Сайл повернулся к Йаме лицом и заговорил с неожиданной горячностью:
      - Послушай! Если ты мне окажешь содействие, я помогу тебе узнать все о твоей расе. Настоящие пифии видят не только будущее, но и прошлое. Наши желания и действия содержат семена будущего, точно так же настоящее скрывает в себе отзвуки прошлых намерений и деяний. Более того, существует только одно прошлое, а вариантов возможного будущего - множество, а потому куда легче прочесть прошлое по настоящему, чем предсказать будущее. Говорят, что Хранители так же легко путешествуют из будущего в прошедшее, как космические корабли летят от звезды к звезде, но они не могут попасть в будущее, так как, с точки зрения прошлого, будущее еще не существует. Точно так же обстоит дело с пророчествами.
      Наш мир имеет единственное прошлое, но в будущем наличествует целый ряд возможных миров. Некоторые утверждают, что каждый наш шаг создает новые миры, содержащие в себе все те направления, которые мы могли бы выбрать. Когда прорицательница смотрит в будущее, она должна учесть все возможные состояния мира и выбрать из них наиболее вероятное, то есть чаще всего наиболее обыденное. А вот прошлое - это прямая дорога, ведь мир уже прошел по ней к настоящему.
      - Ты ведь сейчас говоришь не о Лурии, не так ли? Ты имеешь в виду Дафну.
      Сайл кивнул.
      - Дафна - настоящая пророчица. Действия нашего Департамента сводятся к сообщению людям того, что они желают услышать, или того, что им услышать важнее всего - часто это не одно и то же. Так что в основном наша задача собрать о клиентах как можно больше информации, чтобы не обмануть их ожидания.
      - Ты очень откровенен.
      - Если ты нам не поможешь, то мои слова не будут иметь никакого значения, ведь Департамент прекратит свое существование. А если ты все же согласишься вмешаться, то тебе потребуются эти знания. Некоторые говорят, что мы занимаемся магией, но на самом деле наша деятельность - это наука.
      Йама вспомнил о жужжащей мешанине в голове Дафны. Вдруг она потому и могла нащупать правильную тропинку среди целого леса возможных вариантов будущего, что ее разум населяло сразу множество личностей? А может, то, что он мельком ощутил в ее голове, были постоянно возникающие и гибнущие миры будущего?
      Сайл продолжал:
      - Дафна говорит только правду, и Лурию это пугает. Она понимает, что правда отпугивает наших клиентов. Но, пожалуйста, не думай, что Лурия не верит в собственные силы. Еще как верит! Если ее пророчества сбываются, она чувствует удовлетворение, если нет - то находит какие-нибудь ошибки в проведении церемоний или же говорит, что вмешались некие более могущественные силы и отклонили события от предсказанного ею хода. Она никогда не бывает виновата в несбывшихся пророчествах. А Дафна всегда оказывается права, и никакие церемонии ей не нужны. Она говорит все прямо. Я сам привел ее в Департамент и несу за нее ответственность. Тогда я надеялся, что Дафна станет настоящей пифией, но сейчас у меня такое впечатление, будто в ней заключено нечто большее. Лурия боится Дафну и, боюсь, может ее из-за этого уничтожить. Лучше мне умереть, чем пережить такое.
      Без сомнения, это признание должно было вызвать в Йаме доверие к собеседнику, но вместо этого Йама, напротив, насторожился. Сайл настолько привык морочить головы клиентам Департамента Прорицаний, что с легкостью обманывал и самого себя, притворяясь, будто все его помыслы и действия направлены лишь на благо Департамента, а вовсе не на обретение личной выгоды. Однако у Йамы зародилось подозрение, что Сайл намерен использовать его в собственных целях. Если бы Сайл был чуть менее умным, то мотивом его поведения могла быть элементарная корысть, но ничто из совершенного Сайлом простым не назовешь. Тут какая-то хитрость. Сделка выглядит вполне честно чудо в обмен на информацию, - но Йама помнил о тайных переговорах, которые подслушал Пандарас, а кроме того, в ушах его звучали слова Таморы: "Эти древние департаменты - настоящие крысиные гнезда, там вечно из-за пустяков плетутся интриги и вспыхивает вражда".
