы могли бы поцеловаться.
      - Начаться могло с этого, но победила жадность, - сказал я.
      - Что-то такое есть в нашей цивилизации, что заставляет нас вмешиваться в жизнь других людей. Желание подглядывать за эротическими сценами - мы хотим принимать участие в жизни других из-за того, что одна их заурядность утверждает нашу неповторимость… Софи играла этой идеей, использовала ее для самоутверждения. Думаю, она нуждалась в таком же внимании, какого жаждет кинозвезда. Она хотела быть желанной. Она кое-что рассказывала мне о своих родителях и об их разросшейся семье. Однажды даже призналась, что в собственном доме ощущает себя призраком.
      Я подумал о Барри Дине. У него это чувство перешло в отчаяние. Он неистово мечтал получить то, чего у него не было и чего он не в состоянии понять. Заурядная жизнь, заурядные чувства.
      Я начал было говорить это вслух, но Лора перебила:
      - Не надо! - и на мгновение приложила палец к моим губам. - Дайте мне рассказать вам о Софи.
      - Ладно, - согласился я. Место, где она тронула меня, покалывало.
      - Интернет дает возможность людям раскрывать перед всеми свою жизнь. В этом и заключается истинно притягательная сторона Интернета. Секс привлекает, но большинство людей вовсе не из-за него заинтересовываются определенным сайтом. Они заинтригованы, потому что им дают возможность реально принять участие в той жизни, которая вовсе не их собственная. Все это может в конце концов прекратиться, как уже случилось с миллионами сайтов, показывающими миллионы заурядных жизней, но тут есть обещание, что ты и в самом деле способен заглянуть в другие жизни, чтобы убедиться, насколько мы все разные. Софи об это и споткнулась. Она не особенно анализировала то, что делала, она ощупью искала свой путь. Но я видела, как это повлияло на ее самоутверждение. Она начинала понимать себя, а это первое необходимое качество художника. Вернее, поиски понимания. Она увидела путь к самоутверждению, свое отличие от других. И тут ее убили. И не имеет значения, что она сделала, но на это она не напрашивалась. Она не заслужила такого конца.
      - Я хочу посадить человека, который это сделал, - сказал я.
      - Даже если для этого потребуется нарушить закон?
      Зазвонил мой мобильник. Это был тот патрульный, с которым мне нужно было связаться. Он продиктовал адрес, я записал.
      - Извините, - произнес я.
      - Вам нужно куда-то идти? - улыбнулась Лора.
      - Да, мне надо кое-что сделать, - кивнул я.
      Лора вытащила ручку, написала что-то на краешке картонной подставки под пивной кружкой, оторвала его.
      - Обычно я так не поступаю, - вздохнула она. - Это номер моего телефона. Звоните в любое время, когда захотите поговорить со мной.
      - Позвоню, - пообещал я.
 