      - Раз Дафна провидит будущее, - сказал он, - ей должна быть известна судьба Департамента. Что она говорит? Удастся его спасти?
      - Знать-то она знает, но не говорит. Неужели ты думаешь, я не спрашивал. Но она не желает открывать то, что ей известно. Считает, что если она заговорит, то будущее может измениться, а с ним и судьба мира. Единственное, что она все-таки сообщила, - это что Департамент не будет спасен силой оружия. Я так понял, это означает, что ты вмешаешься в ход событий.
      - А если я задам ей вопрос, расскажет она мне прямо о моей судьбе? Может она заглянуть в будущее и увидеть, где я могу встретить людей своей расы?
      - Кое-что она уже сказала. Потому ты должен нам помочь, Йама. Если ты откажешься, тебя ждет трагическая судьба.
      Темной ветреной ночью, стоя высоко над самым древним городом мира, Йама чувствовал, что Сайл насадил наживку и что крючок глубоко вонзился в его сердце, но все же он нашел в себе силы спросить:
      - Скажи мне точно, что она сообщила. Быть может, тогда я пойму, следует ли мне вам помогать.
      Сайл отвернулся и стал смотреть на расстилающуюся внизу величественную панораму: темнеющая равнина Иза, широкая лента Великой Реки, убегающая к далекому горизонту, где над краем мира уже на палец взошло Око Хранителей. Он склонил голову и сказал:
      - Пророчество состоит из двух частей. В первой говорится, что ты либо спасешь мир, либо его разрушишь. Она говорит, что оба варианта взаимосвязаны. Не спрашивай, что она имеет в виду, мне она этого не стала объяснять.
      Йама услужливо произнес:
      - Наверное, первое более вероятно, чем второе. Мир останется таким же, как был, но некоторые скажут, что это моих рук дело. Мне кажется, что другие верят в меня сильнее, чем я сам.
      - Значит, для тебя наступила пора научиться доверять себе, - решительно заявил Сайл. - А вторая часть такова: если ты мне не поможешь, то окажешься в руках тех, от кого ты раньше сумел спастись. То есть если ты не поможешь Департаменту, то судьба твоя темна.
      Йама ощутил холодок предчувствия. Приемный отец отправил его в Из, чтобы он сделался учеником в Департаменте Туземных Проблем, том самом, с которым он подрядился теперь сражаться. Йаме удалось сбежать от префекта Корина, которому эдил его вверил, однако в сердце Йамы никогда не исчезал страх, что префект Корин, человек холодный, безжалостный и непреклонный, снова его отыщет.
      - Это скорее напоминает мне угрозу, а не пророчество, - заметил Йама.
      - Тебе не обязательно давать ответ прямо сейчас, но ответить нужно раньше, чем откроются утром Ворота Двойной Славы. Хорошо все обдумай и помни: я тебе друг.
      - Будущее туманно, но ты можешь быть уверен, я выполню те обязанности, ради которых нас с Таморой наняли.
      - Если ты будешь действовать как простой наемник - этого недостаточно, - сказал Сайл. - Ты и сам это знаешь. Я как друг прошу тебя нам помочь. Я не отвечаю за то, что случится с тобой, если ты откажешься.
      Йама хотел спросить, что он имеет в виду, но Сайл вдруг указал на лежащий внизу город:
      - Посмотри! Как ярко она горит!
      Над домами, улицами и площадями бесконечного города взлетали ракеты, их красные, зеленые и золотые хвосты росчерками делили высокое небо, где они взрывались невероятными цветами, чьи лепестки пестрыми облачками опадали вниз, рассыпаясь меркнувшими искрами, а новые ракеты уносились ввысь, рассекая увядающие букеты. Чуть погодя раздалось чмоканье взрывов, словно на сковородке лопались кукурузные зерна.
      Йама вспомнил о Дафне. Разум ее напоминал это ночное небо: в нем постоянно вспыхивали и гасли искры. Холодный ветер принес слабые звуки далеких труб и барабанов, веселые голоса, песни. Ракеты взрывались метров на сто ниже помоста, где стояли Сайл и Йама, дымные арки их траекторий завершались золотым дождем медленно гаснущих искр. Из расщелины в скальном фронтоне вырвалась стая летучих мышей, будто облачко черных снежинок они запорхали в ночи на фоне красноватой спирали Ока Хранителей.
      3. ДНЕВНОЙ РЫНОК
      Как только внутренние створки Ворот Двойной Славы скользнули вниз, исчезнув в скрытых в проходе пазах, дожидавшийся этого раб тотчас вошел под своды круглого портала и растаял в темноте туннеля. Тогда Йама в сопровождении трусившего рядом Пандараса вышел из портала базилики и двинулся через широкую площадь. Кивнув привратнику, он спросил, кто это сейчас вышел.
      - Ты имеешь в виду Брабанта, господин? - удивился привратник. - Зачем он тебе нужен? Неужели чем-то провинился?
      Прикрыв лицо ладонью, Йама зевнул. Рассвет еще только занимался, так что поспать удалось совсем чуть-чуть. Он долго лежал без сна на узкой койке в своей келье, думая обо всем, что сообщил Сайл. Йаме казалось, что его разум разделился на два вражеских стана и армии мыслей пошли друг на друга войной, раскалывая ему череп.
      После того как он вызвал к жизни одну смертоносную машину, разбудил, а затем уничтожил другую, в приступе гнева убил Горго, Йама поклялся себе не использовать больше свою власть над машинами. По крайней мере до тех пор, пока до конца не поймет ее природу. Он и сам не был уверен, что сможет успешно защитить Департамент Прорицаний, воздействовав на интеллект машин в собственных целях. Кроме того, его мучила мысль: если подобная власть ниспослана ему Хранителями, вправе ли он использовать ее в своих целях?
      Но ведь в обмен на помощь в защите Департамента Прорицаний он так много узнает о расе Строителей! А если он проникнет в тайну своего происхождения, то сможет полнее овладеть скрытыми в нем силами и понять, чего ждут от него Хранители. Ах, если бы освоить все дарованные ему возможности! Он добился бы чего угодно!
      Мысль эта навеяла целую вереницу образов. Вот Йама летит на спине железного дракона, орды еретиков в ужасе бегут от него в Стеклянную Пустыню за срединной точкой мира. Вот Йама в гудящем облаке ярких машин что-то проповедует толпам людей с возвышения, а у ног его расстилается целый мир... Йама на борту подводного корабля будит древние машины на дне Великой Реки... Йама золотым посохом ударяет по ледяным торосам в истоках Великой Реки, и юные воды несут миру жизнь и обновление. И еще множество картин, ярких и манящих, пронеслось у него перед глазами, как будто разум Йамы пытался вместить все варианты будущего, которые перед ним открывались. Эти видения, чудесные и одновременно ужасающие, так захватили душу, что когда Пандарас стал его будить, Йаме показалось, что он вовсе не отдохнул.
      И вот полчаса спустя он стоит у покрытого изысканной резьбой портала Ворот Двойной Славы. Ведущий вниз туннель изгибается, так что раб Брабант уже скрылся из виду.
      - Никогда не слышал, чтобы Брабант совершил дурной поступок, - сказал привратник. - А я-то уж знаю все, что делается вокруг.
      Йама спросил:
      - Брабант сказал тебе, что у него за дела?
      Привратник был старый, но мускулистый и еще очень бодрый раб, с горбатой спиной и целой гривой седых волос. Бросив на Йаму хитрый взгляд, он сказал:
      - Да обычные его дела.
      - Какие "обычные"? - вмешался Пандарас. - Ну-ка, парень, объясни толком моему господину. Он отвечает за безопасность вашего Департамента.
      Раб стал объяснять:
      - Ну, все знают, у Брабанта хранятся ключи от кухонь в хозяйстве Дома Двенадцати Передних Покоев. Он часто спозаранку уходит. Дневные рынки начинают работать, когда открываются главные ворота. Цены сейчас просто сумасшедшие, не то что прежде. Из-за войны уже появились нехватки. Ты пришел, чтобы защитить Брабанта, господин? Ему что-то грозит?