23

 
      - Мы можем выследить любого человека и в любом месте. Мы делаем дело. Да мы здесь просто чудеса творим, Джон!
      Я находился где-то глубоко под Уайтхоллом, в одном из бомбоубежищ эпохи холодной войны, задуманных для того, чтобы защищать министров и государственных деятелей высшего ранга от последствий ядерной атаки. Теперь здесь располагался один из центров наблюдения лондонской полиции: помещение размером с небольшой ангар, спроектированное, должно быть, архитектором - большим любителем научно-фантастических фильмов шестидесятых годов. Операторы на вращающихся стульях, сгорбившиеся перед стойками с телеэкранами. Лампы, дающие слабый свет кроваво-красного оттенка, запах нагретого пластика, треск статического электричества. Напряженная тишина, нарушаемая лишь стрекотом компьютерных клавиатур, шелестом кондиционеров да редкими голосами операторов, мужчин и женщин, которые бормочут что-то в микрофоны, управляя камерами на расстоянии.
      Я сидел перед одной из телевизионных стоек, напротив экрана большого главного монитора, разделенного на четыре канала: вид на Мраморную арку, Оксфорд-стрит и изображения двух встречных потоков пешеходов. Дон Фа-улер по прозвищу Дональд Дак ловко орудовал джойстиком, отслеживая группу парней в футболках, мешковатых свитерах и соломенных шляпах, двигавшихся сквозь толпу. Он выделил изображение коротко стриженного парня с эмблемой оленя на груди - логотипом старинной американской топливной компании, нажал кнопку на джойстике, и один из вспомогательных мониторов переключился на отслеживание подростка.
      - Только посмотри на этих прыщавых подонков, - пробормотал Фаулер. Сам он был крепкого сложения. Аккуратно отглаженная рубашка с коротким рукавом была на размер меньше, чем требовалось, так что пуговицы чуть ли не вырывались из петель. Пористая бледная кожа напоминала кожный покров пещерного животного. При этом он постоянно облизывал нижнюю губу, поддерживая ее во влажном состоянии. Линзы очков бликовали, когда он переводил взгляд с одного монитора на другой. - Они так заняты тем, чтобы выглядеть крутыми, что совсем забыли о камерах. Я ведь точно знаю, что рано или поздно они попытаются совершить какое-нибудь мелкое преступление. У меня глаз наметанный. А система хорошая, умная, и учится постоянно. Но все равно она не так хороша, как я - слишком долго думает.
      Изображение на мониторе переключилось на другую камеру. Я вспомнил, как та лисица металась взад и вперед, пытаясь вырваться из захватывающих ее кругов света. Я вспомнил, как Софи Бут беспечно кружилась в танце, уплывая прочь от внимания камер.
      Фаулер объяснял:
      - Камеры расположены выше зоны прямой видимости, поэтому мало кто их замечает. Большинство людей вообще о них забыли. Откровенно говоря, я считаю, их нужно выкрасить оранжевой флуоресцентной краской и снабдить сверкающими огнями и надписями: «КАМЕРА ВИДЕОНАБЛЮДЕНИЯ».Вот это могло бы снизить количество правонарушений. А так, как оно есть, ловля преступников напоминает отстрел рыбы в бочке.
      Он немного помолчал.
      - Можно настрелять целую бочку рыбы… Мы можем обеспечить камерами слежения автобусы, поезда метро, почти все крупные универмаги. В одном только Центральном Лондоне у нас установлено полмиллиона камер слежения. И если подозреваемый уедет из Лондона, не важно, на какое время, АРЭСН живо его подцепит, как только он вернется. Она найдет его в машине на шоссе М25 или засечет, как только он выйдет из поезда. Она никогда не спит, никогда не устает. Это какое-то хреновое волшебство. - Он откинулся на спинку стула, сложил руки и наконец-то посмотрел на меня. - Ну, так кто тот человек, за которым ты хочешь последить?
      Я познакомился с Фаулером, когда начал работать переговорщиком. Дон был оператором и управлял камерой размерами и формой с фрисби, снабженной тремя большими гироскопами, бесшумным двигателем, круговым обзором и микрофонами, способными уловить крысиный писк на расстоянии пятисот метров. Теперь же он работал начальником смены операторов и всегда был счастлив продемонстрировать свои игрушки. А кроме того, он был худшим в мире водителем - постоянно пренебрегал правилами парковки, посадки и высадки пассажиров, двойными желтыми линиями и красными сигналами светофоров. Больше всего Дон гордился достижением, когда ему пришлось две мили вести задним ходом машину по шоссе А10, после того как он дважды промахивался мимо химчистки.
      - Вы уже за ним наблюдаете, - ответил я и дал ему адрес и имя Барри Дина.
      Дон Фаулер повернулся к своему компьютеру и вошел в базу данных.
      - Да, мы за ним следили, - согласился он. - Наблюдение закончилось вчера после полудня. Оно продолжалось тысячу семьсот часов. Я могу приказать возобновить слежку и официально увеличить ее срок максимум на двое суток, но нужно, чтобы все это время можно было оправдать результатом.
      - И сколько на этот раз?
      - Восемь, - улыбнулся Фаулер.
      - Могу освободить тебя от пяти. - Вчера я получил четыре штрафные квитанции: за проезд на красный свет, за движение по полосе, предназначенной только для общественного транспорта, за парковку в запрещенной зоне.
      - Нет, мне нужно восемь, - вздохнул Фаулер. - Эти засранцы собираются отобрать у меня права, - и откинулся на спинку кресла. Блик от экранов мониторов скользнул по стеклам его очков.
      - Вот она, красота системы. Раз уж кого-то зацепила, не остановится, пока ее хорошенько не попросят - или пока не кончатся деньги.
 

* * *

 
      Час спустя я уже тащился по душным горячим дорогам среди пустошей Эссекса, где-то за Уолтемстоу - по шоссе А10, А503 и А406. Половина полос на А503 была разворочена и разрыта - шли дорожные работы. Под клубами едкого дыма кипели огромные баки со смолой. Желтые асфальто-укладочные машины изрыгали густую жирную копоть. Я мучительно медленно полз по мосту неподалеку от Ферри-Лейн, в магнитоле играла кассета с траурно-похоронным диско «Нью Ордер», окна в машине были открыты, и я хорошо разглядел место преступления: навес, установленный у бетонного русла реки Ли. Бело-голубая лента все еще весело трепыхалась на жарком пыльном ветру.
      Офис охранного агентства «Квадрат» располагался на краю заброшенной промзоны. Приземистое одноэтажное здание с плоской крышей выглядело так, будто хороший ветер запросто может снести его вместе с припаркованными рядом легковушками и белыми фургонами, украшенными логотипом «Квадрата», да еще прихватить пустоши, простирающиеся в сторону набережной у шоссе М11. На охранника мое удостоверение ни малейшего впечатления не произвело, он велел мне сидеть и ждать.
      Я сел и выкурил три сигареты подряд, стряхивая пепел прямо на покрытый царапинами линолеум, наблюдая за снующими по коридору мужчинами в дешевых коричневых брюках, белых рубашках и коричневых галстуках. День выдался жаркий и душный, пахло какой-то химией - тот же запах, что в подвальчике «Эроса». Наконец появился тучный мужчина в полосатой рубашке и красных подтяжках и обрадовал меня: он, дескать, может мною заняться.
      - Малкольм Робинсон, - представился он, протягивая бледную потную руку. Когда я не выразил намерения ее пожать, он перешел к делу: - Вы хотите взглянуть на наши графики дежурств. Ну, так я начальник отдела по работе с персоналом, так что это моя область. В чем, собственно, ваш вопрос?