      - Это вопрос безопасности, - веско проговорил Пандарас. Казалось, такой ответ вполне удовлетворил привратника.
      - Угу. Я так и думал. Нам всем грозит опасность. Даже сейчас. Конечно, они не потребуют сдачи еще целых десять дней, но разве можно доверять Туземным Проблемам? Они все расширяются, понимаешь? Любой ценой хотят захватить все, что могут. Но я начеку. За ворота можете не беспокоиться. Никто еще не проскользнул мимо меня без разрешения.
      Как ни странно, это вовсе не было пустой похвалой. Тамора осмотрела Департамент Прорицаний еще в первый день их пребывания и заявила, что если тройные двери закрыты, то никому не удастся пройти в ворота, для этого придется разрушить большую часть пещеры.
      - Надо спешить, господин, - сказал Пандарас. - Мы его упустим.
      - Ты останешься здесь, Пандарас. Останешься и займешься своими делами.
      - Лучше бы мне пойти с тобой. Я вижу, ты снял повязку, а рана еще не зажила. Точно, не зажила. К тому же мне хочется все здесь посмотреть.
      - И ты посмотришь. Когда мы закончим с контрактом. Обещаю тебе. - Йама повернулся к привратнику и спросил: - Как ты открываешь ворота? Их трое, правильно?
      Привратник кивнул.
      - Одни здесь, господин, следующие - ниже, через сто шагов, а последние - еще через сто шагов. Чтобы не выходил воздух, понимаешь? В древности пещера замыкалась вокруг Дома Двенадцати Передних Покоев, но все перемычки уж сколько лет как сдали на лом. Правда, в старые времена ворота слушались особого слова, ты его скажешь - и они подчиняются. А сейчас это просто металл. Видел, как я крутил то колесо?
      Оно располагалось на мощном столбе внутри стеклянной будки справа от круглого проема ворот. Диаметром оно было с самого привратника и имело перекладины, как у руля.
      - Оно управляет воротами. Они - вроде шлюза. Всю работу выполняет вода. Она выливается из камер противовеса, и ворота открываются, а потом воду закачивают в емкость у нас над головой, оттуда она может в любой момент заполнить противовес, и ворота закроются.
      - Ты целый день стережешь их?
      - У меня жилье над воротами, видишь, лестница? Она как раз туда ведет. У меня там гнездышко, не хуже чем у ласточки на каком-нибудь складе.
      - Значит, когда Брабант вернется, ты заметишь?
      - Я сам буду следить, - заявил Пандарас, - хотя лучше бы пойти с тобой, господин.
      - Твоему мальчику нечего беспокоиться, - сказал старый раб. - Я вижу всех, кто входит и выходит. Наш секретарь Сайл желает быть в курсе всего.
      Внутренняя поверхность туннеля была обита гладким белым материалом, который рассеивал свет единственного огонька над головой Йамы; создавалось впечатление, что Йама движется в центр летящего нимба. Опускаясь, туннель сделал полный круг и вывел к проходу, в десять раз шире его самого. То была одна из основных магистралей Дворца, идущая от его подножия до самой крыши. Во всех таких шахтах гравитация была локализована, так что туннель упирался в потолок шахты под прямым углом. Йама стоял у начала спирального спуска и смотрел на освещенные фонарями сани, повозки и тележки, которые проносились перед ним, будто прилипнув к противоположной стене. Но когда он прошел по спуску, магистраль, казалось, сама повернулась вокруг него, теперь он стоял на тротуаре рядом с движущимися повозками, а туннель, откуда он появился, зиял отверстием в сводчатой крыше у него над головой.
      Прохожих было немного, и Йама легко нашел Брабанта. Раб был коренаст и невысок, его густые темные волосы сплетались в толстые косицы. Не быстро, но уверенно он прошел по тротуару в нижнюю часть Дворца, а потом по спиральному пандусу поднялся до короткого туннеля, который внезапно заканчивался в огромной пещере, заполненной людьми и прилавками.
      Это был один из дневных рынков. Служители сотни департаментов Дворца Человеческой Памяти спорили с торговцами, сплетничали, бродили по рядам, завтракали. Дым сотен жаровен и плит поднимался к низкому, заляпанному бетонному потолку, высвечиваясь бледным клином утреннего солнца, проникающего внутрь под плоскими крышами складов, которые впритык стояли у широкого входа пещеры.
      В продымленном воздухе посверкивали машины; тысячи светлячков крутились над головами толпящихся между рядами людей. Шум стоял невероятный. Мычание скотины, болтовня тысячи глоток бесконечным эхом отражались от толстых стен. В одном конце рынка на дымящихся глыбах льда лежали целые груды рыбы, стояли бурлящие кислородом чаны с мидиями, устрицами, прозрачными креветками; в другом были загоны с привязанными овцами и козами, которые безмятежно жевали солому, ожидая ножа. Тут были ряды, где продавали писчую бумагу, красители, благовония, специи, любые фрукты и овощи, сигареты, съедобный пластик, сладости, кору чайного дерева и массу других вещей. Кругом кричали зазывалы, восхваляя качество и дешевизну своего товара. В воздухе плавали диски, на которых стояли солдаты Департамента Внутренней Гармонии, наблюдая за толпой, кипящей у их ног.
      Большинство из пришедших на рынок были мелкими клерками, администраторами нижнего звена, счетоводами, одетыми в белые крахмальные рубахи со стоячими воротничками и черные мешковатые брюки. На их лицах, куда бы ни падал его взгляд, Йама видел отражение той судьбы, которую выбрал для него эдил, его приемный отец. Пока он шел следом за Брабантом сквозь запруженные ряды, народ перед ним в основном расступался, а некоторые даже сводили кончики перепачканных чернилами пальцев; Йама догадался, что они проявляют почтение к нему, ведь его единственный ярко горящий огонек создает иллюзию высокого положения своего хозяина и вводит их в заблуждение.
      Все это галдящее столпотворение, освещенное только беспокойными искрами светлячков и клином солнечного света, в котором плавали густые клубы дыма, напомнило Йаме муравейник, за которым Тельмон когда-то вел наблюдения, поместив его между двумя прозрачными пластинами. Внезапно Йаме почудилось, что на него давит вся невероятная громада Дворца Человеческой Памяти, бесконечная путаница его коридоров, бесчисленная масса контор, палат, покоев, принадлежащих сотне различных департаментов, тысячи его храмов, часовен, святилищ, и все это овеяно десятками тысячелетий истории. Тут и там проповедовали странствующие монахи, но лишь единицы останавливались послушать. В одном из проходов танцевала цепочка почти обнаженных мужчин, ритмично бичуя себя кожаными плетками; на перекрестке группа людей в оранжевых мантиях кружилась под бешеный перезвон бубнов. От этого верчения утяжеленные подолы их мантий стояли, как колокольчики, лица блестели от пота, глаза закатились так, что виднелись только белки. Они будут кружиться, пока не рухнут на землю, полагая, что в них вселились аватары Хранителей.
      Меж рядов попадались оракулы и алтари. Прохожие останавливались, чтобы поставить на лбу пятнышко порошком охры, пробормотать молитву или крутануть молитвенное колесо. Брабант задержался у одного святилища - блестящего черного круга, укрытого куполом переплетенных бумажных венков, и зажег свечку, взмахами направляя ее ароматный дым к своему склоненному лицу. Наверное, он молился об успехе предстоящего замысла... а может, просто остановился, чтобы сосредоточиться и подумать, вырвавшись на мгновение из суеты повседневных дел.
      Когда Брабант двинулся дальше, Йама тоже остановился у оракула и коснулся висящей на шее монеты, но оракул не засветился. Дворец Человеческой Памяти был просто усеян оракулами - в пещере Департамента Прорицаний Йама их насчитал больше сотни, - но он не нашел ни одного, который показал бы ему тот прекрасный сад, где его ждала женщина в белом. Может, это и к лучшему. Он еще не готов снова встретить врага лицом к лицу.
      Йама пошел дальше и снова нашел глазами косички Брабанта, то и дело мелькающие в толпе клерков и счетоводов. Казалось, что раб знаком на рынке почти со всеми, он без конца останавливался, чтобы пожать руку купцу, переброситься с кем-нибудь парой слов или попробовать товар. Вот он присел на душистый мешок рядом с продавцом благовоний и добродушно с ним болтает, потягивая чай из медной пиалы. Йама наблюдал за ним с другой стороны широкого прохода, жуя сладкий, прозрачный от жира жареный миндаль, и размышлял, не связан ли предполагаемый заговор с убийством посредством отравления, а может, Брабант просто заключает сделку, торгуясь из-за цены на мускатный орех и хурму.
      Брабант пожал руку продавцу пряностей и двинулся по рынку дальше, приветствуя торговцев, пробуя товары на вкус, обильными восклицаниями одобряя их свежесть, громко здороваясь с прохожими. Если у него правда имелось тайное поручение, то он, казалось, специально всем демонстрировал свое местопребывание. Сомнения Йамы, прежде совсем незначительные, становились все сильнее.
      Наконец Брабант, добравшись до самого отдаленного уголка громадного рынка, вошел в какой-то коридор, напоминающий обычную улицу с бетонным перекрытием вместо неба, по обе его стороны располагались трех- и четырехэтажные дома. Здесь было светлее, так как в дальнем конце в потолке имелось большое вогнутое окно, там росли пальмы и стая попугаев с хриплым клекотом перелетала с ветки на ветку.
      В окне второго этажа одного из домов виднелась женщина. Она медленно расчесывала свои длинные черные волосы. Ниже, у двери сидел на высокой табуретке человек в полотняном бурнусе. Брабант остановился, о чем-то с ним перемолвился, пожал ему руку и вошел внутрь.
      Чувствуя себя полным идиотом, Йама прошел мимо. Он не знал, куда себя деть. Абсолютно ясно, что Брабант, переделав свои дела на рынке, отправился отдыхать в бордель. Наверное, рабы в его Департаменте принадлежали к расе, которая может совокупляться, когда хочет, а не в определенный день цикла или сезона. Но что-то Йаму удерживало, уходить не хотелось. Он чувствовал, надо досмотреть до конца.
      Он не спеша отодвинулся к толпе, собравшейся в конце улицы под пальмами, где наперсточник беспрестанно передвигал на маленьком столике три половинки раковин. Мужчины в белых рубашках бросали на столик монеты и тыкали пальцем в одну из раковин; когда все ставки оказались сделаны, наперсточник поднял одну за другой все три раковины. Черная жемчужина обнаружилась под средней. Хозяин быстро подобрал монеты, пару из них сунул в протянутые руки, а остальные высыпал в карман, затем накрыл жемчужину и снова принялся тасовать раковины.
      Пока зрители заключали новые пари, он поймал взгляд Йамы и сказал:
      - Я не могу принять твою ставку, господин. Такой, как ты, в момент меня разорит.
      Йама улыбнулся и сказал, что он все равно не играет.
      - Тогда можешь испытать удачу за так, - предложил наперсточник.
      У него была очень милая улыбка, бледное лицо и синие, как васильки, глаза. В хохолке его рыжих волос путался единственный тусклый светлячок, он горел не ярче, чем у той крысы, что попалась Йаме в старом вестибюле Дома Двенадцати Передних Покоев.
      Наперсточник убрал руки от раковин, и Йама, повинуясь внезапному импульсу, указал на среднюю. Хозяин игры удивленно приподнял бровь, снял раковину, и все увидели черную жемчужину. Клерки в белых рубашках, толпой окружившие Йаму, просто взревели. Хозяин собрал деньги, подмигнул Йаме и снова начал быстро перемещать раковины. На этот раз Йама внимательно следил за его руками: жемчужина, очевидно, должна находиться посередине, однако он ясно понимал, что на самом деле она справа. Клерки закончили делать ставки, Йама указал на нужную раковину и улыбнулся в ответ на улыбку наперсточника.
      Клерки загомонили меж собой, а хозяин игры произнес:
      - Ты насквозь видишь мой нехитрый фокус, господин. Может быть, хочешь испытать себя на чем-нибудь посложнее?
      - В другой раз.
      Наперсточник обернулся к зрителям, будто призывая их восхититься его безрассудством, затем сказал:
      - Я предлагаю тебе рискнуть только одним медным реалом. Поставь на свой талант. Для такого человека - это не деньги. А выиграть у меня можешь много. Я даю тебе десять к одному.
      Йаме вспомнилось племя диких кочевников, которое однажды пришло в Эолис со своими лошадьми, ловчими кошками и стеганными из кож матрасами. Они продавали шкуры хорьков, сурков, зайцев, которых ловили силками у подножия Краевых Гор. Игра в кости у кочевников тянулась, не прерываясь, несколько дней, затягивая тех, кто включался все глубже и глубже, и, хотя начиналось все с мелких ставок, очнувшись, они оказывались без единого пени, а часто без обуви и даже без рубашек, лишь с тяжелой, будто похмельной головой.
      - Такая ставка слишком для меня хороша, - ответил наперсточнику Йама, а в толпе рассмеялись.
      - Они работают на пару, - выкрикнул кто-то. Это оказался высокий парень, ненамного старше Йамы. Когда он протолкался вперед, оказалось, что его сопровождают еще двое. Все трое имели на воротничках своих белых рубашек значки с изображением кулака, сомкнувшегося вокруг молнии.
      - Уверяю тебя, - обратился к парню наперсточник, - что я никогда прежде не видел этого доброго человека.
      - Жулики и шулера! - крикнул молодой рослый юноша. - Ты жульничаешь и даешь своему дружку выиграть, чтобы другие подумали, что у них тоже есть шанс.
      Наперсточник снова запротестовал, но его мягкий тон привел парня в бешенство, теперь он, налегая на столик всем телом, кричал прямо в лицо хозяину игры. Кто-то из двух оставшихся смел раковины на пол и предводитель заорал, что тут вообще нет жемчужины, это никакая не игра, а сплошное мошенничество.
      Йама его едва слышал. Только что он увидел, как из публичного дома вышел мужчина. На нем была простая домотканая туника с красным поясом, блестящая темная кожа туго обтягивала скулы, а с левой стороны тянулась белая полоса. В руках у него был длинный, выше его самого, посох. Он мгновенно узнал этого человека и с удивлением осознал, что в конце концов Брабант все-таки замешан в заговоре.
      Человеком этим был префект Корин.
      4. ЗАСАДА
      - Сплошное мошенничество! - орал предводитель напавших. - Мы найдем правду! Хватайте их обоих! Того, что с ножом, - первого!
      Один из парней схватил Йаму за руку. Другой вырвал из перевязи ножны и отдал их своему предводителю, который, сунув их в лицо Йамы, закричал:
      - По какому праву ты носишь здесь такое оружие?
      - По моему собственному, - ответил Йама. - Тебе-то какое дело?
      Услышав это, в толпе глухо зашумели. Парень нахмурился. И он, и два его приятеля были молоды, взвинчены и нервничали больше, чем Йама, не зная наверняка, имеет ли смысл то, что они обнаружили. Они не были ни стражами, ни солдатами - те забрали бы Йаму с собой и провели расследование, - просто ученики из какого-то Департамента, рвущиеся в дело, нелепые и подначивающие друг друга.
      - Как только ты ступил на дневной рынок, ты оказался на территории нашего Департамента, - сказал самый решительный из троих.
      - Зачем ты носишь эту древность? У тебя есть разрешение?
      Тут вмешался наперсточник:
      - Прошу прощения, но, как известно, это общая территория.
      - Не лезь, животное, - прикрикнул парень, державший нож. Он оглядел толпу клерков и добавил: - Вы все не лезьте.
      Парень, схвативший Йаму, прорычал:
      - Ну ты, кусок дерьма, отвечай на вопросы Фило.
      - Он мой, - спокойно ответил Йама. Он надеялся, что их главарь, Фило, попробует вытащить нож, и тогда нож обязательно проснется и покажет себя.
      Но Фило просто болтал им, держа ножны за петлю. У него было маленькое личико, обрамленное завитками черных блестящих волос, приплюснутый нос и широкий рот. Он придвинулся так близко к лицу Йамы, что на щеку тому попала капелька слюны. Дыхание его отдавало гвоздикой.
      - Твой? Да ему по крайней мере десять тысяч лет. Что такому сосунку с ним делать? Давай объясняй. Если ты ни в чем не виновен, мы тебя отпустим.
      - Пойду позову стражников, - сказал один из клерков.
      - Не нужны нам стражники, - громко заявил Фило, глядя по сторонам, будто пытаясь понять, кто говорил. - У нас и так хватит сил. Мы сами разберемся с этими жуликами.
      - Вы просто идиоты, - сказал клерк. Он с презрительным видом повернулся к Фило спиной и пошел прочь. Толпа перед ним расступилась.
      Народу собиралось все больше. Йама уже не видел префекта Корина. Он хладнокровно обратился к Фило:
      - У тебя нет надо мной власти. Если это не так, можешь убить меня моим же ножом.
      Все трое захохотали. Потом Фило замолчал, широко улыбнулся и взялся за рукоять ножа. Сверкнула синяя молния. Фило взвизгнул, выронил нож и схватился за руку. С нее свисали почерневшие клочья кожи. Разнесся запах паленого мяса. Йама почувствовал, как ослабла хватка того, кто его держал. Он с силой припечатал ногой его ступню, вывернулся из захвата и нанес парню удар по ногам. Третий юноша выхватил пистолет и направил его на Йаму. Все это время Фило стонал, что его убили.
      - Сдавайся, - крикнул парень с пистолетом.
      - Я уйду и все кончится само собой, - сказал Йама.
      Многие из переднего ряда пытались протолкаться назад и поскорее уйти, но сзади напирали, стараясь узнать, что там происходит. Йама снова увидел префекта Корина. Размахивая посохом, он пробирался через толпу. За ним следовал десяток вооруженных солдат.
      - Сдавайся! - повторил парень с пистолетом. Он оказался смелее, чем Йама предполагал. - Сдавайся или я проделаю в тебе огромную дыру!
      Йама зажмурился. Его светлячок внезапно загорелся во всю свою мощь, словно взорвалась световая бомба, в глазах Йамы отпечатались красные и золотые тени. Люди вокруг него закричали, что они ослепли. Раздался пистолетный выстрел - должно быть, парень рефлекторно нажал на курок - и что-то просвистело у самого уха Йамы. Новый крик - это задело какого-то прохожего. Когда Йама открыл глаза, ему показалось, что в воздухе висят какие-то призрачные сгустки света. Трое парней и клерки в переднем ряду прижали руки к глазам; Фило стонал громче всех:
      - Я ослеп! Я ослеп!
      На плечо Йамы легла чья-то рука.
      - Пойдем со мной, господин, - сказал наперсточник и бросил что-то на землю.
      В тот же миг вокруг ослепших заклубились облака плотного красного дыма, который скрыл и префекта Корина, и его отряд, все еще пробиравшийся сквозь охваченную паникой толпу.
      - За мной, - крикнул наперсточник. - Мы - твои друзья!
      Но Йама стряхнул его руку, подобрал нож и ножны и бросился в противоположном направлении - к залитой солнечным светом группе пальм. Префект Корин вырвался из облака красного дыма, а его люди стали стрелять по солдатам в воздухе. Солдаты кружились на дисках и стреляли в ответ. Йама бежал под дождем из сбитых выстрелами листьев. Трава цеплялась ему за штаны, попугаи разлетались пестрым вихрем.
      За деревьями расположился узорчатый металлический мостик, аркой выгнувшийся над узкой расселиной. Там внизу чувствовалось какое-то биение, медленное, размеренное и мощное. Перебегая мостик, Йама ступнями ощущал его пульс.